Маяковский: в том, что умираю, не вините никого…
Всегдашние разговоры Маяковского о самоубийстве! Это был террор. В 16-м году рано утром меня разбудил телефонный звонок.
Глухой, тихий голос Маяковского: «Я стреляюсь. Прощай, Лилик». Я крикнула: «Подожди меня!» — что-то накинула поверх халата, скатилась с лестницы, умоляла, гнала, била извозчика кулаками в спину. Маяковский открыл мне дверь. В его комнате на столе лежал пистолет. Он сказал: «Стрелялся, осечка, второй раз не решился, ждал тебя». Я была в неописуемом ужасе, не могла прийти в себя.
<…> Когда в 1956 году в Москву приезжал Роман Якобсон, он напомнил мне мой разговор с ним в 1920 году. Мы шли вдоль Охотного ряда, и он сказал: «Не представляю себе Володю старого, в морщинах». А я ответила ему: «Он ни за что не будет старым, обязательно застрелится. Он уже стрелялся – была осечка. Но ведь осечка случается не каждый раз!»
Перед тем как стреляться, Маяковский вынул обойму из пистолета и оставил только один патрон в стволе.
Из воспоминаний Осипа Брика
Брик Осип Максимович (1888-1945) – писатель, драматург, сценарист, критик. Издал поэмы Маяковского «Облако в штанах» и «Флейта-позвоночник».
15 апреля утром мы приехали в Берлин на Kurfurstenstrasse в Kurfurstenhotel, как обычно. Нас радушно встретила хозяйка и собачка Scheidt. Швейцар передал нам письма и телеграмму из Москвы. «От Володи», — сказал я и положил, не распечатывая, ее в карман. Мы поднялись на лифте, разложились, и тут только я распечатал телеграмму.
<…> 17-го утром мы приехали в Москву. Гроб стоял в Союзе писателей. Огромные толпы приходили прощаться с Володей. Все были очень взволнованы. Никто не ожидал, что Маяковский может застрелиться. 14 апреля – это 1 апреля по старому стилю, и многие, когда мы говорили, что Маяковский застрелился, смеялись, думая, что их разыгрывают.
Я имел разговор с одним рапповцем. Я спросил его – неужели они не могли загрузить Володю работой в Рапе, найти ему должное применение. Он поспешно ответил: как же! Мы условились, что весь стиховой самотек, который будет поступать в журнал «Октябрь», мы будем отсылать ему на просмотр. Больше мне с ним разговаривать было не о чем.
А другой рапповец выразился так: «Не понимаю, почему столько шуму из-за самоубийства какого-то интеллигента». Отвратительно мне было это самодовольство посредственности – что мы, мол, не такие, мы не застрелимся!
Люди не стреляются по двум причинам: или потому, что они сильнее раздирающих их противоречий, или потому, что у них вообще никаких противоречий нет. Об этом втором случае рапповская бездарь забыла.
Из воспоминаний Николая Асеева
Асеев Николай Николаевич (1889-1963) – русский советский поэт, близко общался с Маяковским, некоторое время поэты жили в одной квартире.
В воскресенье 13 апреля 1930 года я был на бегах. Сильно устал, вернулся голодный. Сестра жены Вера, остановившаяся в нашей комнате, — я жил тогда на Мясницкой в доме 21,- сообщила мне, что звонил Маяковский. Но, прибавила она, как-то странно разговаривал. Всегда с ней любезный и внимательный, он, против обыкновения, не поздоровавшись, спросил, дома ли я; и когда Вера ответила, что меня нет, он несколько времени молчал у трубки и потом, вздохнувши, сказал: «Ну что ж, значит, ничего не поделаешь!»
<…> В понедельник четырнадцатого апреля я заспался после усталости и разочарования неудачами предыдущего дня, как вдруг в полусне услышал какой-то возбужденный разговор в передней, рядом с нашей комнатой. Голоса были взволнованные; я встал с постели, досадуя, что прерывают мое полусонное состояние, накинул на себя что-то и выскочил в переднюю, чтобы узнать причину говора. В передней стояла моя жена и художница Варвара Степанова; глаза у нее были полубезумные, она прямо мне в лицо отчеканила: «Коля! Володя застрелился!» Первым моим движением было кинуться на нее и избить за глупый розыгрыш для первого апреля; в передней было полутемно, и я еще не разглядел ее отчаяния, написанного на лице, и всей ее растерянной, какой-то растерзанной фигуры.
Я закричал: «Что ты бредишь?» Ее слов, кроме первых, я точно не помню, однако она, очевидно, убедила меня в страшной правде сказанного.
Я помчался на Лубянский проезд. Был теплый апрельский день, снега уже не было, я мчался по Мясницкой скачками; не помню, как добежал до ворот того двора, где толпились какие-то люди. Дверь из передней в комнату Маяковского была плотно закрыта. Мне открыли, и я увидел.
Головой к двери, навзничь, раскинув руки, лежал Маяковский. Было невероятно, что это он; казалось, подделка, манекен, положенный навзничь. Меня шатнуло, и кто-то, держа меня под локоть, вывел из комнаты, повел через площадку в соседнюю квартиру, где показал предсмертное письмо Маяковского.
Дальше не помню, что было, как я сошел с лестницы, как очутился дома.
Из воспоминаний Николая Денисовского
Денисовский Николай Федорович (1901-1981) – русский советский художник, один из основателей Общества станковистов (ОСТ). Совместно с Маяковским Денисовский создал серию плакатов для Наркомздрава.
14 апреля 1930 года… мне сообщили, что застрелился Маяковский. Я немедленно поехал на Лубянку.
В передней была соседка по квартире и больше никого не было. Он лежал головой к окну, ногами к двери, с открытыми глазами, с маленькой открывшейся точкой на светлой рубашке около сердца. Его левая нога была на тахте, правая слегка спустилась, а корпус тела и голова были на полу. На полу был браунинг. На письменном столе – записка, написанная его рукой. А на спинке стула, около стола, висел его пиджак. Меня просили поехать на Таганку и предупредить дома, чтобы встретить тело. Дома никого не было. Была одна домработница. Л.Ю. и О.М. Брик были за границей. Вскоре привезли тело и положили его на тахту в его комнате. Пока он не застыл окончательно, надо было его переодеть. Непрерывно звонил телефон на Таганку, самые различные люди возмущенно сообщали, что в Москве кто-то распространяет слухи о смерти Маяковского.
Узнавали правду, растерянно умолкали. Постепенно соседняя комната и столовая стали заполняться знакомыми и незнакомыми людьми. Не помню сейчас, кто помог найти чистую рубашку у него в шкафу. Но мне снять с него старую было уже трудно.
Пришлось разрезать. На сердце с левой стороны было пятнышко, рана запеклась кровью. Олеть его я не знал как. Решили оставить в тех же самых брюках и ботинках. По телефону сообщили, что приедут из института мозга и будут брать его мозг…
<…> В день похорон уде невозможно было пройти к гробу, хотя и были пропуска. Митинг происходил во дворе, говорили перед гробом, который уже стоял на грузовике. Я запомнил и слышал с балкона только Кирсанова (прим. ред.: Кирсанов Семен Исаакович — русский советский поэт), который читал «Во весь голос».
«Последний апрель»: как погиб Владимир Маяковский
11:50, 14.04.2015
Авторы документального фильма на Первом расскажут о трагических днях в жизни поэта.
К 85-й годовщине гибели поэта Маяковского его американская дочь Патриция выступила с заявлением: «Отец не покончил с собой. Его убили». И так считает не только она.
Долгие годы никто не мог точно сказать, что произошло в роковой день 14 апреля 1930 года в небольшой комнате, где погиб Маяковский. Зато точно известно другое: с места происшествия пропал тот самый пистолет, из которого был сделан выстрел и часть вещдоков. А следствие грубо нарушило протокол… И даже вскрытие было сделано не по правилам…
Так как же погиб Владимир Маяковский на самом деле? Было ли это убийство или самоубийство? Кому была нужна смерть «певца революции»? На эти и многие другие вопросы попытаются ответить авторы нового документального фильма «Последний апрель», который выйдет на Первом канале во вторник в 00:15.
С помощью судебных экспертов создатели картины рассмотрят основные версии гибели поэта. К «подозреваемым», если брать версию об убийстве, относятся супруги Брик, сотрудник ОГПУ Яков Агранов, последняя пассия поэта Вероника Полонская. У каждого мог быть свой мотив. У Бриков — наследство. Агранов мог действовать по приказу ОГПУ. Полонская могла стать орудием исполнения чужой воли (того же ОГПУ). Авторы расскажут, насколько выгодна была смерть поэта каждому из них. А также, почему так холодно принимались последние произведения Маяковского, и мог ли он представлять опасность для властей.
Также они проанализируют вещественные доказательства, которые в свое время исчезли с места преступления, но спустя годы оказались в нашем распоряжении. В результате экспертизы рубашки Маяковского с пулевым отверстием эксперты попытаются выяснить, мог ли Маяковский стрелять сам в себя или это сделал кто-то другой.
В фильме принимает участие родственница Маяковского Светлана Володина, которая на протяжении долгих лет искала ответ на вопросы: что же на самом деле произошло с поэтом в тот роковой день, и что об этом говорили в его семье? Отчего сестра поэта Людмила завела «тетрадь версий гибели Володи»? И почему все сомневались в том, что это было самоубийство?
Самый крупный «маяковед» России Светлана Стрижнева, посвятившая десятилетия изучению этого вопроса, представит свою версию, которую она выстраивала долгие годы на основании документов и свидетельств: Маяковский спустил курок сам, но это было «доведение до самоубийства». Графологи проведут сравнительную экспертизу почерка Маяковского в предсмертной записке и последних слов в записной книжке «Вот когда все сегодня мерзавцы…». В фильме будут представлены результаты, баллистической экспертизы пули из музея Маяковского и пистолет, который никогда не стрелял — его подбросили на место гибели поэта.
Смотрите документальный фильм «Владимир Маяковский. Последний апрель» во вторник, 14 апреля, в 00:15 на Первом канале.
Дело Владимира Маяковского: криминалисты провели новое расследование смерти поэта
В пятницу, 14 апреля, исполнилось 87 лет со дня смерти великого поэта революции Владимира Маяковского. Официальная версия смерти — самоубийство. Однако в то время существовало немало слухов об убийстве поэта. Авторам программы «Улика из прошлого» на телеканале «Звезда» удалось не только восстановить картину событий 14 апреля 1930 года – дня, когда произошла трагедия, но и найти все исчезнувшие из квартиры улики и заново провести расследование.
По факту смерти поэта были проведены следственные действия. На основе свидетельств очевидцев, анализов фактов и вскрытии было установлено, что Маяковский застрелился, однако у авторов программы после изучения материалов дела официальная версия вызвала сомнения. Создалось ощущение, что те, кто вели расследование, пытались не столько установить причину произошедшего, сколько скрыть его. Так, например, следствие было рекордно коротким – всего пять дней. Вызывает вопросы и тот факт, что тело поэта было кремировано.
Есть и другая странность: оружие и пуля должны были отправиться на баллистическую экспертизу, где и установили бы их соответствие друг другу, но пистолет исчез прямо с места преступления.
Известно, что у Маяковского было два пистолета: Bayard и Browning, однако у его тела нашли Mauser, который позже и исчез, пропали также гильза и пуля, которую извлекли из тела поэта во время вскрытия. Более того, потерялись также предсмертная записка Маяковского и его рубашка со следами выстрела. Их нашли много позже. Например, рубашку обнаружили через несколько лет у гражданской жены поэта Лили Брик, спустя 24 года после смерти Маяковского она передала ее одноименному музею.
Проведя экспертизу выстрелов под разным углом и сравнив ее с отверстием пули, оставшимся на рубашке поэта, авторы программы пришли к выводу, что выстрел в Маяковского был произведен в упор.
Судя по посмертной маске поэта, у него был сломан нос. Это может значить, что Маяковский упал лицом вниз, а не на спину, как бывает при выстреле в самого себя, а потом его просто перевернули.
Современники поэта указывали и на другие признаки насильственной смерти: его нос и левая скула были разбиты.
Стоит отметить, что в ходе следствия не были зафиксированы результаты осмотра места преступления: ни положение тела, ни описание раны и входного отверстия от пули на рубашке, ни пятна крови на одежде и оружии. Эти упущения, возможно, объясняются не низким профессионализмом следователей, а тем, что на месте преступления сыщики выполняли распоряжения начальника Секретного отдела ОГПУ СССР Якова Агранова, который «курировал» творческую интеллигенцию в то время.
Определенные вопросы вызывает и предсмертная записка. О том, что это фальшивка, заставляется задуматься тот факт, что она была написана карандашом, хотя обычно Маяковский все писал своей любимой авторучкой.
Однако современные специалисты по почерковедению и суицидологии после проведения экспертиз с определенной долей вероятности заявили, что записку написал сам поэт. Более того, в дневниковых записях М.Я. Презента, найденных в архивах Кремля литературоведом Валентином Скорятиным, есть упоминание о том, что поэт рано утром 14 апреля 1930 года, за три часа до выстрела, поехал на телеграф и дал в Париж на имя свой возлюбленной Татьяны Яковлевой телеграмму: «Маяковский застрелился».
Исследователи жизни Маяковского по сей день продолжают спорить, покончил поэт жизнь самоубийством или же был убит. Однако пока не появятся более весомые улики из прошлого, однозначно ответить на этот вопрос невозможно.
ГИБЛОЕ ДЕЛО. Маяковский. Самоубийство
ГИБЛОЕ ДЕЛО
Мысль о самоубийстве осеняла его не раз:
Все чаще думаю:
не поставить ли лучше
точку пули
в моем конце.
Или:
— Прохожий!
Это улица Жуковского?
Смотрит,
как смотрит дитя на скелет,
глаза вот такие,
старается мимо.
«Она — Маяковского тысячи лет:
он здесь застрелился у двери любимой».
Казалось, он нарочно приучает современников к мысли о своем грядущем конце. Но — не приучил. Даже тех, кто наизусть помнил все эти его мрачные прорицания, случившееся потрясло своей неожиданностью. Да и как могло не потрясти! Ведь были в его стихах и другие переклички, совсем другие самоповторения:
Говорю вам:
мельчайшая пылинка живого
ценнее всего, что я сделаю и сделал!
(«Облако в штанах». 1915)
Ненавижу
??????????????всяческую мертвечину!
Обожаю
????????????всяческую жизнь!
(«Юбилейное». 1924)
Да и переиначивая, перефразируя предсмертное есенинское, написав ему вдогонку, что «в этой жизни помирать не ново, сделать жизнь — значительно трудней», он тоже не лукавил. Был искренен.
Немудрено поэтому, что когда все-таки он прогремел, этот выстрел, сразу появились самые разные версии, толкующие — каждая на свой лад — причину разразившейся катастрофы.
ГОЛОСА СОВРЕМЕННИКОВ
Сегодня в 10 часов 17 минут в своей рабочей комнате выстрелом из нагана в область сердца покончил с собой Владимир Маяковский. Прибывшая «скорая помощь» нашла его уже мертвым. В последние дни В. В. Маяковский ничем не обнаруживал душевного разлада, и ничто не предвещало катастрофы. Сегодня утром он куда-то вышел и спустя короткое время возвратился в такси в сопровождении артистки МХАТа N. Скоро из комнаты Маяковского раздался выстрел, вслед за которым выбежала артистка N. Немедленно была вызвана карета «скорой помощи», но еще до ее прибытия Маяковский скончался. Вбежавшие в комнату нашли Маяковского лежащим с простреленной грудью.
(«Красная газета», 14 апреля 1930)
Как сообщил нашему сотруднику следователь тов. Сырцов, предварительные данные следствия указывают, что самоубийство вызвано причинами чисто личного характера, не имеющими ничего общего с общественной и литературной деятельностью поэта.
(«Литературная газета». Экстренный выпуск. 17 апреля 1930)
Личная драма и недавно перенесенная болезнь дают разгадку этого трагического конца поэта, всегда далекого от всякого малодушия и безжалостно клеймившего у современников всякие проявления упадничества.
Тем более возмутительно то обстоятельство, что падкая до скандалов продажная буржуазная печать Запада пытается использовать трагическую кончину поэта, как удобный предлог для очередной клеветнической кампании против СССР.
(Международное бюро революционной литературы)
Застрелился В. Маяковский, оставив огромной массе своих читателей, своим друзьям, товарищам по борьбе и работе признание в том, что он, Владимир Маяковский, революционный поэт, кончает жизнь самоубийством, так как его «любовная лодка разбилась»… Воевавший в своем творчестве против всяких жалких «любовишек» и семейных, камерных драм, отдавший оружие своего художественного слова борьбе за новую жизнь, в которой не будет места маленьким, личным чувствам, он сам оказался жертвой цепкой силы старого мира. У этого огромного поэта, призывавшего миллионы трудящихся к революционной переделке жизни, не хватило сил для переделки своего собственного узколичного семейно-бытового уголка… Нет сомнения в том, что, если бы поэт остался жить, он смог бы преодолеть те изъяны в его творчестве, которые были результатом неполного усвоения мировоззрения пролетариата… И вот Маяковский прервал свой общественный и поэтический рост выстрелом из револьвера. Смерть Маяковского говорит еще раз всем художникам, по-настоящему желающим идти рука об руку с великим классом, осуществляющим социализм, о том, как сложна борьба со старым миром, с его индивидуализмом, с его отвратительной цепкостью.
(Секретариат РАПП)
В крохотной душной комнатенке, широко разбросав руки и ноги, лежит, нет, валяется громадный Володя Маяковский. Голова боком на паркетной половице. Рот чуть-чуть приоткрыт, волосы слегка растрепаны. Белки глаз смотрят неподвижно, осмысленно.
Что это такое? Как это понять?..
Может быть, припадок? Он ходил последние дни повязанный, с поднятым воротником, все ворчал: грипп, последствия гриппа; запретили курить; лихорадит; какое-то пятно целые дни плавает перед глазом. Сочувствовали, но не очень беспокоились. Кто не знает — Маяковский мнителен к своему здоровью…
Нет, не припадок. Бледность лица невыносимо желтеет… Карета опоздала — кремовая чисто вымытая сорочка распахнута, над левым соском круглая, аккуратная, почти без крови ранка! Карета опоздала! Все опоздали! Не шутка, не припадок, не сцена из пьесы, не кадр из фильмы… Все точно, как газетные строчки.
«14 апреля, в 10 часов 15 минут утра в своем рабочем кабинете, Лубянский проезд, 3, выстрелом из револьвера в область сердца покончил жизнь самоубийством поэт Владимир Маяковский».
Значит, мы его не знали?
Значит, прав был любой незнакомый с Маяковским человек, безлично обсуждавший на улицах сенсацию?
— Все они такие, поэты. Что Маяковский, что Есенин…
Что же, уступить? Переменить свои взгляды?
Нет. Уступить нельзя. Дважды два — конечно, четыре. Но нельзя обожествлять арифметику. Это не диалектическая наука.
Мы все, кто знал Маяковского, не откажемся от того, каким мы его знали. Мы не ошиблись в нем! Газетный факт не перечеркнул, не омрачил, не замутил двадцати лет творческой и революционной работы поэта. Происшествие на Лубянском проезде ничего не меняет! Руки прочь от Маяковского, прочь руки всех, кто посмеет исказить его облик, эксплуатируя акт самоубийства, проводя тонюсенькие параллели, делая ехидненькие выводы.
Поэт Шелли утонул, купаясь в море, поэт Верхарн погиб под колесами поезда. Такие концы жизни столь же окрашивают их биографию и творческое лицо, как несчастье с Маяковским.
Вы скажете — Есенин?
Есенин другое дело. Задолго выбитый из седла, лишенный социальной базы, растерянный и опустившийся — он обреченно шел к неизбежному концу, он задохся в петле безвыходных противоречий.
Маяковский дышал легкими миллионов. Революционер, материалист, он каждый день пылал злобой этого дня… Он до последнего дня действовал, шумел, спорил, воевал, насмехался, дрался без конца… Физическое ослабление воли, последствия болезни, отсутствие привычно близких людей, временное нагромождение обстоятельств — все, что обычно рождает происшествие — вот что убило Маяковского. Это, а не трагедия противоречий.
В другое время, может быть, даже одним месяцем позже, любовная лодка не разбилась бы о быт. Нельзя с настоящего, полноценного Маяковского спрашивать за самоубийство. Стрелял кто-то другой, случайный, временно завладевший ослабленной психикой поэта-общественника и революционера. Мы, современники, друзья Маяковского, требуем зарегистрировать это показание.
(Михаил Кольцов. «Что случилось». «Литературная газета». Экстренный выпуск. 17 апреля 1930)
Ошибки, которые нельзя исправить, — самые крупные ошибки.
Маяковский — крупнейший революционный поэт не только Советского Союза, но и международный — совершил такую ошибку…
Его глупая, малодушная смерть пусть служит грозным примером того, как не надо подчинять своим мелким личным настроениям интересы великого дела, которому так хорошо служил Маяковский.
(Бела Кун. «Ошибка, которую не исправишь». «Литературная газета» и «Комсомольская правда», экстренный выпуск, 17 апреля 1930)
Любименький мой Элик, что же написать тебе? Я знаю совершенно точно, как это случилось, но для того, чтобы понять это, надо было знать Володю так, как знала его я. Если бы я или Ося были в Москве, Володя был бы жив.
Замечательное письмо написала одна работница-текстильщица: Маяковский умер от катастрофы на производстве, так же, как если бы монтер прикоснулся к проволоке, забывши, что это смертельно опасно.
Стихи из предсмертного письма были написаны давно, мне и совсем не собирались оказаться предсмертными:
Уже второй
??????????????????должно быть ты легла
А может быть
??????????????????????и у тебя такое
Я не спешу
?????????????????и молниями телеграмм
мне незачем
тебя
будить и беспокоить.
Как говорят инцидент исперчен
любовная лодка разбилась о быт
с тобой мы в расчете
и не к чему перечень
взаимных болей бед и обид.
«С тобой мы в расчете», а не «я с жизнью в расчете», как в письме. Стихи эти никому не показывай — я не хочу, чтобы они появились за границей в печати.
Я здорова, плачу очень редко, ем, гуляю, делаю все то же, что и раньше, но ни на минуту не перестаю думать о Володе.
Стрелялся Володя, как игрок, из совершенно нового, ни разу не стрелянного револьвера; обойму вынул, оставил одну только пулю в дуле — а это на 50 процентов осечка. Такая осечка была уже 13 лет тому назад в Питере. Он во второй раз испытывал судьбу. Застрелился он при Норе, но ее можно винить, как апельсинную корку, об которую поскользнулся, упал и разбился насмерть.
Последние два года Володя был чудовищно переутомлен. К тому же еще — грипп за гриппом. Он совершенно израсходовал себя и от всякого пустяка впадал в истерику. Я проклинаю нашу поездку.
(Л. Ю. Брик — Э. Триоле, 12. 5. 30)
Всемогущий Агранов был Лилиным очередным любовником. Он, по Лилиной просьбе, не пустил Маяковского в Париж, к Яковлевой, и Маяковский застрелился.
(Лидия Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Том второй. 1952–1962. М., 1997, стр. 547)
Есенин мог не покончить с собой; он мог погибнуть в ссылке в Сибири (как Клюев), он мог остепениться (как Мариенгоф), или «словчиться» (как Кусиков), он мог умереть случайно (как Поплавский), его могла спасти война, перемена литературной политики в СССР, любовь к женщине, наконец дружба… Его конец — иллюзорен. Цветаева, наоборот, к этому шла через всю жизнь, через выдуманную ею любовь к мужу и детям, через воспеваемую Белую армию, через горб, несомый столь гордо, презрение к тем, кто ее не понимает, обиду, претворенную в гордую маску, через все фиаско своих увлечений и эфемерность придуманных ею себе ролей, где роли-то были выдуманы, и шпаги картонные, а кровь-то все-таки текла настоящая.
Таким же неизбежным было и самоубийство Маяковского. Быть может с этим согласятся те немногие, кто прочел внимательно и полностью последний том его сочинений, где приведены стенограммы литературных дискуссий 1929 года между РАППом (и МАППом) и Маяковским, автором поэмы (неоконченной) «Во весь голос». Сначала «во весь голос» шла ругань, потом «во весь голос» прозвучал на всю Россию его истошный крик. Потом «весь голос» замер. Раздался выстрел, и жизнь, казалось, не имевшая конца, кончилась. Отступать он не привык, не умел и не хотел. «Заранее подготовленных позиций» у него не было и у поэта его судьбы и темперамента быть не могло. Он застрелил не себя только, он застрелил все свое поколение.
Трудно одолеть эти стенограммы, но не одолев их, невозможно понять неизбежность этого выстрела.
(Нина Берберова. «Курсив мой»)
Меня часто спрашивают, почему Маяковский покончил с собой… Так вот, я должен сказать, что когда меня спрашивают, почему покончил с собой Маяковский, я говорю — у него было пять причин, которые сошлись вместе, из которых каждая одна достаточна для самоубийства. Первая причина — полный творческий крах, потому что вот он все писал: советская власть — хорошо, хорошо, а тут началась пятилетка — время, о котором Сталин сказал, что даже вожди партии колебались в те годы. И я вот помню, на открытии ЦДРИ в том же подвале, в Пименовском, Маяковского мы попросили выступить, он выступал, читал первое вступление в поэму, и там глупый Гальперин Михаил сказал:
— Владимир Владимирович, прочитайте, пожалуйста, «Хорошо».
