ПАТОГРАФИЯ — это… Что такое ПАТОГРАФИЯ?

Патография — литературного творчества область на границе психологии, психиатрии, с одной стороны, и лингвистики, литературоведения и психолингвистики, с другой. Близка психоаналитическому взгляду на литературу. Изучает художественное творчество с точки зрения …   Википедия

Патография — (греч. pathos – болезнь, grapho – писать). Изучение творчества писателей, поэтов, художников, мыслителей с целью оценки личности автора как психически больного …   Толковый словарь психиатрических терминов

ЭРИКСОН —         (Erikson) Эрик Гомбургер (1902 1994) амер. психолог и психотерапевт, автор одной из первых психол. теорий жизненного цикла, создатель психоистор. модели социального познания. В 30 е гг. посещал в Вене семинары Анны Фрейд,… …   Энциклопедия культурологии

ТВОРЧЕСТВО — – продуктивная форма интеллектуальной активности, ее высший уровень.

Результатом являются научные открытия, изобретения, создание новых музыкальных, художественных произведений, решение новых задач в труде врача, учителя, художника, инженера и… …   Энциклопедический словарь по психологии и педагогике

Психиатрическое литературоведение — термин, введённый В.П. Беляниным, анализ литературного текста с точки зрения выраженности в нем отклонений психопатологического плана. Различается психиатрический анализ персонажей (К.Леонгард, В.П. Руднев) и психиатрический анализ всего текста… …   Википедия

Руднев, Вадим Петрович — Вадим Петрович Руднев Вадим Руднев выступает в Музее Маяковского в Москве 22 февраля 2008 года Дата рождения: 14 …   Википедия

Вадим Петрович Руднев — Вадим Руднев выступает в Музее Маяковского в Москве 22 февраля 2008 года Руднев, Вадим Петрович (род. 1958, Коломна)  русский семиотик, лингвист и философ. Доктор филологических наук. Образование Окончил филологический факультет Тартуского… …   Википедия

Вадим Руднев — выступает в Музее Маяковского в Москве 22 февраля 2008 года Руднев, Вадим Петрович (род. 1958, Коломна)  русский семиотик, лингвист и философ. Доктор филологических наук. Образование Окончил филологический факультет Тартуского университета по… …   Википедия

Веселые тексты (психолингвистика) — Психиатрическое литературоведение термин, введённый В.П. Беляниным, анализ литературного текста с точки зрения выраженности в нем отклонений психопатологического плана. Различается психиатрический анализ персонажей (К.Леонгард, В.П. Руднев) и… …   Википедия

Веселые тексты — Психиатрическое литературоведение термин, введённый В.П. Беляниным, анализ литературного текста с точки зрения выраженности в нем отклонений психопатологического плана. Различается психиатрический анализ персонажей (К.Леонгард, В.П. Руднев) и… …   Википедия

ПАТОГРАФИЯ • Большая российская энциклопедия

• В книжной версии

  Том 25. Москва, 2014, стр. 447

• Скопировать библиографическую ссылку:

  ---

Авторы: А. В. Бруенок

ПАТОГРА́ФИЯ (от греч. πάϑος – стра­да­ние, бо­лезнь и …гра­фия), био­гра­фи­че­ский ме­тод ис­сле­до­ва­ния в пси­хи­ат­рии и со­ци­аль­ной пси­хо­ло­гии, изу­чаю­щий жизнь зна­ме­ни­тых лю­дей (на ос­но­ва­нии до­ку­мен­тов, ав­то­био­гра­фий и др.) гл. обр. с це­лью вы­яв­ле­ния от­ра­жён­ных в их твор­че­ст­ве бо­лез­нен­ных со­стоя­ний, ко­то­ры­ми они стра­да­ли. Тер­мин «П.» ввёл в нач. 20 в. П. Мё­би­ус – ав­тор па­то­гра­фич. ра­бот, по­свя­щён­ных Ф. Ниц­ше, А. Шо­пен­гау­эру и др. К. Яс­перс от­ме­чал, что па­то­гра­фич. опи­са­ния – «это та­кие ис­то­рии бо­лез­ней, ко­то­рые не столь­ко пы­та­ют­ся пред­ста­вить от­дель­ный фе­но­мен или от­дель­но­го ин­ди­ви­да все­го лишь как ча­ст­ный слу­чай из­вест­но­го за­бо­ле­ва­ния, сколь­ко пред­на­зна­че­ны для на­гляд­ной де­мон­ст­ра­ции жиз­ни че­ло­ве­ка в це­лом.

.. Хо­ро­шо со­став­лен­ные ис­то­рии бо­лез­ни мог­ли бы с ус­пе­хом на­зы­вать­ся «порт­ре­та­ми» ин­ди­ви­дов, ин­те­рес­ны­ми не толь­ко как ил­лю­ст­ра­ции оп­ре­де­лён­ных ти­пов за­бо­ле­ва­ний, но и как об­ра­зы жи­вых лю­дей». Т. о. но­зо­ло­гия и П. со­став­ля­ют два по­лю­са од­но­го един­ст­ва. П. за­ни­ма­лись гл. обр. вра­чи-пси­хи­ат­ры. Осо­бен­но ши­ро­ко рас­про­стра­ни­лись тру­ды в об­лас­ти П. в кон. 19 – 1-й четв. 20 вв. За ру­бе­жом их ав­то­ра­ми, на­ря­ду с Мё­биу­сом, бы­ли К. Бирн­ба­ум, З. Фрейд и др., в Рос­сии – П. И. Ко­валев­ский (1840–91), Н. Н. Ба­же­нов, В. Ф. Чиж (1856–1922) и др. Вы­даю­щим­ся при­ме­ром па­то­гра­фич. ис­сле­до­ва­ния, по мне­нию Яс­пер­са, яв­ля­ют­ся пуб­ли­ка­ции (1914, 1920, 1938) нем. пси­хи­ат­ра Р. Га­уп­па (1870–1953) о «мас­со­вом убий­це» – учи­те­ле Э. Ваг­не­ре (1874–1938), стра­дав­шем па­ра­ной­ей. Сто­рон­ни­ки па­то­гра­фич. ис­сле­до­ва­ний по­ла­га­ли, что эти тру­ды по­зво­лят дос­то­вер­но ин­тер­пре­ти­ро­вать про­из­ве­де­ния ху­дож.

твор­че­ст­ва. Пред­при­ня­тые в этом пла­не изы­ска­ния нем. пси­хи­ат­ра В. Лан­ге-Айх­бау­ма (1875–1949) вы­яви­ли мно­го ин­те­рес­ных фак­тов. Од­на­ко в на­уч. кру­гах ещё с мо­мен­та вы­хо­да кн. Ч. Лом­бро­зо «Ге­ни­аль­ность и по­ме­ша­тель­ст­во» (1864) счи­та­лось не­пра­во­мер­ным ис­поль­зо­вать П. для оцен­ки твор­че­ст­ва зна­ме­ни­тых лич­но­стей. Не­дос­тат­ка­ми П. все­гда бу­дут её субъ­ек­тив­ность и, как пра­ви­ло, от­сут­ст­вие пря­мо­го кон­так­та с ис­сле­дуе­мой лич­но­стью. Хо­тя влия­ние био­ло­гич. и па­то­ло­гич. осо­бен­но­стей лич­но­сти на её твор­че­ст­во не­со­мнен­но, из­ба­вить­ся от оши­бок и ин­тер­пре­та­ции этих осо­бен­но­стей прак­ти­че­ски не­воз­мож­но. П. по­зво­ля­ет ис­сле­до­ва­те­лю лишь вы­явить от­ра­же­ние лич­но­сти в её твор­че­ст­ве и влия­ние на не­го имею­щих­ся у дан­ной лич­но­сти био­ло­гич. осо­бен­но­стей и па­то­ло­гич. со­стоя­ния. Тер­мин «П.» ис­поль­зу­ет­ся пре­им. в не­мец­коя­зыч­ной, а так­же в отеч. на­уч. ли­те­ра­ту­ре. Без­ус­лов­но, к па­то­гра­фич. со­чи­не­ни­ям не сле­ду­ет от­но­сить фун­дам. био­гра­фии, соз­дан­ные на ос­но­ве до­ку­мен­таль­ных ис­точ­ни­ков [напр., кни­ги В. В. Ве­ре­сае­ва об А. С. Пуш­ки­не (1925–1926) и Н. В. Го­го­ле (1933)].

Патография и биография – аналитический портал ПОЛИТ.РУ

Под патографией принято понимать биографическое описание известных личностей, включающее прежде всего анализ их творчества с психопатологической точки зрения.

«Странности» творческих личностей неизменно побуждают нас задумываться о том, какую роль сыграли в творчестве того или иного художника, писателя, режиссера специфические особенности его душевного склада. Применительно к тем культурным героям, о душевном нездоровье которых нам известно, эти раздумья принимают вид вопроса: те или иные свершения осуществились «благодаря» или «вопреки»? И эти вопросы задают отнюдь не наивные читатели или зрители. Другое дело, что даже весьма образованные люди именно здесь склонны мыслить штампами и защищать своих «идолов» от подозрений в душевном нездоровье.

Нам трудно признать факты, хорошо известные специалистам – в частности, медикам и историкам культуры: И.А. Гончаров был ипохондриком и страдал тяжелыми депрессиями; Достоевский не только был болен эпилепсией, но его страсть к азартной игре имела патологический характер; Врубель последние годы жизни провел в психиатрической клинике; Андрей Белый, несомненно, страдал серьезным психическим расстройством; у Мандельштама был тяжелый невроз, а к тому же он пережил психотический эпизод (с попыткой суицида), от которого, видимо, уже не смог полностью оправиться.

Анна Ахматова отличалась поразительной трезвостью ума, но страдала агорафобией – боязнью открытого пространства – и не всегда могла без посторонней помощи перейти через улицу. Маяковский вообще не отличался душевным здоровьем – его поза хулигана была обусловлена потребностью сверхчувствительной личности в психологической защите; отсюда же и пресловутая мыльница, которую он носил с собой, чтобы защититься от возможной инфекции.

Есенин пережил многочисленные эпизоды алкогольного психоза; сдержанный и сверхупорядоченный Брюсов, тем не менее, был морфинистом. Богатый материал для патографического анализа дает творчество Эйзенштейна, в особенности – его дневниковые и полудневниковые тексты.

Конечно, формулировка «благодаря» или «вопреки» – это перевод на бытовой язык проблемы, реально существующей в науках о человеке как творце культуры и, одновременно, в науках о человеке как о живом организме. Мы ведь не знаем, что такое талант, и наивно полагаем его подарком судьбы – но, быть может, это еще и тяжкий груз, вериги, которые не каждой личности под силу?

Поэтому патография – анализ жизни и творчества выдающихся личностей, страдавших психическими заболеваниями, – представляет особый интерес не только для психиатрии, но и для психологии, антропологии и философии. Разумеется, такой анализ должен иметь своим предметом целостную экзистенцию этих личностей, а не только их повседневность или только их творчество.

Классические и до сих пор непревзойденные образцы патографического анализа создал Карл Ясперс – это описания жизни и творчества Стриндберга и Ван Гога, в более сжатом виде – Гельдерлина и Сведенборга. Русский перевод монографии Ясперса «Стриндберг и Ван Гог» вышел в 1999 году [1]. К сожалению, эта книга не стала фактом нашей интеллектуальной жизни.

Вообще говоря, закономерен вопрос о том, почему патографические исследования посвящены преимущественно деятелям культуры, а не, например, деятелям науки.

Дело здесь не только в том, что занятия наукой предполагают картезианский самоконтроль, вне которого возможны лишь мгновенные озарения, но не регулярное научное творчество. Не все творческие личности предоставляют нам – в той или иной форме – достаточно обширные массивы своих личных «высказываний», т.е. материал для дальнейших исследований. Преимущественно это литераторы и художники со своими романами, стихами, картинами, перепиской и дневниками.

Ученый в идеале обитает «наедине с собой» – то есть со своими книгами, приборами, в тиши библиотек и лабораторий. Люди литературы и искусства (разумеется, в среднем) в большей мере склонны к публичности. Поэтому, как правило, мы располагаем также свидетельствами современников о повседневной жизни этих людей и их отношениях с выше- и нижестоящими, с друзьями, возлюбленными, членами семьи. Иными словами, у нас достаточно материала для умозаключений не только о событийной канве их жизни, но и о жизни душевной и духовной. Это позволяет судить о важнейших экзистенциальных проблемах и, в частности, о соотношении жизни и творчества.

Заметим, что изучение свидетельств душевной и духовной жизни в равной мере плодотворно применительно к жизни здоровых людей, поскольку любые экзистенциальные конфликты представляют для психопатолога и антрополога безусловный интерес. Так, сугубо интимные дневники Ролана Барта содержат своего рода «ключ» к пониманию экзистенциального корня его творчества в большей мере, чем многие его нашумевшие сочинения.

Разумеется, многие «обычные» люди также ведут дневники или обширную переписку, но либо эти материалы не сохраняются, либо по тем или иным причинам исследователь не имеет к ним доступа. Да и подлинно научное изучение дневников и переписки рядовых людей – предмет так называемой «устной истории» – это феномен достаточно недавний (о том, какие научные проблемы порождает анализ таких документов, см., например, книгу известного социолога Н.Н.Козловой [2] и мою статью о ней [3]). Впрочем, это особая тема.

Итак, патографические штудии важны для осмысления отношений между личностью, творчеством и болезнью. Эта своего рода «вечная тема» именно у Ясперса получила новое освещение, свободное от фрейдистских догматов и мифологем.

Важнейший вывод, который позволяют сделать патографические исследования Ясперса, состоит в следующем. Вопрос о том, в какой мере та или иная психическая болезнь способствует или препятствует творчеству, не может получить общий ответ, верный всегда и для всех. Ниже я попытаюсь показать, какой фактический материал и какие общефилософские построения приводят Ясперса к данному заключению.

Болезнь настигает личность с определенной структурой. Человек может быть ревнив или подозрителен, склонен недооценивать или переоценивать свои возможности, пытаться решить сложную научную задачу, не имея для этого должной подготовки, или посвящать все свое время сочинению текстов, лишенных художественной ценности. Ясперс исходит из того, что все это само по себе еще не говорит о душевной патологии.

Переход от просто ревности к бредовому регистру, от подозрительности к бреду преследования – т.е. выход в психоз – характеризуется сочетанием фактов, интерпретируемых субъектом как значимые свидетельства враждебности, измены, подвоха, «заговора» при явной недостаточности необходимых оснований для этих выводов. То есть недостаточны эти основания, так сказать, для нас с вами, в рамках нашей повседневной житейской логики. А вот дальнейший ход событий определяется уже совокупностью многих факторов – структурой личности, фазами болезни, сферой реализации творческого потенциала, а также не зависящими от больного житейскими обстоятельствами.

Так, бредовый психоз определяется системой значимостей, которая, будучи внутри себя логичной, резко отличается от общепринятой.

Многие читали переписку Винсента Ван Гога с его братом Тео. Поражает здравомыслие Винсента и осознание им своей болезни, равно как и готовность художника жить буквально на хлебе и воде. При этом он был не в состоянии обеспечить себе хотя бы крышу над головой. Только благодаря заботам Тео Винсент мог приобретать холсты и краски для работы, чуть ли не сутками не отходить от мольберта и находиться под присмотром врача.

В противоположность Ван Гогу, Август Стриндберг, у которого достаточно рано сформировался выраженный бред ревности, а в дальнейшем вся жизнь протекала под знаком тяжелейшего бреда преследования, переменив множество занятий, состоялся как знаменитый писатель, пьесы которого ставились на сцене, а книги широко продавались. При этом бредовое содержание его идей настолько ярко сфокусировано в его творчестве, что именно тексты Стриндберга позволили Ясперсу детально описать течение его болезни и даже датировать психотические приступы.

Ясперс всегда исходит из того, что объявить те или иные проявления человека свидетельствами спутанности или пустоты и тривиальности, определить что-то как непонятное, а следовательно, безумное, – это всего лишь неоправданное и малопродуктивное упрощение. «Это может быть и справедливо, но всегда интереснее .попытаться увидеть какое-то позитивное проявление, что-то понятное, наполненное, функционирующее, ибо только на этом пути можно продвинуться дальше, тогда как после упомянутых негативных оценок все быстро заканчивается» [1, 159].

Так, в выразительных и страстных текстах Стриндберга, описывающих его состояние на пике психоза, нет ни спутанности, ни тривиальности. Не вызывает сомнений сугубо бредовое качество его подозрений, согласно которым на одном из его шутливых портретов его прическа изображена так, чтобы всем был виден рог – символ обманутого мужа. Однако само описание этих подозрений представляет собой вполне связный текст!

 Бред ревности Стриндберга, составивший содержание его первого несомненно психотического эпизода, поражает расхождением между зоркостью и выразительностью описаний, их напряженной пластикой, эмоциональным накалом – и неправдоподобной избыточностью негативных деталей, которые можно было домыслить, но уж безусловно не наблюдать непосредственно.

По сравнению с истероидно-избыточным, взвинченным тоном большинства сочинений Стриндберга, рационализм самоотчетов и трезвость Ван Гога особенно поражают. Уже в состоянии начавшегося психоза Ван Гог пишет брату:

«Я не болен, но, без всяких сомнений, заболею, если не буду есть и не прекращу на несколько дней писать. < > Хотя я не думаю, что моя дурь сделалась бы манией преследования, потому что то, что я чувствую в состоянии возбуждения , всегда направлено на все эти дела с вечностью и вечной жизнью. Но как бы там ни было, моим нервам я доверять не должен». [1, 184]. Год спустя, едва оправившись от очередного острого психотического приступа, Ван Гог описывает свои ощущения так: «Во время моей болезни выпал мокрый снег, и я встал ночью, чтобы посмотреть на ландшафт. Никогда еще ландшафт не казался мне таким трогательным и волнующим». [1, 186].

Разумеется, шизофрения как таковая не создает ни личности, ни одаренности. Собственно говоря, болезнь вообще не может создать ничего нового – все это должно быть заложено в данном человеке до психотической вспышки. И все-таки шизофреническое напряжение как бы идет «навстречу» имеющимся потенциям. В случае Ван Гога психотическое напряжение породило ту невероятную продуктивность и свободу обращения с красками и мазком, которая была подготовлена всей его предыдущей экзистенцией – его цельностью, его страстным, религиозным отношением к искусству, к своему призванию. Именно сохранность рационального восприятия мира и своего места в нем позволили Ван Гогу отразить на холсте необычность и эмоциональную насыщенность его переживаний.

