Взрослое (отрывок из поэмы «Люблю» Маяковского)
Взрослое (отрывок из поэмы «Люблю» Маяковского) — Маяковский. Полный текст стихотворения — Взрослое (отрывок из поэмы «Люблю» Маяковского)Владимир Маяковский
У взрослых дела.
В рублях карманы.
Любить?
Пожалуйста!
Рубликов за сто.
А я,
бездомный,
ручища
в рваный
в карман засунул
и шлялся, глазастый.
Ночь.
Надеваете лучшее платье.
Душой отдыхаете на женах, на вдовах.
Меня
Москва душила в объятьях
кольцом своих бесконечных Садовых.
В сердца,
в часишки
любовницы тикают.
В восторге партнеры любовного ложа.
Столиц сердцебиение дикое
ловил я,
Страстною площадью лежа.
Враспашку —
сердце почти что снаружи —
себя открываю и солнцу и луже.
Входите страстями!
Любовями влазьте!
Отныне я сердцем править не властен
У прочих знаю сердца дом я.
Оно в груди — любому известно!
На мне ж
с ума сошла анатомия.
Сплошное сердце —
гудит повсеместно.
одних только весен,
за 20 лет в распаленного ввалено!
Их груз нерастраченный — просто несносен.
Несносен не так,
для стиха,
а буквально.
Читать полное произведение.
1926 г.
Теги:
Владимир Маяковский
Владимир Маяковский не сразу начал писать стихи — сначала он собирался стать художником и даже учился живописи. Слава поэта пришла к нему после знакомства с авангардистами, когда первые произведения молодого автора с восторгом встретил Давид Бурлюк. Футуристическая группа, «Сегодняшний лубок», «Левый фронт искусств», рекламные «Окна РОСТА» — Владимир Маяковский работал во множестве творческих объединений. А еще писал в газеты, выпускал журнал, снимал фильмы, создавал пьесы и ставил по ним спектакли.
{«storageBasePath»:»https://www.culture.ru/storage»,»services»:{«api»:{«baseUrl»:»https://www.culture.ru/api»,»headers»:{«Accept-Version»:»1.0.0″,»Content-Type»:»application/json»}}}}
Мы ответили на самые популярные вопросы — проверьте, может быть, ответили и на ваш?
- Подписался на пуш-уведомления, но предложение появляется каждый день
- Хочу первым узнавать о новых материалах и проектах портала «Культура.
РФ» - Мы — учреждение культуры и хотим провести трансляцию на портале «Культура.РФ». Куда нам обратиться?
- Нашего музея (учреждения) нет на портале. Как его добавить?
- Как предложить событие в «Афишу» портала?
- Нашел ошибку в публикации на портале. Как рассказать редакции?
РФ»Подписался на пуш-уведомления, но предложение появляется каждый день
Мы используем на портале файлы cookie, чтобы помнить о ваших посещениях. Если файлы cookie удалены, предложение о подписке всплывает повторно. Откройте настройки браузера и убедитесь, что в пункте «Удаление файлов cookie» нет отметки «Удалять при каждом выходе из браузера».
Хочу первым узнавать о новых материалах и проектах портала «Культура.РФ»
Подпишитесь на нашу рассылку и каждую неделю получайте обзор самых интересных материалов, специальные проекты портала, культурную афишу на выходные, ответы на вопросы о культуре и искусстве и многое другое. Пуш-уведомления оперативно оповестят о новых публикациях на портале, чтобы вы могли прочитать их первыми.
Мы — учреждение культуры и хотим провести трансляцию на портале «Культура.РФ». Куда нам обратиться?
Если вы планируете провести прямую трансляцию экскурсии, лекции или мастер-класса, заполните заявку по нашим рекомендациям. Мы включим ваше мероприятие в афишу раздела «Культурный стриминг», оповестим подписчиков и аудиторию в социальных сетях. Для того чтобы организовать качественную трансляцию, ознакомьтесь с нашими методическими рекомендациями. Подробнее о проекте «Культурный стриминг» можно прочитать в специальном разделе.
Электронная почта проекта: [email protected]
Нашего музея (учреждения) нет на портале. Как его добавить?