Маяковский сказал:
— Я не буду читать «Хорошо», потому что сейчас нехорошо.
Я отвечаю за каждое слово. Это было в феврале месяце, 27 февраля… Он сказал «нехорошо». Было же непонятно: он все хвалил, а тут — карточки, арестовывают вождей революции и т. д. Это первое. Вторая причина — полное отсутствие признания со стороны правительства. Пошляку Собинову дали орден, а на юбилей Маяковского не только никто не пришел, не только не было никакой награды, но даже по распоряжению Артемия Халатова — глупого армянина, который возглавлял Гослитиздат, — вырезали портрет Маяковского из журнала «Печать и революция». Третье, значит, — Татьяна Яковлева, которую он любил, — дочка художника Яковлева в Париже — отказалась выйти за него замуж. Она вышла замуж, как я слышал, за сэра Генри Детердинга, а может это вранье, но не важно, она отказалась выйти за него замуж. Кроме того, провал «Бани», кроме того, Бриков не было в Москве, они были за границей, и он был совсем один. Теперь — у него был грипп. Он очень плохо себя чувствовал, и все это вместе взятое на него навалилось.
(Виктор Ардов. «Из воспоминаний»)
Маяковский никогда не был счастлив, даже в период поэмы «Люблю» — там тоже есть тема времени:
Женщина мажется.
Мужчина по Мюллеру мельницей машется.
Но поздно.
Морщинами множится кожица.
Любовь поцветет,
поцветет —
и скукожится.
Он был очень тяжелый и глубоко несчастный человек, это чувствовалось… У него было действительно какое-то вечное отрочество, какое-то недожитое созревание. Хлебников был другой, он не был несчастным, он был эпическим, принимал жизнь, как она есть.
Маяковский был лириком больших полотен, и он действительно верил, что будет все время возвращаться к лирике. Я это от него слышал десятки раз. Он был очень откровенен со мной — он знал, что это останется глубоко между нами, пока он жив. И он многое говорил, очень открыто.
Но он сломался. Сломался он, я думаю, в год встречи с Татьяной Яковлевой. Мне Эльза тогда подробно писала — вот, говорит, какую глупость наделала, познакомила с девушкой, думала, что у него будет приятная встреча, а он возьми и влюбись, и так серьезно. А это было в момент, когда ему стало жить одному уже совершенно невтерпеж и когда ему нужно было что-то глубоко переменить.
(Роман Якобсон. «Воспоминания»)
Маяковский бы не сделал ничего больше. Он был в слишком большом отчаянии. Все это были нерешимые задачи. То, что он написал в своем прощальном письме — «у меня выходов нет», — это была правда. Он все равно погиб бы, что бы ни было, где бы он ни был, в России, в Швеции или в Америке. Этот человек был абсолютно не приспособлен для жизни.
(Роман Якобсон. Воспоминания. В сборнике: «Якобсон-будетлянин», Стокгольм, 1992)
Всегдашние разговоры Маяковского о самоубийстве! Это был террор. В 16 году рано утром меня разбудил телефонный звонок. Глухой, тихий голос Маяковского: «Я стреляюсь. Прощай, Лилик». Я крикнула: «Подожди меня!» — что-то накинула поверх халата, скатилась с лестницы, умоляла, гнала, била извозчика кулаками в спину. Маяковский открыл мне дверь. В его комнате на столе лежал пистолет. Он сказал: «Стрелялся, осечка, второй раз не решился, ждал тебя». Я была в неописуемом ужасе, не могла прийти в себя. Мы вместе пошли ко мне, на Жуковскую, и он заставил меня играть с ним в гусарский преферанс. Мы резались бешено. Он забивал меня темпераментом, обессиливал непрерывной декламацией:
И кто-то в мраке дерев незримый
зашуршал опавшей листвой.
И крикнул: что сделал с тобой любимый,
что сделал любимый твой!
И еще и еще чужие стихи… без конца…
Когда в 1956 году в Москву приезжал Роман Якобсон, он напомнил мне мой разговор с ним в 1920 году. Мы шли вдоль Охотного ряда, и он сказал: «Не представляю себе Володю старого, в морщинах». А я ответила ему: «Он ни за что не будет старым, обязательно застрелится. Он уже стрелялся — была осечка. Но ведь осечка случается не каждый раз!»
Перед тем как стреляться, Маяковский вынул обойму из пистолета и оставил только один патрон в стволе. Зная его, я убеждена, что он доверился судьбе, думал — если не судьба, опять будет осечка и он поживет еще.
Как часто я слышала от Маяковского слова «застрелюсь, покончу с собой, 35 лет — старость! До тридцати лет доживу. Дальше не стану»…
Мысль о самоубийстве была хронической болезнью Маяковского, и, как каждая хроническая болезнь, она обострялась при неблагоприятных условиях. Конечно, разговоры и мысли о самоубийстве не всегда одинаково пугали меня, а то и жить было бы невозможно. Кто-то опаздывал на партию в карты — он никому не нужен. Знакомая девушка не позвонила по телефону, когда он ждал, — никто его не любит. А если так, значит — жить бессмысленно. При таких истериках я или успокаивала его, или сердилась на него и умоляла не мучить и не пугать меня.
Но бывали случаи, когда я боялась за него, когда он, казалось мне, близок к катастрофе. Помню, когда он пришел из Госиздата, где долго ждал кого-то, стоял в очереди в кассу, доказывал что-то, не требующее доказательств. Придя домой, он бросился на тахту во всю свою длину, вниз лицом и буквально завыл: я — больше — не мо-гу… Тут я расплакалась от жалости и страха за него, и он забыл о себе и бросился меня успокаивать.
(Лиля Брик. «Из воспоминаний»)
Почему же застрелился Володя?
В Маяковском была исступленная любовь к жизни, ко всем ее проявлениям — к революции, к искусству, к работе, ко мне, к женщинам, к азарту, к воздуху, которым он дышал. Его удивительная энергия преодолевала все препятствия… Но он знал, что не сможет победить старость, и с болезненным ужасом ждал ее с самых молодых лет…
Сколько раз я мучительно старалась его убедить в том, что старость ему не страшна, что он не балерина. Лев Толстой, Гете были не «молодой» и не «старый», а Лев Толстой, Гете. Так же и он, Володя, в любом возрасте Владимир Маяковский. Разве я могла бы разлюбить его из-за морщин?.. Но он упрямо твердил, что не хочет дожить ни до своей, ни до моей старости. Не действовали и мои уверения, что «благоразумие», которого он так боится, конечно, отвратительное, но не обязательное же свойство старости. Толстой не поддался ему. Ушел. Глупо ушел, по-молодому.
Уже после того, как и мне, и Маяковскому стукнуло тридцать, во время такого очередного разговора (мы сидели с ним на кожаном диване в столовой в Гендриковом переулке) я спросила его: «А как же мне теперь быть? Мне-то уже за тридцать?» Он сказал: «Ты не женщина, ты исключение». — «А ты что ж, не исключение, что ли?!» Он ничего не ответил…
Да он бы и не допустил этого. Усмотреть за ним было невозможно. Если б он хоть на минуту увидел опеку с моей стороны, он, вероятно, разлюбил бы меня. К счастью, мне была несвойственна роль няньки.
Когда Володя застрелился, меня не было в Москве. Если б я в это время была дома, может быть, и в этот раз смерть отодвинулась бы. Кто знает!
(Лиля Брик. «Из воспоминаний»)
Политические противоречия не раздирали поэта — их не было. Тут главным образом была трагедия постоянной работы. Даже гуляя по улицам, Маяковский бормотал стихи. Даже играя в карты, чтобы перебить инерцию работы, Маяковский (как он говорил автору) продолжал додумывать. И ничто — ни поездка за границу, ни увлечения, ни сон — ничто не выключало полностью его головы. А если иной раз, создавая насильственный отдых, поэт и выключал себя из работы, то вскоре, боясь крайнего упадка сил, снова брался за работу, чтобы создать повышенную нервную инерцию, при которой он чувствовал, что живет…
Известно, что Маяковский, выезжая, скажем, отдыхать на юг, менял там свой режим, — подолгу лежал на солнце, вел размеренную жизнь, но для головы, для мозга он режима не менял. Он продолжал работать, продолжал обдумывать свои новые произведения… Это был, конечно, не отдых, это создавало хроническое нервное перераздражение. Поэт с каждым годом чувствовал себя все хуже. Головные боли, вялость и разбитость усиливались.
Следует отметить, что причины своих недомоганий Маяковский видел в другом. Свои частые недомогания поэт приписывал то туберкулезу, который якобы начался у него (как ему одно время казалось), то табаку. Он бросил курить и вовсе бросил пить, отказываясь даже от рюмки вина, однако никакого улучшения, конечно, не последовало.
Утомленный и ослабленный мозг не слишком заботился о внутреннем хозяйстве, которым он заведует и которое он регулирует. Это и привело поэта к гибели.
Все другие причины и обстоятельства были чисто случайными. И если бы этих причин не было, нашлись бы иные причины, которые толкнули бы поэта на самоубийство. Настроение искало объект.
(Михаил Зощенко. «Возвращенная молодость»)
Уже четыре года тому назад Маяковский почувствовал, что стареет, выходит в тираж, что стихотворные фельетоны, в которые он ввязался, роняют его в глазах даже советской литературной молодежи.
Он начал брюзжать на молодежь и выставлять напоказ свои былые заслуги: это было уже верным признаком старости. Он стал оплакивать «доброе старое время», скорбеть о забытых заветах, жаловаться на упадок идеалов:
С молотка литература пущена.
Где вы, сеятели правды или звезд сиятели?
Лишь в четыре этажа халтурщина…
Нынче зелень веток в редкость,
Гол
Литературы ствол…
Уже с той поры было ясно, что Маяковский кончен. Даже то немногое, хоть и шумное, что в свое время он умел давать, стало делом далекого прошлого. Скромный запас его возможностей был исчерпан. Всего за пятнадцать лет литературной работы он успел превратиться в развалину. Неукротимый новатор исписался вдребезги и с натугой перепевал сам себя. Конечно, было бы слишком легко все это задним числом угадывать и предсказывать теперь, когда литературная и жизненная судьба Маяковского совершилась. Но я два с половиной года тому назад писал о нем в «Возрождении»:
«Лошадиною поступью прошел он по русской литературе — и ныне, сдается мне, стоит уже при конце своего пути. Пятнадцать лет — лошадиный век».
(Владислав Ходасевич. «О Маяковском». 24 апреля 1930)
Сейчас 1 час ночи, но спать я не могу: я пришел из клуба писателей, где стоял в почетном карауле у гроба Маяковского… Я не знаю, читаешь ли ты газеты и знаешь ли о самоубийстве Маяковского. Во всяком случае, я посылаю тебе эту вырезку из «Правды», пришлю номер «Литературной газеты», посвященный Маяковскому. А сейчас буду рассказывать все по порядку.
Маяковский покончил с собой утром в 10 ч. 45 м. 14-го. Я узнал об этом через 3/4 ч. после его смерти: мне сообщила Софья Андреевна в толстовском музее. Новость мне показалась столь чудовищной, что я ей не поверил. Но через час после этого мне позвонил Ефремин и подтвердил это сообщение. Потом мне стали звонить еще. Литературная Москва буквально через час узнала об этом, а потом и все обыватели. На другой день к 10 ч. утра все газеты разошлись сполна. Я за газетами пошел в 8 ч. утра и стоял в очереди. Кажется, ни смерть Блока, ни самоубийство Есенина не произвели такого впечатления, как самоубийство жизнерадостного, здорового и крайне невозмутимого Маяковского. И даже сейчас, даже после того, как я целых 10 минут напряженно смотрел на его мертвое лицо, ослепительно освещенное электричеством, я не верю и не могу верить, что Маяковский пустил пулю в сердце. Правильно сказал Демьян Бедный: «Чудовищно. Непонятно».
Я в данную минуту не могу еще совершенно достоверно сказать о настоящей причине его поступка. В первый день, как водится, ходили самые нелепые слухи, вроде того, например, что его застрелила артистка МХТа Вероника Полонская. Газеты рассеяли все нелепые слухи. Более или менее известно следующее. У него был давнишний роман с Лилей Брик (женой критика Осипа Брика). Этот роман продолжался лет 10. Он уходил от Лили, потом снова возвращался. Она уходила от Брика, потом возвращалась к последнему. Наконец, Маяковский поселился с ними. Но вот появилась Вероника, сначала увлекшаяся Маяковским. Очень красивая, умная и талантливая артистка. Маяковский не сразу ответил ей взаимностью, но потом сильно ею увлекся. Однако Лилю не захотел оставить, во-первых, в силу очень крепкой привязанности, т. к. ценил ее литературные советы, и, во-вторых, в силу, как он говорил, «всамделишного, а не пустякового чувства». Вероника стала ревновать, Маяковский раз даже попытался оставить Лилю, но всего на несколько дней. Он метался между двумя женщинами и не находил выхода. Вероника его все больше привлекала. Чувствуя это, Вероника разыграла уход от него, и вдруг Маяковский почувствовал, что не может лишиться Вероники, но и Лилю не может оставить. Последние месяцы он болел гриппом с осложнениями. Нервы истрепались, и вот — «любовная лодка разбилась о быт». Я видел сегодня их обеих, непрерывно плачущих у гроба, — они сидели у изголовья.
Когда я в 10 ч. вечера подходил к клубу писателей, то Поварская и прилегающие переулки, даже Кудринская площадь, представляли совершенно необычное зрелище: совершенно невероятные толпы людей, правильно построенные в ряды, стремились поскорее войти в ворота. Я прошел с большим трудом, несмотря на то, что я был вызван для почетного караула. Почетный караул выполнялся по особому списку, составленному комиссией по выборам. Я стоял вместе с Гроссманом-Рощиным, Кирсановым и еще кем-то третьим, неизвестным. В почетном карауле стояли члены правительства, члены ЦК, артисты театров и т. д. Если бы ты была здесь, то я бы без тебя не стоял в карауле.
18/IV. Теперь яснее становятся причины самоубийства Маяковского. Большинство знающих его близко говорит о сифилисе, которым он болел лет 5. Думая, что он выздоровел, Маяковский успокоился, но вдруг случилось что-то с носоглоткой, это осложнение предвещало полную потерю голоса. Об этом он сам заявил на собрании комсомола, стенографический отчет которого напечатан в «Литер. газете», № которой я тебе вчера послал. Это место я подчеркнул карандашом. Вчера на похоронах и Луначарский в своей речи коснулся этого важного обстоятельства. Но последним и важнейшим поводом трагической развязки послужило последнее свидание с Полонской. В прежние свои сообщения я должен внести поправку. Не она предъявила ультиматум Маяковскому, а он ей. Дело в том, что Маяковский в конце концов согласился оставить Лилю Брик, но требовал, чтобы и она оставила своего мужа (артиста МХТа Яншина). Обрати внимание, что предсмертное письмо имеет дату 12, а покончил он 14-го. Следовательно, он боролся с собой и надеялся еще целых два дня. Он все время эти два дня общался с Полонской, но Полонская наотрез отказывалась развестись с мужем — во-первых, потому что мужа она очень любила и как человека, и как артиста очень талантливого, и, во-вторых, не верила в прочность отношений Маяковского, который, как она знала, изменял Лиле Брик со многими женщинами. Яншин — это тот самый артист, который чудесно играет студента Лариосика в «Дни Турбиных» — мы его с тобой видели. В день смерти утром Маяковский вызвал Полонскую для окончательного, решительного объяснения. Полонская не уступила. Не успела она закрыть за собой дверь, как раздался выстрел. Она вбежала в комнату, Маяковский лежал на полу. Он еще дышал 5 минут после выстрела. Пуля попала в сердце. Полонская подняла крик. Сбежались соседи. Приехали следственные власти. Полонскую задержали, но в конце дня выпустили. В последние дни (вчера и сегодня) о Маяковском и Бриках говорят все хуже, а о Полонской все лучше. Я с очень многими говорил, кто знал Маяковского и его жизнь близко. Маяковский в последнее время чрезвычайно опустился, пил, развратничал, играл в карты азартно (обыграл Асеева до нитки) и т. д. Женщины его избаловали, он получал кучу пошлейших любовных писем, назначал свидания, предлагая тут же ему отдаться. Он долго приставал к Полонской, но последняя, будучи доверчивой и отнесясь к Маяковскому серьезно, заинтересовавшись им, как крупным поэтом, быстро, однако, насторожилась и не отвечала взаимностью, обещая только знакомство и товарищеское отношение. Это задело самолюбие Маяковского и, будучи совсем развинченным и в последнее время совершенно одиноким (с ним совершенно порвали лефовцы, а рапповцы были ему чужды), он не выдержал сплетения сложных обстоятельств и покончил с собой. Теперь, конечно, все яснее становятся причины этого неожиданного события, но в первый момент оно казалось чудовищно-непонятным. Сегодня в автобусе я встретил Бориса Киреева (теперешнего председателя клуба писателей). Он хорошо знает Полонскую. Он возмущается предсмертным письмом Маяковского, в котором он упоминает Полонскую как члена своей семьи. Он сделал это с целью вызвать ревность Яншина и сделать Полонскую несчастной, разбить ее жизнь. Это, конечно, возмутительно. Маяковский — крупный поэт. Но очень недалекий человек и притом — плохой. Крайний индивидуалист, эгоист, тщеславный и грубый, малокультурный и поверхностный. В последнее время он заметно выдыхался, все реже проявляя проблески таланта. Крах был неизбежен в той или иной форме. Конечно, самоубийство — крайне резкая и острая форма банкротства, внутренней опустошенности. Будучи сам опустошенным, ему ничего не стоило растоптать чужую жизнь, опустошить чужую душу. Маяковский — чрезвычайно колоритная фигура богемы. Какая трагедия: с таким талантом выдохнуться в 36 лет.
(В. Вешнев — М. Вешневой. 16–18 апреля 1930)
Мы не имеем понятия о сердечном терзании, предшествующем самоубийству. Под физической пыткой на дыбе ежеминутно теряют сознание, муки истязания так велики, что сами невыносимостью своей близят конец. Но человек, подвергнутый палаческой расправе, еще не уничтожен, впадая в беспамятство от боли, он присутствует при своем конце, его прошлое принадлежит ему, его воспоминания при нем, и если он захочет, может воспользоваться ими, перед смертью они могут помочь ему.
Приходя к мысли о самоубийстве, ставят крест на себе, отворачиваются от прошлого, объявляют себя банкротами, а свои воспоминания недействительными. Эти воспоминания уже не могут дотянуться до человека, спасти и поддержать его. Непрерывность внутреннего существования нарушена, личность кончилась…
Мне кажется, Маяковский застрелился из гордости, оттого, что он осудил что-то в себе или около себя, с чем не могло мириться его самолюбие.
(Борис Пастернак. «Люди и положения»)
Владимир Маяковский, двенадцать лет подряд верой и правдой, душой и телом служивший —
Всю свою звонкую силу поэта
Я тебе отдаю, атакующий класс!
кончил сильнее, чем лирическим стихотворением — лирическим выстрелом. Двенадцать лет подряд человек Маяковский убивал в себе Маяковского-поэта, на тринадцатый поэт встал и человека убил.
Если есть в этой жизни самоубийство, оно не там, где его видят, и длилось оно не спуск курка, а двенадцать лет жизни…
Прожил как человек и умер как поэт.
(Марина Цветаева. «Искусство при свете совести»)
Было еще много разных других объяснений, версий, слухов, сплетен. Он это предвидел, недаром написал в своем предсмертном письме — с этого его и начал: «Пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил».
А недавно к этим версиям-сплетням добавилась еще одна. Маяковский, оказывается, не сам убил себя. Его убили. (Разумеется, чекисты. В другом варианте — Нора Полонская, по заданию тех же чекистов.)
Эту версию мы рассматривать не будем по причине полного ее идиотизма. (Если, конечно, не вспоминать о том, что убийством поэта была посмертная канонизация, которую Пастернак назвал его второй смертью, добавив, что в ней он неповинен.)
Что касается остальных версий, в том числе и самых абсурдных, то по мере надобности к каждой из них я буду возвращаться.
Строго говоря, надо было бы сразу отбросить и долго преследовавшую Маяковского сплетню о сифилисе. Но о ней несколько слов сказать придется, хотя бы потому, что к созданию и распространению этой сплетни, к сожалению, причастны известные и даже крупные люди.
Летом 1930 года Горький написал и напечатал статью «О солитере», в которой, между прочим, писал:
? Чем более решительно рабочий класс «ломает хребет» всесоюзному мещанину, тем более пронзительно и жалобно попискивает мещанин, чувствуя, что окончательная гибель приближается к нему все быстрее…
…Лирико-истерический глист пищит:
Тов. Горький! Застрелился Маяковский — почему? Вы должны об этом заявить. История не простит вам молчание ваше.
«Единственный» И.П.! Маяковский сам объяснил, почему он решил умереть. Он объяснил это достаточно определенно. От любви умирают издавна и весьма часто. Вероятно, это делают для того, чтобы причинить неприятность возлюбленной.
Лично я думаю, что взгляд на самоубийство как на социальную драму нуждается в проверке и некотором ограничении. Самоубийство только тогда социальная драма, когда его вызвали безработица, голод. А затем каждый человек имеет право умереть раньше срока, назначенного природой его организму, если он чувствует, что смертельно устал, знает, что неизлечимо болен и болезнь унижает его человеческое достоинство, если он утратил работоспособность, а в работе для него был заключен весь смысл жизни и все наслаждения ее…
Весьма талантливый автор книги «Пол и характер» пессимист Отто Вейнингер застрелился двадцати трех лет, после веселой пирушки, которую он устроил для своих друзей.
Мне известен случай самоубийства, мотивы которого тоже вполне почтенны: года три тому назад в Херсоне застрелился некто, оставив такое объяснение своего поступка:
Я — человек определенной среды и заражен всеми ее особенностями. Заражение неизлечимо, и это вызвало у меня ненависть к моей среде. Работать? Пробовал, но не умею, воспитан так, чтоб сидеть на чужой шее, но не считаю удобным для себя. Революция открыла мне глаза на людей моего сословия. Оно, должно быть, изжилось и родит только бессильных уродов, как я. Вы знаете меня, поймете, что я не каюсь, не проклинаю, я просто признал, что осужден на смерть вполне справедливо и выгоняю себя из жизни даже без горечи.
Это был человек действительно никчемный, дегенеративный, хотя с зачатками многих талантов…
(М. Горький. Собрание сочинений в тридцати томах. Т. 25. М., 1953, стр. 182–183)
Все это было очень нехорошо.
Нехорошо называть человека «лирико-истерическим глистом» только потому, что самоубийство знаменитого поэта он счел сигналом бедствия, знаком того, что не все благополучно «в Датском королевстве». Утверждение, что самоубийство только тогда социальная драма, когда его вызвали безработица или голод, — просто глупо. Совсем нехороша компания самоубийц, в которую Алексей Максимович поместил Маяковского. Последний из них, оказывается, был человек дегенеративный. Да и Отто Вейнингер, при всей его одаренности, тоже был дегенератом, — у каждого, кто хоть немного знает о нем, не может быть в том ни малейших сомнений.
Но хуже всего тут мимоходом брошенная фраза, что человек имеет право добровольно уйти из жизни, «если знает, что неизлечимо болен и болезнь унижает его человеческое достоинство». Для тех, кто прочел тогда эту горьковскую статью, фраза эта была прямым подтверждением много лет преследовавшей Маяковского, а после его самоубийства с новой силой вспыхнувшей сплетни о том, что он будто бы был болен сифилисом.
Эта фраза Горького была особенно нехороша еще и потому, что к распространению этой сплетни он в свое время имел самое прямое отношение.
История о том, как Горький поверил гнусной сплетне о Маяковском и стал распространять ее и как Лиля Юрьевна со Шкловским ходила к нему объясняться и требовать извинений, в общих чертах хорошо известна. Сперва в несколько приглаженном виде ее рассказал Виктор Борисович в своей книге «О Маяковском». А потом и сама Лиля Юрьевна опубликовала свой, достаточно откровенный и нелицеприятный рассказ об этом их визите к Алексею Максимовичу.
Но я хочу рассказать эту историю так, как однажды услышал ее из уст самой Лили Юрьевны. Не только потому, что в этом устном ее рассказе были кое-какие подробности и детали, которые в печатный вариант не вошли, но главным образом потому, что из этого устного рассказа я впервые узнал эту историю, так сказать, целиком, в ее хронологической последовательности.
Еще до революции, году этак в четырнадцатом, был у Маяковского бурный роман с прелестной восемнадцатилетней девушкой — Софьей Шамардиной, Сонкой, как ее называли. Сонка забеременела, и то ли был у нее аборт, то ли родился мертвый ребенок, но продолжать свои отношения с по-прежнему влюбленным в нее поэтом она не захотела. И они расстались. Некоторое время она где-то пропадала, ее не могли отыскать. Но потом — нашлась. Разыскал ее Корней Иванович Чуковский, который тоже был в эту Сонку влюблен и, как видно, имел на нее кое-какие виды.