Свои размышления о взаимосвязи шизофренических эпизодов и творчества Ясперс постоянно сопровождает замечаниями о том, что дух как таковой заболеть не может. Однако же подобно тому, как «больная раковина порождает жемчужину, так шизофренический процесс может породить неповторимые духовные творения. И как мало тот, кто любуется жемчужиной, думает о болезни раковины, так же мало тот, кто впитывает животворящую для него силу художественных творений, думает о шизофрении, которая, быть может, была условием их возникновения». [1, 158].

Приведенный пассаж предваряет краткий «вставной» патографический очерк, посвященный Гельдерлину, – краткий потому, что в фактической части Ясперс имел возможность опираться на подробное психиатрическое исследование Х.Ланге, изданное еще в 1909 г.

Великий немецкий поэт Гельдерлин с юности чувствовал свое призвание, но испытывал постоянные опасения по поводу возможности самореализации – так остро ощущал он свою чуждость холодному и враждебному миру. За год до психотического приступа Гельдерлин сравнивает себя с неловким гусем, лапы которого вязнут в современной воде, в то время как он мечтает взлететь к небу Эллады. И вдруг, благодаря психотическому состоянию, поэт переходит в некий совершенно иной мир, где обретает уверенность в себе и в способности исполнить свое предназначение – выразить себя в поэтическом творчестве.

В состоянии предельного напряжения сил за четыре года (1801-1805) Гельдерлин создает увековечившие его имя шедевры. Написанные в форме свободного стиха, эти гимны воспринимаются самим поэтом как исполнение предначертанной ему судьбы. Он наполнен только своей работой и все более чужд другим людям; по существу, дольний мир не только его не заботит – он для Гельдерлина просто не существует, ибо «философский свет – в моем окне. Вот что теперь составляет мою радость…» [1, 170].

Тем самым болезнь как бы высвободила прежде существовавшие в психике поэта возможности, чтобы после такого сверхинтенсивного расцвета, невозможного для здорового человека, все уничтожить. Гельдерлин доживет до 1843 года; изредка из под его пера будут выходить вполне понятные, но все менее значительные стихи, а затем – лишь спутанные отрывки.

Героем наиболее подробного патографичекого анализа, проделанного Ясперсом, является Стриндберг. По словам Ясперса, лучшее описание характера Стриндберга принадлежит самому писателю. Действительно, Стриндберг оставил огромный массив текстов, не просто написанных от условного «первого лица», но с большой точностью воспроизводящих (притом детально) вполне конкретные события его внутренней жизни.

С ранней юности Стриндберг обладал определенной сверхчувствительностью и повышенным вниманием к тончайшим нюансам своих ощущений и переживаний. Дар слова оказался тем инструментом, который, с одной стороны, сделал его знаменитым шведским писателем, а с другой – предоставил в распоряжение Ясперса как психиатра и философа поистине уникальные описания внутренней жизни человека, который всю жизнь задавал себе вопрос о том, не болен ли он психически, и с поразительной последовательностью уверял себя и других в том, что он здоров.

Важно отметить, что до определенного момента так оно и было. Эмоции Стриндберга выглядят, быть может, преувеличенными, переходы от восторга к безнадежности чрезмерно внезапными, отношения между «Я» и миром вокруг – не сомасштабны. С юности определяющим для его характера были его отношения с женщинами и чувство собственной значимости. Однако в течение длительного периода его поведение, определяемое ревностью к жене, при всех странностях остается в главном понятным. Да, подозрительность Стриндберга и тяжесть обвинений в адрес жены изначально абсурдны просто с точки зрения устройства обыденной жизни. Но только задним числом, рассматривая в совокупности тексты Стриндберга, свидетельства его друзей и факты его жизни, можно составить представление о том, когда именно первый шизофренический приступ достигает своего пика.

В это время бред ревности как бы заполняет все содержание личности, о чем свидетельствуют такие сочинения Стриндберга, как «История одной души» (1886) и «Исповедь глупца» (1888).

И здесь весьма существенно, что, в отличие от «прирожденных» ревнивцев, которые ревнуют любую женщину вне зависимости от конкретных обстоятельств, Стриндберг, с его общеевропейской репутацией женоненавистника, после развода с первой женой женился вторично! При этом нет никаких свидетельств о его ревности к второй жене. Позднее именно она была инициатором их развода – однако же вовсе не из-за того, что муж ее ревновал, а из-за явной психотичности всего его поведения.

На данном этапе у Стриндберга сформировался острый и постоянный бред преследования. Одновременно он увлекся некими квазиестественнонаучными экспериментами, придавая своим «открытиям» мистический и метафизический смысл, как если бы дело происходило не в конце 19 века (это год 1896), а во времена, когда достойнейшим занятием считались поиски «философского камня». На пике этого второго психотического приступа Стриндберг открывает для себя Сведенборга, которого считает истолкователем всей своей жизни (Ясперс кратко рассматривает сходство казуса Стриндберга с казусом Сведенборга, который начинал как ученый, но после сильнейшего духовного и душевного кризиса погрузился в мир визионерства и мистицизма).

Ясперс убедительно показал, сколь логичен и последователен был Стриндберг внутри своего бреда. Более того: психопатологическая закономерность развития бреда – от бредовой трактовки отдельных реальных событий и отношений к созданию бредовой системы – привела Стриндберга к новому мировоззрению и «открытию» мистического и метафизического смысла бытия.

Стриндберг постоянно сомневался в любых своих утверждениях и пересматривал их. Сомневался он и в своем психическом здоровье. Но поскольку он вообще никогда ни в чем не был уверен до конца, то ради квалифицированного подтверждении своего душевного здоровья Стриндберг был готов обратиться к врачу и неоднократно это делал. Вместе с тем ни при каких обстоятельствах, несмотря на уверенность в реальной угрозе своей жизни со стороны обступивших его «врагов», Стриндберг не стал бы обращаться в полицию, поскольку понимал, чем он в данном случае рискует.

Замечательно проницательное суждение Ясперса о сущности шизофренической ментальности как принципиально непонятной для здоровых: безумие – это не обязательно алогичность и спутанность. Это прежде всего иной мир, в котором события напоминают ход странных часов, по которым ударили молотком, но часы не остановились, а стали функционировать неким непредсказуемым способом. Яркая метафора Ясперса – «больная раковина порождает жемчужину» – вовсе не должна интерпретироваться расширительно, то есть как плодотворность болезни для творчества. Есть такие «больные раковины» и такие «странные часы» – вот что имел в виду Ясперс.

И еще одно замечание Ясперса, сделанное им как бы мимоходом, заслуживает особого внимания. Это строки, где он говорит о том, что неважно, как мы назовем заболевание Стриндберга – шизофрения, парафрения или паранойя. Акцент на ярлыках в ущерб пониманию того, как комплекс болезненных проявлений соотносится с экзистенцией целостной личности, остается слабым местом и в современной психиатрии. В особенности это верно, увы, для психиатрии отечественной.

Патографические исследования позволяют понять, что в значительном числе случаев личность человека не сводима единственно к его психопатологическим проявлениям. Побуждая находить в больном «Ты» в смысле Бубера патографический анализ делает для нас более внятными исходные тезисы и пафос современной гуманистической психиатрии.

Примечания

1. Ясперс К. Стриндберг и Ван Гог. СПб, 1999.

2. Козлова Н.Н. Советские люди. Сцены из истории. М.: Европа, 2005.

3. Фрумкина Р.М. Рец. на кн.: Наталья Козлова. Советские люди. Сцены из истории. М., Издательство «Европа», 2005. // Новое литературное обозрение. 2006. № 79

Патография Николая Ставрогина — Вопросы литературы

 

Ныне почти забытая наука патография — особый раздел психиатрии, изучающий изображения душевных расстройств в художественном творчестве, а также влияние различных заболеваний на сам творческий процесс. По изящному выражению Николая Георгиевича Шуйского, «патография — это биография, написанная психиатром с использованием его специальных знаний»^{. Что же может дать патографический подход в анализе одного из самых ярких литературных героев Ф. Достоевского?}

С Николаем Всеволодовичем Ставрогиным читатель встречается во второй главе романа «Бесы» («Принц Гарри. Сватовство»), и первое, что должно обратить на себя внимание, учитывая специфику нашего рассмотрения, — это странное перерождение героя, отправленного из родительского дома в Петербург для продолжения образования: «…молодой человек как-то безумно ^{и вдруг закутил. Не то, чтоб он играл или очень пил; рассказывали только о какой-то дикой разнузданности, о задавленных рысаками людях, о зверском поступке с одною дамой хорошего общества, с которою он был в связи, а потом оскорбил ее публично. Что-то даже слишком уж откровенно грязное было в этом деле. Прибавляли сверх того, что он какой-то бретер, привязывается и оскорбляет из удовольствия оскорбить».}

Таким образом, нежный и чувствительный юноша («бледный и тщедушный» при отъезде) резко и как будто неожиданно превращается в холодного и высокомерного тирана. Думается, большинство читателей в силу своей неискушенности будут, вослед за воспитателем Ставрогина — Степаном Трофимовичем Верховенским, искать объяснения таких поступков по нормам поведения здорового человека, полагая, «что это только первые, буйные порывы слишком богатой организации, что море уляжется и что все это похоже на юность принца Гарри, кутившего с Фальстафом, Пойнсом и мистрис Квикли, описанную у Шекспира». Правда, ощущение какой-то отталкивающей иррациональности («грязь, грязь») и, следовательно, болезненности, скорее всего, проникнет и в их рассуждения. Увы, как покажут последующие события, такое объяснение совершенно неверно. Не проще ли предположить, что перед нами проявления какой-то резко обозначившей себя психической болезни? Какой? Новые поступки героя позволяют заключить, что перед нами не что иное, как шизофренический шуб (от немецкого; der Schub — сдвиг), c которого началась неуклонная деградация личности. Важно иметь в виду, что каждый болезненный приступ шизофрении определяется внутренними причинами, строго говоря — нарушениями химизма человеческого мозга, но эти причины, так сказать, незримы для взгляда непрофессионалов. А поскольку беспричинных событий не бывает, далекий от медицины человек закономерным образом начинает искать объяснение во внешних, абсолютно случайных событиях окружающей жизни — различных психических переживаниях, потрясениях и тому подобное. Но это только еще более запутывает его.

Между тем в результате болезненного сдвига человек становится личностью совершенно другого плана. Образно говоря, произошедшее можно уподобить падению зеркала, разлетающегося на множество мелких осколков, каждый из которых способен отразить какой-то фрагмент окружающей нас действительности, однако ни в какую общую картину эти фрагменты уже не складываются. Нечто подобное происходит и со Ставрогиным. Как отмечал еще Д. Аменицкий, хотя умственные способности и полученные ранее знания у него остаются как будто нетронутыми, их связь с духовным обликом личности уже лишена прежней целостности и жизненности. Его идеи больше не проникнуты теми живыми чувствами и верованиями, которые составляют основу личности, ее интимное ядро. Лишь благодаря колоссальному автоматизму психики они остаются присущими этому человеку. Только таким образом Ставрогин «известный период времени может производить впечатление корректного, образованного, рассудительного человека».

В стремлении реализовать один из важнейших литературных замыслов Достоевский лепил образ мощной, богатейше одаренной, хотя и демонической натуры. Не только в воображении художника, но и в реальной жизни личность такого масштаба может очень долго сопротивляться психозу, но все же отпечаток болезни на Ставрогине совершенно отчетлив. Да это и неудивительно: чаще всего пораженный шизофренией человек не более чем пассивный раб автоматических, неконтролируемых критическим сознанием стимулов, проявляющихся у него совершенно изолированно, вне обычных ассоциативных связей нормальной личности с окружающим миром и имеющих как бы исключительно моторный характер.

Закономерно в таком случае, что после своей неожиданной отставки ^{Ставрогин оказывается «в какой-то странной компании», связавшись «с каким-то отребьем петербургского населения, с какими-то бессапожными чиновниками, отставными военными, благородно просящими милостыню, пьяницами, посещает их грязные семейства, дни и ночи проводит в темных трущобах и Бог знает в каких закоулках, опустился, оборвался и что, стало быть, это ему нравится». Однако Николай Всеволодович, как выяснится по возвращении в родной город, отнюдь не деградировал до облика «какого-нибудь грязного оборванца, испитого от разврата и отдающего водкой»! Что же, в таком случае, связывало его с подобным унижением и чем, с позволения спросить, он компенсировал столь значительную разницу со своими знакомцами? Ведь в благополучных гражданах, случайно забредших в трущобы (откроем хотя бы Гиляровского), их обитатели всегда видят лишь объект грабежа и наживы. Кажется, только больной шизофренией человек и способен на выполнение столь тяжелой, сколько и нелепой миссии.}

Мимоходом Достоевский отмечает, что Ставрогин не просит у матери денег. Думается, однако, что дело здесь не в «именьице — бывшей деревеньке генерала Ставрогина (отца персонажа. — Н. Б.), которое хоть что-нибудь да давало же доходу», как пытается убедить нас автор, а в том, что благодаря своему аутизму (то есть полной обращенности внутрь себя) Ставрогин не понимает функции денег или, что в данном случае одно и то же, совершенно не придает им значения.

Когда же герой Достоевского предстает наконец перед Хроникером (а вместе с ним и читателями «Бесов»), его лицо уже обладает каким-то поражающим свойством. Пытаясь объяснить свое впечатление, Хроникер обращается мыслью к странной, неприятной контрастности ставрогинского лица, в частности к подозрительной ясности и спокойствию его светлых глаз. Не правда ли, что-то мучительно ускользает от понимания повествующего? Не идет ли здесь речь о специфической черте шизофреников — отсутствии зрачковой реакции на психические переживания? (К слову сказать, в медицину этот признак душевной патологии был введен лишь в 1903 году О. Бумке.) Но, конечно же, куда больше здорового человека должна поразить специфическая маскообразность лица. Дело в том, что лица большинства людей, даже если они и не отличаются высокой эмоциональностью, необыкновенно подвижны. Застывшая мимика шизофреника (кататонический признак) настолько отлична от нормы, что ее, даже не поняв — что это, непременно почувствует каждый. Правду сказать, такие лица и не могут не произвести отталкивающего впечатления. Неудивительно, что Хроникер передает свои ощущения от внешности Николая Всеволодовича как отвратительные.

Застывшая мимика лица — специфическое проявление кататонического оцепенения мышц, чрезвычайно характерного для шизофрении. Вот как выглядит это в описании Достоевского:

«Минуты две он простоял у стола в том же положении, по-видимому очень задумавшись; но вскоре вялая, холодная улыбка выдавилась на его губах. Он медленно уселся на диван, на свое прежнее место в углу, и закрыл глаза, как бы от усталости».

Генеральша Ставрогина, спустя некоторое время посетившая сына в его комнате, поражается, «что он может так спать, так прямо сидя и так неподвижно; даже дыхания почти нельзя было заметить», Лицо Николая Всеволодовича при этом «было очень бледное и суровое, но совсем как бы застывшее, недвижимое; брови немного сдвинуты и нахмурены; решительно, он походил на бездушную восковую фигуру» (курсив наш. — Н. Б.). В описанном состоянии герой Достоевского находился «долго, более часу», причем «ни один мускул лица его не двинулся, ни малейшего движения во всем теле не высказалось». Между тем сколько-нибудь искушенный в физиологии человек поймет, что ни о каком сне здесь не может быть и речи: ведь в одной из фаз этого сложного физиологического процесса мышцы человека настолько расслабляются, что он уже не может поддержать принятой ранее позы и неминуемо должен будет если не упасть, то хотя бы качнуться, после чего обязательно проснется.

***

По возвращении в родной город Ставрогин с полгода живет совершенно незаметной жизнью — «вяло, тихо и довольно угрюмо», «с неуклонным вниманием исполняя весь губернский этикет». Впрочем, на простодушных жителей городка он производит впечатление не только «весьма порядочно образованного», «даже с некоторыми познаниями», но и «чрезвычайно рассудительного человека», способного «судить и о насущных, весьма интересных темах». Чем же, при своей неразговорчивости, Николай Всеволодович мог вызвать такое ощущение? Разве что «смелостью и самоуверенностью», носящими отчетливо болезненный оттенок и обнаруживаемыми в отдельных, брошенных вскользь репликах. Между прочим, русский психиатр Сергей Алексеевич Суханов, давший на рубеже ХIХ-ХХ веков одно из наиболее ранних и обстоятельных описаний психологии шизофреников, называл это «резонирующим характером»^{. Пресловутые «смелость и самоуверенность» Ставрогина можно рассматривать как проявления специфической инакости шизофреников — пораженные этим недугом люди никогда не смешиваются с окружающей их толпой.}

Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.

Отделение лечения психических расстройств подросткового возраста

История отделения

Отделение лечения психических расстройств подросткового возраста было основано в 1970 году (явилось первым в странах Восточной Европы) заслуженным деятелем науки РСФСР, профессором, доктором медицинских наук Андреем Евгеньевичем Личко как консультативный центр для амбулаторной помощи подросткам и возглавлялось им до 1993 года.

А.Е. Личко – известнейший специалист в области подростковой психиатрии. Возглавляемый им научный коллектив добился больших успехов в области подростковой психиатрии. Сам А.Е. Личко развил ряд оригинальных концепций специфических поведенческих подростковых реакций, изучал акцентуации характера у подростков, эндореактивные психозы у них. Итоги этих исследований представлены в книгах, ставших настольными для всех психиатров Российской Федерации и всего постсоветского пространства. Самые известные из них: «Психопатии и акцентуации характера у подростков», изданная дважды и удостоенная Почетного диплома им. В.М. Бехтерева Академии медицинских наук СССР; «Подростковая психиатрия»; «Шизофрения у подростков»; «Подростковая наркология».

Существенный вклад он внес также в развитие медицинской психологии, особенно психологической диагностики и патохарактерологии. Широкое признание получил разработанный под его руководством патохарактерологический диагностический опросник (ПДО) для подростков, предназначенный для оценки психопатий и акцентуаций характера в указанном возрасте. А.Е. Личко известен также активным участием в дискуссиях по актуальным вопросам психиатрии. Кроме того, он автор ряда популярных статей в журналах «Наука и религия», «Здоровье», «Юность». Особенно привлекла внимание широкого круга читателей его книга очерков-рассказов «Эти трудные подростки», выпущенная Лениздатом в 1983 г.