Вы можете добавить учреждение на портал с помощью системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши места и мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После проверки модератором информация об учреждении появится на портале «Культура.
РФ».
Как предложить событие в «Афишу» портала?
В разделе «Афиша» новые события автоматически выгружаются из системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После подтверждения модераторами анонс события появится в разделе «Афиша» на портале «Культура.РФ».
Нашел ошибку в публикации на портале. Как рассказать редакции?
Если вы нашли ошибку в публикации, выделите ее и воспользуйтесь комбинацией клавиш Ctrl+Enter. Также сообщить о неточности можно с помощью формы обратной связи в нижней части каждой страницы. Мы разберемся в ситуации, все исправим и ответим вам письмом.
Если вопросы остались — напишите нам.
Пожалуйста подтвердите, что вы не робот
Войти через
или
для сотрудников учреждений культуры
Перезагрузить страницу
Мы используем сookie
Во время посещения сайта «Культура.РФ» вы соглашаетесь с тем, что мы обрабатываем ваши персональные данные с использованием метрических программ. Подробнее.Владимир Маяковский — Пятый Интернационал
Пятый Интернационал
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Приказ №3 Прочесть по всем эскадрильям футуристов, крепостям классиков, удушливогазным командам символистов, обозам реалистов и кухонным командам имажинистов. Где еще – разве что в Туле? – позволительно становиться на поэтические ходули?! Провинциям это!.. «Ах, как поэтично... как возвышенно... Ах!» Я двадцать лет не ходил в церковь. И впредь бывать не буду ни в каких церквах. Громили Василия Блаженного. Я не стал теряться. Радостный, вышел на пушечный зов. Мне ль вычеканивать венчики аллитераций богу поэзии с образами образов. Поэзия – это сиди и над розой ной... Для меня невыносима мысль, что роза выдумана не мной. Я 28 лет отращиваю мозг не для обнюхивания, а для изобретения роз. Надсоны, не в ревность над вашим сонмом эта моя словостройка взвеена.Я стать хочу в ряды Эдисонам, Лениным в ряд, в ряды Эйнштейнам. Я обкармливал. Я обкармливался деликатесами досыта. Ныне – мозг мой чист. Язык мой гол. Я говорю просто – фразами учебника Марго. Я поэзии одну разрешаю форму: краткость, точность математических формул. К болтовне поэтической я слишком привык,– я еще говорю стихом, а не напрямик. Но если я говорю: «А!» – это «а» атакующему человечеству труба. Если я говорю: «Б!» – это новая бомба в человеческой борьбе. Я знаю точно – что такое поэзия. Здесь описываются мною интереснейшие события, раскрывшие мне глаза. Моя логика неоспорима. Моя математика непогрешима. Внимание! Начинаю. Аксиома: Все люди имеют шею. Задача: Как поэту пользоваться ею? Решение: Сущность поэзии в том, чтоб шею сильнее завинтить винтом. Фундамент есть. Начало благополучно. По сравнению с Гершензоном даже получается научно. Я и начал! С настойчивостью Леонардо да Винчевою, закручу, раскручу и опять довинчиваю. (Не думаю, но возможно, что это немного похоже даже на самоусовершенствование иога.) Постепенно, практикуясь и тужась, я шею так завинтил, что просто ужас. В том, что я сказал, причина коренится, почему не нужна мне никакая заграница. Ехать в духоте, трястись, не спать, чтоб потом на Париж паршивый пялиться?! Да я его и из Пушкина вижу, как свои пять пальцев. Мой способ дешевый и простой: руки в карманы заложил и стой. Вставши, мысленно себя вытягивай за уши. Так через год я мог шею свободно раскручивать на вершок. Прохожие развозмущались. Потом привыкли. Наконец, и смеяться перестали даже – мало ли, мол, какие у футуристов бывают блажи. А с течением времени