Она ему все рассказала.
И тут — некоторая неясность: то ли Корней Иванович искренне так истолковал ее исповедь, то ли вполне сознательно оклеветал Маяковского, чтобы дезавуировать соперника.
Так или иначе, но он стал говорить направо и налево о том, какой, мол, Маяковский негодяй — напоил и соблазнил невинную девушку, обрюхатил и даже — будто бы — заразил дурной болезнью.
Старая эта история получила вдруг неожиданно бурное развитие уже в послереволюционные годы.
Л. Ю. стала замечать, что Луначарский, с которым у них были самые добрые отношения, смотрит на них волком. Поделилась своим недоумением по этому поводу со Шкловским. А тот говорит:
— Ты что, разве не знаешь? Это все идет от Горького. Он всем рассказывает, что Володя заразил Сонку сифилисом, а потом шантажировал ее родителей.
Маяковский, услышав это, объявил, что сейчас же, немедленно пойдет бить Горького. Они насилу его удержали. И Л. Ю. отправилась к Горькому одна.
То есть — не одна, а с «Витей», которого она решила взять с собой как свидетеля, чтобы Горький не мог отвертеться.
Свидетельство Шкловского действительно понадобилось, поскольку поначалу Алексей Максимович попытался увильнуть: объявил, что никому ничего подобного не говорил. Вот тут-то из гостиной, где он сперва был ею оставлен, в горьковский кабинет и был приглашен Шкловский. «Как это никому? — вспыхнул он. — Да ведь я сам, своими ушами от вас это слышал!»
Горький стал мяться, что-то такое невнятное бормотать. Сказал, что узнал он это от верного человека. Пообещал даже назвать этого человека, «которому не может не доверять». Но так и не назвал.
Во всем этом рассказе Лили Юрьевны мне ярче всего запомнилась одна деталь.
Когда она вошла к Горькому в кабинет, он сидел за столом в халате, а перед ним стоял стакан молока, накрытый белой булочкой.
— Представляете? Молоко и белая булочка! — с нажимом повторила Л. Ю. — Вы даже вообразить не можете, какая это была тогда немыслимая роскошь!
И еще одна фраза особенно запомнилась мне в этом ее рассказе:
— Да не было у Володи никогда никакого сифилиса! — гневно сказала она. И тут же, без тени смущения, добавила: — Триппер — был…
Мол, что было — то было. И она этого не скрывает. И стесняться тут нечего: дело житейское.
Тут надо сказать, что в те первые послереволюционные годы и про сифилис говорили, что это — «не позор, а несчастье». Так что, если бы у Маяковского и в самом деле был сифилис, она бы этого тоже, я думаю, скрывать не стала. Но — чего не было, того не было. И возводить на своего Володю напраслину она не позволит!
ГОЛОСА СОВРЕМЕННИКОВ
НАЧСООГПУ т. АГРАНОВУ
Агентурно-осведомительная сводка 5 отд.
СООГПУ № 50 от 27 апреля 1930 г.
Большие разговоры идут о болезни Маяковского и близких к нему лиц (заражение сифилисом).
(Следственное дело Маяковского. Документы. Воспоминания современников. М., 2005, стр. 164)
…По городу шло много слухов и сплетен, причем один слух был очень злонамеренный. Из числа причин самоубийства Маяковского указывалась такая, и по городу носились также слухи, будто бы Маяковский был болен люэсом.
Когда эти слухи дошли до моих ушей (а я это услышал в последний вечер, может быть часов в 6 вечера), — перед тем, как мы должны были закрыть доступ к гробу, а на следующий день должна была состояться кремация, — я даже не знаю, как хватило у меня сообразительности и ума, но я понял, что эти сплетни надо прекратить. То есть я не мог сказать «нет», — в конце концов, могло быть и такое с Маяковским — но меня осенила мысль, что завтра он будет сожжен и сплетня эта может остаться.
Тогда я снял трубку и позвонил Агранову, а потом Стецкому в ЦК и сказал, что я считаю, что надо произвести вскрытие, чтобы медицинская экспертиза установила и зафиксировала в специальном акте истинное положение вещей.
Я не знаю, было ли специальное решение ЦК, но через некоторое время мне позвонили Стецкий и Агранов, что ЦК считает необходимым это сделать, и Агранов через свой аппарат устроил медицинскую экспертизу, и мы прекратили доступ за 1–2 часа раньше обычного.
Часов в 10 вечера — в тот момент, когда приехала судебная экспертиза и медики, и была почтенная компания анатомов — ко мне пришел начальник охраны и дал записку от группы артистов, что они только что кончили спектакль и у них не было времени прийти раньше, и они просили допустить их к гробу Маяковского.
А в это время Маяковский уже был вынут из гроба и началось вскрытие, и я вынужден был написать уклончивую записку, что мы готовим тело к завтрашним похоронам и не можем допустить. И я спровадил таким образом эту группу актеров.
Результаты вскрытия показали, что эти злонамеренные сплетни не имеют под собой никаких оснований. Все это было записано в акте, а на следующий день я сообщил об этом родным.
(В. А. Сутырин. «Следственное дело Маяковского. Документы. Воспоминания современников». М., 2005, стр. 614–615)
Уже в первом официальном сообщении о смерти Маяковского бросается в глаза предусмотрительность, с какой следователь Сырцов поспешил заверить общественность, что «самоубийство вызвано причинами чисто личного характера, не имеющими ничего общего с общественной и литературной деятельностью поэта».
В том же смысле — и с той же настойчивостью — поторопились высказаться и другие ответственные лица: Михаил Кольцов, Бела Кун…
Вопрос еще никто не успел задать, а у них уже заранее был готов ответ: «Временное нагромождение обстоятельств, а не трагедия противоречий… Есенин тут ни при чем… Есенин — это совсем другое дело!.. Мы, современники и друзья Маяковского, требуем зарегистрировать это показание».
Несколько удивляет, что в том же духе высказался и Зощенко: «Политические противоречия не раздирали поэта — их не было». Но к версии Зощенко у нас еще будет случай вернуться. А сейчас обратимся к объяснениям Пастернака и Цветаевой. Они, в сущности, совпадают.
Пастернак:
? Маяковский застрелился… оттого, что он осудил что-то в себе или около себя.
Цветаева:
? Двенадцать лет подряд человек Маяковский убивал в себе Маяковского-поэта, на тринадцатый поэт встал и человека убил.
Получается, что Маяковский казнил себя. Цветаева прямо говорит, за что: за измену поэзии. Пастернак выразился более туманно, но у нас есть возможность, сверившись с другими его текстами, более или менее точно установить, что он имел в виду.
Был день, безвредный день, безвредней
Десятка прежних дней твоих.
Толпились, выстроясь в передней,
Как выстрел выстроил бы их.
Ты спал, постлав постель на сплетне,
Спал и, оттрепетав, был тих, —
Красивый, двадцатидвухлетний,
Как предсказал твой тетраптих
Ты спал, прижав к подушке щеку,
Спал, — со всех ног, со всех лодыг
Врезаясь вновь и вновь с наскоку
В разряд преданий молодых.
Ты в них врезался тем заметней,
Что их одним прыжком достиг.
Твой выстрел был подобен Этне
В предгорьи трусов и трусих.
Друзья же изощрялись в спорах,
Забыв, что рядом — жизнь и я.
Ну что ж еще? Что ты припер их
К стене, и стер с земли, и страх
Твой порох выдает за прах?
Но мрази только он и дорог…
(Борис Пастернак. «Смерть поэта». 1930)
«Одним прыжком», то есть одним последним своим выстрелом Маяковский перечеркнул все, что когда-то легло между ними («…как вас могло занести под своды таких богаделен на искреннем вашем пути?»), вернулся к себе «двадцатидвухлетнему», и тем же выстрелом осудил («припер к стене») тех, кого поставил «около себя», кем себя окружил:
? Человек почти животной тяги к правде, он окружал себя мелкими привередниками, людьми фиктивных репутаций и ложных, неоправданных притязаний.
(«Охранная грамота»)
Так почувствовал, понял и истолковал самоубийство Маяковского Борис Пастернак. Так поняла и объяснила его Марина Цветаева.
Но это ведь всего лишь версия! Одна из многих. И если она верна, если он действительно «осудил что-то в себе», какие-то следы этого его суда над собой должны были сохраниться.
В его предсмертном письме, как мы знаем, таких следов нет.
Значит, их надо искать в каких-то беглых его признаниях, обмолвках, репликах, пусть даже искаженных памятью и пристрастиями запомнившего их собеседника.
ГОЛОС СОВРЕМЕННИКА
Один из несчастных репатриантов, художник Николай Гущин рассказал мне о встрече с Маяковским в Париже, в 1928 году. Во время революции молоденький художник Гущин оказался на Урале, где распространял большевистские листовки, поэтому вскоре ему пришлось бежать от Колчака. Занесло его на Дальний Восток, а оттуда, морем, он попал в Европу — в Париж, где, вероятно, был счастлив, как всякий художник. («Хорошо голодать в Париже», — говаривал Роберт Рафаилович Фальк.) Но тянуло домой, тянуло, — и тут, совершенно неожиданно для себя, Гущин обнаружил, что советское правительство, те самые большевики, отказывают ему во въездной визе. Гущин волновался, добивался, сходил с ума, — так прошло года четыре. И вот, встретив в кафе своего старого приятеля по дореволюционной художественной Москве, Маяковского, Гущин кинулся к нему с рассказами о своих хлопотах. Маяковский обдал его ушатом холодной воды. Он спросил: «А зачем тебе туда ехать?» Надо было знать этого пылкого, чистейшего человека, в котором священные понятия, как искусство, родина, честь, светились неизменным светом. Не остыло это свечение и в той страшной саратовской коммуналке, куда упекли его после репатриации 1946 года, — в восьмиметровую конуру, под надзор и укусы клопов, соседей и КГБ… «То есть как — зачем? — воскликнул изумленный Гущин. — Работать! Для народа!» Маяковский мягко коснулся его руки и сказал: «Брось, Коля! Гиблое дело».
(Наталия Роскина. «Четыре главы». YMCA-PRESS, 1980, стр. 79–80)
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРесМаяковский. Последняя любовь, последний выстрел / ТВ / Newslab.Ru
ПознавательноЖанр: | Биографическая |
Страна: | Россия |
Ограничения: | для детей старше 12 лет |
Загадочная смерть Маяковского до сих пор вызывает споры. Одни исследователи утверждают, что Владимир Владимирович покончил с собой из-за любовных неудач. Другие убеждены в том, что поэт не по своей воле покинул мир, а был убит чекистами по приказу высшей власти. Как отделить правду от лжи, факты от вымысла? Ответы на эти вопросы даст новый документальный фильм Леонида Млечина «Маяковский. Последняя любовь, последний выстрел». Даже много лет спустя после смерти Маяковского Вероника Полонская не могла забыть то, что она увидела, вбежав в комнату, где только что застрелился влюбленный в нее поэт. «Глаза у него были открыты, он смотрел прямо на меня и все силился приподнять голову. Казалось, он хотел что-то сказать, но глаза были уже неживые». Что произошло между поэтом и его возлюбленной в этот трагический час? Почему так противоречивы показания единственной свидетельницы? Маяковский всегда пользовался успехом у женщин. Кто же мог предположить, что и его преследовали неудачи? Женщины охотно увлекались поэтом, но им хватало короткого романа с известным и щедрым мужчиной. А он влюблялся по уши и требовал того же от них. Неужели Владимир Маяковский покончил с собой из-за любовной неудачи? Не выдержал тягостной сцены, когда любимая женщина в буквальном смысле уходит? Те, кто уверен, что в истории смерти поэта незримо присутствуют политическая власть и госбезопасность, полагают: «В тридцатом году Маяковского надо было убрать во что бы то ни стало. И его убрали». В поддержку этой версии приводятся разные доказательства. В частности, появление высокопоставленного чекиста в квартире поэта служит основанием для предположений о том, что он-то и руководил «операцией по уничтожению Маяковского». И потому сам занялся похоронами поэта, что заметал следы. Но какие следы? И почему именно в тридцатом году Маяковского надо было убрать? — задается вопросом автор фильма. Главным врагом Сталина был Троцкий. Приказ об убийстве Троцкого был отдан не в 1930-м году, а позже. Что же, выходит, Маяковский был более опасен, чем Троцкий? В поисках ответа на вопрос, в чем истинная причина трагической гибели Маяковского, Леонид Млечин обращается к документальным свидетельствам и воспоминаниям очевидцев. По словам музы поэта Лили Брик, мысль о самоубийстве была хронической болезнью Маяковского, и, как каждая хроническая болезнь, она обострялась при неблагоприятных условиях. «В Маяковском, — рассказывала Лиля Брик, — была исступленная любовь к жизни, ко всем ее проявлениям — к революции, к искусству, к работе, к женщинам, к азарту, к воздуху, которым он дышал. Его удивительная энергия преодолевала все препятствия. Но он знал, что не сможет победить старость, и с болезненным ужасом ждал ее с самых молодых лет. Как часто я слышала от Маяковского слова: «Застрелюсь, покончу с собой, тридцать пять лет — старость! До тридцати лет доживу. Дальше не стану». Сколько раз я мучительно старалась убедить его в том, что ему старость не страшна, что он не балерина…» Конечно, поэты ранимы. И то, что со стороны для одних кажется малозначительным, для других может быть трагедией вселенских масштабов. Но страх перед старением или любовные неудачи, возможно, не привели бы к роковому выстрелу, если бы не публичные оскорбления и поношения, которые обрушились на Маяковского в последние месяцы его жизни. Вокруг него создалась атмосфера, губительная для всего талантливого и неординарного. В этом смысле, утверждает автор фильма, можно говорить о доведении поэта до самоубийства. В подкрепление своих слов Леонид Млечин приводит неопубликованные записки своего деда, главы столичного Реперткома Владимира Млечина, который близко знал поэта, тесно общался с ним в последний период его жизни и оставил очень интересные воспоминания. Где и с кем провел последний в своей жизни вечер Владимир Маяковский? Почему он был угнетен и подавлен? В чем причина равнодушия, слепоты и глухоты людей, окружавших поэта? Ответы на эти и многие другие вопросы — в новом документальном фильме Леонида Млечина «Маяковский. Последняя любовь, последний выстрел».
Судебно-медицинские аспекты трагической гибели В. В. Маяковского Текст научной статьи по специальности «История и археология»
Данный случай демонстрирует одно из редких и, в ряде случаев, трудно диагностируемые осложнений
Сибирский медицинский журнал, 2006, № 1 желчнокаменной болезни.
THE CASE OF THE OBTURATION OF THE ANTRAL PORTION OF THE STOMACH BY BILE
CONCREMENT
S.V.Sokolova, A.V.Sherbatykh, S.M. Kuznetzov (Irkutsk State Medical University)
The article present the observation of the pyloric stenosis caused by bile concrement. There has been presented the difficulties of the diagnosis and the efficacy of the surgical treatment.
ОРАНИЦЬМСГОГИИНАУКИИЗДГАВООХГАНЕНИЯ
© НЕДЕЛЬКО Н.Ф. — 2006
СУДЕБНО-МЕДИЦИНСКИЕ АСПЕКТЫ ТРАГИЧЕСКОЙ ГИБЕЛИ В.В.
МАЯКОВСКОГО
Н. Ф. Неделъко
(Иркутский государственный медицинский университет, ректор — д. м. н., проф. И.В. Малов, кафедра судебной
медицины, зав. — проф. Ю.С. Исаев)
Резюме. Более 75лет минуло со дня трагической гибели гениалъного поэта В. Маяковского. Все новые и новые факты открываются нам, развенчивая мифы и необоснованные въмыслы об истинной причине гибели поэта. В статъе рассматриваются вопросы об истинным обстоятельствах происшествия, причине смерти поэта, дистанции выстрела и др. Отвергаются надуманные версии, не имеющие никакого отношения к официальной версии самоубийства В. Маяковского.
Ключевые слова. В.В. Маяковский, трагическая гибелъ, судебно-медицинские аспекты.
14 апреля 1980 г. в Лубянском проезде в одиннадцатом часу утра после бурного и тяжелого объяснения между В. Маяковским и молодой актрисой МХАТа В. Полонской прозвучал роковой выстрел, который оборвал жизны гениалыного поэта. Произошло то, чего так желали враги поэта и его так назытаемые «ближайшие друзыя» и «благожелатели». Смерты его стала потрясением для всех поэтов и писателей, даже не близких ему. В свое время Маяковский осудил С. Есенина и сам поставил «точку пули в конце». «Негоже, Сережа, негоже, Володя», — попеняла М. Цветаева и покончила жизны самоубийством. Выстрел в Лубянском прозвучал, поэт подвел к финалу «смертелыной любви поединок», простился с этим миром, «свое земное не дожив, на земле свое не долюбив…». Теперы мы никогда не узнаем, каким был последний роковой мотив этого поступка. Не лишены смысла по этому поводу рассуждения Г. Чар-тишвили: «Плохая примета для пишущего человека осуждать собратыев-самоубийц. Такое ощущение, что нарушившие это табу, обречены нести ту же кару» [23].
15 апреля в газете «Правда» появилосы сообщение: «.. .предваригелыные данные следствия указытают, что самоубийство вызвано причинами чисто личного порядка, не имеющими ничего общего с общественной и литературной деятелыностыю поэта. Самоубийству предшествовала длителыная болезны, после которой поэт еще не совсем поправился». В этой же газете в некрологе говорилосы: «…Стремителыная болезны, нелепый срыв привели его к концу. Выстрел в сердце — ошибка, тягостная, непоправимая ошибка, но все-таки толыко ошибка гигантского человека.»
Вечером 14 апреля ленинградская «Красная газета» сообщила: «Сегодня, в 10 часов 17 минут в своей рабочей комнате выстрелом из нагана в областы сердца покончил с собой Владимир Маяковский. В последние дни В.В. Маяковский ничем не обнаруживал душевного разлада и ничто не предвещало катастрофы. Сегодня утром он куда-то вышел и спустя короткое время возвратился в такси в сопровождении артистки МХАТа
N. Скоро из комнаты Маяковского раздался выстрел, вслед за которым выбежала артистка N. Немедленно была вызвана карета «Скорой помощи», но еще до прибытия ее В. Маяковский скончался. Вбежавшие в комнату нашли Маяковского лежащим на полу с простреленной грудыю…»
Официалыные советские власти вообще никак не отреагировали на гибелы Маяковского.
По ф ракту смерти поэта быто заведено уголовное дело.
Известно, что последним человеком, который видел Маяковского живым, одним из основных действующих лиц этой драмы, быта В.В. Полонская, молодая эффектная женщина, торопившаяся в то утро на репетицию. Она вспоминала: «Я вышла, прошла несколыко шагов до парадной двери (парадная дверы — это дверы квартиры, от которой до комнаты Маяковского не-сколыко шагов, а не дверы подъезда на первом этаже. — Н.Н.). Раздался выстрел. У меня подкосилисы ноги, я закричала и металасы по коридору: не могла заставиты себя войти. Мне казалосы, что прошло очены много времени, пока я решиласы войти. Но, очевидно, я вошла через мгновеные, в комнате еще стояло облачко дыма от выстрела. Владимир Владимирович лежал на ковре, раскинув руки. На груди было крошечное кровавое пятнышко. Я помню, что бросиласы к нему. Глаза у него были открыты, он смотрел прямо на меня и все силился приподняты голову. Казалосы, что он хотел что-то сказаты, но глаза быти уже неживые. Лицо, шея быии краснее, чем обычно. Потом голова упала, и он стал постепенно бледнеты…».
Усилиями журналиста В. Скорятина [17], проведшего в 90-е годы раскопки в лубянских архивах и в архивах наркомата иностранных дел, удалосы все-таки выгр-ваты из небытия уголовное дело о гибели Маяковского. В деле имеется Протокол 1930 года (цитируется с сохранением орфографии и пунктуации подлинника). «Апреля 14 дня, дежурный нарследователы Синев, в присутствии врача Рясенцева и. понятых производил осмотр места происшествия и трупа гражданина Мая-
ковского Владимира Владимировича при чем оказалось: труп Маяковского лежит на полу в комнате квартиры № 12, 3-й этаж, дома № 3 по Лубянскому проезду… По средине комнаты на полу на спине лежит труп Маяковского. Лежит головою к входной двери. Левая рука согнута в локтевом суставе, лежит на животе, правая полусогнутая — около бедра. Ноги раскинуты в стороны с расстоянием между ступнями в один метр. Голова несколько повернута вправо, глаза открыты, зрачки расширены, рот полуоткрыт. Трупн (ого) окаченност (и) нет. Губы, уши, кисти рук темно-синего цвета (трупные пятна). На груди на три сантиметра выше левого соска имеется рана круглой формы диаметром около 2 трети сантиметра. Окружность раны в незначительной степени испачкана кровью. Выходного отверстия нет. С правой стороны на спине в области последних ребер под кожей, прощупывается твердое инородное тело не значительное по размеру. Труп одет в рубашку желтоватого цвета с черного цвета галстуком (бантиком) На левой стороне груди соответственно описанной ране на рубашке имеется отверстие (неправильной) формы, вокруг этого отверстия рубашка испачкана кровью на протяжении сантиметров десяти диаметр окружности отверстия рубашки со следами опала. 1/Брюки шерстяные коричневого цвета, на ногах полуботинки желтые. Промежду ног трупа лежит револьвер системы «маузер» калибр 7,65 №312.045. (Этот револьвер взят в ГПут. Гендиным) ни одного патрона в гильзе не оказалось. С левой стороны трупа на расстоянии от туловища одного метра на полу лежит пустая стреляная гильза от револьвера маузер указанного калибра. Труп Маяковского для сфотографирования с пола переложен на диван.».
Днем 14 апреля тело Маяковского было доставлено в квартиру в Гендриковом переулке, где он жил постоянно. Там художник Н. Денисовский и домработница А Губанова сняли с поэта рубашку, предварительно разрезав ее ножницами на задней поверхности сверху донизу (снять рубашку было невозможно, т.к. к этому времени развилось мышечное окоченение. — Н.Н.).
Первую гипсовую маску с лица Маяковского небрежно снял скульптор К. Лукницкий, повредив кожу правой щеки. После того, как сотрудникиИнститута мозга извлекли головной мозг поэта для научных исследований, скульптор С. Меркуров снял вторую маску.
Сотрудники Института мозга сообщили, что «по внешнему осмотру мозг не представляет сколько-нибудь существенных отклонений от нормы. Институт приступил к предварительной обработке мозга, чтобы приготовить его к микроскопическому исследованию». Масса мозга у Маяковского была 1700 г.
Вскрытие тела Маяковского было произведено с 14 на 15 апреля в одной из прозектур московских клиник известным патологоанатомом профессором В.Т. Тала-лаевым, о чем свидетельствует присутствовавший при вскрытии тогда молодой сотрудник, ныне академик медицины В.В. Серов.
Как вспоминает внучка В. Талалаева [8], «.Несколько дней профессор был в подавленном состоянии, никому ничего не рассказывал о той ночи. Лишь позднее. сказал, что сам производил вскрытие его тела в клинике и что разговоры об убийстве Маяковского безосновательны. Это самоубийство».
Трагедия была многократно усугублена немедленно распространившейся по Москве злонамеренной сплетней о сифилисе, который якобы и вынудил поэта покончить жизнь самоубийством.
В связи с этим в ночь на 17 апреля состоялось перевскрытие тела Маяковского В. Талалаевым в присутствии лубянских сотрудников. Как при первичном, так и повторном вскрытии заключение врачей было единым и категоричным: никакого венерического заболевания у Маяковского не было обнаружено.
Естественно, что были составлены протоколы вскрытий, но в уголовном деле о смерти Маяковского их не оказалось. Возможно, они были изъяты и где-то хранятся в ненайденном до сих пор тайнике Я. Агранова, занимавшем тогда высокие посты в советской государственной иерархии.
Следует обратить особое внимание на записи в дневнике М. Презента, где отмечено: «Пуля пробила сердце, легкие и почку.», «говорят, что прострелив сверху вниз все внутренности, он (В. Маяковский. — Н.Н.) еще имел силы подняться, но снова упал.».
Несмотря на официальную, давно узаконенную в литературоведении версию о самоубийстве В. Маяковского, время от времени, по возникшей у нас моде, появляются энтузиасты «исследователи», стремящиеся пересмотреть давно установленные причину ирод смерти, игнорируя даже компетентные научно-обоснованные выводы специалистов в области криминалистики и судебной медицины.
Как считает психолог С. Антоновский [1], это вполне закономерно, особенно если по роду смерть является самоубийством. Ведь в сознании большинства людей оно ассоциируется с некоторой невменяемостью таланта, а люди не любят, чтобы их кумир оказался сумасшедшим. Кроме этого, поклонникам той или иной звезды лестно думать, что тот принял мученическую смерть от завистников и гонителей гения. Это позволяет идеализировать такого человека, как в жизни и творчестве, так и в смерти.
Основными разоблачителями устоявшейся версии о самоубийстве поэта являются: 20,22] — журналист, А. Колосков [9] — журналист, В. Молчанов [14] — тележурналист, К. Кедров!7] — литературный критик, Н. Кастрикин [5] — ученый, «физик» и др.