А.Е. Личко был человеком редкой эрудиции. Его великолепное знание истории поражало даже специалистов, а патографии известных людей (император Павел I, Керенский, Сталин, Гитлер) привлекали внимание самых широких кругов читателей. Иногда, соглашаясь на настойчивые просьбы, особенно гостей Петербурга, А.Е. Личко проводил, выражаясь современным языком, авторские экскурсии по городу. Особенно посчастливилось тем, кто прошел с ним по памятным местам жизни Ф.М. Достоевского, творчество которого он знал досконально. А.Е. Личко любил общаться с молодежью. Его лекции-семинары, проводимые на школах молодых психиатров СССР, были самыми посещаемыми. На них собиралась не только молодежь, но и известные психиатры страны.

Многие подростковые психиатры страны считают А.Е. Личко своим Учителем. Только лишь среди непосредственных его учеников есть много известных специалистов-профессоров, успешно работающих в Санкт-Петербурге (А.А. Александров, И.А. Горькавая, Ю.В. Попов, Э.Г. Эйдемиллер), Москве (Н.А. Сирота, В.М. Ялтонский), Одессе (В.С. Битенский).

С 1993 года отделение возглавляет заслуженный деятель науки РФ, профессор, доктор медицинских наук Ю.В. Попов. С учетом опыта четырехлетнего сотрудничества с подростковой службой Стокгольма (Швеция) с 2003 года отделение было преобразовано в стационарное. С 2006 года отделение представляет собой круглосуточный стационар на 20 коек и дневной стационар на 15 мест, позволяющий не отрывать подростков от семьи и школы.

Научная деятельность отделения

Научная деятельность – разработка алгоритмов стационарного и амбулаторного этапов оказания помощи подросткам с расстройствами пищевого поведения

В настоящее время происходит существенное увеличение числа детей и подростков до 18 лет, у которых диагностируются расстройства пищевого поведения. Несмотря на то, что преобладающим контингентом в данном случае по-прежнему являются девушки, все чаще подобные нарушения диагностируются и у подростков мужского пола. С каждым годом заболеваемость НА и НБ возрастает, причем наиболее высокий уровень заболеваемости НА отмечается среди девушек в возрасте 15-19 лет. Летальность среди больных НА достигает 20% и более, будучи обусловлена прямыми последствиями голодания, острой сердечной недостаточностью, биохимическим и эндокринным дисбалансом, а также суицидами. В связи с ростом частоты встречаемости расстройств пищевого поведения среди лиц молодого возраста, их клинической неоднородностью, недостаточностью критериев МКБ-10 для правильной диагностики и использования реабилитационных программ на этапе стационарного и последующего длительного амбулаторного лечения, мы считаем необходимым обоснование профилактических

программ для выявления предрасположенного контингента и создание алгоритмов программы по дифференцированной психосоциальной реабилитации, в том числе с учетом гендерной специфики.

Несмотря на значительное количество исследований в области подростковой психиатрии, вопрос диагностики, лечения и профилактики расстройств пищевого поведения у лиц молодого возраста является малоизученным. Это обусловлено тем, что данные пациенты не всегда попадают в поле зрения психиатра, а сама проблема носит междисциплинарный характер. Вместе с тем, выявление закономерностей манифестации, развития и исходов пищевых расстройств у подростков в рамках биопсихосоциального подхода позволит разработать алгоритмы ведения таких пациентов, адаптировав их для работы мультидисциплинарной бригады или координации действий специалистов на местах. Выявление биологических факторов развития подразумевает полный анализ биохимических маркеров, связанных со снижением массы тела при нервной анорексией и колебаний массы тела при нервной булимии и компульсивном переедании, а также оценку гормональнаго статуса. Оценка социальных факторов подразумевает изучение при помощи специально разработанных методик нарушений в области семейного функционирования и особенностей коммуникативной сферы у подростка, особенно в области интернет-общения. Психологические особенности анализируются в контексте их связи с манифестацией расстройства, сопутствующей делинквентности и коморбидности с психической патологией.

Основными задачами научно-исследовательского проекта являются:

• установить основные закономерности распространенности, условий возникновения и клинических проявлений расстройств пищевого поведения в подростковой популяции;
• исследовать социально-демографические и клинические особенности подростков по полу, в частности, по возрасту, социальному и семейному статусу, условиям воспитания в родительской семье, наличию психических или наркологических расстройств, их диагностической и синдромальной структуре, наличию сопутствующих соматических заболеваний и коморбидной психической патологии;
• выявить основные закономерности в течение расстройств пищевого поведения в зависимости от биологических, психологических и социальных факторов, выделить диагностические группы на основе выраженности и значимости перечисленных факторов;
• разработать лечебные алгоритмы ведения пациенток с расстройствами пищевого поведения в рамках работы полипрофессиональной бригады на этапах стационарного и амбулаторного наблюдения с выделением наиболее приемлемых биологических методов терапии, соматотропного лечения и психотерапевтических методов.

В нашем отделении используются клинико-анамнестический, клинико-психопатологический и клинико-психологический методы исследования. Клинический метод включает в себя оценку анамнестических данных, клинико-психопатологического состояния по общим правилам психиатрического обследования подростков, в соответствии с моделями диагностики психических расстройств. Используются лабораторные методы диагностики для выявления отклонений в соматическом состоянии подростков (биохимический анализ крови, анализ крови на гормоны, лептин, липидный профиль, содержание в сыворотке крови цинка, хрома, железа и др.), анализируются данные ЭЭГ, фМРТ, вегетотеста. При сравнении эффективности использования психотропной терапии применяются принципы GCP. В настоящее время планируется исследование эффективности использования ТКМС (транскраниальной магнитной стимуляции) в лечении расстройств пищевого поведения.

Научные публикации отделения

https://www.bekhterevreview.com/jour/article/view/49/29

https://www.bekhterevreview.com/jour/article/view/50/30

https://www.bekhterevreview.com/jour/article/view/110/90

https://www.bekhterevreview.com/jour/article/view/217/191

https://doi.org/10.31363/2313-7053-2018-4-64-74

https://www.bekhterevreview.com/jour/article/view/344/296

https://doi.org/10.31363/2313-7053-2019-4-2-68-77

МЕТОДИЧЕСКИЕ РЕКОМЕНДАЦИИ

МОНОГРАФИИ

ГЛАВЫ В МОНОГРАФИЯХ

• Особенности клиники и терапии расстройств аффективного спектра в детском и подростковом возрасте / Ю.В. Попов, А.А. Пичиков // Психиатрия: национальное                 руководство. – Москва: ГЭОТАР, 2018. С. 442-454.

• Влияние антипсихотической терапии на суицидальное поведение пациентов с эндогенными расстройствами / А.А. Пичиков, Ю.В. Попов // Сборник трудов: Инновационные подходы к диагностике и лечению психических расстройств. – СПб, 2018. С. 170-183.
• Варианты  исходов и факторы развития рецидива у девушек-подростков с нервной анорексией / А.А. Пичиков, Ю.В. Попов //Женское психическое здоровьеот истерии к гендерно-сенситивному подходу.- Санкт-Петербург: Алеф-Пресс – НМИЦ ПН им. В.М.Бехтерева, 2018. – С. 271-282.

Сотрудники отделения

SONY DSC

Попов Юрий Васильевич

---

Руководитель отделения психиатрии подросткового возраста

[ подробнее ]

Писевич Михаил Владимирович

---

Заведующий отделением психиатрии подросткового возраста

[ подробнее ]

Яковлева Юлия Александровна

---

Сатрший научный сотрудник, врач-психиатр, психотерапевт

[ подробнее ]

Пичиков Алексей Александрович

---

Старший научный сотрудник

[ подробнее ]

Иванов Александр Борисович

---

Младший научный сотрудник

[ подробнее ]

«Я жив, это вы умерли». Патография Филипа Дика | Великие и ужасные

Филип Киндред Дик – один из наиболее влиятельных американских фантастов. Он написал 44 романа и 110 рассказов. По его произведениям снято 17 фильмов, в том числе «Бегущий по лезвию» и «Вспомнить все». Однако не все знают, насколько сложным в общении он был и что причина тому – зависимости и болезнь.

Страшная маска

Филип Дик родился 16 декабря 1928 года в Чикаго. Его отец Джозеф занимал должность цензора в газете, а мать Дороти редактировала речи госчиновников. Дороти родила на шесть недель раньше срока близнецов — мальчика и девочку. Младенцы были очень слабыми, и через десять дней девочка умерла. На могильной плите рядом с ее именем выгравировали и имя ее выжившего брата, оставив пустое место для даты смерти. В этой могиле Филип Дик и будет похоронен.

Во время Первой мировой войны Эдгар Дик ушел на фронт добровольцем и вернулся из Европы с ворохом героических воспоминаний и противогазом, с помощью которого он как-то раз попытался развеселить своего трехлетнего сынишку. Однако веселья не получилось: увидев круглые непроницаемые глаза и зловеще раскачивающийся черный резиновый хобот, Фил завопил от страха, решив, что место отца заняло какое-то чудовище. И потом несколько недель подряд малыш внимательно изучал вновь обретшее прежний облик лицо, боясь обнаружить другие признаки подмены. Через много лет Филип Дик напишет рассказ о маленьком мальчике, убежденном, что некое ужасное существо подменило его отца.

Романтика галлюцинаций

С детства Филип проявлял интерес к писательству. В 10 лет он сделал собственную газету The Daily Dick, а в 12 лет впервые познакомился с фантастикой, прочитав журнал Stirring Science Stories. После прочтения трудов Платона Дик пришел к выводу, что окружающий мир не настолько реален, как кажется, и убедиться в стопроцентной реальности чего-либо практически невозможно.

Филу было пять лет, когда Дороти подала на развод. Они с матерью несколько раз переезжали и наконец осели в Калифорнии. По вечерам сын и мать беседовали, лежа каждый в своей кровати и оставив открытыми двери спален. Любимыми темами их разговоров были книги, болезни и лекарства.

Дороти посещала психотерапевта, очень любила заниматься самолечением, имела обширную аптечку и постоянно пробовала новые лекарства. Тетя писателя Мэрион страдала кататонической шизофренией. Дороти самоотверженно заботилась о сестре, навещала ее в больнице и даже поселила ее у себя. Она окружала больную преданной, но эксцентричной заботой, переходя от одного чудесного способа лечения к другому – от дианетики до учения Райха. Дороти романтизировала болезнь сестры, и, когда Мэрион незадолго до смерти страдала от ужасных галлюцинаций, Дороти утверждала, что та наслаждается чудесными видениями.

Манифестация болезни

Филип Дик в 1953 году

Фил боялся высоты, открытых пространств и общественного транспорта, не мог есть на людях. В 15 лет во время посещения симфонического концерта его вдруг охватила паника, – парнишке показалось, что он погрузился на дно и смотрит на мир через перископ подводной лодки.

Однажды после ужина у Фила заболел живот. Он пошел за лекарством по темному коридору, ведущему в ванную комнату. На пороге он начал на ощупь искать шнур от лампы. Но его на месте не было. Однако Филип был уверен, что шнур висит слева от двери. Растопырив пальцы, Фил начал шарить в темноте. Его охватила паника, как если бы все вокруг него исчезло. Он пробурчал, что никак не может найти этот чертов шнур… и внезапно понял, что никакого шнура не существует. Здесь есть и всегда был выключатель, справа от двери. Филип без труда его нашел, включил свет резким ударом. Этот случай натолкнул его на идею романа «Распалась связь времен». Его очень привлекала мысль о том, как некто, отталкиваясь от незначительной детали, замечает, что происходит что-то не то.

С тех пор болезнь прогрессировала. Как-то во время прогулки Дик услышал крик птицы. Поднял голову, а вместо неба над ним было лицо: огромное, металлическое, страшное; склонившись, оно разглядывало его. Филип понял, что всю жизнь боялся увидеть именно это. И так напугавшая его в детстве глупая шутка отца с противогазом тоже предвещала это. Он решил, что его механизм, который фильтрует реальность, стал заедать и он случайно увидел подлинный мир.

Любовная карусель

Фил был довольно неуверенным в себе и обычно выглядел как битник: джинсы, рубашка в клетку, старые армейские ботинки. Он был рослый, неуклюжий, рыхлый, часто плохо выбрит или с бородой. К 40 годам писатель весил около 100 кг и к своему внешнему виду относился равнодушно.

Дик не любил выходить из дома, потому поставил дело так, чтобы люди приходили к нему. Ему нравилась роль хозяина и автора правил игры. Удивительно, но его неуверенность не помешала ему жениться четыре раза. В ухаживаниях он проявлял поразительную настойчивость и натиск. Он предпочитал совсем юных девушек. О первой его жене известно очень мало, они были вместе всего несколько месяцев. Второй жене, Клео Апостолидис, на момент знакомства было 19 лет. От нее Фил ушел к молодой вдове Анне Рубенстайн, причем даже не пытаясь скрывать от жены свою связь.

Через два года после свадьбы Фил сбежал от Анны и поселился с девушкой по имени Грания. Живя с ней, Филип влюблялся почти во всех женщин, которых встречал. И все они оказывались женами его друзей. Он писал им жалостливые письма, звонил по ночам. Затем он познакомился с Нэнси. Это была робкая, нежная, хрупкая девушка с еле слышным голосом. Добиваясь ее, он угрожал, что будет пить много таблеток и умрет. Она уступила его натиску и весной 1965 года переехала к нему жить, они поженились. Ей было 19, а ему – 37. Через пять лет Нэнси ушла от него, и вскоре Фил сошелся с 18-летней Тессой, а после разрыва и этих отношений – с 22-летней Дорис. Анна, Нэнси и Тесса родили от Фила детей.

Со всеми своими женщинами он обходился одинаково. Период бурных ухаживаний быстро заканчивался, и Дик начинал жестко контролировать жен, не разрешал работать и даже выходить из дома, а затем подозревал их в сумасшествии. Больше всех пострадала Анна – ему удалось убедить их семейного психиатра, что она сходит с ума и хочет его убить. Анну положили на несколько недель в психиатрическую клинику. Здоровых женщин Филип Дик подозревал в сумасшествии, а больных считал единственно достойными любви.

Скользя во тьме

Дик робел показать кому-либо свои сочинения, поэтому это тайком сделала его вторая жена Клео, послав его рассказ редактору Энтони Бучеру. Тот назвал рассказ Дика многообещающим, что вдохновило писателя забросить психологию с философией и заняться творчеством. «Человек в высоком замке» стал первым успехом Дика: он получил премию «Хьюго». К 40 годам произведения писателя стали переводить на другие языки. Периоды усердной работы чередовались с месяцами, когда он не мог выдавить ни строчки.

Станислав Лем хотел, чтобы роман Дика «Убик» был переведен на польский. Но получить гонорар можно было только в Польше, и Дик заподозрил, что его планируют заманить в Восточную Европу и не выпустить оттуда, о чем он несколько раз написал Лему. Вскоре Лем перестал отвечать на его письма. В течение 4 месяцев 1974 года Дик написал в ФБР 14 писем, где помимо прочего сообщал, что писателя Станислава Лема не существует, что под этим именем скрывается комитет, готовящий заговор.

Несмотря на то, что Дик неоднократно попадал в психиатрическую клинику, всю взрослую жизнь посещал психотерапевтов и психиатров, несколько раз пытался покончить с собой, в русскоязычных источниках нет упоминаний о том, был ли ему поставлен официальный диагноз. Однако это не означает, что диагноза не было. Его биография и его книги дают основания для предположения, что у него мог быть выявлен шизофренический симптомокомплекс.

Ему были свойственны колебания между меланхолией и психотическими состояниями, неуверенность в сочетании с высокой тревожностью. По ночам он писал рассказы и романы, а днем спал. Употреблял очень много препаратов. Он знал, какие симптомы нужно описать врачам, чтобы получить рецепт.

Филип Дик месяцами обдумывал произведение, а затем под действием амфетаминов за несколько недель писал книгу. Конечный вариант, как правило, мало отличался от черновика. Больше всего его привлекал сюжет, в котором человек по незначительной детали вдруг понимает, что что-то идет не так. Но ему никто не верит, он вынужден искать пути доказать свою правоту и в конце концов выясняется, что мир совсем не таков, каким кажется.

Чем дальше, тем чаще его сюжеты сводились к безумному бегству среди смертей и ужасных превращений. Его герои либо сходят с ума, либо думают, что сошли с ума. Они не всегда могут понять, в каком мире находятся, живы они или умерли.

За рассказ «Полный расчет» Дик получил 195 долларов, а через 20 лет после его смерти киностудия «Парамаунт» за права на экранизацию этого рассказа заплатила детям писателя 2 млн долларов. Дик не дожил до настоящей славы всего несколько месяцев. Впрочем, скорее всего, он и не заметил бы ее, приняв за галлюцинацию.

Диагностическое предположение

Шизофренический симптомокомплекс: параноидное мышление и поведение. Бред преследования, бред ревности, эротический и ипохондрический бред. Приступы чрезмерной религиозности, зрительные и слуховые галлюцинации, суицидальная активность. Можно предположить, что у Дика был синдром Кандинского – Клерамбо, а именно идеаторный автоматизм, когда человеку кажется, что кто-то вкладывает свои мысли ему в голову, а также «делает» его сны и воспоминания.

Предположение о параноидной шизофрении подтверждают попытки Дика обнаружить своих врагов (например, письма в ФБР), а также тревожно-боязливое возбуждение, чувство страха и надвигающейся опасности. У больных шизофренией с большой вероятностью диагностируются сопутствующие болезни, в случае Дика это депрессия, тревожное расстройство, агорафобия, социофобия, акрофобия, наркозависимость.

 

 

---

Источники:

1. Каррер Э. Филип Дик. Я жив, это вы умерли. СПб. : Амфора, 2008.
2. Братусь Б. С. Аномалии личности. М. : Мысль, 1988.
3. Зейгарник Б. В. Патопсихология: учебное пособие для студентов высших учебных заведений. М. : Издательский центр «Академия», 2003.