пользоваться даже стали – при указании дороги. «Идите прямо,– тут еще стоят такие большие-большие ноги. Ноги пройдете, и сворачивать пора – направо станция, налево Акулова гора». Этой вот удивительной работой я был занят чрезвычайно долгое время. Я дней не считал. И считать на что вам! Отмечу лишь: сквозь еловую хвою, года отшумевши с лесом мачтовым, леса перерос и восстал головою. В красных, в зеленых крышах села! Тракторы! Сухо! Крестьянин веселый! У станции десятки линий. Как только не путаются – не вмещает ум. Станция помножилась на 10-минимум. «Серьезно» – поздно является. Молодость – известное дело – забавляется. Нагибаюсь. Глядя на рельсовый путь, в трубу паровозу б сверху подуть. Дамы мимо. Дым им! Дамы от дыма. За дамами дым. Дамы в пыль! Дамы по луже. Бегут. Расфыркались. Насморк верблюжий. Винти дальше! Пушкино размельчилось. Исчезло, канув. Шея растягивается – пожарная лестница – голова уже, разве что одному Ивану Великому ровесница. Москва. Это, я вам доложу,– зрелище. Дома. Дома необыкно- венных величин и красот. Помните, дом Нирензее стоял, над лачугами крышищу взвеивая? Так вот: теперь под гигантами грибочком эта самая крыша Нирензеевая. Улицы циркулем выведены. Электричество ожерельями выложило булыжник. Диадемищами горит в театральных лбах. Горящим адрес-календарем пропечатывают ночь рекламы и вывески. Из каждой трубы – домовьей, пароходной, фабричной – дым. Работа. Это Москва – 940-950 года во всем своем великолепии. Винти! Водопьяный переулок разыскиваю пока, Москва стуманилась. Ока змейнула. Отзмеилась Ока. Горизонт бровями лесными хмурится. Еще винчусь. Становища Муромца из глаз вон. К трем морям простор одуряющ и прям. Волга, посредине Дон, а направо зигзагища Днепра. До чего ж это замечательно! Глобус – и то хорошо. Рельефная карта – еще лучше. А здесь живая география. Какой-нибудь Терек – жилкой трепещет в дарьяльском виске. Волга игрушечная переливается фольгой. То розовым, то голубым акварелит небо хрусталик Араратика. Даже размечтался – не выдержал.
Какой я к этому времени –
даже определить не берусь.
Человек не человек,
а так –
людогусь.
Как только голова поднялась над лесами,
обозреваю окрестность.
Такую окрестность и обозреть лестно.
Вы бывали в Пушкине (Ярославская ж. д.) так
в 1925-30 году? Были болота. Пахалось невесть чем.
Крыши – дыры. Народ крошечный. А теперь!
Воздух
голосом прошлого
ветрится басов...
Кажется,
над сечью облачных гульб
в усах лучей
головища Тарасов
Бульб.
Еще развинчиваюсь,
и уже
бежит
глаз
за русские рубежи.
Мелькнули
валяющиеся от войны дробилки:
Латвии,
Литвы
и т. п. политические опилки.
Гущей тел искалеченных, по копям скрученным,
тяжко,
хмуро,
придавленная версальскими печатями сургучными,
Германия отрабатывается на дне Рура.
На большой Европейской дороге,
разбитую челюсть
Версальским договором перевязав,
зубами,
нож зажавшими, щерясь,
стоит француз-зуав.
Швейцария.
Закована в горный панцирь.
Италия...
Сапожком на втором планце...
И уже в тумане:
Испания...
Испанцы...
А потом океан – и никаких испанцев.
Заворачиваю шею в полоборотца.
За плечом,
ледниками ляская –
бронзовая Индия.
Встает бороться.
Лучи натачивает о горы Гималайские.
Поворачиваюсь круто.
Смотрю очумело.
На горизонте Япония,
Австралия,
Англия...
Ну, это уже пошла мелочь.
х х х х х
Я человек ужасно любознательный. С детства.
Пользуюсь случаем –
полюсы
полез осмотреть получше.
Наклоняюсь настолько низко,
что нос
мороз
выдергивает редиской.
В белом,
снегами светящемся мире
Куки,
Пири.
Отвоевывают за шажками шажок,–
в пуп земле
наугад
воткнуть флажок.
Смотрю презрительно,
чуть не носом тыкаясь в ледовитые пятна –
я вот
полюсы
дюжинами б мог
открывать и закрывать обратно.