В. Скорятин [15-22] ввел в оборот очень большое количество важнейших архивных материалов, побудивших иными глазами увидеть многие страницы жизни Маяковского. К сожалению, его упорный и плодотворный поиск был направлен на отыскание доказательств в подтверждение априорной версии об убийстве поэта лубянскими сотрудниками под руководством Агранова.
Скорятин не нашел, кто убийца. Но своим исследованием доказывал, что советского официального мифа о самоубийстве поэта Маяковского больше не существует, что тайна этого трагического события им раскрыта — поэт Маяковский был убит [22]. По этому поводу, на наш взгляд, следует заметить, что это всего лишь навсего дерзкий и абсурдный вымысел, не заслуживающий никакого внимания.
Вот как фантазирует самый активный и непримиримый сторонник своей собственной версии Скорятин [16], при этом, как и подобает в детективном жанре, на сцене появляется «некто», под которым подразумевается Агранов. «Теперь представим, — рассуждает он, — Полонская быстро спускается по лестнице. Дверь в комнату поэта открывается, на пороге некто. Увидев в его руках оружие, Маяковский возмущенно кричит. Выстрел. Поэт падает. Убийца подходит к столу. Оставляет на нем письмо (предсмертное. — Н.Н.). Кладет на пол оружие. И прячется затем в ванной или в туалете. И после того как на шум прибежали соседи, черным ходом попадает на лестницу. С Мясницкой, свернув за угол, выходит на Лубянский проезд. А из ЦК уже спешат Кольцов, Третьяков. И он случайно сталкивается с ними у подворотни. Втроем они пересекают двор., поднимаются в коммуналку. Входят в комнату, где лежит Маяковский.»
В подтверждение своей версии Скорятин приводит фотографию, где Маяковский лежит на полу, «рот открыт в крике». Не исключено, что об этой фотографии, которую показывал Агранов «кучке лефовцев», вспоминала Е. Лавинская
была фотография Маяковского, распростертого, как распятого на полу, с раскинутыми руками и ногами и широко открытым в отчаянном крике ртом». По поводу этого журналист удивляется: «Самоубийца кричит перед выстрелом ?!» (а почему перед ?. — Н.Н.). Но с точки зрения судебной медицины все объясняется. В момент смерти мышцы тела человека расслабляются, становятся мягкими, отвисает нижняя челюсть, рот приоткрывается, что и зафиксировано на фотографии, «страшной в своей загадочности».
Если в работах Скорятина в качестве убийцы Маяковского фигурирует «некто», то в и «исследовании» А. Колоскова [9] убийцей является. В. Полонская. Журналист спрашивает: «Достаточно ли свидетельств одной Полонской и можно ли верить ей?». И сам отвечает: «Мне довелось беседовать с некоторыми из прежних жильцов квартиры Маяковского в Лубянском проезде. Один из них сообщил, что когда раздался выстрел, он стрелой вылетел из своей комнаты и видел Полонскую выходящей из комнаты Маяковского, свидетель дважды с твердой уверенностью повторил, что «Полонская, когда раздался выстрел, была в комнате Маяковского».
Кто же этот свидетель и почему автор не назытает фамилию соседа поэта? Как же можно на основании таких голословных бездоказательных домыслов обвинять в убийстве женщину, которую любил поэт, и которая больше всего пострадала после смерти Маяковского?
В передаче «До и после полуночи» ее ведущий В. Молчанов [14] решил познакомить телезрителей с результатами своего сенсационного «журналистского расследования». Ссытаясь на весьма поверхностные и не доказательные наблюдения, он дал понять, что Маяковский не покончил с собой, а быт убит. Быта показана посмертная фотография поэта, где на рубашке слева хорошо видно пятно — след от выстрела, а на рубашке справа то ли сгустилась тень, то ли пропечаталось какое-то затемнение. Именно из-за него Молчанов предположил, что мог быть и другой выстрел, оставивший рану на правом виске, из которой на рубашку пролилась кровь. По версии тележурналиста сначала убийцы, а затем и следователи орудовали в комнате Маяковского совершенно бесконтрольно. Вели беглый огонь, скрыли рану, подменили рубашку.
Со статьей-опровержением версии об убийстве Маяковского выступил В. Радзишевский [14]. В частности, он отметил, что раны на правом виске не быто. Иначе ее непременно увидели бы следователь, составлявший Протокол, Денисовский и Губанова, снимавшие рубашку с поэта, скульпторы, снимавшие посмертные маски, сотрудники Института мозга, бравшие мозг на исследование, врачи, вскрывавшие тело, художники, рисовавшие Маяковского в гробу. Существует целая серия таких работ, где хорошо виден неповрежденный правыш висок поэта. Факт подмены рубашки следует полностью исключить, т.к. его бы заметили лица, снимавшие ее с поэта, как впрочем, и Л. Брик, передававшая рубашку в музей.
Версия Н. Кастрикина [5] в основных положениях близка к версии Скорятина.
К. Кедров [7] предполагает, что Маяковский вовсе не покончил с собой, а был убит чекистами по приказу И. Сталина. По поводу этой версии литературоведы держатся скептически, поддерживая официально признанную версию о самоубийстве Маяковского. Они охотнее цитируют Б. Пастернака, который с присущей ему мудростью и проницательностью предположил когда-то: «.Маяковский застрелился из гордости, оттого, что осудил что-то в себе или около себя, с чем не могло мириться его самолюбие» [12]. Пастернак вряд ли мог представлять, как далеко занесло поэта «под своды таких богаделен», но он догадывался о том, что «выкодов» у него на самом деле не быто.
Крупнейший специалист в «маяковедении», известный славист из Швеции Б. Янгфельд [24] счигаетчто «Маяковский давно находился «под прицелом» ОГПУ… в последние годы его жизни за ним следили не только за границей, но и на родине. Это трагедия поэта и позор для страны: но это не доказательство, что Маяковский быт убит., теория об убийстве поэта органами госбезопасности меня не убеждает., я позволю себе считать существующую «версию» о его уходе из жизни не только самой естественной, но и самой убедительной».
При оценке обстоятельств трагической гибели Маяковского постоянно возникают вопросы судебно-медицинского и криминалистического характера, от решения которых зависит установление истинных обстоятельств происшествия, настоящей причины смерти, категории (насильственная или ненасильственная) и рода (убийство, самоубийство, несчастный случай) смерти.
1. Какие по характеру повреждения, кроме огнестрельной раны, были обнаружены на теле В. Маяковского?
О том, что на теле поэта обнаружена только одна рана, свидетельствуют независимо друг от друга не только Полонская и Денисовский [16], а также данные милицейского Протокола [17]. Так, что версию о нескольких выстрелах, взбудоражившую после телепередачи Молчанова почитателей поэта, следует считать несостоятельной.
На редкой фотографии, сделанной в день смерти Маяковского, Скорятин [15] узрел «на виске нечто похожее на ссадину».
22 июня 1989 г в ленинградской телепрограмме «Пятое колесо» художник А. Давыщов, доказытая посмертную маску Маяковского, констатировал, что у него сло-
ман нос. Значит, высказал догадку он, поэт после выстрела упал лицом вниз, а не на спину, как бывает при самоубийстве £151.
Литератор Б. Лихарев, стоявший в почетном карауле у гроба поэта, отмечал: «Лицо Маяковского с разбитой скулой.» (газета Ленинградского отдела ФОСП, 24 апреля 1930 г.). Сломанный нос, разбитая скула. Скорятин утверждает [15]: «Следы от падения лицом вниз все-таки остались!».
Анализируя вышеприведенные случаи установления характера повреждений в виде «ссадины виска», «перелома костей носа», «разбитости скулы», приходится только удивляться обывательским вышыслам и выто-дам «специалистов», не имеющих никакого отношения к судебной медицине. Они начисто игнорируют милицейский Протокол, в котором зафиксирована только одна огнестрельная рана на груди слева, а также показания многочисленных очевидцев, о который мы упоминали выше. Следует также подчеркнуть, что судебно-медицинский эксперт никогда не будет высказываться о характере и механизме образования повреждений только по посмертным фотографиям и маскам.
Преподаватель русской литературы И. Бошко [2] сомневается: «Мне не давал покоя вопрос о том, куда стрелял в то роковое утро, метил Маяковский конкретно: в висок, в рот, в сердце?». Поэт Кирсанов, не задумываясь, ответил: «Куда стрелял? В висок, конечно!». П. Лавут по этому поводу ответил: «Как куда стрелял? Володя был левшой и стрелял. в сердце!». Из воспоминаний Полонской следует, что она вернулась в комнату Маяковского, как только услыхала выстрел. А куда именно попала пуля, она сказать не могла. Из всего этого Бошко приходит к сногсшибательному выводу: «поэт мог быть убит выстрелом в голову, сзади.». Но головной мозг Маяковского в течение многих лет хранится в Институте мозга, многократно описан, сфотографирован, доступен для осмотра. Никаких повреждений, в т.ч. и огнестрельных, на нем не обнаружено.
2. В каком положении находился В. Маяковский после выстрела?
В момент выстрела в квартире Маяковского, кроме Полонской быти еще трое «юных соседей, которые находились в маленькой комнатушке при кухне». Н. Левина, которой в то время было около 9 лет, рассказывала: «Послышался какой-то шум. Мы побежали в переднюю, так назывался коридорчик перед дверями Маяковского и Татарийских. Перед дверью в большой коридор металась Полонская. Мы открыли дверь в комнату. Владимир, Владимирович лежал, опрокинувшись на угол тахты. Правая рука свесилась к полу. Вызвали Райковскую Л.Д. … Она распорядилась положить Владимира Владимировича на коврик перед тахтой. положили головой к окну, ногами к двери.» [16]. Подтверждает это и Денисовский: «Он (В. Маяковский — Н.Н.) лежал ногами к двери.».
В. Полонская [13] вернувшись в комнату после выстрела, видит: «Глаза у него (В. Маяковского — Н.Н.) быти открыпы, он смотрел прямо на меня и все силился приподнять голову». Значит, поэт лежал на спине, головой к столу, а ногами к двери.
В. Катанян [6] отмечает: «Когда я вбежал. в его комнату, он (В. Маяковский — Н.Н.) лежал на полу, раски-нувруки и ноги.».
Р. Гуревич через некоторое время застает иную картину: «поэт лежит. головой к двери». Н. Асеев вспоминал: «Он (В. Маяковский — Н.Н.) лежал, упав носками к письменному столу, головой к двери» [16].
Из милицейского Протокола следует: «Лежит (В. Маяковский — Н.Н.) головою к входной двери [17].
Анализируя показания очевидцев, оказавшихся в комнате сразу после выстрела первыши (лежал ногами к двери), показания свидетелей, явившихся позже (лежал головою к двери), и данные милицейского Протокола, отмечается существенная разница в описании положения тела поэта. Выкодит, его перемещали? Зачем? Несовпадения в воспоминаниях могут быпъ объяснены, на наш взгляд, тем, что Полонская писала их в возрасте 30 лет, спустя 8 лет после трагедии, а устные рассказы Левиной и Гуревич относятся к концу 80-х годов.
3. Из какого вида (системы) оружия был произведен выстрел В. Маяковским?
Как свидетельствуют документы, удостоверение на право ношения маузера у Маяковского было действи-
тельно лишь до 1 декабря 1928 г. Поэт сдал его в свое время, а спустя полгода получил новое удостоверение, в котором значились браунинг и байярд. [21].
В день трагедии у Маяковского имелись эти два вида оружия. В милицейском Протоколе отмечено, что «промежду ног трупа лежит. «маузер»». Об этом виде оружия, который — «взведенный! — лежал слева» также упоминает Катанян [6]. «Взведенный — это значит, что последний патрон расстрелян, — иными словами, восьмизарядный пистолет был приготовлен для одного выст-■ рела.» Эта подробность, как отмечает А. Валюженич «31, начисто опровергает версию Скорятина об убийстве Маяковского.
Вместе с уголовным делом В. Скорятину [17] были предоставлены и «вещдоки» в виде стреляной гильзы, пули и кобуры с оружием. Он пишет: «И вот… в руках у меня не маузер., указанный в… милицейском Протоколе, а. браунинг.!». Значит, была подмена ?…
Размышляя над всеми этими хитросплетениями, Скорятин [20] ставит перед собой вопрос, чем отличается маузер от браунинга? Ведь стреляная гильза осталась на месте происшествия, а при подмене оружия следовало бы и ее подменить. Ничего подобного. Оказалось, что гильза одинаково подходит и к маузеру, и к браунингу. Денисовский [4] вспоминал, как Агранов демонстрировал всем гостям «браунинг и пулю.», а затем спрятал эти «вещдоки» в несгораемый шкаф, Теперь, конечно, не установить, показывал Агранов именно браунинг или маузер. Ясно одно: подменить оружие могли только сотрудники ОГПУ. Но с какой целью? Вопрос остается открытым.
4. С какой дистанции был произведен выстрел?
В. Скорятин отмечает [19]: ««агент-инкассатор» Локтев. застал поэта стоящим на коленях (перед Полонской — Н.Н.), а из милицейского Протокола видно, что пуля прошила Маяковского от сердца до поясницы, т.е. сверху вниз». Исходя из этого, автор заключает, что произвести самому себе подобный выстрел почти невозможно. Значит, стрелял кто-то другой, находившийся выше «коленопреклоненного» поэта, с близкой или дальней дистанции?
Самым существенным при решении вопроса о дистанции выстрела, а также ряда других вопросов, является исследование рубашки.
В. Скорятин, по-видимому, не мог себе представить, какую ценную услугу оказал он специалистам, упомянув о рубашке, как вещественном доказательстве,ко-торая была на Маяковском в момент выстрела: «Простреленная рубашка была передана в музей лишь четверть века спустя после выстрела. Я осмотрел ее. И даже с помощью лупы не обнаружил никаких следов порохового ожога. Нет на ней ничего, кроме бурого пятна крови!…» [16].
К исследованию рубашки были привлечены научные сотрудники ВНИИ судебных экспертиз МЮ РФ Э.Г. Сафроновский — крупнейший специалист по су-дебно-баллистической экспертизе, И.П. Кулешева — специалист в области следов выстрела и председатель комиссии судебно-медицинский эксперт, профессор А.В. Маслов.
Из исследования следует: «рубашка бежево-розового цвета, изготовленная из хлопчатобумажной ткани. Спереди на планке имеются 4 перламутровые пуговицы. • ■ Рубашка (спинка) от ворота до низаразрезана ножницами, о чем свидетельствует уступообразный характер краев разреза и ровные концы нитей, образующие края разреза… На левой стороне переда рубашки. одно сквозное повреждение округлой формы размерами 6×8 мм2» [10,11].
В судебной медицине и криминалистике различают следующие дистанции выстрела: выстрел в упор, выстрел с близкого и дальнего расстояния. Выстрел с каждой дистанции характеризуется специфическими признаками, которые, прежде всего, располагаются вокруг входного отверстия. Если будет установлено, что выстрел в комнате Маяковского был произведен с близкой или дальней дистанции, значит, кто-то стрелял в поэта.
Для выявления ряда устойчивых признаков огнестрельного ранения был использован контактно-диффузный метод, который не разрушает объект исследования (рубашку). Были получены контактограммы, на которых проявляется распределение продуктов выстрела (металлов) вокруг повреждения. Свинца в области
повреждения было незначительное количество. Меди практически не было. Благодаря этому методу удалось установить, что вокруг повреждения располагается очень обширная зона сурьмы (один из компонентов капсюльного состава) диаметром 9-10 см, имеющая характерную для выстрела (боковой упор) топографию. Отложение сурьмы носило секторальный характер. Это свидетельствует о том, что дульный конец оружия был прижат к рубашке под углом. Интенсивное отложение металлизации в левой части повреждения — признак того, что выстрел был произведен справа налево, почти в горизонтальной плоскости [10, 11].
Из заключения специалистов следует: «1. Повреждение на рубашке В.В. Маяковского является огнестрельным входным, образованным при выстреле с дистанции «боковой упор» в направлении спереди назад и несколько справа налево, почти в горизонтальной плоскости. 2. Судя по особенностям повреждения, было применено короткоствольное оружие (например, пистолет) и был использован маломощный патрон. 3. Небольшие размеры пропитанного кровью участка, расположенного вокруг… повреждения, свидетельствуют об образовании его вследствие одномоментного выброса крови из раны, а отсутствие вертикальных потеков крови (на рубашке — Н.Н.) указывает на то, что сразу после получения ранения В.В. Маяковский находился в горизонтальном положении, лежа на спине. 4. Форма и малые размеры помарок крови, расположенных низке повреждения, и особенность их расположения по дуге, свидетельствуют о том, что они возникли в результате падения мелких капель крови с небольшой высоты на рубашку в процессе перемещения вниз правой руки, обрызганной кровью, или же с оружия, находившегося в той же руке».
Необходимо было достичь полного совпадения расположения капель крови и следов сурьмы. В 30-е годы это было невозможнот.к. реакция на сурьму была открыта лишь в 1987 г. Именно взаимное расположение сурьмы и капель крови и стало вершиной этого исследования и позволило объективно ответить на самые сложные вопросы [11].
Для идентификации рубашки, длительно хранящейся в музее, с рубашкой, которая запечатлена на Маяковском на посмертных фотографиях, были сделаны снимки крупным планом пятен крови с исследуемой рубашки и с фотографий. На снимках была видна и структура ткани. По расположению, форме, размерам пятен крови, по фактуре ткани было установлено, что именно эта рубашка была на Маяковском в момент выстрела [11].
5. Какова причина смерти В. Маяковского?
В связи с тем, что протоколы двух вскрытий в то время исчезли в тайниках ОГПУ, формирование экспертных выводов о причине смерти поэта является затруднительным. И, тем не менее, внимательный анализ вышеизложенных фактов позволяет утверждать следующее.
Смерть В. Маяковского по категории является насильственной и наступила от огнестрельного пулевого слепого ранения груди с повреждением сердца, сопровождавшегося острой кровопотерей. Как свидетельствует экспертная практика, по роду такая смерть является самоубийством.
Одним из важнейших документов, подтверждающих самоубийство Маяковского, является предсмертное письмо, которое было написано им карандашом 12 апреля, т.е. за два дня до свершившейся трагедии. До наших дней дошли слухи, что письмо поддельное и было написано не Маяковским. В подлинности письма даже усомнился известный кинорежиссер С. Эйзенштейн. Письмо написано почти без знаков препинания: «Всем. В том, что умигаю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил. Мама, сестры и товарищи, простите это не способ (другим не советую), но у меня выходов нет. Лиля — люби меня. Товарищ правительство, моя семья — это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская.».
Обращаясь к «товарищу правительству», Маяковский неосторожно бросает тень на Полонскую. Мало того, обнародовав связь с ней, он в то же время еще раз унижает ее, восклицая: «Лиля — люби меня».
Для установления подлинности авторства письма была проведена судебно-почерковедческая экспертиза, из которой следует: «представленное письмо от имени
Маяковского исполнено самим Маяковским в необычных условиях, наиболее вероятной причиной который является психофизиологическое состояние, вызванное волнением. Непосредственно перед самоубийством признаки необыиности быти бы выгражены более ярко» [11].
Таким образом, версия В. Скорятина (а также и других разоблачителей, о который мы упоминали выше), содержащая немало весьма серьезных открытий, все-таки не опровергает факт самоубийства поэта, который
подтверждается органами дознания, показаниями очевидцев, результатами квалифицированной комплексной экспертизы рубашки и посмертного письма В. Маяковского.
Мы полагаем, что в «маяковедении» гениальный поэт для всех нас запечатлелся с удесятеренным чувством жизни. Имя В. Маяковского навсегда останется в памяти нашего народа, как величайшего поэта, выгра-зителя идей своего времени.
FORENSIC ASPECTS OF TRAGIC DEATH OF V.V. MAYAKOVSKY
N.F. Nedelko (Irkutsk State Medical University)
More that 75 years have passed since tragic death of great poet V. Mayakovsky. A lot of new facts are presented to us, myths and unfounded fictions of true reason of his death are destroyed. The article includes the problems concerning true circumstances of the incedent, the reason of poet’s death, distance of shot, etc. The far-fetched versions are not conconsidered. The formal (documented) version of his suicide is refused.
ЛИТЕРАТУРА
1. Беляков А. Мученики поневоле // Аргументы и факты.
— 2000. — № 5.
2. Бошко И. «Бедный Маяковский» // Независимая газета. — 1992. — J№ 1. — 11 апреля.
3. Валюженич А Зачем нужна эта неправда? // Журналист.
— 1991. — J№ 6. — С.80-89.
4. Денисовский Н. Воспоминания. — Гос. музей Маяковского /ГММ/. — инв. №№22633. — В-76.
5. Кастрикин Н. Смерть пришла из «Бани» // Труд. — 1997.
— 13 сентября.
6. Катанян В.»Последние дни // Слово. — 1991. — J№ 7. -C. 59-63.
7. Кедров К. Самоубийство Маяковскому могли внушить… // Известия. — 1993. — J№ 67. — 10 апреля.
8. Колесникова Л. «И, пожалуйста, не сплетничайте.» // Лит. Россия. — 1993. — J№ 24-25.’ — С.4-5.
9. Колосков А.Я. Я обвиняю // Молодая гвардия. — 1991. -J 10. — С.224-258.
10. Маслов А.В. Как погиб Маяковский: Спор завершают эксперты // Лит. газета. -1991. — J 48. — 4 декабря.
11. Маслов А.В. Загадки смерти // Знак вопроса. -1996. -С.27-36.
12. Млечин Л. Застрелился Маяковский или его убили // Книжное обозрение. — 1993. — J 29. — 23 июля.
13. Полонская В.В. Воспоминания о В.В. Маяковском // Вопросы литературы. — 1987. — JJ 5. — С.144-198.
14. Радзишевский В. Как погиб Маяковский: к чему приводят «сенсационные» расследования // Лит» газета. -1989. — JJ 13. — 29 марта.
15. Скорятин В. Почему Маяковский не поехал в Париж / / Журналист. — 1989. — JJ 9. — С.87-95.
16. Скорятин В. Послесловие к смерти // Журналист. -199(1 — JJ 5. — С.52-62.
17. ВВ. Прозрение. // Журналист. — 1991. — JJ 6.
22. Скорятин В. Маяковский: «Кто, я застрелился? Такое загнут!» // Чудеса и приключения.- 1995. — JJ 2. — С.16-
23. Чхартишвили Г.Ш. Писатель и самоубийство. — М., 200o’ — 574 с.
24. Янгфелъд Б. Когда откроются архивы КГБ… // Журналист. — 1991. — JJ 6. — С.82-83
ЛЕКЦИИ
© БАРДЕДИНОВ Х.К. — 2006
ЛЕКЦИИ ПО ФОРМАЛЬНОЙ ЛОГИКЕ: ЛОГИКА КАК НАУКА (лекция 1)
Х.К. Бардединов
(Иркутский институт повышения квалификации работников образования, ректор — д. ист. н., проф. Л.М. Дамешек, кафедра коррекционно-развивающего обучения, и.о. зав. — Х.К. Бардединов)
Резюме. Известно, что в процессе подготовки специалиста (врача, юриста, психолога, педагога, журналиста и т.д.)
обобщения, которые связаны с необходимостью соотношения общего (общая картина болезни, картина поведения, преступления, успеваемости и др.) с отдельными составляющими (факторы влияющие на поведение, успеваемость, симптомы болезни и др.). Профессиональное мышление также предполагает быстрое и своевременное принятие единственно правильного решения. Значительную составляющую в таком мышлении, кроме интуитивного и творческого, представляет аналитическое (логическое) мышление, которое позволяет специалисту создавать картину ситуации в виде четких мыслей — в виде понятий, суждений, умозаключений.
Ключевые слова. Мышление, логика, специалист._
К сожалению, далеко не все наши специалисты изучали курс логики в вузе, и их логические умения, навыки приобретены практически, зачастую методом «проб и ошибок». В помощь специалистам, не изучавшим логику, мы начинаем публиковать лекции по основам формальной логики.
Начнем наши лекции с описания сценки, которую пришлось наблюдать в букинистическом магазине.
Молодой (с виду весьма интеллигентный) человек, вероятно, студент, просматривает разныгеучебники и небрежно отбрасывает в сторону книгу «Формальная ло-
понятная какая-то наука… Я как-то пыггался почитать учебник по этой самой формальной логике… Вы знаете, там такая абракадабра… Вот физика, география, ис-
Тайна смерти Владимира Маяковского — Рамблер/новости
14 апреля 1930 года в Москве в квартире 12 дома № 3 по Лубянскому проезду было найдено тело поэта Владимира Маяковского. Причиной смерти стало самоубийство.