патографии и их критика. Классики и психиатры

Вместо заключения: патографии и их критика

Жанр патографии — биографии, в центр которой поставлена история болезни, — несмотря на критику, продолжает существовать и пользоваться популярностью. Каждый год появляются новые исследования реальных или предполагаемых болезней знаменитых людей. Недавний бум патографий в нашей стране связывают с отменой как официальных, так и неофициальных табу¹. После перестройки вспомнили о Сегалине, были переизданы сначала только некоторые работы из «Клинического архива», а затем и весь журнал целиком! В последнее десятилетие не только переизданы некоторые старые патографии, но и написаны новые². Патография вновь завоевывает респектабельность под видом особого жанра или типа «медицинско-гуманитарного» исследования. И тот факт, что уже однажды раскритикованные патографии — Гоголя, например, — появляются вновь, почти слово в слово повторяя написанное прежде, красноречиво подтверждает: для этого жанра важно соответствие не «истине», а моменту³.

Патографов, как правило, не интересует то, как и с какими значениями ярлык «душевнобольной» использовался в разное время. Они, по большей части, работают в традиции современной психиатрии и не собираются ни критиковать ее, ни пересматривать. Цель патографии — не критическая, а консервативная: этот жанр служит популяризации психиатрии. При этом амбиции самих психиатров непомерно велики: «И вот теперь мой тяжкий труд закончен» — с облегчением вздыхает один из них, завершив в своей книге патологизацию Радищева, Чаадаева, Лермонтова, Гоголя, Тургенева, Достоевского, Гаршина и Маяковского. «Книга эта не для обывателей, не для любителей копаться в “сегодняшнем окаменелом дерьме”, — продолжает автор. — Эта книга может стать полезной для литературоведов в оценке творчества мастеров литературы с иных позиций, она может явиться и учебным пособием для преподавателей курса психиатрии, и, несомненно, она должна сыграть свою роль при проведении психотерапии творческим самовыражением»⁴.

На чем основываются эти амбиции? Объекты патографии — выдающиеся люди — не могут не вызвать интерес аудитории. Желая больше узнать о любимом писателе, художнике, актере, читатель патографии заодно узнает и о тех медицинских взглядах, носителем которых является автор. Патографии — самый верный путь к читающей публике, на котором возможна пропаганда медицинских взглядов. Любая публикация, связанная с жизнью и личностью известного человека, всегда найдет читателя. Обычно знаменитая личность настолько избалована вниманием и публики, и авторов, что к огромному объему написанного трудно что-либо добавить. Здесь патографы находятся в лучшем положении: о Шекспире-писателе литературоведами сказано, быть может, все, но что известно о его болезнях? Написать историю болезней Шекспира — цель и скромная, и амбициозная. Скромная — потому, что это только о болезнях. Амбициозная — потому, что о болезнях Шекспира. Патографии создают возможность для медиков включиться в обсуждение великого человека, заняв место наравне с критиками, историками и искусствоведами. Пользуясь своим статусом экспертов в вопросах психики человека, патографы заявляют, что им известно нечто такое, чего неспециалисты знать не могут.

Но патограф не ограничивается тем, что интерпретирует уже известные факты из биографии выдающегося человека в свете его болезни; он в конечном счете хочет объяснить творчество болезнью. Возьмем для иллюстрации одну из самых знаменитых патографий — работу немецкого психиатра, ставшего философом, Карла Ясперса (1883–1969), «Стриндберг и Ван Гог». Книга выросла из курса лекций, который Ясперс читал в Гейдельбергском университете летом 1914 года, сразу после защиты докторской диссертации по медицине. По его словам, в «патографическом курсе речь шла о многочисленных исторических персонажах, которые были больны», в том числе Ван Гоге, Гёльдерлине, Сведенборге и Стриндберге⁵.

В начале своей работы Ясперс отделяет исследование здоровья Стриндберга от литературоведческого анализа его работ. «Настоящая работа, — пишет он, — не ставит своей целью дать оценку Стриндберга как художника слова. Его дарование драматурга, эстетическая структура его сочинений и их значение вообще не входят в круг рассматриваемых нами вопросов». Однако следующие за этим строки свидетельствуют, напротив, о претензиях психиатра на литературоведческий анализ. «Но Стриндберг, — читаем мы, — был душевнобольным, и мы хотим составить себе ясное представление об этой его душевной болезни. Она была решающим фактором его существования, она была одним из факторов формирования его мировоззрения, она повлияла и на содержание его сочинений»⁶. Это заявление дает патографу carte blanche на то, чтобы по-своему прочитывать литературные произведения — выискивая там биографические детали, намеки на болезнь, иными словами, редуцируя произведение к симптому. В патографии произведение интерпретируется как продукт болезни — первоначальная скромность автора оборачивается триумфом медицины над искусством.

В наши дни в России практически отсутствует критика лежащей в основе патографии идеи — объяснять особенности творчества характером болезни. Одно из последних известных мне критических исследований вышло еще до перестройки. Его автор, Э.Ю. Соловьев, писал, что под «объективными методами» патографы «понимают разоблачающие упрощения и редукции». Они «превращают творческие истории в патогенные процессы заранее известного типа». Соловьев называл патографию «зеркальной противоположностью герменевтического жизнеописания»: «там, где биограф-герменевтик говорит о самоидентификации, об обретении самости и призвания, биограф-патограф видит растождествление с чуждым и болезненным, которое поначалу воспринималось индивидом как часть его собственного Я»⁷.

Тем не менее в не столь давнем прошлом раздавались голоса, приводившие несколько аргументов против. Начать с того, что этот вид психиатрических упражнений критиковали за не-этичность: в патографиях считается возможным сказать то, чего не скажешь о живом человеке. Например, можно написать, что Пушкин страдал чрезмерным развитием половых желёз, ближайшие родственники художника М.А. Врубеля были «маньяками» и «алкоголиками», а Маяковский застрял на анальной стадии развития⁸. Когда же читатели пытаются протестовать, их ждет порою обвинение чуть ли не в ханжестве и обскурантизме. Так, один из них писал по поводу статьи психиатра М.И. Дубиной о Врубеле: «Прочесть ее, конечно, интересно, но после этого чтения остается какое-то тягостное грустно-недоумевающее чувство, какой-то осадок грязного, нехорошего — не по отношению к Врубелю, а по отношению к людям, которые так тщательно и кропотливо копаются в чужих несчастьях, хотя бы во имя науки»⁹. На это патографы отвечали, что их анализ — научный и объективный, и моральные оценки здесь неуместны. Упомянутый выше Зиновьев считал, что возражения против патографий выдвигаются «с целью оправдать богемные привычки талантливых писателей, художников, артистов, и также их склонность третировать окружающих средних людей». Этот же защитник «среднего человека» писал, что, например, оценка Пушкина как «психопата» «нисколько не умаляет достоинства [поэта]… Надо только отрешиться от элементов морального осуждения, которое, к сожалению, вкладывается в понятие психиатрии»¹⁰.

Другой аргумент, выдвигаемый против патографий, заключается в том, что неправильно основывать медицинский диагноз на литературных текстах. Литературное произведение, имеющее свои законы организации, недопустимо рассматривать как симптом. Роман, стихотворение или картину нельзя превратить в нарратив, подобный тексту клинической беседы. Еще в 1920-е годы М.М. Бахтин утверждал, что произведения Достоевского нельзя рассматривать как прямое выражение взглядов писателя. Его романы — не «идеологические», а «диалогические», где получает равное отражение не только авторская, но и другие точки зрения¹¹. И если литературное произведение нельзя считать прямым выражением даже осознанных взглядов автора, то совсем уж непозволительно искать в нем проявлений болезни. Психиатр же рассматривает произведение только в одной плоскости, игнорируя его жизнь как литературного явления и не интересуясь широким литературным, историческим и культурным контекстом написания произведения. Поэтому медицинский анализ литературного текста — заведомо редукционистский. По выражению историка, он превращает литературу в продукт болезни, «эпифеномен, нечто такое, что может быть понято только с помощью научной медицины»¹².

Однажды усвоив медицинскую или психоаналитическую точку зрения, очень трудно эти очки снять. Иногда даже уважаемые авторы допускают анекдотические ляпсусы. Так, литературовед Саймон Карлинский, доказывая, что Гоголь был гомосексуалистом, приводит такой факт: однажды Гоголь, гостивший у В.А. Жуковского в Зимнем дворце, был замечен одетым, поверх собственного костюма, в женскую душегрею и капот. Автор считает это свидетельством определенной сексуальной ориентации Гоголя. Но не проще ли предположить, что в холодных залах дворца (дело было зимой) всегда мерзнувший Гоголь надел на себя всю одежду, какую смог найти? Другой пример: считая, что у Маяковского был «анально-ретентивный невроз», Вадим Руднев пытается интерпретировать «чисто визуально» образ, который лежит в названии поэмы «Облако в штанах». По его мнению, «не может быть никаких сомнений — это зад». До сих пор литературоведам, однако, казалось, что «облако в штанах» — это образ влюбленного и нежного мужчины¹³.

Но если недостатки этого жанра так очевидны, почему же он сохраняет свою популярность? Почему патографии продолжают выходить, а публика — их читать? Частично на этот вопрос мы уже ответили. Однако патографии привлекают читателей не только обещанием раскрыть секреты личности, — в конце концов, не всем понравится, если об их любимом писателе, художнике, актере отзываются без должного пиетета. Кроме стигматизирующего в патографии есть и другое, позитивное содержание. Как это ни странно, медицинские биографии гениев часто исходят из романтической концепции творчества — идеи о том, что творчество по своей иррациональности, спонтанности, стихийности сродни болезни. Эта все еще зажигающая воображение читателя идея восходит к древнегреческому мифу об «энтузиазмосе» — огне, который боги посылают своим избранникам. Те, кого коснулся божественный огонь, становятся пророками и поэтами.

В своем знаменитом исследовании Мишель Фуко показал, каким образом с приходом позитивизма в медицине и институционализацией психиатрии безумие утратило символическое значение и стало считаться только болезнью. Фуко мечтал о том, что его современникам удастся восстановить богатство культурных смыслов, которыми традиционно наделялось безумие. Сделать это можно было бы, согласно Фуко, только обратившись к искусству, точнее, к «больным гениям». Гений и безумие, в его узко психиатрическом смысле, — вещи несовместные: как пишет Фуко, «там, где есть творение, нет безумия». Произведения Ницше, Ван Гога, Антонена Арто ставят нас перед дилеммой — либо признать гений авторов, либо считать их душевнобольными. Так как отрицать гениальность самих произведений невозможно, нам ничего не остается, считает Фуко, как пересмотреть психиатрическое понятие душевной болезни, увидев в нем положительный смысл. В заключении к своей книге (впрочем, скорее выдавая желаемое за действительное, чем констатируя факт) он пишет о торжестве безумия над узколобым разумом. Мир, который надеялся «измерить безумие психологией», сам предстает перед его судом, когда ему приходится прилагать к себе мерки, созданные гениальными безумцами¹⁴. Фуко здесь вторил Томасу Манну, который двумя десятилетиями раньше писал: «Дело… в том, кто болен, кто безумен, кто поражен эпилепсией или разбит параличом, — средний дурак, у которого болезнь лишена духовного и культурного аспекта, или человек масштаба Ницше, Достоевского»¹⁵.

Романтический мотив — торжествующий над болезнью гений, творчество как превращенное безумие — отчасти объясняет как интерес современных «специалистов по человеческой душе» к людям искусства, так и популярность патографии. Можно предположить, что те, кто со времен Ломброзо обращался к теме «гений и безумие», стремились расширить ставшее чисто клиническим понятие душевной болезни, восстановить его отмершие культурные смыслы. Но в ту пору психиатрия уже была обособившейся дисциплиной, со своими концепциями, стандартами и стереотипами. Как ни желали этого авторы патографий, они не могли изменить клише о том, что «безумие» — это только болезнь, явление исключительно негативное, разрушительное. И хотя время от времени в психиатрии появлялись идеи о продуктивной силе безумия, о «творческой болезни», все же мечты Томаса Манна и Мишеля Фуко не сбылись: авторы патографий в подавляющем большинстве оказались не способны подняться до высот мифа. Придать безумию значение, которое выводило бы его за пределы психиатрии, медикам не позволяло то же самое, что делало их профессионалами, — усвоенная вместе с полученным образованием система взглядов. Патографиям, таким образом, не удалось вернуть безумию прежнюю глубину смысла. Их эффект оказывается обратным: копание в болезни выдающегося человека принижает, «стигматизирует» и его самого, и творчество в целом.

Авторы патографий (как правило, люди с медицинским образованием) претендуют на то, чтобы окончательно определить, чем именно был болен их герой или героиня. Насколько оправданны эти претензии? Понятно, что прежде всего с точки зрения самой медицины установить точный диагноз через много лет после смерти невозможно. Но дело не только в практической неосуществимости литературного post-mortem. Дело в том, что, несмотря на заявления авторов-врачей, болезнь в патографии — не результат медицинского исследования, не вывод, а предпосылка. Патограф начинает с того, что его герой болен (вариант: страдает фрейдистскими неврозами и комплексами), и эту идею он получает из культуры. Поэтому, как ни парадоксально, постановка диагноза или выяснение того, был или нет «на самом деле» болен герой патографии, в ней не главное. Хотя авторы патографий и претендуют на то, чтобы открыть нечто новое в писателях, они лишь санкционируют уже существующее мнение об их болезни, справедливо оно или нет.

Мы видели, что патографы обещают сказать нечто новое об известном человеке, помочь разобраться в его/ее личности и проблеме творчества в целом. Однако они редко могут сообщить что-то абсолютно новое о знаменитостях, которых и без того биографы досконально изучили. Конечно, в современных патографиях используются такие медицинские или психоаналитические термины, которые до этого в применении к знаменитости, может быть, никто не употреблял. Но насколько нова сама идея о болезни знаменитого человека? В истории с Гоголем, Достоевским, Львом Толстым, символистами и декадентами становится очевидным, что претензии психиатров на оригинальность оправданы не были. В своих диагнозах они следовали закрепленным литературной критикой стереотипам общественного мнения.

Патография возникает всегда на уже подготовленной почве и, хотя и участвует в стигматизации, но не является ни единственной, ни основной ее составляющей. Патографы редко выступают инициаторами этого процесса. В нем гораздо больше участников — читающая публика, литературные и политические группировки, критика, наконец, сами знаменитости, которые по тем или иным причинам могут хотеть представить себя людьми «не от мира сего». (Так это было, например, с романтиками, видевшими источник творчества в иррациональном, или с декадентами, любившими изображать себя безумцами.) Психиатры обычно лишь присоединяют свои голоса к голосам критиков, общественному мнению, самоописаниям поэтов и художников.

Неверно было бы также думать, что стигматизация всегда входит в сознательные намерения авторов патографий. Конечно, случалось, как это было, например в послереволюционные годы, что психиатры помогали новому обществу скидывать с пьедесталов прежних богов, от Иисуса Христа до Пушкина, доказывая, что эти последние были душевнобольными. В целом же мотивы к написанию патографий могут быть самыми разнообразными: от разоблачения и эпатажа, как это было, например, в книге Ломброзо «Гений и помешательство» и «Вырождении» Макса Нордау, до выражения горячих чувств к любимому писателю. Но каковы бы ни были мотивы авторов патографий, их конечная цель — выйти за пределы своей специальности, принять участие в общественных дебатах, завоевать внимание читателей и успех у широкой аудитории и тем самым повысить престиж того проекта — медицинского, психологического, психоаналитического, — в котором они участвуют.

¹ См., напр.: Руднев В. Обсессивный дискурс (патографическое исследование) //Логос. 2000. Nq 3 (24). С. 165–193; Южаков В.Н. Патография как забытый аспект социокультурных исследований в психиатрии // Независимый психиатрический журнал. 1994. Nq 3. С. 55–63. Только между 1960 и 1984 годами были опубликованы сотни и тысячи работ о болезнях выдающихся людей. См.: Schioldann-Nielsen J. Famous and Very Important Persons. Medical, Psychological, Psychiatric Bibliography, 1960–1984. Odense, 1986.

²Сегалин Г.В. Институт гениальности. Екатеринбург, 1992; Клинический архив гениальности и одаренности (эвропатологии). Т. I. Вып. 1 (1925) / Редакция издания 2002 г. А.П. Кормушкина. СПб., 2002; Гуревич С.А. Страницы биографий Шопена и Шумана, рассказанные врачом. М.; СПб., 2000; Шувалов А.В. Патографический очерк о Данииле Хармсе // Независимый психиатрический журнал. 1996. Nq 2. С. 74–78; Шумский Н. Михаил Александрович Врубель. Опыт патографии. СПб., 2001.

³ Ср., напр., цитированную выше работу Баженова и статью: Лернер В.Н, Вицтум Э., Котиков Г.М. Болезнь Н. В. Гоголя и его путешествие к святым местам // Независимый психиатрический журнал. 1996. № 1. С. 63–71.

⁴Гиндин В.П. Психопатология в русской литературе. М.: Per Se, 2005. С. 221.

⁵Jaspers К. Philosophical autobiography // The Philosophy of Karl Jaspers / Ed. P.A. Schilpp. La Salle, 111.: Open Court Publishing Company, 1957. P. 24.

⁶Ясперс К. Стриндберг и Ван Гог. С. 8. В дальнейшем в скобках указывается только страница из этого издания.

⁷Соловьев Э.Ю. Биографический анализ как вид историко-философ-ского исследования (Биография великих мыслителей в серии «ЖЗЛ»). Статья вторая // Вопросы философии. 1981. Nq 9. С. 140–141.

⁸ О Пушкине см.: Галант И.Б. Эвроэндокринология великих…; о Врубеле: Шумский Н. Михаил Александрович Врубель…; о Маяковском: Руднев В. Обсессивный дискурс.

⁹Попов Н.В. К вопросу о связи одаренности с душевной болезнью (по поводу работ доктора Сегалина и других) // Русский евгенический журнал.

1927. Nq 3–4. С. 150.

¹⁰Зиновьев П.М. О задачах патографической… С. 411, 413.

¹¹Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Советская Россия, 1979.

¹²Neve М. Medicine and literature // Companion Encyclopedia of the History of Medicine / Ed. W.F. Bynum, R. Porter. London, 1993. Vol. 2. P. 1530.

¹³ Cm.: Karlinsky S. The Sexual Labyrinth of Nikolai Gogol. Chicago, 1976; Руднев В. Обсессивный дискурс… С. 175.