Растираю льдышки обмороженных щек.
Разгибаюсь.
Завинчиваюсь еще.
Мира половина –
кругленькая такая –
подо мной,
океанами с полушария стекая.
Издали
совершенно вид апельсиний;
только тот желтый,
а этот синий.
Раза два повернул голову полным кругом. Кажется, все
наиболее интересные вещи осмотрены.
Ну-с,
теперь перегнусь.
Пожалуйста!
Нате!
Соединенные
штат на штате.
Надо мной Вашингтоны,
Нью-Йорки.
В дыме.
В гаме.
Надо мной океан.
Лежит
и не может пролиться.
И сидят,
и ходят,
и все вверх ногами.
Вверх ногами даже самые высокопоставленные лица.
Наглядевшись американских дивес,
как хороший подъемный мост,
снова выпрямляюсь во весь
рост.
Тут уже начинаются дела так называемые небесные.
Наворачивается облачный валун на валун им.
Это месяц, значит, звезды вывел
и сам
через час
пройдет новолунием.
Каждая небесная сила
по-своему голосила.
Раз!
Раз! –
это близко,
совсем близко
выворачивается Марс.
Пачками колец
Сатурн
расшуршался в балетной суете.
Вымахивает за туром тур он
свое мировое фуэтэ.
По эллипсисам,
по параболам,
по кругам
засвистывают на невероятные лады.
Солнце-дирижер,
прибрав их к рукам,
шипит –
шипенье обливаемой сковороды.
А по небесному стеклу,
будто с чудовищного пера,
скрип
пронизывает оркестр весь.
Это,
выворачивая чудовищнейшую спираль,
солнечная система свистит в Геркулес.
Настоящая какофония!
Но вот
на этом фоне я
жесткие,
как пуговки,
стал нащупывать какие-то буковки.
Воздух слышу,–
расходятся волны его,
груз фраз на спину взвалив.
Перекидываются словомолниево
Москва
и Гудзонов залив.
Москва.
«Всем! Всем! Всем!
Да здравствует коммунистическая партия!
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Эй!»
Чикаго.
«Всем! Всем! Всем!
Джимми Долларс предлагает партию
откормленнейших свиней!»
Ловлю долетающее сюда извне.
В окружающее вросся.
Долетит –
и я начинаю звенеть и звенеть
антеннами глаза,
глотки,
носа.
Сегодня я добился своего. Во вселенной совершилось
наиневероятнейшее превращение.
Пространств мировых одоления ради,
охвата ради веков дистанций
я сделался вроде
огромнейшей радиостанции.
С течением времени с земли стали замечать мое
сооружение. Земля ошеломилась. Пошли целить телескопы.
Книгa за книгой, за статьей статья. Политехнический музей
взрывался непрекращающимися диспутами. Я хватал на
лету радио важнейших мнений. Сводка:
Те, кто не видят дальше аршина,
просто не верят;
«Какая такая машина??»
Поэты утверждают:
«Новый выпуск «истов»,
просто направление такое
новое –
унанимистов».
Мистики пишут:
«Логос,
Это всемогущество. От господа бога-с».
П. С. Коган:
«Ну, что вы, право,
это
просто символизируется посмертная слава».
Марксисты всесторонне обсудили диво.
Решили:
«Это
олицетворенная мощь коллектива».
А.
В. Луначарский:
«Это он о космосе!»
Я не выдержал, наклонился и гаркнул на всю землю:
– Бросьте вы там, которые о космосе!
Что космос?
Космос далеко-с, мусью-с!
То, что я сделал,
это
и есть называемое «социалистическим поэтом».
Выше Эйфелей,
выше гор
– кепка, старое небо дырь! –
стою,
будущих былин Святогор
богатырь.
Чтоб поэт перерос веков сроки,
чтоб поэт
человечеством полководить мог,
со всей вселенной впитывай соки
корнями вросших в землю ног.
Товарищи!
У кого лет сто свободных есть,
можете повторно мой опыт произвесть.
А захотелось на землю
вниз –
возьми и втянись.