Неразделенная любовь
При жизни Маяковский имел много романов, хотя в официальном браке никогда не состоял. Среди его возлюбленных было немало русских эмигранток – Татьяна Яковлева, Элли Джонс. Самым серьезным увлечением в жизни Маяковского был романом с Лилей Брик. Несмотря на то, что она была замужем, отношения между ними сохранялись долгие годы. Более того, долгий отрезок своей жизни поэт жил в одном доме с семьей Брик. Этот любовный треугольник существовал несколько лет, пока Маяковский не встретил молодую актрису Веронику Полонскую, которой на тот момент исполнился 21 год. Ни разница в возрасте в 15 лет, ни наличие официального супруга не могли помешать этой связи.Известно, что поэт планировал с ней совместную жизнь и всячески настаивал на разводе. Эта история стала причиной официальной версии самоубийства. В день смерти Маяковский получил отказ от Вероники, что спровоцировало, как утверждают многие историки, серьезное нервное потрясение, которое привело к таким трагическим событиям. Во всяком случае, семья Маяковского, включая мать и сестер, считали, что вина за его смерть лежит именно на Полонской.
Маяковский оставил предсмертную записку следующего содержания: «ВСЕМ
В том что умираю не вините никого и пожалуйста не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил. Мама сестры и товарищи простите – это не способ (другим не советую) но у меня выходов нет. Лиля – люби меня. Товарищ правительство, моя семья – это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. – Если ты устроишь им сносную жизнь – спасибо. Начатые стихи отдайте Брикам они разберутся. Как говорят – «инцидент исперчен», любовная лодка разбилась о быт Я с жизнью в расчете и не к чему перечень взаимных болей, бед и обид. Счастливо оставаться
ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ.
Душевные травмы
Как одну из теорий самоубийства историки рассматривают и тяжелые душевные переживания. 1930 год был не слишком удачным для поэта. Во-первых, он много болел. Во-вторых, Маяковского жёстко критиковали, считая, что он уже совсем «исписался». Местные газеты видели в нем антисоветского писателя. На одной из встреч с читателями, которая состоялась за 2 дня до рокового события, он выслушал много нелестных отзывов в свой адрес. Сам Маяковский в этот период считал себя глубоко несчастным. Поэтому эта версия вполне имеет право на существование. Во многих исторических трудах можно найти информацию о том, что именно угнетенное эмоциональное состояние вместе с несостоявшейся любовью стали причиной такого поступка.
Беспорядочные связи способствовали появлению версии о сифилисе, который мог стать причиной самоубийства. Но большинство исследователей опровергают эту гипотезу, утверждая, что такой жизнелюбивый человек как Маяковский не мог свести счеты с жизнью только из-за этой болезни. Да и нет официальных доказательств, что поэт действительно болел. После смерти поэта криминалисты настояли на повторном вскрытии, чтобы окончательно убедиться в несостоятельности этой версии.
Политические мотивы
Также ходили слухи и о том, что поэта убили из идеологических соображений. Некоторые считали, что Маяковский с его бунтарским характером представляет опасность для советской власти. Действительно в последние годы он мог позволить себе нелестные высказывания, но это никак не относится к его гибели. Версия убийства не имеет никакой почвы. То, что поэт стрелял сам, официально подтвердили криминалисты.
Владимир Маяковский (1893-1930) — 10 авторов
Они интерпретировали мир для нас. Рассказывал о жизненных перипетиях. Но когда дело дошло до их собственных, им было трудно совладать с реальностью. В понедельник, 11 февраля, исполняется 50 лет со дня самоубийства поэтессы Сильвии Плат.
ET Magazine рассказывает о некоторых писателях, которые оборвали свою жизнь:
11 февраля
Сильвия Плат (1932-1963)
Слова были — и были с тех пор, как ей исполнилось 11 лет — ее щитом.Только на словах она пережила смерть отца, депрессию и измену мужа. Она была амбициозна, если не сказать больше. С самого подросткового возраста она впадала в ступор, когда получала отказы от издателей, впадая в приступы бессонницы и депрессии.
«Я хочу убить себя, уйти от ответственности, смиренно вернуться в утробу», — писала она в своих дневниках. Ее дневники и стихи свидетельствуют о том, что она была невротиком и никогда не могла смириться с реальностью.Ее любовь к мужу Теду Хьюзу и равное отвращение к его прелюбодеяниям, радость от поэтического подъема Хьюза и отчаяние от собственных литературных недостатков…
В конце концов, даже ее любимые «слова» не смогли ей помочь. . Депрессивная английская зима, необходимость воспитывать двоих детей, быть домохозяйкой, а затем грызущая любовь к мужу усугубили ее срыв. Плат, на пороге славы, отравилась газом на своей кухне 11 февраля.Все в Томпсоне было больше, чем жизнь. Было ли это вызвано необходимостью соответствовать своему имиджу пьяного, употребляющего наркотики журналиста и писателя?
Сомнительно, ведь он всегда жил на грани. Для него 67 лет было слишком старым, и что может быть лучше, чем вставить дробовик в рот и нажать на курок? Он умер 20 февраля.
11/04
Жерар де Нерваль (1808-1855)
Он был настоящим романтиком. Для него реальный мир был адом. «Эта жизнь — лачуга и место дурной славы.Мне стыдно, что Бог увидит меня здесь», — написал он. Как истинный романтик, он безумно влюблялся и к тому же был невротиком.
Он влюбился в актрису Дженни Колон, но она вышла замуж за другого мужчину и вскоре умерла. Произошел первый серьезный психический срыв Нерваля. На протяжении всей своей жизни он страдал от таких срывов, и его много раз приходилось помещать в лечебное учреждение.
Когда он был в здравом уме, он подробно вел хронику своего беспокойного разума. Попытки справиться с бедностью и его распутанный ум оказались слишком большими, и 26 января он повесился.
5/11
Вирджиния Вульф (1882-1941)
Она принадлежала к высшим слоям общества — по рождению и воспитанию. И ее письма отражали это — четкие, но с изящной томностью, эрудированные, но никогда не академические. Но под острым как бритва умом лежала основа неуверенности и неврозов.
Ситуация ухудшилась со смертью ее матери (когда ей было 13 лет), сводной сестры (15 лет) и отца (22 года). Не только потеря близких, сексуальное насилие со стороны сводных братьев также травмировало ее эмоционально.У нее была неблагополучная семья.
На протяжении всей своей жизни она должна была находиться в лечебном учреждении. Было и давление извне — мировые войны и Блиц, разрушившие ее дом. 28 марта она набила камнями карманы пальто и вошла в реку Уз.
11/06
Артур Кестлер (1905-1983)
Один из немногих, кто был интеллектуально спокоен и логичен, когда решил покончить с собой. В его предсмертной записке говорится: «Цель этой записки — безошибочно прояснить, что я намереваюсь покончить жизнь самоубийством, приняв передозировку наркотиков без ведома или помощи какого-либо другого человека.
Он принял передозировку барбитуратов и алкоголя. Один из самых выдающихся интеллектуалов-антикоммунистов в мире, Кестлер не хотел стать инвалидом в старости, так как страдал от болезни Паркинсона и рака.
7/11
Владимир Маяковский (1893-1930)
Плакат большевистской революции, несносный ребенок русской литературы, Маяковский заново определил роль поэта в обществе. Его поэзия была мучительна; он хотел сломать оковы традиции.
Недаром в «Пощечине общественному вкусу» он писал: «Сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого и т. д. и т. п. за борт с корабля современности…». Поддержал красных, но разочаровался в сталинской бюрократии. И единственным выходом было покончить с собой. Он играл в русскую рулетку, дважды выиграл, но проиграл 14 апреля. триггер.Его поклонники были в шоке. Избрал ли писатель, олицетворяющий мужественность, путь труса? Был ли образ мачо просто маской для множества неуверенности?
Был ли писатель, который любил бокс, корриду, парусный спорт и охоту, действительно боролся с демонами в своей голове? Или он был генетически предрасположен к самоубийству, учитывая, что его отец, братья и сестры, а затем и внучка покончили жизнь самоубийством? Слежка ФБР, особенно в последние пару лет его жизни, делу не помогла. Как и его пьянство.
11 сентября
Чезаре Павезе (1908-1950)
Он участвовал во многих битвах, например, потерял отца в юном возрасте. Потом были политические бои против фашистов. А для писателя что может быть хуже цензуры? Как и многие художники 20-го века, Павезе тоже страдал от экзистенциальных тревог.
В его более поздних работах идея самоубийства стала более выраженной. Но в итоге последней каплей оказалась любовь в лице Констанс Даулинг, американской актрисы.27 августа он покончил жизнь самоубийством в номере отеля в Турине, приняв передозировку барбитуратов.
11/10
Юкио Мисима (1925-1970)
Если и не самый важный японский писатель прошлого века, то уж точно лучший его стилист. Измученные противоречиями — сексуальными, социальными и политическими — его поздние работы полны крови и смерти.
Он планировал свою смерть больше года, заканчивая свой последний роман и приводя в порядок свои финансы. Он совершил сэппуку (выпотрошение), традиционный японский метод самоубийства.
11/11
Энн Секстон (1928–1974)
Смерть — грустная кость; ты бы сказал, в синяках, / и все же она ждет меня, год за годом, / …чтобы освободить мое дыхание от его дурной тюрьмы», строки, подобные этим, приправлены стихами Секстона.
Смерть вместе с суицидальными и сексуальными фантазиями были преобладающими мотивами в ее творчестве. Большую часть своей жизни она страдала депрессией и проходила терапию. Разрыв линии был лишь вопросом времени. Она задохнулась в своем гараже и умерла от угарного газа.
В этот день родился Владимир Маяковский
Владимир Маяковский родился 19 июля 1893 года в Грузии в семье этнических русских и украинцев. К 14 годам Маяковский уже занимался социалистической деятельностью. Он жил в Грузии, пока его отец не умер в 1906 году и семья не переехала в Москву. Там Маяковский увлекся марксистской литературой и вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию в 1907 году. Его деятельность включала распространение брошюр и контрабанду женщин-активисток из тюрьмы, за что он был в конечном итоге заключен в тюрьму и помещен в одиночную камеру.
Во время заключения Маяковский начал писать стихи. Выйдя на свободу в 1910 году, он оставил политическую деятельность, чтобы сосредоточиться на создании социалистического искусства. На следующий год он поступил в Московское художественное училище, где познакомился с «отцом русского футуризма» Давидом Бурлюком, и они подружились.
Бурлюк взращивал талант Маяковского, предлагая финансовую поддержку и книги стихов. Их отношения переросли в группу поэтов и художников Hylaea, которые бросили вызов художественному истеблишменту.В 1912 году первые стихи Маяковского были опубликованы в футуристических изданиях группы, хотя группа была более известна своим манифестом «Пощечина общественному вкусу». В 1913 году группа посетила 17 городов во время бурного читательского тура, который привлек как большую аудиторию, так и полицию. За это Маяковского и Бурлюка исключили из художественной школы. Маяковский стал единственным поэтом-авангардистом, оставшимся в советском мейнстриме, хотя позже он подвергся жесткой цензуре.
Во время Первой мировой войны Маяковский писал стихи против войны.В 1915 году он влюбился в Лилю Брик, муж которой Осип Брик опубликовал стихотворение Маяковского «Облако в штанах». Маяковский посвятил Лиле многие свои стихи, в том числе «Люблю» (1922) и «Про это» (1923). С 1918 года Маяковский жил у Бриков, дом которых стал центром литературной жизни. Затем они основали известный ранний советский авангардный журнал «Левый фронт искусства», выступавший против художественного индивидуализма.
Октябрьская революция 1917 года стала особенно плодотворным периодом для пробольшевистского поэта, воспевавшего пролетариат такими стихами, как «Ода революции» (1918), «Левый марш» (1918) и «Хорошо!» (1927).Его также помнят за эпопею из 3000 строк «Владимир Ильич Ленин», написанную после смерти Ленина.
С 1919 года выпускал агитационные плакаты и дидактические брошюры для Российского государственного телеграфного агентства. Однако отношения Маяковского с советскими властями обострились. Такие его пьесы, как «Клоп» (1929 г.) и «Баня» (1930 г.), подверглись резкой критике со стороны организаций пролетарских писателей, которые к 1930 г. перестали поддерживать его стихи.
12 апреля 1930 года Маяковский застрелился в своей квартире в возрасте 36 лет.Через несколько лет поэт Марина Цветаева напишет о нем: «Долгих двенадцать лет человек-Маяковский убивал в себе поэта-Маяковского, а на тринадцатом году поэт восстал и убил человека».
На панихиду по нему пришло более 150 тысяч скорбящих. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.
В представленном ниже фильме «Барышня и хулиган» 1918 года сам Маяковский играет единственную в кино роль хулигана, преображенного любовью к молодой школьной учительнице.
Как умер Маяковский?
Вопрос задан: Уоррен ХансенОценка: 4,8/5 (30 голосов)
7 июля 1893 — 14 апреля 1930) — русский и советский поэт, драматург, художник, актёр. … В 1930 году Маяковский покончил с собой самоубийств . Даже после смерти его отношения с Советским государством оставались неустойчивыми.
Почему Маяковский застрелился?
Попытки справиться с бедностью и его распутанный ум оказались слишком большими, и 26 января он повесился.
Как умер есенин?
По словам его биографов, поэт находился в состоянии депрессии и покончил самоубийством через повешение . После похорон в Союзе в Ленинграде тело поэта Есенина было перевезено поездом в Москву, где также было устроено прощание с родными и близкими усопшего.
Маяковский был убит?
Вечером 14 апреля 1930 года Маяковский застрелился ….В 1930 году место его рождения Багдади в Грузии было переименовано в Маяковского в его честь. После смерти Сталина появились слухи, что Маяковский не покончил жизнь самоубийством, а был убит по приказу Сталина.
Кто написал пощечину общественному вкусу?
Артур Лурье , один из ведущих композиторов-футуристов.
Найдено 18 связанных вопросовКак произносится Сергей Есенин?
Правильное произношение Сергея Александровича Есенина по-русски Сер-гяй Алекс-ан-друх-вееч Е-зьен-йен.
Какой псевдоним у П. Кунхирамана Наира?
Панайантитта Кунхираман Наир (4 октября 1905 — 27 мая 1978), также известный как Махакави P , был индийским писателем малаяламской литературы.
Кто начал супрематизм?
Супрематизм, русский супрематизм, первое движение чистой геометрической абстракции в живописи, зародившееся Казимиром Малевичем в России примерно в 1913 году.
Когда закончился футуризм?
Футуризм как целостное и организованное художественное движение в настоящее время считается вымершим, вымершим в 1944 со смертью его лидера Маринетти.
Какие группы футуризма существуют в русской литературе?
Помимо названных авторов, в группу вошли художники Михаил Ларионов, Наталья Гончарова, Казимир Малевич, Ольга Розанова.Хотя Hylaea обычно считается самой влиятельной группой русского футуризма, в Санкт-
сформировались и другие группы.Кто получил первую награду Одаккужал?
Санкара Куруп в ознаменование награды Джнанпитх, которую он выиграл. Награда включает в себя денежное вознаграждение в размере 30 000 индийских рупий, мемориальную доску и благодарность. Balakavi Raman выиграл первую премию Odakkuzhal 1968 года за свою работу «Narayaneeam» (тамильский перевод) в 1969 году.
Кто получил награду Ваялар в 2021 году?
Известный малаяламский писатель Беньямин получил 45-ю Литературную премию имени Ваялара Рамавармы за свою книгу «Мантхалирил 20 коммунистов Варшангал».
Кто отец Сугатакумари?
Сугатакумари (22 января 1934 — 23 декабря 2020) — индийская поэтесса и активистка, стоявшая в авангарде экологических и феминистских движений в Керале, Южная Индия.Ее родителями были поэт и борец за свободу Бодхесваран и В.К. Картияини Амма , знаток санскрита.
В какой день умер Сугатакумари?
Знаменитый малаяламский поэт и первопроходец в области охраны окружающей среды Кералы Сугатакумари скончался 23 декабря 2020 г. из-за осложнений после COVID. Она оставляет после себя богатое наследие десятилетий занятий поэзией, экологической активностью, благотворительностью и социально-культурными инициативами.
Какой псевдоним у ОНВ Куруп?
КОЧИ: На редком снимке поэт ОНВ Куруп сидел рядом с легендарным бенгальским поэтом и композитором малаялам Салилом Чоудхури во время сочинения фильма «Свапнам» (1973). Именно на этой встрече ONV отказался от своего псевдонима « Bala murali » и решил стать медиумом-лириком под своим настоящим именем.
Какой самый большой роман на малаялам?
Avakasikal (Наследники) — роман Виласини на языке малаялам (М.К. Менон), опубликованный в 1980 году. Он насчитывает 3958 страниц в четырех томах и является вторым по длине романом, написанным на любом индийском языке, после тамильского эпоса Джеймохана «Венмурасу».
Кто был известен как виласини?
Менон. Муркканаат Кришнанкутти Менон (23 июня 1928 — 13 мая 1993), более известный под псевдонимом Виласини, был индийским писателем из Кералы, писавшим на языке малаялам.
Владимир Маяковский (1893-1930) | необычная книга
«Владимир Владимирович Маяковский родился в Грузии, где его отец был лесником. После скоропостижной смерти отца в 1906 году семья переехала в Москву. В пятнадцать лет Маяковский примкнул к большевикам; трижды заключенный в тюрьму, он начал писать стихи в 1909 году, во время одиночного заключения. В 1911 году он поступил в Московское художественное училище, где познакомился с Давидом Бурлюком и другими ведущими футуристами; впервые он опубликовал свои стихи год спустя в футуристическом сборнике «Пощечина общественному вкусу».
Футуристические стихи Маяковского зависят в основном от изображения и звука, но вскоре его творчество стало включать в себя больше повествования, а также страстные рассуждения как об искусстве, так и о революции. «Облако в штанах» (1915) — его первое длинное стихотворение; при всем разговорном языке, изобретательных рифмах и насмешках над романтическими клише он остается глубоко романтичным; говорящий — явно сам Маяковский — в отчаянии, не мыслит жизни без возлюбленной. The Backbone Flute (1916) и Man (1918) не менее романтичны.
Летом 1915 года Маяковский влюбился в Лилю Брик, жену своего издателя Осипа Брика. Эти трое оставались близкими до конца жизни Маяковского, но эти треугольные отношения принесли Маяковскому большую боль. Позже он влюбился в других женщин, но они тоже были либо уже замужем, либо жили за границей.
В 1917 году в Петрограде Маяковский читал свои политические стихи перед рабочими и революционными матросами. Вернувшись в Москву, он работал в Российском государственном телеграфном агентстве, создав более 600 карикатурных рисунков с остроумными рифмованными подписями.Он также писал рекламные слоганы для государственных магазинов. Маяковского обвиняют в проституции своего таланта, а сам он в неоконченной длинной поэме « Во весь голос» (1930) признается, что «наступил на горло» собственной песне. Эти заказы, тем не менее, могли быть ценными как технические упражнения и как противоядие от его раннего романтизма.
В течение 1920-х годов, помимо редактирования ЛЕФ (журнала Левого фронта искусств) и других авангардных журналов, Маяковский путешествовал не только по Советскому Союзу, но и по Западной Европе и США.Он опубликовал мемуары в прозе « Мое открытие Америки», и написал стихи на такие темы, как Бруклинский мост, его критика капитализма смешивалась с выражением удивления по поводу способности Америки к инновациям. В 1929 и 1930 годах он написал две пьесы: «Клоп», и «Баня»; здесь его сатира направлена против советского мещанства и бюрократизма.
Вечером 14 апреля 1930 года Маяковский застрелился. По крайней мере, в течение следующих пятидесяти лет обсуждение его смерти было политизировано.По мнению тех, кто симпатизировал Советскому Союзу, он покончил с собой из-за неудачной любовной связи — потому что, как он писал в своем последнем стихотворении, «лодка любви разбилась о ежедневную рутину»; антисоветская точка зрения заключалась в том, что он покончил с собой из-за разочарования в Советском Союзе. Однако со временем самоубийство Маяковского стало казаться почти неизбежным; самоубийство является центральной темой на протяжении всех периодов его творчества.
[…]
В 1935 году Сталин объявил Маяковского величайшим поэтом советской эпохи.Маяковский пережил эту канонизацию (Пастернак называл ее «второй смертью»), оставаясь источником вдохновения для многих поэтов, в том числе для турецкого Назима Хикмета, чилийского лауреата Нобелевской премии Пабло Неруды и Луи Арагона, французского поэта-сюрреалиста (а позже и коммуниста), который женился на сестре Лили Брик. А в 1960-х и 1970-х годах Маяковский был важен для таких молодых поэтов, как Вознесенский и Евтушенко.
Евтушенко пишет: «Мальчишкой Маяковский залезал в огромную глиняную винную бочку и читал вслух стихи, стараясь усилить силу своего голоса резонансом чана.Майковский был не только Маяковским, но и могучим отголоском его собственного голоса: ораторская интонация была […] самим его характером». Это памятная виньетка, но было бы неправильно думать о Маяковском не более как о диком крикуне; его лучшие стихи глубокомысленны и сострадательны, а его «общая животная грусть» так же важна, как и его революционный пыл».
Краткая биография Маяковского включена в The Penguin Book of Russian Poetry, под редакцией Роберта Чендлера, Бориса Дралюка и Ирины Машински, Penguin Books, UK, 2015.
Доступно стихотворений:
- «Не могли бы вы?» (1913) – Владимир Маяковский
- «Хребетная флейта» (1915) – Владимир Маяковский
- «Доброе отношение к лошадям» (1918) – Владимир Маяковский
Нравится:
Нравится Загрузка…
Убийство поэзии Маяковского
«Биографы — это частные детективы-любители», — однажды написал Роман Якобсон. Если так, то пикантнее дел Владимира Маяковского мало.Ибо даже его смерть представляет собой двойное убийство: самоубийство человека и уничтожение его поэзии. Место преступления осталось нетронутым, сохраненным для нас Пастернаком. Труп лежит один в комнате с пулей в сердце. Орудие убийства — пистолет Маузер — предоставил агент сталинской охранки. Предсмертная записка — потрясающее стихотворение — с новым каламбуром.
«Между одиннадцатью и двенадцатью вокруг выстрела еще кружилась рябь», — писал Пастернак 14 апреля 1930 года.«Новости сотрясали телефоны, покрывая лица бледностью. Он лежал на боку лицом к стене, угрюмый и внушительный, с простыней до подбородка, с полуоткрытым ртом, как во сне. Высокомерно повернувшись спиной ко всему, даже в этом покое, даже в этом сне, он упорно рвался куда-то уйти… смерть задержала позицию, которую ей почти никогда не удается уловить. Это было выражение, с которым начинают жизнь, но не заканчивают ее. Он дулся и возмущался».
В восемь часов вечера Маяковскому просверливают череп, чтобы сохранить его мозг, как орган гения, для будущих поколений в СССР.При взвешивании оказалось, что он на 360 граммов тяжелее ленинского, «что было головной болью для идеологов Института мозга». Сразу же было начато расследование причин смерти. Выяснилось, что поэт застрелился «по личным мотивам». Но в этой захватывающей, давно назревшей биографии Бенгт Янгфельдт предлагает более сложное решение.
Причина смерти? Разочарованная поэзия.
Родившийся в сельской Грузии в 1893 году, Маяковский обладал врожденной способностью запоминать и декламировать стихи. Он начал писать ее только подростком, когда попал в тюрьму за большевистскую агитацию. Он отсидел пять месяцев в одиночной камере, в печально известной московской Бутырской тюрьме, читая Байрона, Шекспира и Толстого «без особого энтузиазма». Говорят, что после освобождения Маяковский выпрыгнул вполне сформировавшимся поэтом — как Афина Паллада из мозга Зевса. В 1912 году, уже одержимый созданием нового типа поэтического языка, способного сформулировать грядущую революцию, он присоединился к движению футуристов и начал гастролировать по России, читая свои стихи всем, кто хотел слушать (и многим, кто не хотел).На одном раннем представлении в Киеве присутствовали «генерал-губернатор, начальник полиции, восемь комиссаров полиции, 16 помощников комиссаров, 25 надзирателей полиции, 60 урядников… Снаружи было 50 конных полицейских». Маяковский был в восторге. «Какие поэты, кроме нас, удостоились такого состояния войны?» — спросил он. «Десять полицейских за каждое прочитанное стихотворение. Вот что я называю поэзией».
Уже сейчас Маяковский был сложным персонажем. Шарлотта-амбидекстр, воспринявшая проигрыш как личное оскорбление; пролетарский агитатор, одетый как франт; боящийся микробов ипохондрик, выкуривающий по 100 сигарет в день; сердцеед с гнилыми зубами, вызывающий череду абортов, куда бы он ни пошел.Он превращал совершенно успешные романы в отчаянные и обжигающие любовные тексты. Массивный и властный, ростом шесть футов и три дюйма, всегда отбивающий ритм своих стихов своими стальными носками и тростью, он постоянно шутил, но редко над ними смеялся. У него была бритая голова, манера поведения «хулигана», а лишенный публики он оказывался невротичным и очень нежным. Даже его имя, от русского слова «маяк», звучало так, как будто он его выдумал. Его условия жизни также были неортодоксальными.Примерно с 1915 года, незадолго до своей смерти, он жил в сложном ménage a trois со своей музой Лилей и ее мужем, критиком Осипом Бриком.