¹⁴Foucault М. Histoire de la folie a Page classique. Paris: Gallimard, 1972. C. 529, 557.

¹⁵Манн Т. Достоевский — но в меру // Собр. соч. М., 1961. Т. 10. С. 338 (подчеркнуто Т. Манном).

Определение патографии Merriam-Webster

па · тог · ра · фи | \ pə-ˈthä-grə-fē \

: биография, посвященная болезням, несчастьям или неудачам человека. также : сенсационная или болезненная биография

Патография

— определение и значение

Сбалансированная биография

Маранисс — это не «патография », одержимая недостатками своего объекта.

Rough Rider In Green Bay

Многие бестселлеры мемуаров и биографий — это то, что Джойс Кэрол Оутс назвала « патография », или книги, посвященные патологии.

2007 02 июля «Одноминутное обозрение книг

Броярд написал это до бума в том, что Джойс Кэрол Оутс назвала «патография », или биография и автобиография, посвященные грязи.

2007 Январь «Одноминутное обозрение книг

Броярд написал это до бума в том, что Джойс Кэрол Оутс назвала «патография », или биография и автобиография, посвященные грязи.

Лучшие вещи, которые я никогда не писал: Цитата дня, № 3 «Одноминутные рецензии на книги

Тем не менее, даже в 1986 году «My Way», который заставил целое поколение поверить в то, что Синатра был яростным эгоистом, все еще так отождествлялся с певцом, что Китти Келли дала ей работу над паттерном Sinatra . название «Его путь.«

Синатра против ‘My Way’

Броярд написал это до бума в том, что Джойс Кэрол Оутс назвала «патография », или биография и автобиография, посвященные грязи.

2007 27 января «Одноминутное обозрение книг

Для этого нужно перемещаться между Сциллой агиографии и Харибдой того, что Джойс Кэрол Оутс назвала патографией .

«Friendlyvision»

Попробуйте написать эту жизнь как угодно, только не патография .

Неправильный конец радуги

При такой же катастрофической жизни, как у Гарланда, нет ничего неуместного в беспорядочной патографии .

Неправильный конец радуги

Но причины этого меняются в эпоху того, что Джойс Кэрол Оутс назвала «патография » или биография, которая фокусируется на патологии.

победителя на поле, проигравшие в твердом переплете — почему так много книг звездных спортсменов так ужасно? Цитата дня (Джейн Ливи) «Одноминутное обозрение книг

Определение и синонимы слова pathography в словаре английский языка

ПРОИЗВОДСТВО ПАТОГРАФИИ

ГРАММАТИЧЕСКАЯ КАТЕГОРИЯ ПАТОГРАФИИ

Патография — это существительное .Существительное — это тип слова, значение которого определяет реальность. Существительные дают имена всем вещам: людям, предметам, ощущениям, чувствам и т. Д.

ЧТО ОЗНАЧАЕТ ПАТОГРАФИЯ НА АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ?

Значение слова pathography в словаре английский языка

Первое определение патографии в словаре — это описание болезни. Другое определение патографии — это историческое исследование человека или сообщества, а также частоты и последствий заболевания. Патография — это также биография, в которой основное внимание уделяется негативным аспектам ее предмета.

СЛОВА, РИФМУЮЩИЕСЯ СО СЛОВОМ

ˌɔːtəʊbaɪˈɒɡrəfɪ

krəʊməʊlɪˈθɒɡrəfɪ

ˌfəʊtəʊlɪˈθɒɡrəfɪ

ПЕРЕВОД ПАТОГРАФИИ

Узнайте перевод патографии на 25 языков с помощью нашего многоязычного переводчика английского языка. переводов патографии с английского на другие языки, представленные в этом разделе, были получены посредством автоматического статистического перевода; где основной единицей перевода является слово «патография» на английском языке.

Переводчик с английского на

китайский 病情 记录

1325 миллионов говорящих

Переводчик с английского на

испанский patografía

570 миллионов говорящих

Переводчик с английского на

хинди патография

380 миллионов говорящих

Переводчик с английского на

арабский سجل المرض

280 миллионов говорящих

Переводчик с английского на

с русского на патография

278 миллионов говорящих

Переводчик с английского на

португальский патография

270 миллионов говорящих

Переводчик с английского на

бенгальский патогномонически

260 миллионов говорящих

Переводчик с английского на

с французского патография

220 миллионов говорящих

Переводчик с английского на малайский

Патогномонически

190 миллионов говорящих

Переводчик с английского на немецкий

Патография

180 миллионов говорящих

Переводчик с английского на

на японский ПАТОГРАФИЯ

130 миллионов говорящих

Переводчик с английского на

корейский патография

85 миллионов говорящих

Переводчик с английского на

яванский Патогномонис

85 миллионов говорящих

Переводчик с английского на

вьетнамский патография

80 миллионов говорящих

Переводчик с английского на

тамильский патогномонически

75 миллионов говорящих

Переводчик с английского языка на

маратхи सावधगिरीने

75 миллионов говорящих

Переводчик с английского на

турецкий патогномонически

70 миллионов говорящих

Переводчик с английского на

итальянский патография

65 миллионов говорящих

Переводчик с английского на

польский патография

50 миллионов говорящих

Переводчик с английского на

украинский патография

40 миллионов говорящих

Переводчик с английского на

румынский патологии

30 миллионов говорящих

Переводчик с английского на

греческий патография

15 миллионов говорящих

Переводчик с английского на

африкаанс патография

14 миллионов говорящих

Переводчик с английского на

шведский патография

10 миллионов говорящих

Переводчик с английского на

норвежский patografi

5 миллионов говорящих

ТЕНДЕНЦИИ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ТЕРМИНА «ПАТОГРАФИЯ»

Термин «патография» используется очень мало и занимает 179 единиц.510 позиция в нашем списке наиболее широко используемых терминов в словаре английского языка. На показанной выше карте показана частотность использования термина «pathography» в разных странах. Тенденции основных поисковых запросов и примеры использования слова pathography Список основных поисковых запросов, предпринимаемых пользователями для доступа к нашему онлайн-словарю английского языка, и наиболее часто используемых выражений со словом «патография».

ЧАСТОТА ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ТЕРМИНА «ПАТОГРАФИЯ» ВО ВРЕМЕНИ

На графике показано годового изменения частотности использования слова «pathography» за последние 500 лет. Его реализация основана на анализе того, как часто термин «патография» встречается в оцифрованных печатных источниках на английском языке в период с 1500 года по настоящее время.

10 АНГЛИЙСКИХ КНИГ ПО

«ПАТОГРАФИЯ»

Поиск случаев использования слова pathography в следующих библиографических источниках.Книги, относящиеся к патографии и краткие выдержки из них, чтобы представить контекст ее использования в английской литературе.

1

Реконструкция болезни: исследования в Pathography

Рекомендуется для практикующих врачей, священнослужителей, лиц, осуществляющих уход, изучающих популярную культуру и обычных читателей, Реконструкция болезни демонстрирует, что «только когда мы слышим голос врача и пациента, мы сможем …

Энн Хансакер Хокинс, 1999

2

Здоровье и медицинская риторика

« Патография », — говорит она, — означает только письменное повествование (Реконструкция xviii).В свою книгу о «раненом рассказчике» Артур Франк использует более общий термин « рассказ о болезни », который также использовал Артур Клейнман, который ввел его для описания …

3

Основные статьи по литературе и психоанализу

11. A. Критика. из. Патография : Фрейда. Оригинал. Психоаналитический. Подход. к. Изобразительное искусство. Эллен. Обработчик. Шпиц. Психоаналитические исследования Фрейда вначале росли из-за его неудовлетворенности использованием гипноза как метода лечения невротических …

4

Реконструкция болезни: исследования в области патографии

Чуткое прочтение Энн Хансакер Хокинс многочисленных патографий позволяет изучить предположения, отношения и мифы, которые пациенты и их близкие приносят на медицинскую встречу.

Энн Хансакер Хокинс, 1993

5

Медицина, здоровье и искусство: подходы к медицине…

Тем не менее, существуют другие важные аспекты патографии , которые не Джон Уилтшир проницательно заметил, что Патография ‘имеет более широкую повестку дня, чем просто, как постколониальная тема, « написать …

Виктория Бейтс, Алан Бликли, Сэм Гудман, 2013

6

Общая психопатология

Патография — дело тонкое.Тщательное психопатологическое понимание и способность к историческому суждению являются предпосылками для научного исследования, а в так же уважение к личности и некоторая сдержанность, не имеющая …

7

Поэтическая справедливость — письмо для здоровья и эмоциональной свободы: …

ГЛАВА IH МЕДИЦИНСКИЕ ДАННЫЕ I Патография — Голос, конструкция и Смысл Истории болезней рассказывались и пересказывались на протяжении поколений, но литературный жанр медицинского повествования или медицинских мемуаров, которые Энн Хансакер Хокинс,..

8

Чудовищные сны разума: тело, я и другие в …

Самопровозглашенная цель компании Pathography — восстановить говорящее тело до клинического состояния. медицине, и устранить разрыв между литературой и медицинской наукой в служению лучшему исцелению.18 Для сегодняшнего патолога опыт телесного страдания, …

Лаура Джин Розенталь, Мита Чоудхури, 2002

Патография жанра , по словам Хокинса, редко встречалась до двадцатого столетия, в начале столетия ненадолго появилось, когда несколько люди рассказывали о своем опыте в туберкулезных санаториях (например), но потом …

Говард Броуди, профессор философии и семейной практики Мичиганского государственного университета, 2002

10

Пандемия гриппа в художественной литературе: критическое исследование

Неологизм, сочетающий греческий префиксpathos (страдание, переживание и эмоции). ция) и суффиксграфикос (образованный письмом, рисунком или гравировкой), английское использование патографии восходит к 1853 году; его первое зарегистрированное использование, цитируется в виде …

10 НОВОСТЕЙ, КОТОРЫЕ ВКЛЮЧАЮТ ТЕРМИН «ПАТОГРАФИЯ»

Узнайте, о чем говорит национальная и международная пресса и как термин pathography используется в контексте следующих новостей.

100-летие Билли Холидей: певица изменила музыкальное лицо, но…

«Леди поет блюз» была ранним примером того, что Джойс Кэрол Оутс назвала «патографией », псевдобиографической литанией болезни и… «Индепендент, 15 апреля»

Брифинг на выходных: Празднование 90-летия Флаглер Бич, убийца…

Погода в Монтеро, Боливия: максимум 81, минимум 71. Подробности. Слово дня OED: патография , n .. Календарь Live Community «FlaglerLive.com, 15 апреля»

Как эпоха цифровых технологий изменила наш подход к смерти и горе…

Последние 30 лет стали свидетелями взрыва авто- патографии : опубликованных автобиографий о самой смерти писателя, почти всегда из… «Малазийский инсайдер, 15 марта»

Как эпоха цифровых технологий изменила наш подход к смерти и горе

Последние 30 лет стали свидетелями взрыва авто- патографии : опубликованных автобиографий о смерти самого писателя, почти всегда … «The Conversation UK, 15 марта»

С такими друзьями

Мьюшоу утверждает, что меньше всего он хочет написать « патографию » упадка Видаля, и, кажется, пишет с безмятежной уверенностью… «Вашингтон Фри Маяк, 15 января»

Еженедельный список книг, 30 января 2015 г.

Вирусная сеть: Патография пандемии гриппа h2N1 Терезы Макфэйл (Cornell University Press; 248 страниц; 89,95 долларов США … «Хроника высшего образования, 15 января»

Странная история

Может ли быть такое понятие как ласковая патография ? Вот что составляет Теннесси Уильямс.Патология Вильямса очевидна, и … «The Nation., 14 окт.»

Страх перед лихорадкой Эбола может распространяться, несмотря на факты

… который исследовал меры реагирования на вспышки заболеваний и написал «Вирусная сеть: патография пандемии гриппа h2N1″. «Телеграмма Fort Worth Star, 14 октября»

Жизнь в тени большого C

Но тонкая книга, изданная DC Books, выходит за рамки патографии или катарсиса.Она тонко затрагивает отчуждение старших … «Индус, 14 сентября»

Эбола подверглась критике медицинского антрополога за «разжигание страха»

Ее первая книга «Вирусная сеть: патография пандемии гриппа h2N1» будет опубликована этой осенью в издательстве Cornell University Press. «Scientific American, 14 сентября»

Появление патографии — Ребекка Дж. Хог

Патография — это расширенное повествование от одного автора, в котором болезнь и лечение рассматриваются в жизни автора и связываются со смыслом этой жизни.Патографии дают представление о болезни с точки зрения конкретного пациента. (Хокинс, 1999, стр.127)

Одна вещь, которая мне особенно нравится в этом определении патографии, которое является скорее описанием, чем определением, заключается в том, что блог о болезнях также обычно представляет собой расширенное повествование, написанное одним автором, в котором болезнь и лечение рассматриваются в рамках собственной жизни автора. Тогда нетрудно сказать, что ведение блога — это современная форма патографии. Эта идея подвергается сомнению, так это разница между историями и повествованием.Там, где рассказы могут быть достоверным рассказом об опыте, именно то, что делается в блоге о болезнях, повествование требует некоторой формы постобработки, когда автор продолжает размышлять над темой. Кроме того, нарративы имеют структуру (Франк, 2010). Блог не будет расширенным повествованием, это простое повествование. Каждый пост представляет собой сжатый рассказ об опыте пациента с тем или иным аспектом болезни. Это изменение формы на самом деле может привести к лучшим возможностям для извлечения уроков из рассказа о болезни, так как содержание представлено небольшими кусками.Каждый пост представляет собой краткое повествование об одном аспекте болезни.

Писая патографии, пациенты не только восстанавливают переживания болезни и лечения, но и помещают больного в самый центр этого опыта. (Хокинс, 1999, стр.128).

Хокинс (1999) подчеркивает, что феномен патографии в книжной форме — относительно новая практика. Она заявляет, что «за некоторыми исключениями… патография, кажется, принадлежит исключительно второй половине 20 века» (стр.127-8). Уилтшир (2006) предполагает, что патография возникла в результате двух достижений медицины в послевоенный период. Фрэнк указывает, что это, вероятно, связано с поворотом медицины от нарратива к клиническому, «основанному на доказательствах» взгляду на болезнь и болезнь. Он также предполагает, что рассказы о болезнях соответствуют постколониальной области, где люди требуют говорить за себя, а не за себя (Франк, 2013).

Общим знаменателем всех патографий, независимо от мнимых мотивов их авторов, является то, что акт письма каким-то образом, кажется, способствует выздоровлению: исцелению всего человека.(Хокинс, 1999, стр.129).

Я закончу этот пост размышлением о том, что я надеюсь узнать из своего исследовательского процесса, то есть о том, что я надеюсь узнать из исследования, которое я собираюсь провести. Я надеюсь закончить с некоторым подтверждением работы, которую я проделал за последние 18 месяцев, рассказывая о своем пути лечения рака груди. Я хочу лучше понять, кто и чему учится, читая блоги. Это, в свою очередь, поможет мне научить других, как лучше всего вести блог о болезнях.Это также поможет улучшить мой личный блог, так как тогда я буду лучше понимать, кто его читает, и что они надеются узнать, читая его. Но больше всего я рассматриваю это как форму исцеления. Я надеюсь, что этот процесс приведет к некоторой форме исцеления душевных и эмоциональных ран, нанесенных травматическим лечением рака.

Список литературы

Франк, А. В. (2013). Раненый рассказчик: тело, болезнь и этика . Издательство Чикагского университета.

Франк, А. В. (2010). Дать возможность историям дышать: соционарратология . Издательство Чикагского университета.

Хокинс, А. Х. (1999). Патография: рассказы пациентов о болезни. Western Journal of Medicine , 171 (2), 127.

Уилтшир, Дж. (2006). Патография?: Медицинский прогресс и медицинский опыт с точки зрения пациента.

Связанные

графических патологий и этическая практика личностно-ориентированной медицины | Журнал этики

Аннотация

Графическая медицина — это быстрорастущее движение, которое теоретически и практически исследует использование комиксов в медицинском образовании и уходе за пациентами.В основе графической медицины лежат графические патографии, рассказы о болезни, переданные в комической форме. Эти истории являются полезными инструментами для медицинских работников, которые стремятся по-новому взглянуть на личный жизненный опыт болезни, а также для пациентов, которые хотят узнать больше о своей болезни от других, которые действительно ее пережили. Это эссе, включающее в себя отрывки из пяти графических патографий, показывает, как это средство можно использовать для обучения пациентов и повышения эмпатии со стороны медицинских работников, особенно в отношении информированного согласия и вопросов, связанных с окончанием жизни.

Введение

За последние восемь лет графические патографии стали мощным инструментом в медицинском образовании и уходе за пациентами [1, 2]. Из этих историй практикующие врачи и стажеры могут обнаружить детали, которые они, возможно, не знали или не понимали полностью, о том, как болезнь может повлиять на повседневную жизнь человека. Точно так же пациенты могут узнавать новую информацию от других людей, которые борются с той же болезнью. Эти новые взгляды могут помочь уменьшить изоляцию, которую часто испытывают пациенты, а также могут помочь пациентам развить практические навыки, которые могут повысить их независимость и моральную свободу действий.В этом эссе дается краткий обзор преимуществ комической среды, а также практического метода обучения графической патографии с особым вниманием к сочувствию, информированному согласию и принятию решений в конце жизни.

Важность истории

Две ключевые цели медицинской практики — это компетентность и сострадание. Чтобы быть компетентным, человек должен понимать болезнь во всей ее сложности, то есть как ее патофизиологию, так и ее влияние на пациента на социальном и эмоциональном уровне.Врачи должны узнать и понять историю пациента, особенно, возможно, о том, как пациент переживает болезнь, когда ее нет в кабинете врача. Осведомленность об этом жизненном опыте болезни помогает врачам помогать своим пациентам справляться с болезнью и ее последствиями. Информация, полученная из рассказов, с большей вероятностью будет сохранена [3]; Возможно, это основная причина того, что в медицинском образовании используется обучение на основе конкретных случаев. Когда мы одновременно слышим и видим, как разворачиваются историй, возможно, мы запоминаем вещи еще более ярко — отсюда присутствие реальных пациентов, которые рассказывают свои истории студентам-медикам [3], и способность опытных практикующих врачей вспоминать «одного пациента, мистера Мистера».Z, двадцать лет назад », у которого были необычные симптомы. Таким образом, графические патографии являются отличным средством для сохранения информации и оттачивания интерпретационных способностей, необходимых для лечения всего пациента.