Явную, шокирующую изобретательность стихов Маяковского почти невозможно перевести. «Я всегда самое характерное слово ставлю в конце строки и во что бы то ни стало нахожу для него рифму», — объяснял Маяковский в своем очерке «Как сочинять стихи».«В результате мои рифмы почти всегда необычны и, во всяком случае, до меня не использовались и не существуют в словарях рифм». Его стихи пестрят «грамматическими деформациями, причудливыми инверсиями, неологизмами и каламбурами». . По словам одного русского критика, английским эквивалентом консервативной стишки Маяковского был бы «лютик» Браунинга с «Томми-уступи-место-нам-твоему-дяде». Что действительно бросается в глаза в английском языке, так это блеск и жестокость его метафор.«Мои стихи, — поясняет он, — выпрыгивают / как безумные гладиаторы / «Убей!» / они кричат». В одном он приглашает солнце пить с ним чай; в другом он вставляет его, как монокль, в свой зияющий глаз. Он приказывает пожарным залезть к нему в сердце, чтобы потушить пекло. Он жалуется, что его «породили Голиафы — / Я такой большой, такой нежеланный», но говорит, что он так нежен, как любовник, что он не человек, а «облако в штанах».
До русской революции Маяковский предвидел ее. Когда до него дошло, он решил поставить свой талант на службу — создавать плакаты и рекламные джинглы для государственного информационного агентства РОСТА.В течение десятилетия Маяковский утверждал: «Рабочий класс / говорит / моими устами. / А мы, / пролетарии, / водители пера». Он ужаснул Ленина своей панегирической поэмой «150 000 000» («глупые, глупые невероятно… за футуризм выпороть»), но позабавил своим сатирическим взглядом на советскую бюрократию. («В своем стихотворении он высмеивает все конференции и издевается над коммунистами, которые просто посещают одну конференцию за другой. Я не могу комментировать поэзию, но что касается политики, я могу гарантировать, что он абсолютно прав.’)
В первые годы советской власти Маяковский пользовался художественной свободой, восхваляя большевистское видение полностью добровольно. Он мог штамповать стихи, восхваляющие Советское государство, а также удивительные, вольные тексты, такие как «Я люблю» и «Об этом». Но с 1926 года, когда Сталин начал свое неумолимое восхождение, Маяковский почувствовал необходимость писать политически чистые стихи.Его попытки, такие как «Вредитель» — о Шахтинском процессе — и «Рассказ литейщика Ивана Козырова о том, как он въехал в новую квартиру», граничат с пропастью. «Во время одной из наших встреч Маяковский по своему обыкновению прочитал мне свои последние стихи», — писал Роман Якобсон. «Учитывая его творческий потенциал, я не мог не сравнить их с тем, что он мог бы создать. «Очень хорошо, — сказал я, — но не так хорошо, как Маяковский».
Про себя Маяковский переживал, что с ним «кончено» как с поэтом: «Годы идут, / изнашиваешь / машину души./ А люди говорят: / «Задний номер, / он выписан, / кончился! / Любви все меньше и меньше, / И все меньше дерзости, / И время — таран / В голову мою. / Тогда есть амортизация, / самая смертоносная из всех; / амортизация / сердца и души».
Он много путешествовал по Германии, Франции, Мексике и Америке, встречался с Пикассо, Кокто и присутствовал на похоронах Пруста.Находясь в Нью-Йорке, он стал отцом внебрачного ребенка. По возвращении он обратил свое внимание на сцену, написав свою величайшую сатиру « Клоп ». В том же, 1928 году, его поэзия снова начала хлынуть — самым неудобным образом. Женщины всегда играли решающую роль в лирике Маяковского, и когда он встретил Татьяну Яковлеву, длинноногую белую русскую эмигрантку лет двадцати с небольшим, обладавшую «абсолютным даром» к поэзии, ее влияние было немедленным. В «Письме из Парижа товарищу Кострову о природе любви», которое, как он знал, сбросит «бомбу» на его домашнюю аудиторию, Маяковский описал, как «Любовь нанесла / мне / неизлечимую рану — я едва могу двигаться. … / любовь / говорит нам, напевая, / что заглохший мотор / сердца / снова заработал /.
Вернувшись в Москву, Лиля Брик — женщина, которой Маяковский более десяти лет посвящал свои стихи, — не очень обрадовалась тому, что ее сменили на посту музы великого человека. И ее близких друзей из спецслужб не впечатлило, что их «железный поэт» вдруг пишет буйные, всепоглощающие любовные стихи буржуазной красавице, «все в мехах / и бисере». Еще в 1920 году Брики были известны как осведомители, когда к их двери была приколота анонимная записка: «Вы думаете, что здесь живет Брик, известный языковед? / Здесь живут следователь и чекист.В конце 1920-х годов Брики смогли получить выездные визы для поездок за границу, в то время как почти всем остальным гражданам Советского Союза в них отказывали. В том числе и Маяковскому, которому в 1929 году было отказано в возвращении в Париж, где он надеялся жениться на Татьяне.
Именно в этот момент книга Янгфельдта становится одновременно ужасающей и крайне навязчивой, поскольку она с головой погружается в последние дни поэта.Это как если бы Лиля Брик, Союз советских писателей (РАПП) и сталинская тайная полиция (ОГПУ) соревнуются, кто быстрее отполирует пулю для пистолета Маяковского. Во-первых, как намекает Янгфельдт, ОГПУ заполнило поэтические чтения Маяковского хулителями, чтобы задать ему такие вопросы, как: «Маяковский, мы знаем из истории, что хорошие поэты обычно плохо кончают. Либо их убили, либо… Когда вы думали застрелиться?» Тогда РАПП уверяет, что ретроспектива 20-летнего творчества Маяковского — унылый, малопосещаемый провал.И Лиля, следя за каждым передвижением Татьяны в Париже, через сестру и агентов за границей, самым жестоким и публичным образом сообщает Маяковскому, что Татьяна вышла замуж за виконта. Разочарованный, подавленный и склонный «к совершенно беспочвенному унынию» Маяковский начал работу над еще одним опасным стихотворением, пояснив: «Агитпроп / и мне в зубы залипает / и я лучше / тебе сочиняю романсы — / в нем больше профита». и больше обаяния. / Но я / покорил / себя, / посадив каблук / на горло / собственной песни.
В канун Нового 1929 года Лиля Брик устроила Маяковскому, возможно, самую ужасную вечеринку в анналах мировой литературы. Список гостей заполнен политическими информаторами, празднество подогревается 40 бутылками шампанского, охлажденными в бане, а Маяковский большую часть вечера проводит, сидя в одиночестве в углу. Когда его старые друзья, Пастернак и критик Шкловский, вломятся в ворота рано утром, Маяковский даже не взглянет на них. «Он не понимает», — сказал Маяковский, имея в виду Пастернака.— Ему лучше уйти. Он думает, что это как пуговица, которую сегодня оторвешь, а завтра пришьешь обратно… От меня отдирают людей, чтобы и моя плоть отделилась».
Через четыре месяца Маяковского не стало. И этот день Янгфельдт точно записывает, как детектив, перебирающий улики. Накануне вечером Маяковский пригласил друзей на ужин — и никто из них не пришел.Он сидел и пил один, спал очень мало. Утром, ясным и солнечным, он встретился со своей девушкой, молодой актрисой по имени Нора. Он попросил ее не оставлять его, чтобы репетировать свою последнюю пьесу, и, когда она это сделала, выстрелил себе в сердце. Брики были за границей, осматривали достопримечательности Амстердама. По возвращении Лили она решила, что Маяковский только что проиграл последний раунд в игре в русскую рулетку, в которую он то и дело играл сам с собой на протяжении двух десятилетий. «Он застрелился в присутствии Норы», — написала она.«Но на ней столько же вины, как на апельсиновой корке, когда на ней поскальзываешься, падаешь и умираешь».
Товарищи Маяковского не соглашались: они думали, что его загнал на смерть поток его собственной поэзии. «Я всегда думал, — говорил Пастернак, — что врожденный талант Маяковского однажды взорвется, что он будет вынужден взорвать эти сказочные по своей бессмысленности склады химически чистой чепухи, в которые он добровольно наряжался до тех пор, пока не стал неузнаваем.Или, как лаконично выразилась Марина Цветаева: «12 лет подряд Маяковский-человек пытался убить в себе Маяковского-поэта; на тринадцатом году восстал поэт и убил человека».
Но если поэт внутри убил человека, чтобы спасти поэзию, то гораздо большая трагедия, чем самоубийство Маяковского, произошла потом.Через пять лет после его смерти Лиля Брик написала Сталину, прося помощи в издании «Собрания сочинений» Маяковского. Ответ Сталина, должно быть, обрадовал ее, но он обрек поэзию Маяковского на забвение вне советской системы. «Маяковский был и остается лучшим и талантливейшим поэтом нашей советской эпохи», — заявил Сталин. «Равнодушие к его памяти и его творчеству — преступление». С тех пор «кладовые химически чистой чепухи» Маяковского были насильно навязаны сотням миллионов по всему СССР, а его настоящее достижение — его личная лирика — вычеркнуто из истории.Потом, когда распался Советский Союз, вместе с ним рухнула и репутация Маяковского. Сегодня его прославляют не как автора самых поразительно оригинальных стихов на русском языке, а как поэта тоталитаризма. Его имя до сих пор красуется на дорожных знаках, на станции московского метро и в ночном клубе в Омске, но в посткоммунистической России, как и здесь, на Западе, его поэзию почти не читают.
Это величайшее преступление, которое должен раскрыть его биограф, и, прочитав эту книгу, вы поможете закрыть дело.
Эмили Хилл — писательница из Лондона. Посетите ее сайт здесь.
Маяковский: Биография Бенгта Янгфельдта опубликована издательством University of Chicago Press. (Закажите эту книгу на Amazon (Великобритания).)
Портреты русского авангарда, 1905-1925» в цифровом издательстве Indiana University Press
6
Увековечение революции:
Поэзия Маяковского
На протяжении всей своей жизни поэт Владимир Маяковский был глубоко озабочен проблемой смерть и бессмертие.Он серьезно подумывал о самоубийстве несколько раз, последний раз в 1930 году, когда он покончил с собой из револьвера. Его поэзия была наполнена образами смерти и надеждами на воскресение, происходящими из таких разнообразных источников, как традиционное христианство и поэзия Уолта Уитмена. В своей политике он обратился к делу большевиков в 1917 году с рвением миссионера и стремился увековечить память революции своим искусством. Как новатор он внес большой вклад в русскую поэзию и язык своим новаторским использованием разговорных выражений, сленга, архаичных слов и синтаксиса.Однако его главный вклад в революционное искусство заключался в том, что он поднял политику до уровня религиозного экстаза в таких стихах, как «В. И. Ленин» и «150 000 000». Для Маяковского русская революция дала возможность увековечить себя через ее поэтическое празднование.
Маяковский обрел художественное и политическое бессмертие только после собственной смерти, когда Сталин решил обожествить его как поэта-лауреата революции. Всю свою жизнь он страдал от постоянных разочарований и безвестности, как самопровозглашенный «футурист», так и большевистский попутчик.Только в 1923 году, в возрасте тридцати лет, он, наконец, добился широкого признания, связав свои личные и политические заботы со смертью и воскресением в общепризнанном величайшем лирическом стихотворении «Об этом». Обстоятельства этого момента инновации особенно важны; это произошло после первой заграничной поездки Маяковского и во время личного кризиса в его отношениях с Лилей Брик. Это еще раз говорит о важности западных идей и личных интересов в жизни русского авангарда даже после 1917 года.
I
Христианские образы и личность Христа составляют вечные темы в стихах Маяковского. Но это редко христианство русского православия; это, скорее, христианство собственного сочинения Маяковского, содержащее элементы насмешки и сатиры наряду с чувствительностью к уместности христианских образов для революции. Обещание воскресения пронизывает большую часть его поэзии. Христа отождествляют иногда с самой революцией, иногда с Маяковским лично.И город, и революция в стихах Маяковского обещают бессмертие и грозят мученичеством больше, чем определяют любую футуристскую или большевистскую социальную или политическую утопию. Христос стоит перед Маяковским как человек, вернувшийся из мертвых, «сбежавший от своей иконы», как он писал, вновь явившийся на землю в манере, предложенной Достоевским «Великий инквизитор», картиной Джеймса Энсора «Въезд Христа в Брюссель» или поэмой Александра Блока. «Двенадцать». Он в каком-то смысле сам Маяковский в новом воплощении.
В русской поэзии до 1914 года тема бессмертия часто связывалась с бурными революционными событиями того времени. Летом 1905 года украинский поэт Иван Франко сочинил рабочую песню, в которой провозгласил: «Вечный революционер/Дух зовет тело на бой/За прогресс, за добро, за свободу/Он пример бессмертия». 1 Сочинения Метерлинка и Верхарна, как мы видели, также были полны символов революционного бессмертия, предполагающих связь между революцией и Пасхой, революционным вождем и Христом.Символистская поэзия Александра Блока в контексте города предполагала отчуждение современного человека, стирая грань между живым и мертвым. «Живой спит/Мертвец встает из гроба/И идет в свой банк, и идет в суд, потом в сенат. . . /Чем белее ночь, тем чернее злоба дня/И торжествующие перья все поскрипывают. 2
Тема бессмертия преобладает и в творчестве малоизвестного русского философа того времени Николая Федоровича Федорова (1828-1903), библиотекаря Румянцевского музея в Москве конца века, который многие знавшие его интеллектуалы считали его святым без имущества.По мнению Федорова, все люди составляют сообщество братьев во времени и пространстве, сыновей своих отцов и Отца всех отцов. Человек не должен ждать милости Божией, а должен воздействовать на мир, чтобы улучшить его с помощью науки. Федоров буквально верил в «воскресение плоти», посредством которого отцы могут быть возвращены к жизни сыновьями:
Масса человечества превратится из толпы, толкающейся и бьющейся толпы, в стройную силу, когда сельская масса или простонародье ( народ) становятся союзом сыновей для воскрешения их отцов, когда они становятся родством, «психократией».’ 3
Во взглядах Федорова было столько же научности, сколько и мистицизма, своего рода крайняя версия позитивистской религии, о которой мы говорили в случае с Луначарским. В конце концов, наука будет контролировать даже погоду и победит саму смерть. Позитивисты, писал Федоров, не пошли достаточно далеко; они не верили буквально в то, что мертвых можно воскресить. Светский прогресс был формой ада, верой в то, что живые выше мертвых, будущее выше настоящего, настоящее выше прошлого.Видение Федорова было еще более утопичным. «Учение о воскрешении мертвых можно назвать позитивизмом, — писал он, — но это позитивизм действия». 4 Федоров никогда не интересовался социальными и политическими результатами этой акции, считая такие учения, как социализм, чистой ложью. Его революция была более далеко идущей, поскольку она обещала через науку окончательный признак господства человека над землей: победу над смертью.
Уолт Уитмен оказал еще одно важное влияние, усилив интерес Маяковского к теме бессмертия.И здесь молодой Маяковский, не умевший читать по-английски, вывел свой западный источник через посредника Корнея Чуковского, переводчика « Листьев травы » (1907). Уитмен отождествлял прославление самого себя с составным американцем, который появляется в его стихах как Современный Человек, или Обыватель, или герой Нового Света; он с энтузиазмом относился к современному городу, науке и промышленной демократии, получив одобрение футуристов, и критически относился к «порочности бизнес-классов», получив одобрение социалистов.Хотя Маяковскому не хватало чувственной, мистической и пантеистической стороны Уитмена, он воспринял его солипсизм, его урбанизм и его намеки на воскресение и бессмертие, как в стихах из Листья травы, «Я знаю, что я бессмертен». Летом 1913 года, когда Чуковский брал интервью у Маяковского в Москве, поэт обвинил его в приукрашивании своих переводов Уитмена и цитировал вслух целые отрывки по памяти. «Во время одной из наших поздних встреч, — вспоминал Чуковский, — Маяковский спрашивал меня о жизни Уитмена, как будто соизмерял ее со своей собственной. 5
Наконец, русский футуризм предоставил Маяковскому еще одно важное измерение бессмертия. Главной заботой футуристов был язык, «революция слова», которую они надеялись внести в русское общество с помощью вздора, неологизма и арго. Они разделяли со своим итальянским прототипом энтузиазм в отношении романа и молодежи, неприятие прошлого и героическое презрение к смерти. Культ машины и города нес с собой ощущение важности светского и настоящего, здесь и сейчас, вечных ценностей динамичной молодости и бесполезности старости и старости.Как поэт, Маяковский находился под огромным влиянием (и принимал участие) футуристического транссмыслового языка (заумный язык) и теорий слов как самостоятельных звуковых единиц, изложенных в книгах Велемира Хлебникова «Слово как таковое » (1913) и Виктора Хлебникова. Шкловского « Воскресение слова » (1914). Но желание творить новое простиралось от поэзии к самой жизни; смерти нужно было рисковать, а не бояться.
Мы скоро рассмотрим все эти замечания в контексте жизни самого Маяковского.На данный момент стоит отметить, что, хотя Маяковский не выезжал за границу до Первой мировой войны и хотя средством его творчества был русский язык, ряд западных личностей и влияний значительно повлияли на его жизнь и его творчество. Как и Толстой, он воспринял свое христианство гораздо более прямо и свободно, чем это допускала Русская православная церковь, и использовал ее метафоры, хотя и высмеивал многие из ее верований. Революционная символика Верхарна и Метерлинка дошла до него, хотя и из вторых рук, через Блока и символистов.Религию науки, развитую Контом, Авенариусом и Махом, Федоров превратил в свою собственную науку регенерации. Переводы Чуковского открыли ему доступ к Уитмену, а Давид Бурлюк познакомил его с европейскими источниками того, что впоследствии стало называться русским футуризмом. Все эти идеи составляли матрицу мира Маяковского в его юности, и все проявляли заботу о смерти и бессмертии. Они предоставили ему поэтические образы, чтобы выразить его постоянную озабоченность темой смерти в его собственной жизни и надеждой на воскресение через революцию.
II
Маяковский принадлежал к футуристическому поколению авангарда, развернувшему культурное наступление на буржуазное общество в годы перед Первой мировой войной. Российская империя. Маяковский был русским и казачьим по отцовской линии и украинским по материнской. Первые тринадцать лет своей жизни он провел в Грузии, где его отец был лесником в маленьком поселке Багдади недалеко от города Кутаис.Маяковский родился здесь в 1893 году, в день рождения отца. В детстве он столкнулся со сложной национальной и языковой средой. Большинство друзей Маяковских были не русскими, а грузинами или поляками. «В Багдади, — вспоминала потом его мать, — все жители были грузинами, и наша семья была единственной русской. Наши дети играли с соседями и выучили у них грузинский». 6 Таким образом, Маяковский и две его старшие сестры Ольга и Людмила выросли в языковой двойственности русской провинциальной жизни, говоря дома и в школе по-русски, а в играх и на улице по-грузински.В отличие от многих художников своего поколения, Маяковский был частично русским, но у него был общий опыт нерусского детства.
Точно так же Маяковский мигрировал из села и местечка в город. Осенью 1902 года он поступил в гимназию в Кутаисе, а к 1905 году был необычайно высоким двенадцатилетним подростком, вместе с другими учениками распевавшим грузинские революционные песни во время демонстраций. В 1904 году его сестра Людмила уехала в Москву, чтобы поступить в Строгановское училище прикладного искусства; через два года умер отец Маяковского, оставив семью практически без гроша в кармане.Маяковский с матерью переехал в Москву, где летом 1906 года она получила казенную пенсию в пятьдесят рублей в месяц и сняла квартиру на Малой Бронной улице. В результате Маяковский в тринадцать лет оказался в большом городе, практически один, бедный и безотцовский.
Юность Маяковского в Москве совпала с появлением авангарда станковой живописи, связанного с Московской школой и выставкой «Бубновый валет» 1910–1911 годов. Сначала он посещал Realschule , , а не классическую гимназию; в сентябре 1908 г. он стал посещать вечерние классы Строгановского училища, куда была зачислена его сестра.Но вскоре он стал более вовлеченным в революционную политику, чем большинство художников-авангардистов того времени. К началу 1908 года он присоединился к большевикам и начал изучать марксистскую литературу под руководством старшего студента юридического факультета Ивана Карахана. В марте того же года пятнадцатилетний Маяковский был арестован во время милицейского рейда в большевистской типографии, на короткое время заключен в тюрьму, а затем взят под надзор полиции. В январе 1909 г. вновь арестован. Освобожденный месяц спустя, он был арестован в третий раз в июле.На этот раз его посадили на несколько недель в одиночную камеру, отдали под суд за распространение революционных листовок и только в январе 1910 года отпустили на попечение матери. Этот явно мучительный тюремный опыт имел решающее значение для Маяковского, и метафора железной клетки сохранилась в его более поздних стихах. Он использовал свое время в тюрьме для самообразования, чтения символистской поэзии, ведения тетради с набросками и заметками и написания своих первых стихов. Столкнувшись с выбором между более глубокой революционной приверженностью и карьерой художника, он выбрал искусство.
Маяковский в искусстве преуспел не намного больше, чем в политике. После нескольких месяцев занятий живописью у П. И. Келина, готовившего художественных учеников для Московского училища, Маяковскому посоветовали не сдавать вступительные экзамены. Летом 1910 года он проигнорировал этот совет, сдал экзамены, провалил их и вернулся в Келин для дальнейшего обучения. Осенью 1911 года ему удалось пройти вступительные испытания и погрузиться в мир уроков рисования, лекций по анатомии и рисуночных упражнений, которые вскоре ему наскучили.Однокурсник описал его картины как безвкусные картины маслом, производящие «довольно дешевый поверхностный эффект». 7 В восемнадцать лет Маяковский был одним из сотен бедных провинциальных студентов-художников, гулявших по улицам Москвы. В этот момент он встретил своего первого покровителя Давида Бурлюка.
Бурлюк был центральной фигурой в развитии русского авангарда благодаря своим путешествиям по Европе, где он учился у Азбе в Мюнхене и Кормону в Париже, а также благодаря деньгам своего отца.В 1911 году он был тридцатилетним украинским художником Московского училища, который время от времени учился в художественных школах не менее восьми лет. Отец Бурлюка, управляющий имением графа Мордвинова в Крыму, давал деньги на образование Давида, его братьев и сестры и на содержание их художественных выставок, в том числе «Звено» и «Бубновый валет». Дом Бурлюков стал своего рода семейной художественной колонией, куда Давид часто приводил своих друзей и сокурсников, чтобы рисовать, спорить о достоинствах искусства и рассматривать фотографии последних парижских работ.Двое посетителей, Велемир Хлебников и Бенедикт Лифшиц, зимой 1911-1912 годов в шутку предложили Давиду и его друзьям создать новый «изм» в искусстве. Отвергнув геотропизм, гелиотропизм и более русское звучание чукурюк, , они наткнулись на название Гилея, по имени древнегреческой колонии на Днепре недалеко от имения. 8 Именно Хайлея породила русский футуризм.
Маяковский, таким образом, случайно попал в мир искусства и меценатства, представленного европеизированным русским авангардом.В январе 1912 года он подружился с Бурлюком, затем участвовал в организации второй выставки «Бубновый валет» в Москве. Они согласились, что жизнь и искусство в целом скучны. Услышав, как Маяковский читает одно из своих стихотворений, Бурлюк тут же объявил его гением и предложил ему пятьдесят копеек в день, чтобы, по словам Маяковского, «я мог писать, не голодая». 9 Таким образом будущий художник стал поэтом. Для такого учителя рисования, как Келин, Бурлюк, носивший лорнет, красный бархатный жилет, фрак и цилиндр, казался тщеславным и бездарным франтом.Но для Маяковского он был меценатом, который мог превратить неудачу в успех, бедность в богатство, а поэзию в радикальное движение: футуризм.
III
Некоторые представители русского авангарда обратились к другому европейскому художественному движению в 1912 году, когда хайлеанцы стали называть себя «футуристами». Петербургский поэт Игорь Северянин еще осенью 1911 года провозгласил то, что называлось «эгофутуризмом», а московские художники Гончарова и Ларионов развивали «силовые линии» Боччони и других итальянских художников-футуристов в свое собственное течение. , которую они называли «лучизмом» ( лучизм ).Теперь Бурлюк тоже хотел современного движения и попросил своего друга Бенедикта Лифшица «быть нашим Маринетти». 10 Той весной Бурлюк уехал из России, чтобы совершить поездку по Парижу, Милану, Риму, Венеции и Мюнхену, откуда он вернулся, нагруженный футуристическими манифестами и фотографиями картин и скульптур. Осенью 1912 года он и Маяковский переехали из Москвы в Петербург. В декабре они напечатали собственный манифест «Пощечина общественному вкусу», , призывавший покончить с традиционным искусством, выбросив Пушкина, Достоевского и Толстого за борт парохода современности.Вскоре к ним присоединились еще двое друзей, лингвист Хлебников и еще один студент-искусствовед из Херсона и Одессы Алексей Крученых. Не уезжая из России, Маяковский оказался теперь в окружении влияний итальянского футуризма, в котором русские футуристы черпали свое первоначальное вдохновение.