Преимущества комиксов

Как среда, комиксы имеют несколько преимуществ для слушателей и пациентов [1, 2]. С самого начала комиксы могут показаться привлекательными из-за их ассоциации с приятным чтением и беззаботностью. Более того, среда кажется изначально доступной: мало кто ожидает, что комикс нужно интерпретировать определенным образом.Как говорит художник-карикатурист Крис Уэр: «Вы не вините себя за то, что не« получили »комикс — обычно вы обвиняете художника-карикатуриста» [4]. Это психологическое преимущество может быть особенно важно для студентов-медиков, которые засыпаны тяжелым чтением и постоянно находятся под давлением, чтобы добиться правильных результатов на экзаменах и в своих новых обязанностях в палатах. Для пациента или члена семьи, которые хотят узнать о болезни, комиксы могут обезоружить — заманчивый, безопасный способ познакомиться с состоянием, которое, возможно, само по себе является опасным.

Форма комикса также имеет несколько преимуществ перед словами или изображениями. Поскольку в комиксах слова и изображения дополняют друг друга, ни один из них не должен делать работу по созданию смысла в одиночку. Это дает еще одно психологическое преимущество для медицинских стажеров и специалистов, которые постоянно работают в условиях жестких ограничений по времени. Плотный текст, состоящий из множества слов и сложных структур предложений, может показаться ошеломляющим, если кто-то хочет четко и быстро понять идеи. То же самое можно сказать и о блок-схемах и фигурах, детали которых настолько подробны, что побуждают занятого профессионала жаждать прямого устного резюме высокопродуктивной информации.Напротив, относительная лаконичность текста комиксов, который «может передать на панели размером 2 на 2 дюйма то, что в некоторых случаях может потребоваться 3 страницы для описания в письменной форме» [5], кажется удобной для пользователя и значок или «любое изображение, используемое для представления человека, места, вещи или идеи» может найти отклик у читателей из-за своей универсальности [6]. Подумайте, например, о том, как смайлик может вызвать подобное понимание — и, возможно, чувство — у людей разного происхождения, этнической принадлежности и пола.Смайлик не присущ какой-то одной группе людей; скорее, он легко идентифицируется как универсальный человеческий. Короче говоря, по словам Майкла Грина, визуальный аспект комикса «помогает студентам [медиков] стать более внимательными наблюдателями, распознавая скрытые сообщения и невербальные сигналы при взаимодействии с пациентами» [5]. Возможно, наиболее важно то, что когда читатели сталкиваются с вербальным и визуальным одновременно, задействуются как левое, так и правое полушария мозга, что может улучшить как когнитивное, так и аффективное обучение [7].

Обучение графическим патографиям

Стратегии визуального мышления (VTS) — полезный подход к обучению графической патографии. Красота VTS заключается в ее кажущейся простоте, которая, тем не менее, может привести к богатым открытиям, обсуждениям и пониманию [8]. VTS задает три основных вопроса:

1. Что происходит в этом фрагменте?
2. Что вы видите, что заставляет вас так думать?
3. Что еще мы можем найти?

Процесс позволяет начать с интуиции, «интуитивного ощущения» того, что происходит.Второй вопрос переключает внимание на тщательное наблюдение, поиск доказательств, подтверждающих интуицию. Это, в свою очередь, приводит к дискуссиям об интерпретации, поскольку один зритель утверждает, что данная деталь что-то означает, а другой не соглашается и предлагает альтернативное значение. Подход VTS отражает подход опытных клиницистов. Рассмотрим следующую панель в качестве примера того, как можно использовать VTS для облегчения понимания студентами пациента и ее обстоятельств [9].

Рисунок 1 .P.W. Смит, «Графическая патография в классе и клинике: пример из практики», стр. 99, из Манифеста графической медицины , 2015

Авторские права © 2015 Издательство Государственного университета Пенсильвании. Перепечатано с разрешения издательства Пенсильванского государственного университета.

Когда первый автор (KRM) использует эту панель со стажерами, она немного модифицирует VTS и начинает с вопроса: «Как вы при этом себя чувствуете?» Ответы сосредоточены вокруг дискомфорта и страха и приводят к следующему вопросу: «Что здесь происходит?» Момент коллективного «ага» наступает, когда один человек упоминает небольшую ленту на правом лацкане мантии пациентки: студенты сразу понимают, что история, изображенная на панели, имеет какое-то отношение к раку груди.Они понимают страх пациентки, отмечая ее широкие глаза, затененные темными кругами, а также пот и нервное постукивание ногами, оба из которых предполагаются emanata , линиями или словами, которые выступают из персонажа или объекта, чтобы показать, что происходит физически. или внутренне. Ученики отмечают, что пациентка держит перевернутый журнал, а по обе стороны от нее стоят гуманоидные тени. На самом деле она не читает журнал и не замечает людей рядом с ней; она не может сосредоточиться ни на чем, кроме беспокойства, пробегающего по ее телу, которое теряется в огромном халате, одежде, которая определяет ее нынешнюю личность как уязвимого пациента.

В своей автобиографической книге Рак Лисица: Правдивая история [10] Мариса Акочелла Маркетто изображает себя (и ее мать) так же ошеломленной и напуганной, как врач объясняет предстоящую биопсию. На одной панели изображены две женщины с выпученными глазами, сидящие напротив врача, сидящего за столом. Текстовый кружок над врачом содержит четыре строчки каракулей, каждая из которых содержит одно слово или фразу: «рак», «лампэктомия», «возможно, не инвазивный» и «лимфатические узлы» соответственно.Текстовое поле в верхней части панели гласит: «Перед ужасной центральной биопсией доктор Миллс заполняет нас». А внизу еще одно текстовое поле гласит: «Последний визит к врачу без магнитофона» [11].

Изучение графической патографии через VTS может напомнить студентам и врачам о страхе, который пациенты иногда испытывают, когда сталкиваются с невыносимым диагнозом, как в случае с панелями Смита и Маркетто. Понимание этой истины может вызвать сочувствие к пациентам или, когда чувство невозможно, практику сочувствия — например, вызов пациента с результатами анализов, как только они станут доступны, вместо того, чтобы ждать конца рабочего дня.Панели также могут дать представление о процессах клинической медицины. По искривленным взглядам персонажей Маркетто и волнистым линиям в центральном текстовом пузыре ученики сразу понимают, что пациентка почти ничего не слышит — или, по крайней мере, регистрирует или понимает — из того, что ей говорят. Текстовое поле внизу подчеркивает сообщение о том, что согласие пациента не всегда так эффективно, как можно было бы надеяться. Сама пациентка знает, что ей нужно будет записывать то, что ее врач скажет в будущем, чтобы она могла слушать это снова и снова, пока это не станет понятным.

Использование графической патографии пациентов

Панели

, подобные этим, имеют важные потенциальные преимущества как для пациентов, так и для медицинских работников. Во-первых, эти взгляды на болезнь от первого лица могут дать пациенту чувство общности: «другие люди знают, что я чувствую прямо сейчас; они выжили, и я тоже ». Разумеется, воспитание чувства общности — основная цель групп поддержки, но многим людям неудобно делиться чувствами или интимными подробностями своей болезни с незнакомцами.Действительно, группы, предназначенные для оказания поддержки, иногда по иронии судьбы заставляют людей чувствовать себя еще более уязвимыми, когда, например, члены группы делятся плохим опытом, рецидивируют или даже умирают [12].

Преимущество групп поддержки, которые также предоставляют графические патографии, — это полезная информация для обучения и расширения возможностей читателей. Например, хотя комикс Маркетто служит предостережением о проблемах осмысленного информированного согласия, он также, как выясняется, действительно может помочь облегчить информированное согласие.В другом месте патографии Маркетто представляет серию панелей, которые объясняют — и поднимают важные вопросы — экстравазацию, которая может произойти во время химиотерапии. В то время как пациентам могут сказать, что химические вещества могут протекать и повредить ткани, комикс передает конкретные последствия того, как эта возможность может выглядеть в реальной жизни. По мнению Маркетто, этот единственный побочный эффект может привести к необратимой инвалидности, потому что она зарабатывает на жизнь рисованием мультфильмов [10]. Более полное понимание последствий экстравазации может предложить читателю Cancer Vixen критические вопросы, которые стоит обсудить с ее собственным врачом перед началом лечения.

Питер Данлап-Шол представляет еще один пример того, как графические изображения могут помочь пациентам на практике. В книге My Degeneration: A Journey Through Parkinson’s [13] он предоставляет полностраничную панель «стратегий, которые помогут вам двигаться» для людей с болезнью Паркинсона.

Рисунок 2 . Данлап-Шол П., «Иди по этой дороге: стратегии, которые помогут тебе двигаться», стр. 35, из Мое вырождение: путешествие по болезни Паркинсона , 2015

Авторские права © 2015 Издательство Государственного университета Пенсильвании.Перепечатано с разрешения издательства Пенсильванского государственного университета.

Последовательные изображения, по сути, создают практическое руководство для практики различных форм ходьбы, а слова добавляют полезный контекст, пояснения и предостережения. Как видно из работ Маркетто и Данлапа-Шоля, читатели могут изучать практическую, даже техническую информацию, не выходя из дома, просматривая панели в своем собственном темпе. Они могут думать о том, что видят, могут исследовать терминологию и могут взять книгу с собой на следующий прием к врачу, чтобы попросить разъяснений — все это может способствовать получению осмысленного информированного согласия.

Графические патографии и принятие решений по окончанию срока службы

Большинство графических патографий так или иначе касаются смертности — вероятно, потому, что переживания болезни были достаточно глубокими, чтобы побудить людей рассказывать свои истории в первую очередь. Понятно, что большинство людей находят дискуссии о смерти и смерти трудными и тревожными. Шарон Розенцвейг иллюстрирует «недомогание» членов семьи в «Вызове суждения» [14].

Рисунок 3.
Панель 3 из « Annals Graphic Medicine — Judgement Call», Шарон Розенцвейг [14]

Розенцвейг втягивает зрителей в вихрь беспорядочных, противоречивых эмоций в центральной части панели, так что читатель косвенно участвует в ее тревоге.Читатель не прикован, не знает, как перемещаться по панели — образно отражая отсутствие направления, которое испытывает Розенцвейг: ожидаемый процесс чтения слева направо, сверху вниз здесь не выполняется. Взаимодействуя с хаосом, который изображает Розенцвейг, пациенты и члены их семей могут почувствовать чувство общности, в то время как врачам могут снова напомнить о необходимости сочувствия при работе с истощенными семьями.

Несмотря на эмоциональные проблемы, связанные с разговорами о конце жизни, опытные врачи знают, что они имеют решающее значение для компетентного и сострадательного ухода за человеком в целом.На рисунке 4 автобиографическая «Бетти П.» Майкла Дж. Грина. [15], которую Грин изначально написал как стихотворение для группы писателей врачей Херши в Пенсильвании, которую основал и размещает первый автор (KRM), иллюстрирует ущерб, который может нанести как пациенту , так и врачу , когда эти разговоры не происходят. .

Рис. 4.
Панель 3 из « Annals Graphic Medicine — Betty P.», написанной Майклом Дж. Грином и иллюстрированной Рэем Риком [15]

Читая, что эту неизлечимо больную женщину бросили ее дети, и видя страдание на ее лице, читатель может увидеть ситуацию глазами врачей.Конечно, лучше допустить милосердную смерть, чем вмешаться и тем самым продлить агонию женщины. Когда пациент кодирует, а интерн Грин должен проводить СЛР, читатель также косвенно участвует в его агонии [15].

Рис. 5.
Панель 5 из « Annals Graphic Medicine — Betty P.», написанного Майклом Дж. Грином и проиллюстрированного Рэем Риком [15]

Отвращение, которое испытывает Грин, когда он бьет ее хрупкое тело, превосходит только чувство вины, которое он испытывает за нарушение своего собственного морального кодекса.Вынужденный обстоятельствами не подчиниться клятве «Во-первых, не навреди», Грина преследуют чувство вины и стыда — настолько, что он не только пересказывает эту историю своему младшему коллеге, но и создает этот комикс спустя годы. Таким образом, «Бетти П.» — отличный инструмент для студентов-медиков, чтобы убедить их в важности разговоров о конце жизни, какими бы трудными они ни были. «Бетти П.» также может быть полезным инструментом для пациентов и членов семьи, чтобы убедить их в важности высказывать свои пожелания, пока не стало слишком поздно.

Заключение

Графические патографии, как и любой другой инструмент, не являются панацеей для обучения или преподавания. Самым большим препятствием для их массового использования в клинической медицине, вероятно, является ошибочное представление о том, что «комиксы предназначены для детей» и поэтому мало что могут предложить участникам на арене с высокими ставками в борьбе с серьезными заболеваниями. Однако, как показывает недавний сдвиг в сторону использования комиксов для улучшения понимания болезни как пациентами, так и врачами, область графической медицины имеет важные последствия для эмпатической практики медицины всего человека.

Список литературы

1. Грин MJ, Майерс KR. Графическая медицина: использование комиксов в медицинском образовании и уходе за пациентами. BMJ . 2010; 340: c863. http://www.bmj.com/content/340/bmj.c863.long. По состоянию на 12 октября 2017 г.

2. Myers KR. Графическая патография на уроках и в клинике: пример из практики. В: Czerwiec M, Williams I, Squier SM, Green MJ, Myers KR, Smith ST. Манифест графической медицины . Юниверсити-Парк, Пенсильвания: издательство Пенсильванского государственного университета; 2015: 88-93.

3. Thistlethwaite JE, Davies D, Ekeocha S, et al. Эффективность обучения на основе конкретных случаев в профессиональном медицинском образовании. Систематический обзор BEME: Руководство № 23 BEME. Медицинское обучение . 2012; 34 (6): e421-e444.

4. Smokyland.Комиксы слова. https://smokyland.blogspot.com/2007/04/comics-words.html?m=0. Опубликовано 12 апреля 2007 г. Проверено 28 сентября 2017 г.

5. Keller DM. Комиксы несут серьезные послания для студентов-медиков. Медскап . 4 марта 2013 г.

6. МакКлауд С. Понимание комиксов: Невидимое искусство . Нортгемптон, Массачусетс: Издательство Тундры; 1993: 27.

7. Schneider EF.Количественная оценка и визуализация истории комиксов об общественном здравоохранении. В: Материалы конференции iConference 2014 : 995-997.
   https://www.ideals.illinois.edu/bitstream/handle/2142/47384/340_
   ready.pdf? Sequence = 2. Опубликовано в 2014 г. Проверено 14 декабря 2017 г.

8. Муравски М. Openthink: стратегии визуального мышления (VTS) и музеи. Художественный музей Преподавание. https://artmuseumteaching.com/2014/04/29/openthink-visual-thinking-strategies-vts-museums/. Опубликовано 29 апреля 2014 г.По состоянию на 28 сентября 2017 г.

9. Smith PW. Графическая патография на уроках и в клинике: пример из практики. В: Czerwiec M, Williams I, Squier SM, Green MJ, Myers KR, Smith ST. Манифест графической медицины . Юниверсити-Парк, Пенсильвания: Издательство Пенсильванского университета; 2015: 99.

10. Marchetto MA. Рак Лисица: Правдивая история . Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Альфред А. Кнопф; 2006.

11. Маркетто, 89.

12. Кац Л. Группа поддержки. В Майерс KR, изд. Болезнь в академии: собрание патологий академиков . West Lafayette, IN: Purdue University Press; 2007: 160.

13. Данлап-Шол, стр. Мое вырождение: путешествие по болезни Паркинсона . Юниверсити-Парк, Пенсильвания: издательство Пенсильванского государственного университета; 2015: 35.

14. Розенцвейг С. Анналы Графическая медицина — Призыв к суждению. Энн Интерн Мед. . 2016; 165 (5): W6-W11.
15. Грин MJ, Рик Р. Анналы Графическая медицина — Бетти П. Энн Интерн Мед. . 2015; 162 (7): W74-W79.

Цитата

AMA J Ethics. 2018; 20 (2): 158-166.

DOI

10.1001 / journalofethics.2018.20.2.medu2-1802.

Точки зрения, выраженные в этой статье, принадлежат авторам и не обязательно отражают взгляды и политику AMA.

Информация об авторе

• Кимберли Р. Майерс, магистр наук, доктор философии , доцент кафедры гуманитарных наук и медицины в Медицинском колледже штата Пенсильвания в Херши, штат Пенсильвания.Она публиковалась в профессиональных журналах, включая JAMA , British Medical Journal , Annals of Internal Medicine и Academic Medicine , а также в непрофессиональных периодических изданиях, включая Atlantic и Chronicle of Higher Education . Доктор Майерс является редактором трех международных многопрофильных книг и соавтором Манифеста графической медицины (Пенсильванский государственный университет Press, 2015).

• Майкл Д.Ф. Гольденберг, MA , учится на втором курсе медицинского колледжа штата Пенсильвания в Херши, штат Пенсильвания. Он получил степень магистра сравнительной литературы в Университете штата Пенсильвания, защитив диссертацию, посвященную использованию комиксов в медицинском образовании и уходе за пациентами.

Psychopathographie Caspar David Friedrichs

The Psychopathographie Caspar David Friedrich оценивает личность и творчество художника-романтика и концентрируется на его предполагаемом психическом заболевании.Уже при жизни Каспара Давида Фридриха было распространено мнение, что его потусторонние мотивы и мрачная стилистика могут быть только зеркалом больной души. Причины этого желательно искать в его биографии. Патография Фридриха описана многопрофильным образом с гуманитарной и медико-психиатрической точек зрения с использованием различных критериев. В то время как историки искусства используют психологические категории очень широко, психиатры руководствуются классификацией психических заболеваний.Судьба Фридриха считается образцом «психографии эпохи» ^[1] романтизма, в которой меланхолия формировала отношение художника к себе и миру. ^[2] Даже в условиях современных терапевтических методов и использования антидепрессантов художник, вероятно, отказался бы от терапевтической помощи, потому что, согласно предположению, он хотел пережить депрессию. ^[3]

Проблемы патографии Фридриха

Для интерпретации работ Фридриха во все времена использовались патографические находки как ключ к пониманию смысла образа и символизма.Оценка прогрессирования болезни художника с арт-научной, общей медицинской, психиатрической или психоаналитической точки зрения относится к биографической материальной основе, которая не позволяет делать какие-либо надежные диагностические выводы. Традиции личности и поведения Фридриха противоречат друг другу и часто исключают друг друга. Связи, устанавливаемые между клинической картиной и произведением, обычно односторонне относятся к символизму смерти и мрачной живописной манере, но не к общему анализу художественной продукции художника.Фундаментальная проблема в патографии состоит в том, что для этого разработан неадекватный научный метод. Академическая дискуссия о патографии, которая велась со второй половины XIX века, определялась преобладающим взглядом на мир и человека, а также состоянием психиатрической науки. ^[4] Только современная операциональная диагностика может систематизировать традиции клинической картины Фридриха и критически оценить источники. ^[5] Патография Фридриха сегодня представляет собой концентрацию междисциплинарных аспектов.Диагноз заболевания, поставленный художником, должен оставаться предварительным, но он более точно определяет контекст динамики нарушения. ^[6] С точки зрения истории искусства, патография может затруднить доступ к произведению, поскольку исключает индивидуальную историю страданий из контекста романтизма.