Переезд Маяковского в Петербург в 1912 году был частью общего смещения центра тяжести русского авангарда. Поэзия и драма заменили живопись как радикальное художественное средство, а Петербург заменил Москву как географический центр движения.В 1913 году Бурлюк и его друзья объединились с членами Петербургского Союза молодежи против их московских соперников, а также с некоторыми учениками лингвиста Бодуэна де Куртенэ. Результатом стал «русский футуризм», в котором доминирующей формой искусства была поэзия; слова были объявлены независимыми от их значения, новые ритмы и рифмы были созданы на основе зрения и звука, а сверхчувственный язык возник, подчиняясь собственной воле поэта и часто предназначенный для эпатирования публики среднего класса.Футуристы выходили на улицы в диковинных одеждах: желтой гимнастерке Маяковского, цилиндре Бурлюка и ложках или редисках в петлицах. Они издавали манифесты и красили лица, употребляя все средства, чтобы противодействовать мещанам. Они угощали зрителей чаем, читали стихи на улицах, прославляли современный город и превращали свою жизнь в публичный театр.
Для Маяковского футуризм был идеальным течением, соединившим его склонность к бунту с увлечением искусством.Оба элемента присутствовали в его первой пьесе — трагедии о себе « Владимир Маяковский, », поставленной под эгидой Союза молодежи в декабре 1913 года попеременно с футуристическим спектаклем «Победа над солнцем ». На одном уровне пьеса Маяковского была футуристической пародией на символистскую постановку Мейерхольда блоковского « Балаганчика » с его картонными фигурками. Но еще важнее было то, что он сделал самого Маяковского героем своего искусства.Спектакль состоял в основном из того, что Маяковский играл самого себя в разных образах: Однорукого, Старика с Тощими Черными Кошками и так далее. Целью пьесы было возмутить; в этом он превосходно преуспел, вызвав больше свиста, насмешек и освистывания, чем аплодисментов. Критик Корней Чуковский в «Русском слове», назвал его «наивным, провинциальным импрессионизмом». 11 Пьеса не принесла Маяковскому широкой известности за пределами кружка футуристов.
Примерно в то же время Маяковский тоже заинтриговался смертью. Благодаря новым переводам Чуковского он нашел у Уитмена чувство обожествления себя и стремление к бессмертию. Кроме того, друг по Московскому училищу Василий Чекрыгин познакомил Маяковского с идеями Федорова о научной способности человека побеждать смерть и воскрешать своих умерших предков. Наконец, в 1913 году в многоквартирном доме Маяковского студент покончил жизнь самоубийством, бросившись под поезд, что глубоко угнетало Маяковского.Эти события дали Маяковскому повышенное чувство собственной важности и намеки на смерть. 12
Трагедия Владимир Маяковский полна отсылок к смерти и бессмертию. «Я/может быть/последний поэт», – объявляет Маяковский публике. Откровение и спасение придет не в пантеистической чувственности уитменовского «электрического тела», а в подобном слиянии духовного с современным и урбанистическим, «наши новые души — гудящие/подобные дугам уличных фонарей.Поэт уныл; в конце концов он просто ляжет на рельсы, и «колесо паровоза обхватит мне шею». И все же к смерти относятся с иронией и даже насмешкой, несмотря на ее кажущуюся окончательность. «Мой сын умирает», — равнодушно говорит Женщина со слезой; «Нет проблем/Вот еще одна слеза./ Можешь надеть ее на свой ботинок/Из нее получится отличная пряжка». Много упоминаний о смерти и самоубийстве, как, например, в «Человеке с двумя поцелуями», рассказывающем историю о «человеке, который был большим и грязным», который идет домой и вешается.Но смерть может быть и не такой уж окончательной, ибо Маяковский также предполагает, что душа человека живет бесконечно долго после смерти тела, хотя и в новых формах, в манере, напоминающей уитменовское «Без сомнения, я уже умирал десять тысяч раз». «Я старый, — говорит Старик с Тощими Черными Кошками, — тысячелетний старик». И Маяковский провозглашает собственное бессмертие: «Неустрашимый я / Ненависть к солнечному свету прожил сквозь века / Душа моя натянулась, как нервы провода». 13 На протяжении всей поэмы под механизированными атрибутами современности скрываются духовные потребности людей светской эпохи.
Предположения о самоубийстве, смерти и воскрешении, которые появляются в Владимир Маяковский , не были преходящим подростковым настроением. Скорее, они предвещали тему, к которой Маяковский будет постоянно возвращаться и приукрашивать. Многие из его тем общие для Уитмена и футуристов — важность поэта как символа каждого человека, энтузиазм по поводу современности через машину и город, а также общее ощущение способности человека определять свое собственное будущее. К 1914 году такие мотивы получили широкую огласку в виде гастролей футуристов по провинциальным городам с чтением стихов, а исключение Маяковского и Бурлюка из Московской школы в феврале 1914 года только добавило им дурной славы. 14 Но важно иметь в виду, что Маяковский вряд ли достиг успеха или зрелости к 1914 году, как бы ни стоял его футурист в авангарде.
IV
Первая мировая война принесла в Европу смерть и насилие с небывалым ужасом. Однако для Маяковского реальность окопов была далека. Как единственный сын, он был освобожден от призыва, но все равно вызвался добровольцем; московская милиция сразу отказала ему из-за его политической деятельности и арестов.В тылу он стал патриотом, публикуя антинемецкие стихи и статьи для петербургских журналов Ноя и Новый сатирикон. Он тусовался с другими представителями богемы в кабаре «Бродячий пёс» Бориса Пронина, с 1912 года центральном месте сбора петербургских художников и интеллигенции — Лифшица, Чуковского, поэтов Осипа Мандельштама и Анны Ахматовой, Мейерхольда. Сотни посетителей часто толпились в его двух небольших залах, украшенных настенными росписями бывших художников «Голубой розы» Судейкина и Сапунова.Пронин, бывший актер, разделил мир на две группы: его друзья-авангардисты и «фармацевты», то есть покровители из среднего класса и аристократии, которые платили возмутительные деньги за прикрытие, чтобы смешаться с богемой. Но Первая мировая война сделала «Бродячую собаку» излишней, если не аморальной и легкомысленной, и большая часть ее клиентуры ушла. «В России, — заметил один постоянный меценат, — вряд ли было достаточно культуры, чтобы создать что-то вроде Монмартра». 15
В 1915 году Маяковский обзавелся домом и семьей.Какое-то время он продолжал посещать «Бродячую собаку», где читал такие стихи, как «Мать и вечер, убитый немцами» и антивоенную «Тебе!» Здесь он познакомился с Максимом Горьким, который устроил его в Петроградское военное автомобильное училище чертежником, когда он был наконец призван в 1915 году. поэт Осип Брик. Маяковский стал постоянным гостем у Бриков и вскоре влюбился в жену Осипа Брика Лили.В Брике он нашел нового покровителя на замену Давиду Бурлюку и через несколько месяцев переехал в квартиру Бриков на улице Жуковского. По словам поэта Николая Асеева, Маяковский «выбрал себе семью, в которую влетел, как кукушка, не вытеснив, однако, и не сделав ее членов несчастными». 16 Отношения Маяковского с Лилей Брик принесли ему депрессию и мысли о самоубийстве, от которых он отбивался сигаретами, алкоголем и стихами. «Ты мне не нужен! / Я тебя не хочу!», — писал Маяковский в «Хребтовой флейте», — «Все равно / я знаю/ скоро я умру. 17
Смерть и воскресение остались темами поэзии Маяковского военного времени. Бессмысленная смерть войны пронизывает «Войну и Вселенную» и другие стихотворения того времени. В уитмановской поэме «Человек» середины 1917 года Маяковский вызывает сильное чувство воскресения. В «Человеке» поэт умирает, возносится на небо и возвращается на землю, чтобы обнаружить, что он знаменит и что улица Жуковского переименована в улицу Маяковского. Тем не менее, в мире по-прежнему господствуют деньги и всемогущий Правитель Всего.Хотя мир подарил бессмертие и славу застрелившемуся поэту (возможно, Маяковский обдумывал такой поступок в 1915 году), мало что изменилось. Такие темы предполагают постоянную озабоченность смертью и личное уныние.
Мартовская революция 1917 года дала Маяковскому новую жизнь. Поэт, помышлявший о самоубийстве, был в восторге от окружающих его исторических событий. Он сразу же стал участвовать в первых попытках организовать художников от имени революции. «Наше дело — искусство, — говорил он собравшимся в Михайловском театре, — должно означать в будущем государстве право свободного определения для всех творческих художников. 18 Как и другие футуристы, Маяковский опасался, что члены «Мира искусства», которые доминировали в новой Комиссии по делам искусств Временного правительства, захватят художественный контроль. Москва казалась более восприимчивой к футуристам, чем Петроград, и именно там Маяковский и Бурлюк организовали в конце марта 1917 года «первый республиканский вечер искусства». он сохранил свою работу в Автомобильной школе до августа. Кроме того, он начал использовать свое искусство в политических целях в манере Мавра, выполнив серию цветных лубков, , высмеивающих старый режим, для одного из издательств Горького. 19
Накануне большевистской революции Маяковский был двадцатичетырехлетним поэтом, наслаждаясь новой свободой при Временном правительстве. У него были покровители в лице Горького и Брика и рынок для его искусства в журналах того времени. Брики предоставили ему суррогатную семью. Но именно Октябрьская революция дала относительно малоизвестному поэту самые большие возможности для славы и успеха.
V
«Маяковского спасла Октябрьская революция», — писал его друг, литературовед Виктор Шкловский.«Он наслаждался революцией физически. Он очень нуждался в этом». 20 Такое же впечатление производит Маяковский в своей тщательно выстроенной автобиографии. «Принимать или нет? Такого вопроса для меня (и для других московских футуристов) не существовало. Моя революция». 21 Маяковский был, по сути, одним из первых художников, откликнувшихся на призыв Луначарского о поддержке большевиков, и сразу же занялся художественным прозелитизмом. Подобно Уитмену, он отождествлял себя со своим народом и суматохой того времени.В 1918 году он начал мифологизировать революцию своей пьесой « Mystery-Bouffe». Он принял революцию и сделал ее чем-то своим.
Мистери-Буфф иллюстрирует технику мифотворчества в раннесоветской культуре. Идея революционной варьете и чтения стихов была предложена Горьким в июле 1917 года. Но то, что создал Маяковский, было совершенно уникальным: религиозная мистерия о международной пролетарской революции, высмеивающая религию.В Mystery-Bouffe Земля была уничтожена наводнением, и семь пар «чистых» и «нечистых» ищут убежища на Северном полюсе. Чистых буржуа нечистые пролетарии выбрасывают из ковчега за борт, везут в ад, разочаровываются в небе и возвращаются в коммунистический рай на земле. Как и в трагедии Владимир Маяковский, поэт снова предстает как «обычный юноша» «бесклассового/ниплеменного/ниродового», который прибывает на ковчег, чтобы произнести «новую Нагорную проповедь»; он осуждает христианское небо и предсказывает земной рай, где «будете жить в тепле/и свете, сделав электричество/движение волнами.Несмотря на свою антирелигиозную сатиру, пьеса изобилует христианскими образами и предполагает, что революция равносильна некоему возрождению. В наэлектризованной научной утопии коммунизма, провозглашал Маяковский, весь мир станет «одной великой коммуной», где все человечество найдет «новую весну» возрождения. 22 В Мистери-Буфф Маяковский приветствовал большевистскую революцию в выражениях, напоминающих то самое христианство, над которым он издевался.
Маяковский впервые прочитал вслух Mystery-Bouffe публике, в которую входили Мейерхольд и Луначарский, как пьесу, приуроченную к первой годовщине большевистской революции.Шоферу Луначарского спектакль понравился, поэтому предполагалось, что он будет иметь массовый характер. Но изначально это был провал. Постановка была сложной, и многие актеры отказывались в ней выступать. Мейерхольд-постановщик и Малевич-художник не ладили с Маяковским-писателем. Несмотря на жизнерадостные предсказания Луначарского о том, что Тайна будет «коммунистическим зрелищем», которое будет «понятно любому», актеры коверкали свои ритмически сложные стихи, Мейерхольд жаловался на «полное отсутствие общения», и лишь немногие футуристы отнеслись к этому благосклонно. к производству.Когда позже Маяковский попытался поставить пьесу в Москве и снять по ней фильм, проект был отклонен Моссоветом из-за «туманных идей» пьесы и «непонятного для широких масс языка». 23 Задуманный как массовое зрелище, Mystery-Bouffe оказался спектаклем небольшой части русского авангарда и для нее.
Пропасть между футуристами и средним советским гражданином была велика. Футуристический журнал «Искусство коммуны » («Искусство коммуны»), финансировавшийся Отделом живописи Наркомпроса Луначарского в 1918–1919 годах, служил скорее убежищем для авангарда, чем служением революции.Когда Маяковский провозгласил в статье, что «улицы — наши кисти, площади — наши палитры», то «наши» явно относились к футуристам, а не к рабочим-художникам пролеткульта. «Пролетарское искусство, — довольно остроумно заметил Брик, — не есть ни «искусство для пролетариев», ни «искусство пролетариев», а искусство художников-пролетариев». Другой участник, Николай Пунин, признал: «Мы хотим построить диктатуру меньшинства, поскольку только творческое меньшинство обладает достаточно сильными мышцами, чтобы идти в ногу с рабочим классом.Это было слишком даже для Луначарского, который предупреждал, что футуристы должны перестать считать себя «авторитетными лицами» в художественных вопросах, добавляя, что «не все искусство буржуазно и не все буржуазное искусство плохо». 24 Маяковский, может, и принял революцию всем сердцем, но революция не приняла всем сердцем Маяковского.
Брик и Пунин тем не менее продолжали провозглашать себя «строителями пролетарской культуры», наделенными «революционной мудростью», нападать и на Наркомпрос, и на Пролеткульт.Художники Наркомпроса, писали они, имели «полное непонимание поставленных перед ними революционных задач», а у Пролеткульта не было монополии на подлинную пролетарскую культуру. Обвиненные в подражании Маринетти и итальянским футуристам, они возразили, что все связи с Европой до 1914 года разорваны и что русский футуризм теперь «изолирован вместе с коммунизмом». 25 К весне 1919 г. футуристы окончательно отдалили Наркомпрос, и дотаций больше не было. Маяковский теперь уехал из Петрограда в Москву и посвятил себя делу большевиков.
Весной 1919 года Маяковский поставил свое искусство на службу Советскому правительству и тем самым нашел новые источники покровительства. Сначала он участвовал в мастерской Черемных вместе с Д. Моором и другими художниками и начал расписывать окна РОСТА. Кроме того, он написал свое первое стихотворение, прославляющее большевистскую революцию, «150 000 000». И здесь Маяковский сильно отождествлял себя с анонимными массами своей страны; он продемонстрировал свою преданность коллективу, не подписавшись своим именем.Его новая роль пропагандиста оттолкнула от него многих его друзей-авангардистов. В то время как Чуковский видел в нем «Исайю в образе апача» и оратора, которому «нужна не бумага, а гортань», другие относились к нему с меньшим сочувствием. Бывшие союзники обвинили его в том, что он продал душу за 150 000 000 рублей. Ленин критиковал то, что он называл «хулиганским коммунизмом», и писал, что Луначарского следует «выпороть за футуризм» за то, что он позволил Наркомпросу напечатать пять тысяч экземпляров поэмы Маяковского. 26 Поэма, призванная проиллюстрировать поддержку авангардом большевиков, только отдалила Маяковского от них обоих.
В случае с другими художниками мы видели, как революция часто давала новые возможности для политической конверсии и покровительства, а также славы. Обращение Маяковского принесло деньги, но не успех, и отдалило его от других художников. Критики обвиняли его в том, что он получал «фантастические гонорары» за изготовление окон РОСТА. Стихи, опубликованные в «Известиях », не смогли преодолеть того глубокого несчастья и замкнутости, которые Маяковский выражал в 1921 году в своих письмах к Лили Брик.Многие из его друзей эмигрировали или погрузились в молчание внутреннего изгнания. Бурлюк уехал в Америку, Пастернак и Горький уже не дружили с ним, а Блок и Хлебников умерли. Утопическая фаза военного коммунизма уступала место нормальности и спекуляции новой экономической политики. Футуризм как движение умер.
Последующую славу Маяковского легко проследить до его ранних лет. Однако с точки зрения человека двадцати восьми лет, пережившего восемь лет войны, революции и гражданской войны, картина была совершенно иной.Хотя Маяковский написал некоторые из своих лучших стихотворений («Флейта позвоночника», «Война и Вселенная» и «Человек»), он не был известен и даже не получил широкого признания за пределами интеллектуальных кругов. Ни большевики, ни авангард не приняли его личного отождествления себя с революцией. Любовь Маяковского к Лили Брик оставалась источником личных терзаний. По состоянию на 1921 год Маяковский не обрел желаемой славы.
И все же оптимизм Маяковского, что революция, или, по крайней мере, его революция когда-нибудь может принести победу над смертью, оставался нерушимым. Владимир Маяковский и Мистери-Буфф показал свою глубокую озабоченность формой смерти, самоубийством, воскресением и трансмутацией себя через искусство и жизнь. Революция, кажется, усилила эту озабоченность. Весной 1920 г. такое настроение наблюдал лингвист Роман Якобсон, вернувшись из поездки по Европе. В середине попытки Якобсона объяснить недавнюю работу Эйнштейна по общей теории относительности Маяковский вдруг прервал его: «Вы не думаете, что таким образом мы достигнем бессмертия?» Ошарашенный, Джейкобсон позволил ему продолжить.— Я совершенно убежден, — сказал Маяковский, — что смерти не будет. Мертвые воскреснут». Отчасти комментарий Маяковского отражал его давнее увлечение идеями Федорова и Уолта Уитмена. Но самого Якобсона это замечание поразило. «В этот момент, — писал он позже, — я открыл для себя совершенно нового Маяковского, над которым господствовало стремление к победе над смертью». 27
VI
Момент новаторства Маяковского, как и у других художников, о которых пойдет речь в этой книге, произошел отчасти из-за влияния западных идей, новых внутри России, в особенно ответственный период его жизни.Поэтому для понимания создания поэмы «Об этом» полезно кратко обрисовать ситуацию в русском авангардном искусстве и его отношение к берлинскому дадаизму в 1922 г.
К 1922 г. русского авангарда. Нормализация экономической жизни в условиях нэпа сопровождалась усилением травли как политических оппонентов, так и интеллигенции. Пролеткульт давно стал подразделением Наркомпроса.Ряд интеллигенции был вынужден бежать за границу. Художественная мастерская Татлина была закрыта по приказу партии. И Кандинский, и Шагал вернулись в Европу, взрастившую их искусство еще до Первой мировой войны. русской эмиграции двигалась по Европе.
Политическое давление привело к новому внутреннему соперничеству внутри авангарда.Молодое поколение художников, которых мы назвали «конструктивистами», искало различные способы сделать свое искусство полезным для нового общества. Само движение, известное как «конструктивизм», возникло в августе 1920 года в Москве, когда два брата, Наум Габо и Антуан Певзнер, вывесили на улицах свой «Реалистический манифест» и призвали к общественно полезному искусству из реальных материалов в космосе, сродни работе инженера. Александр Родченко и его жена Варвара Степанова, специалисты по металлу и текстилю Художественно-промышленного отдела ИЗО-Наркомпроса, тут же выпустили собственный «производственный» манифест.В нем они требовали, чтобы искусство служило нуждам нового общества оформлением рабочего жилья, одежды, печей, фабрик, мебели, столовой посуды. В сентябре 1921 года они выставили такие предметы вместе с Александрой Экстер, архитектором Александром Весниным и подругой Степановой Любовью Поповой на выставке из двадцати пяти работ под названием «5X5=25». По мере расцвета утилитаризма продуктивнистов прежняя эстетическая направленность конструктивизма стала ненужной.
Другой раскол внутри авангарда был вызван расколом между Вхутемасом (Высшими художественными мастерскими) и новой художественной организацией, известной как АХРР, или Ассоциация художников революционной России.Вхутемас был центральным местом сбора авангарда в годы Гражданской войны, открытой экспериментальной художественной школой, созданной на базе факультетов Московского училища и Строгановского училища в 1918 году. Вхутемас был также очагом европейского модернизма, где преподаватели и студенты соперничали в подражании и превосходстве работ Сезанна, Матисса, Пикассо, Ван Гога и немецких экспрессионистов. Но весной 1922 года ряд студентов покинули Вхутемас во время выставки картин передвижников в Москве и высказались за новый «героический реализм» в искусстве.1 мая 1922 года АХРР провел первую выставку картин, выполненных на московских фабриках, чтобы собрать деньги на помощь голодающим, свирепствовавшим тогда в провинции. Предшественники соцреалистов 1930-х, художники АХРР вернулись к стилю передвижников — реалистическому, национальному, народному — и выступили против западничества Вхутемаса и Наркомпроса. 28
И продуктивнисты, и художники АХРР иллюстрировали шаткое положение художников-авангардистов, таких как Маяковский, в 1922 году.Советское правительство теперь предпочитало поддерживать тех художников, которые представляли новый стиль и новое соответствие желаемым канонам реализма, массового искусства, русской тематики и утилитарного искусства. Новизна и экспериментальность европеизированного авангарда датировались продуктом довоенного «буржуазного» общества и подвергались критике как ненужная и даже опасная роскошь в социалистическом обществе. или на постоянной основе.Через них были восстановлены старые довоенные связи между Москвой, Петербургом, Берлином и Парижем.
В довоенной Германии центром немецкого авангарда был Мюнхен; в 1922 году это был Берлин. Из-за политического давления внутри страны глава ИЗО-Наркомпрос, художник-друг Луначарского Давид Штеренберг, теперь решил принести русский авангард в Европу с выставкой в галерее Ван Димена в Берлине. Немецкая столица в те времена была не только центром «веймарской культуры», но и домом для многочисленных русских эмигрантов и русскоязычных издательств. В 1922 г. бежавшие с родины смешались с русскими интеллигентами, живущими за границей по советским паспортам, и с другими эмигрантами, решившими, подобно писателю Алексею Толстому, вернуться на родину.Друг Малевича Иван Пуни приехал в Берлин в 1920 году, открыл художественную студию и через год выставил свои работы в галерее Der Sturm. В начале 1922 года Штеренберг отправил Эль Лисицкого и Наума Габо в Берлин, чтобы они присоединились к Пуни и помогли организовать выставку галереи Ван Димена. 29
Это стечение обстоятельств сделало Берлин центром русского авангарда в 1922 году. Мастерская Пуни и кафе на Ноллендорфплац стали местом сбора многих советских художников и писателей, живущих и путешествующих за границей.Эль Лисицкий и писатель Илья Эренбург в своем берлинском журнале Вещь (Объект) провозгласили той весной, что «блокада России закончилась» и что «молодые господа России и Запада» откроют теперь «новую эпоха творчества». 30 Друг Маяковского Виктор Шкловский приехал в Берлин и начал писать свою книгу «Зоопарк». Режиссер Александр Таиров привез свой Камерный театр для постановки спектаклей и организации издания своей книги « Das Entfesselte Theatre». Борис Пастернак и Сергей Есенин находились в Берлине прежде всего для публикации своих стихов. Осенью 1922 года Штеренберг и Натан Альтман приехали в Берлин, чтобы руководить выставкой Ван Димена.
Переселение в Берлин в 1922 году дало многим русским художникам первый непосредственный контакт с немецким экспрессионизмом и движением против искусства, известным как Дада. Берлинское дадаизм было ответвлением движения военного времени с центром в Цюрихе, возникшего после неудавшейся немецкой революции 1918-1919 годов.Возглавляемый карикатуристом Георгом Грошем, он был более политическим, чем его швейцарский прототип; художники берлинского дадаизма наклеили «Ура дада!» плакаты на полицейских участках и стенах камер, читал стихи по ночам посреди движения и публично нападал на каждую грань «правящего класса» Веймарской Германии. Подобно довоенному футуризму, дадаизм представлял собой сплав художественного и политического бунта против всех общепринятых порядков и смыслов как в искусстве, так и в жизни, но с менее оптимистичным чувством отчаяния и абсурда. Хотя к 1922 году берлинское дадаизм находилось в состоянии упадка, оно было новым для русских, столкнувшихся с ним там.Поскольку Лисицкий организовал выставку художников ноябрьской группы в Москве, а Гросс был частым гостем в мастерской Пуни, к концу года берлинское дадаизм был хорошо известен среди русских художников. 31
Берлин Дадаизм дал несколько необычных примеров художественного новаторства, наряду с его политическим бунтом. Как правило, они относились к области книгоиздания и плакатного искусства и включали верстку, типографику и «фотомонтаж». Художники берлинского дадаизма случайным образом смешивали большие и маленькие буквы на странице, корчили лица из напечатанных слов, изрыгали чепуху на публике и накладывали наклеенные предметы на бумагу для шокового эффекта.Основателем берлинского журнала Der Dada был уроженец Вены Рауль Хаусманн. Начиная с 1918 года Хаусманн работал над тем, что он называл «фотомонтажом», — объединением вырезанных фотографий в нечто вроде коллажа:
Этот процесс назывался фотомонтажом, потому что он воплощал в себе наш отказ от роли художника. Мы считали себя инженерами, а нашу работу — работой строителей: мы собирали (по-французски: monter) нашу работу, как слесари. 32
Такой взгляд на искусство как на построение и переустройство составных элементов в новое целое хорошо сочетается с тем, что мы назвали «конструктивистским» элементом в искусстве русского авангарда.Еще в 1920 году Хаусман сделал фотомонтаж Татлина и его памятника Третьему Интернационалу, и берлинские художники-дадаисты очень восхищались конструктивистскими элементами «машинного искусства» Татлина, ничего о нем не зная. К 1922 году журналы берлинского дадаизма были полны фотомонтажей и визуальных коллажей и оказали новое влияние на ряд русских художников, в том числе на художника Родченко, Эль Лисицкого и кинорежиссера Сергея Эйзенштейна. Монтаж был одним из основных элементов берлинского дадаизма задолго до того, как Эйзенштейн теоретизировал об этом в журнале Маяковского LEF в 1923-
Теперь мы в состоянии понять значение поездки Маяковского на Запад в 1922 году.Конечно, изгнание и путешествие за границу часто порождают патриотизм даже тогда, когда в собственной стране наступают трудные времена. «Только за границей, — писал поэт Сергей Есенин о своем путешествии по Европе в 1922 году, — я понял, как велики заслуги русской революции, спасшей мир от ужасного духа мещанства». Опыт Маяковского также укреплял его лояльность к России. «Я ехал в Париж, дрожа», — писал он позже о своем первом приезде в октябре 1922 года в возрасте двадцати девяти лет. «Я все видел с прилежанием школьника.Что, если мы снова окажемся провинциалами? Его бурная неделя в Париже с Эльзой Триоле, сестрой Лили Брик, включала посещение ночных клубов, Лувра, мастерских Леже и Пикассо, Эйфелевой башни, метро, ресторанов и магазинов одежды; все, казалось, указывало на упадок капиталистического общества и свежие возможности советского эксперимента. «До войны, — вспоминал Маяковский, — школы и художественные направления рождались, жили и умирали по приказу художественного Парижа». 33 Футуристическое поколение авангарда нашло свои художественные новшества в Париже; поколение конструктивистов будет искать свои революционные пути.