Современная находка

Герхард фон Кюгельген: Саул и Давид , 1807

Современники Фридриха отмечали, что у художника меланхоличный характер со склонностью к депрессивным настроениям.Наиболее дифференцированная оценка в то время, вероятно, исходит от Готтильфа Генриха фон Шуберта, который видел в нем «странную пару настроений».

«[…] Для самой серьезной и самой веселой шутки такие вещи нередко встречаются у самых выдающихся меланхоликов и комиков. Потому что тот Фридрих был в высшей степени меланхоличным, что все знали, кто знал его и его историю, а также основной тон его художественного творчества.»

— Готхильф Генрих фон Шуберт ^[7]

Врач Карл Густав Карус, друживший с Фридрихом с 1817 года, теперь считается признанным источником для оценки клинической картины Фридриха. Он написал в письме Иоганну Готтлобу Регису 17 сентября 1829 года, а также в своих мемуарах о связанном с болезнью отчуждении между ним и художником.

«Фридрих должен однажды написать подробно, в течение нескольких лет над ним нависла густая, мутная туча интеллектуально неясных условий, потому что они приводят его к вопиющим несправедливостям по отношению к его собственным, которых я открыто выступал против него. около, и полностью отдалились от него.»

» В городе единственная трудность, которая иногда угнетала меня в то время, исходила от пары друзей, которые были очень дороги мне как люди в течение долгого времени, но для которых сейчас все продвигается, всегда тихо меняется и преобразование жизни последовало, и после того, как ситуация полностью изменилась […] Первым из этих друзей был Фридрих. Со своим своеобразным, всегда мрачным и часто жестким характером, очевидно, как предшественник болезни мозга, от которой он позже поддался, определенные возникли навязчивые идеи, которые начали полностью подрывать его внутреннее существование.Каким бы подозрительным он ни был, он мучил себя и свою семью идеями о неверности его жены, которые были совершенно неожиданными, но, тем не менее, достаточными, чтобы полностью поглотить его. Нападки на его собственную жестокость неизбежны. Я высказал ему самые серьезные мысли по этому поводу, также пытался действовать как врач, но все было напрасно, и поэтому, конечно, мои отношения с ним были нарушены в результате, я почти никогда не приходил к нему до тех пор, пока он не был парализован. инсульт был ему полезен в меру своих возможностей, но всегда терял значимый и для меня во всех отношениях достойный контакт.»

Карус был врачом, исследовавшим область психологии, и опубликовал высоко оцененную лекцию по психологии , которая появилась в печати в 1831 году. Вместе с Фридрихом он воздерживался от диагностики своего психологического состояния.

Зная некоторые мысли своего друга на картине « Саул и Давид » 1807 года, Герхард фон Кюгельген передал черты лица Фридриха королю Саулу, который был поражен злым духом в своих темных мыслях и покончил с собой в безвыходной ситуации. ^[10]

Pathographien

• Первая патография с медицинской точки зрения была представлена ​​в 1974 году Дитером Кернером в короткой журнальной статье Die Kranken ( The Disease) художника Каспара Давида Фридриха . Терапевт пытается реконструировать течение болезни на основе современных источников и проводит конкретную диагностику по автопортретам и мотивам художников. ^[11]
• В компендиуме Безумие и Слава.Психиатры Вильгельм Ланге-Эйхбаум и Вольфрам Курт предполагают, что тайных психозов сильных Фридриха произошли от ранних «психосоматических форм страдания» и классифицируют страдания как «невроз травматического слоя и психосоматические расстройства». ^[12] Здесь нет дифференцированных сравнительных ссылок на работы художника.
• В 2005 году искусствовед Биргит Даленбург вместе с психиатром и психотерапевтом Карстеном Спитцером систематизировали источники патографии в работах и ​​текстах Фридриха, включая отчеты современников о предполагаемых эпизодах болезни художника в исследовании Большая депрессия и инсульт у Каспара Давида Фридриха . ^[13]
• На междисциплинарном симпозиуме, проведенном в 2006 году Берлинским психоаналитическим институтом Карла Абрахама и Померанским государственным музеем в Грайфсвальде, историки искусства, культурологи и психоаналитики обсудили взаимодействие между влиянием искусства Фридриха и его биографии с психоаналитической точки зрения. ^[14]
• Психиатр и психотерапевт Карстен Спитцер представил первую патографию Фридриха в 2006 году, которая критически освещает существующую материальную базу и указывает методологические проблемные области.Он пытается оценить течение болезни на основе современных стандартов оперативной диагностики. ^[15]
• Историк искусства Гельмут Бёрш-Супан рисует в 2008 году в томе Каспара Давида Фридриха. Ощущение законом впервые после жизненных кризисов Фридриха на основе детального анализа его картин и развития всего произведения. Он ссылается на сложность личности художника и глубину его искусства. ^[16]
• В своем исследовании P-Book, опубликованном в 2014 году, журналист Детлеф Стапф приводит скрытых ландшафтов Каспара Давида Фридриха.Контексты Нойбранденбурга открыли ряд принципиально новых взглядов на творчество и биографию Фридриха, которые представляют собой измененную материальную основу патографии художника. Он обсуждает эдипальный конфликт художника и искусства как пространство для управления ментальным конфликтом, а также проблему самооценки в психодинамике. ^[17]

Детство и утрата

Каспар Давид Фридрих: Мальчик спит на могиле , около 1801 года

Современники считали встречу со смертью в детстве причиной меланхолии, меланхолии, замкнутости и депрессии Фридриха.Мать умерла, когда Каспару Давиду было семь лет. Он стал свидетелем ранней смерти своих братьев и сестер Марии (1791), Кристоффера (1787) и Элизабет (1782). ^[18] Заявления художника об обработке этих штрихов судьбы неизвестны. Несколько источников распространили историю о смертельной аварии его брата Кристоффера. Через три года после смерти Фридриха биографический очерк анонимного автора появился в Blätter für литературных развлечениях с описанием события.

«Говорят, что жизнь, полная зловещей серьезности, уже на раннем этапе изгнала его с родных земель. Однажды, наслаждаясь ледяной радостью северной зимы на коньках с любимым братом, Фридрих оказался бы на замерзшей части реки, его бы настигла смерть, если бы его брат не был так счастлив, уже наполовину охвачен. ломающимся ледяным покровом, чтобы снова выручить. Но оба забыли в радости своего спасения, что их непостоянство нельзя доверять.Возможно, следуя за вашей скейт-школой более беззаботно, чем раньше, вскоре после этого настала очередь его брата утонуть в рушащемся ледяном покрове и уже исчез под ним, когда Фридрих протягивает руки, громко крича, чтобы так же служить брату. как он это сделал с ним. Говорят, что ужас, охвативший одинокого брата из-за этого, сделал невыносимым для него оставаться дома после того, как он боролся с первым решением не выжить с утопленником. «

Эту историю по-разному и с разными украшениями рассказали Карл Густав Карус, Готхильф Генрих фон Шуберт, Вильгельмин Бардуа и граф Афанасиус фон Рачинский. ^[20] Суть традиции редко ставится под сомнение в художественно-исторической литературе. ^[21] Существует критика правдоподобия самого анонимного текста, поскольку маловероятно, что Фридрих, почти утонувший в ледяной воде, продолжил бы свое катание по неосторожности. Другие источники практически не рассматриваются. В семье Густава Адольфа Фридрихса, племянника и крестника Каспара Давидса, ход аварии описывали иначе. Братья и сестры «плыли» по рву на маленькой лодке, в результате чего машина перевернулась, и Кристоффер утонул. ^[22] В главной семейной Библии есть запись отца Адольфа Готлиба Фридриха: «Anno 1775, 8 октября в 2 часа ночи, в воскресенье родился мой сын Иоганн Кристоффер. Он утонул 8 декабря 1787 года. «Церковная книга святого Николая, отмеченная в Грайфсвальде», Логово 8. 12. 1787 — основатель света Фредерик Сел. Сын, возраст 12 лет, так как он хотел спасти своего упавшего в воду брата. утонул «. Против ледяной версии говорит мягкое начало декабря 1787 года. Ксилография мальчика на могиле спящего от 1801 года считается обработкой смерти его брата Кристоффера.

Попытка самоубийства

Каспар Давид Фридрих: Автопортрет , около 1800 г. Каспар Давид Фридрих: Автопортрет с подперев рукой , около 1802 г.

Важным событием в истории депрессивного заболевания является традиционная попытка самоубийства Фридриха. Источники для этого также можно найти после смерти Фридриха в анонимной статье в Blätter für литературных развлечениях от 1843 года и от Карла Густава Каруса, который писал в своих мемуарах, «как он однажды действительно искушал себя покончить жизнь самоубийством. ». ^[23]

«Он уже получил глубокую рану на шее в одиноком отшельничестве, когда дверь распахнулась, и он не только был спасен, но и смог дать честное слово, не предприняв попытки любое новое покушение на его жизнь «.

Когда это событие можно отметить в жизни Фридриха, спорно. После подробного анализа рисунков и биографических данных Хельмут Бёрш-Супан датирует попытку самоубийства первой половиной 1801 года. ^[25] Карстен Спитцер видит больше периода между 1803 и 1805 годами. По некоторым данным, Фридрих отрастил усы вокруг шрама, чтобы прикрыть шею. ^[26] После сравнения известных автопортретов попытка самоубийства должна была произойти между 1800 и 1802 годами. Оба временных варианта исключают друг друга в аргументации. Также есть вероятность, что Фридрих, который часто говорил с намёками, был неправильно понят.

Диагностика и портреты

Каспар Давид Фридрих Автопортрет , 1810 г. Карл Фогель фон Фогельштейн: Каспар Давид Фридрих , 1823 г. Каспар Давид Фридрих: автопортрет и джентльмен в профиль слева, 1800 г.

В прямой диагностике основное внимание уделяется автопортретам художника.Дитер Кернер анализирует хорошо известный рисунок мелом 1810 года и предполагает квазифотографическую точность показанных деталей. ^[27] Из-за отсутствия согласованной световой реакции он замечает разницу в размерах зрачка глаз (анизокория). Поскольку левый зрачок не только закруглен, но и имеет треугольную форму, это свидетельствует о поздней стадии сифилиса головного мозга (нейролузы), то есть о нелеченном сифилисе. Это причина инсульта Фридриха 1835 года. Поскольку Кернер ошибочно датировал портрет 1820 годом и включил соответствующие симптомы болезни с течением времени, диагноз был сочтен сомнительным.Ланге-Эйхбаум ссылается на портрет Карла Кристиана Фогеля фон Фогельштейна, завершенный в 1823 году, который никоим образом не выявляет никаких симптомов сифилиса. ^[28] Гельмут Бёрш-Супан интерпретирует автопортрет Фридриха на рисунке двойного портрета от 7 сентября 1800 года из распущенного альбома для рисования Мангейма как выражение сложной психологической ситуации. ^[29] Изображение головы с искаженными чертами лица и состарившейся болезненной гримасой выглядело как крик отчаяния в начале дневника в картинках.Открытый рот наглядно показывает поврежденные зубы. Бёрш-Супан интерпретирует альбом как уникальный документ о душевной жизни Фридриха, а также интерпретирует идиллические мотивы как сцены драматической жизненной ситуации после предполагаемой попытки самоубийства. Детлеф Стапф, который идентифицировал нижний портрет как портрет Франца Кристиана Болля и смог осветить биографические обстоятельства, когда рисунок был сделан, приходит к совершенно иному выводу. Фридрих встретился во время совместного похода в Эльбских Песчаниковых горах, как очень страшный человек по сравнению со спокойным пастырем. ^[30]

Болезнь и символика

В патографии Фридриха работы художника имеют тенденцию носить характер свидетельства. В основном используется тема смерти, но есть также интерпретации мотивов по сравнению с подозреваемыми эпизодами болезни, в результате чего выбор работ отличается с медицинской точки зрения от таковой с точки зрения искусства и науки. Дитер Кернер подозревал, что в некоторых из произведений 1834/35 г. были созданы такие произведения, как «Скелеты в пещере», ^[31] «Ангелы в обожании» ^[32] или «Аллегория небесной музыки», ^[33] после звуки стеклянной губной гармошки рассматривают мнимые параноидно-галлюцинаторные образы прогрессирующего паралича, вызванного сифилисом.Однако это обособленная позиция. После инсульта Фридриха вездесущие мотивы смерти усилились в результате депрессии, о чем свидетельствует часто встречающаяся символика грифов, могил, надгробных крестов, сов и мертвых деревьев. ^[34]

• Каспар Давид Фридрих: Скелеты в сталактитовой пещере , около 1826 года

• Каспар Давид Фридрих: Ангелы в поклонении , около 1826 года

• Сон Давида Фридриха Каспара: 905 , 1830

• Каспар Давид Фридрих: Сова у могилы , около 1837 г.

Работа и психоанализ

Каспар Давид Фридрих: Меловые скалы на Рюгене, , 1818 г. Каспар Давид Фридрих: Монах у моря , 1810 г.

В случае с Фридрихом одна из искусствоведческих стратегий интерпретации произведения состоит в том, чтобы компенсировать недостающие контексты изображений с помощью психоаналитических объяснений.Наиболее ярким примером такой процедуры является междисциплинарная дискуссия о росписи меловых скал на острове Рюген . Картина чаще всего интерпретируется как «свадебная фотография», которую Фридрих и его жена показали во время медового месяца на острове Рюген летом 1818 года. В связном смысле образа двум мужским фигурам приписан двойной автопортрет художника. ^[36] Психоаналитический уровень интерпретации описывает двойное представление о себе как выражение разделения мужчины на любящую, ласковую и независимую, свободолюбивую личность; под влиянием травм и потери предметов в детстве.Взгляд в бездну может быть взглядом во время болезненных событий и оправданием самосозданного двойника. Таким образом, картина была бы внутренним портретом самого художника, едва замаскированной формой самоанализа. ^[37] Детлеф Стапф видит в Фридрихе тенденцию к диссоциации, когда художник делает свои заявления в областях конфликта, например, в споре Рамдора о Теченском алтаре, формулирует свои тексты от третьего лица и тем самым дистанцируется от дисгармоничного часть его личности. ^[38]

В большинстве интерпретаций картина Монах у моря — это ярчайшее художественное сообщение о том, как справиться с болью, одиночеством, бессилием и переживанием потери. Он используется как доказательство способности человека выживать и противостоять невыносимой боли. Художнику удается сформулировать сообщение в таком качестве, что картина может быть предложением облегчить боль человека, став видимой на картине. ^[39]

Эдипов конфликт

Детлеф Стапф обращается к отношениям Фридриха с женщинами, которые могут быть сформированы его сестрой Катериной, которая для него была заменителем матери и идеальным образом матери. ^[40] Есть много оснований полагать, что идея виртуозно чистых отношений между Фредериком, Джулией Крамер и Кэролайн Бардуа должна заполнить уже невозможную близость с его умершей сестрой Катериной. Стремление к тесной эдипальной связи с объектом проекции создавало постоянный страх отвержения, разочарования и боли. Психогенез, возможно, на этом уровне начинается с депрессии Фридриха. Как художник ищет в воображении незаконную близость к объекту желания, можно увидеть на нескольких примерах в его искусстве.На изображениях работающих женщин это обозначено символическим цветом. Красный цвет для страсти можно найти на картине , садовая терраса (красная ткань) или на картине Женщина перед заходящим солнцем (рубиново-красные серьги), белый цвет для добродетели с сестрами на Söller в гавани (белые цветы). Тот факт, что Фридрих, который всегда был одет в темную ткань, носил белые брюки и красную куртку в горном пейзаже с радугой в автопортрете, появившемся вскоре после смерти его сестры, можно рассматривать как живописное выражение Эдипов конфликт.

• Каспар Давид Фридрих: Garden Terrace , 1811

• Каспар Давид Фридрих: Женщина перед заходящим солнцем , 1817

• Каспар Давид Фридрих: Сестры на Зёллер , в гавани 1817

• Каспар Давид Фридрих: Горный пейзаж с радугой , 1810

Депрессия

Существование депрессии во Фридрихе широко признано в исследованиях искусства и при патографическом анализе, даже если материальная основа для постановки диагноза признан неадекватным.С эпидемиологической точки зрения сегодняшние данные сравниваются с информацией из биографии с помощью прототипа. В соответствии с этим, художник впервые заболел в возрасте 25 лет, затем каждые 3-10 лет с депрессивными эпизодами продолжительностью от 6 до 12 месяцев. ^[41] Таким образом, он страдал две трети своей жизни от тяжелой, повторяющейся депрессии. По словам Спитцера, течение болезни с повторяющимися фазами и попыткой самоубийства является классическим для умеренной и тяжелой униполярной депрессии. ^{[42] В} году во время Великой депрессии историки искусства утверждают, что продуктивность творческого процесса за долгий период снизилась в несколько раз из-за изменений в художественной технике и накопления символов смерти на этапах работы. По мере того как депрессия утихала, Фридрих неоднократно достигал хорошего уровня психосоциального функционирования. ^[43] По предрасположенности личности художник может рассматриваться как «яркий пример» меланхолического типа. ^[44] Для психодинамики указаны потери в раннем детстве и ранние травмы.Через сомнения в себе, выраженные Фридрихом, и адекватные оценки доверенных современников, можно предположить значительный конфликт самооценки с нарциссической разницей между собственным идеалом и обесцененным самооценкой. ^[45]

«[…] очень высокое понятие искусства, по своей сути мрачный характер и глубокая неудовлетворенность собственными достижениями, вытекающими из обоих […]».