Как и Париж, Берлин 1922 года также предоставил Маяковскому немало материала для его творчества, несмотря на его уничижительные отзывы о Западе. Сам город с его фабриками, его суматохой, его большим зоопарком и надземными железными дорогами обеспечил фон, который появится в его поэзии. В кафе «Леон» на Ноллендорфплац он нашел восприимчивую аудиторию как русских, так и немцев, одинаково впечатленных его стихами и новостями о революционной России. Типографские эксперименты и фотомонтаж берлинского дадаизма также очень интересовали его, и через несколько месяцев он включил их на страницы своего нового журнала «Левый фронт», или ЛЕФ. Самое главное, ему довелось лично встретиться с родственными душами берлинского авангарда (Джон Хартфилд, Хаусманн и Гросс) и вернуться в Россию с их дневниками и рисунками, в том числе с копией горького и сатирического Гроса. Ecce Homo. 34 Все это помогло Маяковскому почувствовать, что русский авангард был частью более крупного восстания против богатства и пошлости буржуазного общества. Это также помогло обеспечить непосредственную обстановку и самый последний опыт, предшествовавший сочинению его величайшей лирической поэмы.
«Момент новаторства» Маяковского наступил почти сразу после его возвращения из Западной Европы. В то время как его контакты с берлинскими дадаистами и его европейская поездка сформировали важный фон, время, по-видимому, было в значительной степени результатом личных соображений. В декабре 1922 года Маяковский крупно поссорился с Лилей Брик, и они договорились расстаться на два месяца, с 28 декабря 1922 года по 28 февраля 1923 года. За это время Маяковский проработал около пятисот часов за тридцать пять часов. дня, чтобы сочинить то, что большинство критиков считает его величайшей лирической поэмой под названием «Про это» (Pro Eto). Это было время мучительного самозаточения; он постоянно пил, почти никого не видел и выходил из комнаты только в случае крайней необходимости. В течение нескольких недель Маяковский излагал свои эмоции на бумаге в трех отдельных версиях стихотворения, которые постепенно переходили от мыслей о смерти и самоубийстве к надежде на воскресение. В «самом важном письме моей жизни», написанном Лили Брик в начале января 1923 года, Маяковский сказал ей: «Вы познакомитесь с совершенно новым для вас человеком.Все, что будет происходить между вами и ним, теперь будет основываться не на прошлых теориях, а на делах с 28 февраля, ваших «делах» и его». 35
Стихотворение «Про это» раскрывает озабоченность Маяковского смертью и бессмертием с еще большей силой, чем рассмотренные нами более ранние стихотворения. Основная тема поэмы — напряжение между личностью и обществом, между личной любовью и революцией. Как обычно, автобиографично. Напоминая о расстроенном влюбленном, который семь лет назад чуть не прыгнул в Неву, главный герой поэмы — человек, который вновь предстает в различных метаморфозах, как белый медведь на льдине, как поэт-революционер, похожий на Иисуса Христа, как молодой человек, который оставил свою семью, но возвращается в дом своей матери на Рождество.Напоминает переселение душ у Уитмена и строки из «Баллады о Редингской тюрьме», почерпнутые, вероятно, из недавнего перевода Чуковского Оскара Уайльда: «Ибо тот, кто проживает больше жизней, чем одна/больше смертей, чем одна, должен умереть». Стихотворение представляет собой итог прошлой жизни Маяковского и его надежды на новую. Похоже, он находится в точке самопреобразования. Образы распятия и воскресения появляются на протяжении всего стихотворения, а Христос появляется как комсомолец в явной пародии на Александра Блока.Значение его недавних поездок с Бриками в Париж и Берлин проявляется в его изображениях Сены, Одера, кафе «Ротонда» и Берлинского зоопарка. Поэт воскреснет четыре раза, прежде чем на самом деле умрет, — сообщает читателю Маяковский, имея в виду возможные попытки самоубийства; его личная любовь осталась неудовлетворенной, и теперь он должен найти новую роль и новую жизнь в новом обществе, пусть даже в качестве носильщика или смотрителя зоопарка. Стихотворение заканчивается отчаянным воплем: «Воскреси меня!» 36
Таким образом, стихотворение «Про это» отражает переломный момент в жизни Маяковского, разрыв с прошлым, неприятие самоубийства и надежду на новое начало.Вероятно, он думал о самоубийстве не только из-за отчаяния из-за Лили Брик, но и потому, что его старый друг по Московскому училищу Чекрыгин в 1922 году попал под поезд, вероятно, покончив с собой. 37 В сознании Маяковского Чекрыгин, студент, познакомивший его с идеями Федорова и живописца Христова Воскресения, избрал теперь тот же выход, что и студент на квартире Маяковского в 1913 году, когда он писал Владимира Маяковского. И все же стихотворение явно движется от отчаяния к оптимизму.Отчасти это могло быть вызвано хорошей новостью в январе 1923 года о том, что Маяковскому было предоставлено разрешение на редактирование его нового журнала ЛЕФ. После публикации разочарований и публичных нападок на его стихи это, должно быть, явилось для Маяковского большим облегчением и знаком надежды. Можно только догадываться. Когда в марте 1923 года вышел первый номер ЛЕФ , в его содержание вошло стихотворение «О том».
Монтаж Александра Родченко к первому изданию поэмы Владимира Маяковского. Об этом (Pro Eto), Петроград, 1923.
«Про это» было новаторским по своим поэтическим качествам и по явной артикуляции темы бессмертия себя, намекавшей в более ранних произведениях. Журнал ЛЕФ также ознаменовал новое начало в творчестве Маяковского, точку сплочения русского авангарда, частично основанного на модели берлинского дадаизма. Его отсылка к «предметам искусства» напомнила читателю берлинский журнал Лисицкого № «Вещь». Ведущие авторы — Маяковский, Пастернак, Брик и Николай Асеев — были в Берлине осенью 1922 года и были знакомы с дадаистскими журналами и техникой.Художник Родченко специально имитировал макет и иллюстрации Хаусмана и Der Dada; он также применил технику фотомонтажа в фотографиях, сопровождающих «Про это», на которых среди прочего была изображена Лили Брик среди белых медведей Берлинского зоопарка. И, как и сам Маяковский, первая редакция журнала давала обет: «Очистим себя ( очистим) от старого «мы». Жизнь и искусство Маяковского после очередного очевидного столкновения с самоубийством.
Только в 1923 году Маяковский выработал удовлетворительное отношение к большевистской революции. Ни его футуристические выходки, ни его пропаганда Гражданской войны не породили таких отношений, во-первых, потому что они противодействовали политической власти, а во-вторых, потому что слишком хорошо служили этой власти для честности художника. Теперь, в ЛЕФ , он нашел независимый журнал, приемлемый как для режима, так и для его друзей из авангарда, и мог еще раз попытаться достичь баланса между индивидуальной потребностью и социальными запросами, сформулированными в «Об этом.«В Берлине в 1922 году он увидел пример независимых художников, создающих радикальное искусство в буржуазном обществе; ЛЕФ теперь последовал этому примеру в Советской России. В Москве он пережил два месяца одиночества и мучений, закончившихся его величайшим произведением искусства, произведением, пронизанным темами революционного бессмертия.
VII
В возрасте тридцати лет Маяковский наконец добился долгожданной славы. С запуском ЛЕФ, смерть Ленина в январе 1924 года и восхваление его Маяковским в стихотворении «Владимир Ильич Ленин» имя поэта стало нарицательным в Советской России.Он раздавал автографы, его узнавали на улицах Москвы, и он читал свои стихи по всей стране большой аудитории. Когда Маяковский посетил Нью-Йорк в августе 1925 года, его старому другу Давиду Бурлюку показалось, что он «так же молод, как и прежде разбрасывает кирпичи своих шуток. В этом нет ничего странного. Ведь ему всего тридцать. И кого будет тяготить слава, хотя бы мировая, в счастливом тридцатилетнем возрасте?» 39
Слава не закончилась ни мыслями Маяковского о самоубийстве, ни его поэтическими поисками некоего бессмертия.Его поэзия в конце 1920-х подвергалась усиленной критике как творчество «крайнего индивидуалиста и эгоцентрика», человека, который меньше писал о революции и больше о своих любовных похождениях, отголосок довоенных футуристов. К 1927 году LEF терял как деньги, так и вкладчиков; Горький назвал это «нигилистическим реквиемом». «Ваши стихи слишком злободневны», — кричал враждебно настроенный слушатель на одном из поэтических чтений Маяковского; «Завтра они будут мертвы. Вы будете забыты. Вы не будете бессмертны.На что Маяковский ответил: «Загляните, пожалуйста, через тысячу лет, тогда и поговорим!» Критик Вячеслав Полонский видел в Маяковском «бунт богемы, которая сама была утонченным, тонким, заостренным буржуа». Футуристы, писал он в «Известиях», , просто изжили себя; «Мы не позволим им воскреснуть». 40 А ведь воскресение, как мы видели, было именно тем, что артикулировал в своих стихах Маяковский.
Владимир Маяковский в Берлине, 1923 год.От Л. Маяковской, О Владимире Маяковском: Из воспоминаний сестры (М., 1968).
Новая карьера Маяковского также ознаменовалась учащением поездок на Запад, в том числе не только в Берлин и Париж, но и в Мексику и США (1925). Возвращаясь из этих путешествий, он часто привозил последние новшества западного искусства. Родченко вспоминал об итогах этих поездок:
Маяковский часто выезжал за границу, в среднем четыре раза в год. После каждой поездки он привозил чемоданы, наполненные книгами, периодическими изданиями, рекламными материалами, плакатами, фотографиями, открытками и репродукциями произведений искусства.После использования их в печати он распространял все материалы среди своих друзей в соответствии с их интересами. Эта раздача происходила в комнате Оси [Осипа Брика], принявшей вид магазина. Жемчужный брал материалы по театру и кино, Лавинский — по архитектуре и скульптуре, я — по искусству и фотографии. Он дал мне много монографий о Гросе, Ларионове, Гончаровой, Делоне, «Неграх» Руссо, Пикабиа, А. Лоте, В. Григорьеве, Пикассо.Однажды он привез из Парижа фотобумагу, подарок мне от знаменитого Ман Рэя. В то время это было новшеством — бумага на прозрачной основе. Ман Рэй делал фотограммы. В другой раз он подарил мне две литографии Пикассо, полученные им лично от художника. Таким образом, благодаря Маяковскому у нас был постоянный поток информации о культуре и искусстве Запада. И он принес с собой не только искусство Запада, но и его жизнь, атмосферу и повседневные дела со всеми его лучами и тенями. 41
Знакомство Маяковского с берлинским дадаизмом в 1922 году было, таким образом, лишь началом его увлечения европейским художественным модернизмом. Таким образом, круг LEF выполнял почти ту же функцию, что и довоенные хайлеанцы, принимая позы европейского авангарда. Обычно в возрасте от двадцати до тридцати лет члены кружка LEF служили важным связующим звеном между западничеством Серебряного века и революционным конструктивизмом 1920-х годов. 42 Это не значит, что Маяковского следует считать «западником»; но и не следует его считать просто революционером русского литературного языка, не затронутым иностранными событиями.
В 1927 году Маяковский снова стал приближаться к тому чувству заточения и отчаяния, которое охватило его в 1922 году. На десятую годовщину большевистской революции поэт представлял своего рода позор власти. Подобно Троцкому, которого Сталин собирался отправить в ссылку, Маяковский был напоминанием о революционном идеализме и свободе во времена приближающейся диктатуры и единообразия.Таким образом, он все чаще подвергался нападкам в прессе со стороны официальных писательских организаций. Под давлением необходимости соответствовать он вернулся к теме смерти и бессмертия, которая пронизывала его ранние работы. В 1928 году он написал « Клоп», пьесу, в которой замороженное тело героя Присыпкина воскрешается спустя десятилетия после его смерти, в 1979 году, в манере, напоминающей Федорова и современную криогенику; Присыпкин обнаруживает, что его держат в клетке в зоопарке как причудливый пример бессмертия. В 1929 году Маяковский признался другу на вечере стихов на стадионе «Динамо»: «Написать отличное стихотворение и прочитать его здесь — значит, можно умереть. 43
30 января 1930 года в Ленинграде состоялась премьера новой пьесы Маяковского «Бань ». В ней изобретателя машины времени Чудакова то и дело срывает партийный халтурщик Победоносиков, имя которого напоминало ненавистного обер-прокурора Святейшего Синода при Александре III. Рецензии были резко критическими, и Маяковскому велели переработать сценарий. Даже когда в Москве показывали двадцатилетнюю выставку его работ, он почувствовал необходимость вступить в Российскую ассоциацию пролетарских писателей (РАПП), чтобы продолжать писать.«Я сыт по горло», — сказал он тогда другу; «Слава, как борода мертвеца, вырастет на мне после смерти. Пока я жив, я брею его». 44 14 апреля 1930 года Маяковский застрелился в своей комнате, оставив записку:
Мать, сестры, друзья, простите меня — это не так (другим не рекомендую), но есть другого выхода для меня нет.
Лили — люби меня.
Сталин произнес публичную панегирик, но Борис Пастернак лучше всего выразил личное воспоминание о поэте, который в конце концов избрал смерть: «Его лицо вернуло то время, когда он называл себя прекрасным двадцатидвухлетним, потому что смерть застыла в выражении лица , который почти никогда не попадает в его лапы.Это было выражение, с которого начинают жизнь, а не заканчивают ее». 45
Озабоченность Маяковского смертью и бессмертием продолжалась всю жизнь, хотя, по-видимому, она достигла для него личного и политического накала в 1922-1923 гг. Историк может только догадываться о том, как его несчастливая личная жизнь, от смерти отца до его фрустрирующей любви к Лили Брик, способствовала его постоянным мыслям о самоубийстве и его восприимчивости к теме бессмертия у Уитмена и Федорова.Он никогда не женился и не имел детей, поэтому забота о бессмертии в конечном итоге была сосредоточена на нем самом и его поэзии. Представитель дореволюционного авангарда, он был в высшей степени самобытным поэтом русского языка, постоянно восприимчивым к зарубежным влияниям. Христианство, пантеизм Уитмена и позитивистская надежда Федорова на буквальное воскресение — все это давало ему смертоносные мотивы для его стихов. В них он мог создать себя вне времени, вечного, постоянно возрождающегося в новых формах.В «Об этом» он соединил свой личный поиск трансцендентности с революционным поиском трансформации, своим личным и общественным поиском бессмертия. Его отождествление себя с Россией, революцией и массами в «150 000 000» больше напоминает проповедуемое Луначарским увековечение себя через коллектив, чем мистический прыжок в «четвертое измерение» Малевича. Возможно, это позволило ему принять смерть так же сильно, как он давно принял жизнь.
Владимир Маяковский | Культура России в достопримечательностях
Щелкните фото для увеличения .
Об этом здании можно написать книгу. На самом деле, у меня была небольшая книга об этом в одной из тех библиотек, которые я собирал по пути, прежде чем выбросить за борт по мере продвижения по жизни. Как некоторые люди с зонтами, солнцезащитными очками, перчатками и тому подобным, я с библиотеками. Они приходят сами по себе, но когда я ухожу, они уходят. Как бы то ни было, мне не нужна книга, чтобы написать о его своеобразном доме на Большом Гнездиковском переулке, 10 в центре Москвы. Мои воспоминания полны без книг.
Тем не менее, позвольте мне начать с некоторой полученной информации, потому что это действительно необычное место. Здесь нас интересуют две таблички, висящие на внешней стене. Один (первый выше) гласит: « Мемориал истории и культуры. Это первый «небоскреб» в столице, спроектированный Эр[рнстом] К. Нирнзее в 1912 г. С 1915 г. в подвальном этаже начали работать «Летучая мышь» Никиты Балиева, цыганский театр «Ромэн» и театр «Ф[едор] Каверин». Театр-студия и другие.На крыше здания разместился зимний кинопавильон Кинокомпании В. Венгерова и В[ладимира] Гардина. Это здание связано с именами М. Булгакова, К. Паустовского, Ю. Бурлюк, В. Маяковский и др. ».
(Ссылка на «Ю. Бурлюка» представляется ошибкой. Поэт-авангардист, художник и художественный хулиган на все лады Давид Бурлюк был близким соратником Владимира Маяковского, а его братья Владимир и Николай имели известность, Я подозреваю, что здесь имеется в виду Давид.Я не знаю «Ю. Бурлюк.»)
Вторая табличка значительно экономнее по фактам, но рассказывает похожую историю: « Доходный дом 1912-1923 гг. Инженер Э.К. Нирнзее. Это здание связано с историей развития отечественного театра и кино ».
Все это очень впечатляет, и я уверен, что существует множество фактов и историй, которые ждут, чтобы их разыскали и пересказали обо всех упомянутых здесь. Но сегодня в моей голове есть место только для одного человека, его работы и видения.Он не упоминается ни на одной из табличек из прошлого, и кто знает, через какие эпохи под присмотром каких людей нам еще предстоит пройти в будущем? Кто-нибудь сегодня заботится о Григории Гурвиче? Очевидно, что многие. Он затронул жизни тысяч. Но помнит ли его кто-нибудь, наделенный властью и властью? Это более сложный вопрос. Кто знает, о чем думают такие люди в наши дни.
Григорий Гурвич (1957-1999) был совершенно не похож ни на кого. Он прославился в тяжелую, суровую, безобразную эпоху гибели советского эксперимента и встретил ее с юмором, стилем и элегантностью.Это было не особенно дружеское время, но Гриша, как я позволю себе называть его, был всем другом. У него была улыбка, доброе слово, рукопожатие или огонь в глазах для каждого, кто когда-либо переступал порог его театра, расположенного в этом здании. Идея его театра была маленькой гениальной идеей. Это было не столько возрождение знаменитого кабаре «Летучая мышь», открытого здесь на той же сцене Никитой Балиевым в 1915 году, сколько попытка воздать честь этому знаменитому предприятию в новом веке.Это было лучше, чем воскресение. Это был совершенно новый театр, с новой идеей и новым планом, но вдохновленный Балиевым и его труппой, которая вскоре распалась и отправилась во всемирно известные гастроли по Европе, а затем довольно долго жила в Нью-Йорке. под названием La Chauve-Souris . (Я должен упомянуть, что имя Балиева стало Балиевым при переходе от Советского Союза к Европе и Штатам.) Театр Балиева был настоящим кабаре, куда актеры приходили поздно вечером после выступления в «легальном театре», чтобы петь песни и импровизировать пародии. с другими известными актерами, смешавшимися с артистами из труппы Балиева.Открывая свои двери поздно ночью, когда актеры и зрители покидали другие спектакли, он упирался в предрассветные часы.
Театр кабаре «Летучая мышь» Гриши Гурвича (обратите внимание на добавление «театр») был настоящей театральной труппой. Он ставил спектакли и исполнял их по репертуарной программе, как и большинство других российских театров. Что отличало работу Гурвича (он написал или, по крайней мере, составил большую часть поставленных им пьес) от других театров, так это то, что каждая пьеса была собрана из пародий, которые можно увидеть в эстрадном шоу в кабаре.Но он связал их вместе, поместил в связанную извилистую нить, которая создала повествовательную историю. Его первый спектакль, открывшийся здесь же, 26 мая 1989 года, на цокольной сцене того, что на протяжении десятилетий называлось студенческим театром ГИТИСа, назывался « Чтение новой пьесы ». Это была своего рода мистификация, смешавшая персонажей труппы Балиева, находившейся на грани распада, с личностями труппы Гурвича, стоявшей на пороге великого начала. Это было ностальгично, мило, болезненно, умно и всегда смешно.Гурвич, по своему обыкновению, двигался по пьесе как рассказчик или ведущий, связывая концы воедино, а иногда просто оставляя их висеть и болтаться. Первые постановки «Чтение новой пьесы » имели бешеный успех, так как мало что может иметь бешеный успех в наши дни. Новости о потрясающем новом шоу и театре распространились со скоростью лесного пожара. Следующей ночью (когда я присутствовал) на каждое место в доме, возможно, было два человека, выбивающих дверь. Аудитория была наэлектризована.Весь вечер он взрывался взрывами пламенного смеха и аплодисментов.
Изначально Гурвич арендовал помещение под шесть спектаклей. Но поскольку именно здесь выступало кабаре Балиева «Летучая мышь», ему очень хотелось остаться именно здесь. И успех этого первого короткого забега действительно гарантировал резидентство, которое продлилось почти полвека. В качестве резидента этого пространства театр кабаре «Летучая мышь» Гурвича открыл здесь свои следующие четыре шоу, в том числе: «Чечетка о Москве» (на рубеже 1991/92) и «100 лет кабаре» (ноябрь 1994).Именно последнее шоу заставило меня написать несколько абзацев , которыми я дорожил на протяжении десятилетий. 100 лет кабаре был не лучшим шоу Гурвич. Это было лучше, чем более глубокие и успешные первые выходы. Но в нем не было недостатка азарта, энергии и юмора, которые Гурвич всегда вкладывал во все, что делал. Итак, в обзоре для The Moscow Times, который признал несколько плоских пятен и кислых заметок в течение вечера, вот как я завершил то, что я был свидетелем:
« Но у Гурвича есть главный козырь в рукаве: его собственная личность.
Назовите его султаном обходительности, волшебником остроумия или королем харизмы, но когда он выходит на сцену под изящный аккомпанемент Романа Берченко за фортепиано, он успокаивает всех. Он не просто автор сериала, он его сердце и душа.
Между тем среди неравномерного набора эскизов некоторые хороши как никогда. Лучшие из них включают дико энергичную смесь американской поп-музыки от Элвиса Пресли до Чабби Чекера; какая-то громоподобная, первоклассная чечетка; и красиво сделанный интерактивный пародийный фильм, в котором актеры взбираются на экран и выходят из него а-ля Федерико Феллини или Вуди Аллен.
Но звезда Гурвич. Будь такое, он был бы мистером Москвой, человеком, который приносит тепло и уважение в любимый город. И, несмотря на некоторые оплошности, всегда приятно смотреть, как он это делает.
Удовольствие, черт возьми. Это было честью. Это была возможность всей жизни. Все закончилось слишком быстро. После того, как Гурвич поставил пять спектаклей в чудесном старом помещении подвальной сцены в Большом Гниздиковском переулке, 10, хозяева театра – ГИТИС – выгнали Гурвича.Он стал слишком большой звездой, и по какой-то причине они не выдержали конкуренции. Гриша отправился со своей компанией в другое место; они выступали на арендованных сценах по всему городу, но это уже никогда не было прежним. Затем примерно в 1996 году он стал ведущим популярного телешоу под названием «Эта старая квартира ». Это забрало большую часть воздуха из того, что осталось от Bat Cabaret Theatre. Более того, большинство из нас не знало, что Гриша Гурвич смертельно болен. Он умер от лейкемии в Израиле до того, как истекло столетие.
Нам предстоит увидеть один очень заметный след недолгого пребывания Григория Гурвича в этом знаменитом здании. Это парадная дверь в стиле модерн и навес, которые Гурич поставил перед тем, как его попросили освободить помещение. Это был его маленький подарок истории — дверь, воздвигнутая в 1990-х годах в честь ушедшей эпохи, последних лет перед русской революцией. Если бы Балиев установил роскошную парадную дверь в свое кабаре «Бэт», она вполне могла бы выглядеть примерно так же, как дверь, которую Гурвич спроектировал и построил 80 лет спустя.