Паранойя

В художественно-исторической литературе происхождение иллюзий ревности и преследований продолжалось из заявлений Карла Густава Каруса, как это безосновательно изложено в биографии Фридриха Фрица Немица за 1824 год и описано Бёршем. -Супан же опасения, граничащие с заблуждением. ^[47] Согласно Карстену Спитцеру, с нынешними традициями нельзя говорить о заблуждении, но, согласно соответствующим высказываниям художника, можно говорить о психопатологических характеристиках недоверия. ^[48] Причин для недоверия достаточно: безусловно, все более негативные отзывы о его картинах, интриги в Дрезденской академии, убийство его друга Герхарда фон Кюгельгена (1820), политические разочарования, шпионаж, цензура, принуждение чтобы скрыть свои политические взгляды. ^[49] Для Детлефа Стапфа уже была причина, которая могла привести к паранойе. ^[50] У Фридриха были тексты Франца Кристиана Болля ( О разложении и восстановлении религиозности, ) и Кристиана Кея Лоренца Хиршфельда ( Теория садового искусства, ), которые являются основными источниками для большей части его работ. на глазах у всех спрятано. Также он ничего не сказал о концептуальных подходах к его искусству, таких как Tetschen Altar , которые могли бы раскрыть его предложения.Психологическое давление этой постоянной герметичной изоляции его собственного мира должно было патологически изменить личность художника.

«[…] вы все еще не признаете, что число ваших противников — легион, для которого нет ничего плохого, чтобы навредить […] человеку? […] Бедный дьявол, вы же забирая меня! потому что будьте уверены, куда вы идете и где находитесь, и где вы сидите и где вы лежите, и что вы делаете и что вы делаете, вы будете повернуты издалека (даже ваш стол и письма не заблокированы для эти люди), и вы видите, что нет ни слова о вашем языке, поэтому эти мошенники не умеют крутить, в вашу пользу и во вред.Ваш образ здесь, безусловно, найдет признание при различных обстоятельствах, и тот факт, что он все еще включен здесь, безусловно, имеет особую причину, по которой человек хочет скрыть свою собственную вину и, таким образом, считает, что обманывает. «

— Каспар Давид Фридрих ^[51]

Последние годы жизни

Каспар Давид Фридрих: Травы и палитра , около 1838 г. Кэролайн Бардуа: Портрет Каспара Давида Фридрихса , 1840 г.

Фридрих перенес инсульт 26 июня 1835 года в возрасте 61 года, вероятно, из-за левостороннего подкоркового ишемического инфаркта. ^[52] В результате очень вероятна стойкая депрессия в виде постинсультной депрессии. ^[53] В августе и сентябре он лечился в Теплице. Художественное производство было очень ограничено из-за паралича правой руки и временами останавливалось.

«Что касается Фридриха, он живет достаточно разумно, но парализован из-за инсульта и не работает»

Кернер говорит о втором инсульте в 1837 году и психическом расстройстве в последние три года жизни.Тем не менее, он создал сепии и акварели, мотивы которых интерпретируются в ожидании смерти: мегалитическая могила, затонувший корабль на берегу, выброшенные рыболовные снасти или возвращающиеся рыбацкие лодки. Лист из травы и палитра призваны показать прощание с живописью. Картина, сделанная Каролиной Бардуа в августе 1839 года, дает представление о состоянии художника.

«Кэролайн сломала своего старого друга и нашла его больным. Теперь она ходит к нему каждое утро рисовать; вчера она принесла несколько маленьких картинок сепии, которые он ей подарил — они станут настоящим украшением нашего дома.«

Спитцер считает, что термины« прозябание вдали »или« психическое расстройство », используемые в различных источниках, неадекватно характеризуют состояние Фридриха.

критика

Йенс Кристиан Йенсен не видит в патографии, применявшейся в случае Фридриха, более ясного, но более трудного доступа к искусству художника ^[56] При квазидиагностическом оправдании меланхолии зрителю было бы дано мнимое объяснение взглянуть на его картины с точки зрения характера.Основные темы Фридриха, уверенность в смерти и надежда на спасение, в основном имеют человеческую природу и имеют мало общего с несомненно существующей депрессией. Большинство критиков пытались перевести революционный визуальный язык Фридриха обратно в общепринятый, и там, где это не удалось, извинить меланхолией мастера. То, что Фридрих опрометчиво называет меланхолией, можно рассматривать как живой протестантизм. Существует также риск того, что его искусство окажется за пределами темы смерти романтизма, характерной для эпохи. ^[57] Под сомнение могут быть поставлены не только современные анонимные источники о душевном состоянии Фридриха и попытке самоубийства, но и традиции Карла Густава Каруса. Друг, который получил значительную пользу от Фридриха в художественном отношении, вынес свое суждение о якобы «интеллектуально неясных условиях» своего бывшего учителя в тот момент, когда он дистанцировался от него в эстетических убеждениях. Карус безоговорочно соглашался с взглядами Гете на природу и искусство, считавшего путь Фридриха ложным. ^[58] Этот факт наводит на мысль о преувеличении оценки Каруса. ^[59] По словам Ани Хэсе, Карус хотел маргинализовать художника путем патологизации, чтобы узаконить свою собственную буржуазию. ^[60] Как и несколько современников, датский писатель-искусствовед Нильс Лауриц Хёйен в 1822/23 году по-другому взглянул на художника.

«Его характер очень любезен. Я был с ним много раз. Каждый раз, заходя в его комнату художника, я чувствовал себя хорошо, потому что в его лице, во всем его существе есть что-то невыразимо благотворное.»

— Нильс Лауриц Хёйен ^[61]

Течение болезни

Синоптическое представление предполагаемого течения болезни рекуррентных депрессивных расстройств Каспар Давид Фридрих после Карстена Спитцера. ^[62]

литература

• Гельмут Бёрш-Супан: Каспар Давид Фридрих. Чувство закона . Deutscher Kunstverlag, Мюнхен, 2008 г.
• Биргит Даленбург, Карстен Спитцер: Большая депрессия и инсульт у Каспара Давида Фридриха. В: Жюльен Богоуславский, Норберт Боллер (Hrsg.): Неврологические расстройства у известных художников . Базель 2005, С. 112–120.
• Гизела Греве (Ред.): Каспар Давид Фридрих в диалоге . Издание раздор, Тюбинген 2006.
• Йенс Кристиан Йенсен: Каспар Давид Фридрих. Жизнь и работа . DuMont Verlag, Кельн, 1999.
• Дитер Кернер: Болезнь художника Каспара Давида Фридриха . В: Медицинский мир. 25, 1974, стр.2136-2138.
• Вильгельм Ланге-Эйхбаум, Вольфрам Курт: Гений, безумие и слава . Том 3: Художники и скульпторы. 7-е, полностью переработанное издание. В. Риттер, Мюнхен, 1986.
• Карстен Спитцер: Об оперативном диагнозе меланхолии Каспара Давида Фридриха. Отчет о семинаре. В: Маттиас Бормут, Клаус Подолл, Карстен Спитцер (ред.): Искусство и болезнь. Патографические исследования. Wallstein Verlag, Göttingen 2007, стр.Ласло Ф. Фёльденьи: Ранняя смерть романтиков. В: Лутц Вальтер: Меланхолия . Reclam, Leipzig 1999.
• ↑ Мартина Ратке: Ужасная томность: Каспар Давид Фридрих страдал от депрессии. В: Газета «Врачи». 3 сентября 2004 г.
• ↑ Susanne Hilken, Matthias Bormuth, Michael Schmidt-Degenhard: Психиатрические истоки патографии. В: Маттиас Бормут, Клаус Подолл, Карстен Спитцер (ред.): Искусство и болезнь. Патографические исследования . Wallstein Verlag, Göttingen 2007, стр. 11.
• ↑ Карстен Спитцер: Об операциональном диагнозе меланхолии Каспара Давида Фридриха. Отчет о семинаре. В: Маттиас Бормут, Клаус Подолл, Карстен Спитцер (ред.): Искусство и болезнь. Патографические исследования . Wallstein Verlag, Göttingen 2007, стр. 82.
• ↑ Карстен Спитцер: Об операциональном диагнозе меланхолии Каспара Давида Фридриха.Гизела Греве: Каспар Давид Фридрих . Толкования в диалоге. издание diskord, Тюбинген 2006, стр. 103.
• ↑ Detlef Stapf: Скрытые пейзажи Каспара Давида Фридриха. Контексты Нойбранденбурга . Грайфсвальд 2014, стр. 427 ff., Network-based P-Book
• ↑ Ekkehard Gattig: Видимость бессознательного. Психоаналитические комментарии о влиянии произведения искусства. В: Гизела Греве: Каспар Давид Фридрих. Толкования в диалоге .издание diskord, Тюбинген 2006, стр. 40.
• ↑ Detlef Stapf: Скрытые пейзажи Каспара Давида Фридриха. Контексты Нойбранденбурга . Грайфсвальд 2014, стр. 55 ff., Network-based P-Book
• ↑ Carsten Spitzer: Об оперативном диагнозе меланхолии Каспара Давида Фридриха. Отчет о семинаре. В: Маттиас Бормут, Клаус Подолл, Карстен Спитцер (ред.): Искусство и болезнь. Патографические исследования . Wallstein Verlag, Göttingen 2007, стр. 90.
• ↑ Мартина Ратке: Ужасная томность: Каспар Давид Фридрих страдал от депрессии. В: Газета «Врачи». 3 сентября 2004 г.
• ↑ Карстен Спитцер: Об оперативном диагнозе меланхолии Каспара Давида Фридриха. Отчет о семинаре. В: Маттиас Бормут, Клаус Подолл, Карстен Спитцер (ред.): Искусство и болезнь. Патографические исследования . Wallstein Verlag, Göttingen 2007, стр. 86.
• ↑ Birgit Dahlenburg, Carsten Spitzer: Большая депрессия и инсульт у Каспара Давида Фридриха.Гельмут Бёрш-Супан: Каспар Давид Фридрих. Чувство закона . Deutscher Kunstverlag, Мюнхен 2008, стр. 70.
• ↑ Карстен Спитцер: Об оперативном диагнозе меланхолии Каспара Давида Фридриха. Отчет о семинаре. В: Маттиас Бормут, Клаус Подолл, Карстен Спитцер (ред.): Искусство и болезнь. Патографические исследования. Wallstein Verlag, Göttingen 2007, p. 89.
• ↑ Gertrud Fiege: Каспар Давид Фридрих в свидетельствах самих себя и имиджевых документах .Ровольт, Рейнбек 1977, стр. 117.
• ↑ Detlef Stapf: Скрытые пейзажи Каспара Давида Фридриха. Контексты Нойбранденбурга . Грайфсвальд 2014, стр. 238, сетевой P-Book
• ↑ Сигрид Хинц (Ред.): Каспар Давид Фридрих в письмах и признаниях. Искусство и общество Henschelverlag, Берлин 1974, стр. 99.
• ↑ Карстен Спитцер: Об оперативном диагнозе меланхолии Каспара Давида Фридриха. Отчет о семинаре. В: Маттиас Бормут, Клаус Подолл, Карстен Спитцер (ред. Ведомости для литературных развлечений. 1843, стр. 493.
• ↑ Карстен Спитцер: Об оперативном диагнозе меланхолии Каспара Давида Фридриха. Отчет о семинаре. В: Маттиас Бормут, Клаус Подолл, Карстен Спитцер (ред.): Искусство и болезнь. Патографические исследования. Wallstein Verlag, Göttingen 2007, p. 87 ф.

ПАТОГРАФИЯ ДЕМЕНЦИИ

ПАТТИ УЭЙД, CDCCI, AMYJO SCHAMENS, BCBA И RICK RADER, MD

Просвещение и обучение лиц, осуществляющих уход, врачей, семей, терапевтов, консультантов и лиц, ответственных за разработку политики, по вопросам деменции является одним из ключевых предложений Центра по проблемам старения и деменции Orange Grove и долголетие.Центр был создан для оказания помощи растущему числу людей с умственными отклонениями и нарушениями развития, особенно с синдромом Дауна, с сопутствующими заболеваниями болезни Альцгеймера и связанных с ней деменций. Одно из обучающих упражнений — использование «патографии», повествования, написанного с точки зрения пациента. Он описывает, что и как болезнь «делает» с пациентом, ее влияние на его мысли, действия и поведение.

Блог патографии предлагает: «Патография — это повествование, которое дает голос и лицо переживанию болезни.Он ставит человека, стоящего за болезнью, на передний план и, как таковой, дает прекрасную возможность научиться всем, кто ухаживает за больными, и другим пострадавшим ». В Orange Grove мы расширили повествование, чтобы олицетворять болезнь. Как болезнь и расстройство видят себя ? Какова цель болезни и как она способствует достижению своих целей? Во время недавнего учебного курса по теме «Помощь при деменции» мы попросили участников представить, что они либо люди с болезнью Альцгеймера (или связанной с ней деменцией), либо что они были самой болезнью.Затем мы попросили их записать свои мысли. Затем участникам была предоставлена ​​возможность прочитать свою работу вслух. Реакция была ощутимой. После некоторых чтений наступила жуткая тишина. Были вздохи, стоны и гримасы, часто сопровождаемые преувеличенным закрытием глаз. Вот что они поделили:

ДЛЯ ТОГО, ЧТО У них была ДЕМЕНЦИЯ

«Я постепенно забываю свою нормальную жизнь и воспоминания. Раньше я был очень независимым, а теперь мне нужна небольшая помощь в повседневной жизни.Я чувствую себя обузой для своей семьи. Я хочу быть прежним, жить своей нормальной жизнью »- Лаура М.

« Я начинаю видеть в себе медленные изменения. Все началось с мелочей, таких как запоминание, куда я кладу вещи или куда они должны были идти. Я начинаю понимать, что больше не могу делать то, что делал всегда, без посторонней помощи. Я часто боюсь и очень легко расстраиваюсь. Я знаю, что медленно падаю и скоро ничего не смогу сделать. Мне очень страшно и одиноко.»- Кортни Ф.

« У меня болит колено. Голова болит, но пора просыпаться. Пора начинать день! Пора двигаться! Пол на ногах такой холодный. Пора умыться, побриться. Почему так темно? Почему болит колено? Я не могу найти свою одежду, моя жена выставляет ее мне каждую ночь, она даже выбирает мой пояс и обувь. Где моя одежда? Где моя жена? Дорогая, ты в порядке? »* Включите свет. Мистер Смит, сейчас 2 часа ночи! Что вы делаете, просыпаясь? О боже, вы попали в аварию! Позвольте мне вымыть вас.«Где моя жена?» — Сами К.

«У меня болезнь Альцгеймера. Я не вижу и не чувствую мир так, как раньше. Вещи принципиально разные, и это моя реальность, независимо от того, твоя ли она. Забываю — мелочи и большие. То, что вы знаете изначально, теперь является связью, которую я не могу установить. Для меня это путешествие, которое заканчивается забвением, но я все равно буду чувствовать ваше присутствие и надеюсь, что ваше пребывание со мной закончится ростом, пониманием и признательностью »- Аноним

ДЛЯ ТЕХ, КТО БЫЛ« БОЛЕЗНЬЮ »

» Я здесь, чтобы стереть время, воспоминания, надежды, мечты.Я не уйду, пока ты не исчезнешь внутри себя. Я не только повлияю на вас, но и причиню огромное горе всем, кого вы любите или знаете. Я неудержимая сила без лекарства. Вас предупреждали, но вы не будете вспоминать, и окружающие будут страдать »- Лесли Х.

« Я намерен постепенно терять слова в мозгу, а затем я смешаю знакомые места с неизвестными. После этого я пойду за людьми, которые вам наиболее близки, и сотру их одного за другим. После того, как все это будет завершено, я займусь чувствами.Вскоре ничего не останется или никого не останется »- Кэти М.

« Я собираюсь постепенно забрать ваши способности и воспоминания и заставить их исчезнуть. Вы больше не можете одеваться, принимать душ, водить машину или жить самостоятельно. Вы будете забывать … помнить … семью и друзей, пока ваш разум не станет пустым. Постепенно вы не сможете ходить, есть и дышать »- Трейси

« Я собираюсь медленно забрать ваши воспоминания. Сначала я заставлю тебя забыть. Тогда я сделаю вас неспособным заботиться о себе, неспособным принимать безопасные решения и дезориентированным по отношению к окружающему миру.Я в конце концов причиню тебе смерть. Я сделаю это, отрезав в вашем мозгу пути, позволяющие вам правильно мыслить. В конце концов, вы будете настолько ослаблены, что забудете, как глотать и даже дышать. Тогда я выиграю »- Аноним

« Я медленно войду в вашу жизнь и украду ваши воспоминания, способности и все ваши отношения. Я вызову у вас тревогу, страх и заставлю уйти в ад. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы уничтожить тебя и тех, кого ты любишь »- Аноним

« Я запутаю тебя.Я заставлю тебя почувствовать, что ты не важен. Я заберу у вас мелкую и крупную моторику. Я отниму у вас способность работать. Помните, когда вы ездили в отпуск с семьей? Нет, не знаешь. Я забрал это воспоминание. Ваша способность читать уменьшилась, теперь вас читают, и я выберу историю. Фактически, с этого момента я буду принимать остальные ваши решения ». — Дана К.

« Я возьму на себя всю вашу жизнь, как вы ее знаете. Со временем я буду прогрессировать.Вы больше не будете ходить так же, иметь те же воспоминания, маленькие, чувствовать себя так же или узнавать свою семью. Я разрушу твой мозг. Я заберу вашу жизнь, и вы не сможете меня остановить ». — Стейси Б. •

ОБ АВТОРАХ:

Патти Уэйд, CDCCI, директор Центра старения, деменции и долголетия при Центре Orange Grove в Чаттануге. , Теннесси. Эми Джо Шаменс, BCBA, директор по работе с детьми Центра Orange Grove в Чаттануге, штат Теннесси. Рик Рейдер, доктор медицины, является директором Morton J.Kent Habilitation, и временный директор службы здравоохранения в Orange Grove Center в Чаттануге, штат Теннесси.

No related posts.