Практическая польза моего изобретения:
при таких условиях
древние греки
свободно разгуливали б в тридцатом веке.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Простите, товарищ Маяковский. Вот вы всё время
орете – «социалистическое искусство, социалистическое
искусство». А в стихах – «я», «я» и «я». Я радио,
я башня, я то, я другое. В чем дело?
Для малограмотных
Пролеткультцы не говорят
ни про «я»,
ни про личность.
«Я»
для пролеткультца
все равно что неприличность.
И чтоб психология
была
«коллективной», чем у футуриста,
вместо «я-с-то»
говорят
«мы-с-то».
А по-моему,
если говорить мелкие вещи,
сколько ни заменяй «Я»-«Мы»,
не вылезешь из лирической ямы.
А я говорю
«Я»,
и это «Я»
вот,
балагуря,
прыгая по словам легко,
с прошлых
многовековых высот,
озирает высоты грядущих веков.
Если мир
подо мной
муравейника менее,
то куда ж тут, товарищи; различать местоимения?!
Теперь сама поэма
Напомню факты. Раскрутив шею, я остановился на ка-
ких-то тысячных метрах.
Подо мной земля –
капля из-под микроскопа:
загогулина и палочка, палочка и загогулина...
Европа лежит грудой раскопок,
гулом пушек обложенная огульно.
Понятно,
видишь только самые общие пятна.
Вот
она,
Россия,
моя любимая страна.
Красная,
только что из революции горнила.
Рабочей
чудовищной силой
ворочало ее и гранило.
Только еле
остатки нэпа ржавчиной чернели.
А это Польша,
из лоскуточков ссучена.
Тут тебе сразу вся палитра.
Склей такую!
Потратила пилсудчина
слюны одной тысячу литров.
Чувствуешь –
зацепить бы за лоскуточек вам,
и это
все
разлезется по швам.
Германия –
кратера огнедышащий зной.
Камня,
пепла словесное сеянье.
Лава –
то застынет соглашательской желтизной,
то, красная,
дрожит революции землетрясением.
Дальше.
Мрак.
Франция.
Сплошной мильерановский фрак.
Черный-черный.
Прямо синий.
Только сорочка блестит –
как блик на маслине.
Чем дальше – тем чернее.
Чем дальше – тем мрачнее.
Чем дальше – тем ночнее.
И на горизонте,
где Америка,
небо кроя,
сплошная чернотища выметалась икрою.
Иногда лишь
черноты горы
взрывались звездой света –
то из Индии,
то из Ангоры,
то из Венгерской республики Советов.
Когда же
сворачивался лучей веер,
день мерк –
какой расфееривался фейерверк!
Куда ни нагнись ты –
огнисто.
Даже ночью, даже с неба узнаю РСФСР.
Мало-помалу,
еле-еле,
но вместе с тем неуклонно,
неодолимо вместе с тем
подо мной
развертываются
огней параллели –
это Россия железнодорожит темь.
А там вон
в линиях огни поредели,
в кучи сбились,
горят тангово.
Это значит –
Париж открывает борделя
или еще какая из животоварных торговок.
Собрать бы молнии
да отсюда
в золотооконный
в этот самый
в Мулен
в Руж...
Да разве попрешь?
Исторические законы!
Я марксист,
разумеется, не попру ж!
Если б вы знали,
с какой болью
ограничиваюсь свидетельской ролью.
Потушить антенны глаз. Настроить на 400 000 верст
антенны слуха!
Сначала
– молодое рвение –
радостно принимал малейшее веянье.
Ловлю перелеты букв-пуль.
Складываю.
Расшифровываю,
волнуясь и дрожа.
И вдруг:
«Ллойд-Джордж зовет в Ливерпуль.
На конференцию,
Пажа-пажа!!»
Следующая.
Благой мат.
Не радио,
а Третьяков в своем «Рыде»:
«Чего не едете?
Эй, вы,
дипломат!
Послезавтра.
Обязательно!
В Мадриде!»
До чего мне этот старик осточертел!
Тысячное радио.
Несколько слов:
«Ллойд-Джордж.
Болезнь.
Надуло лоб.
Отставка.
Вызвал послов.
Конференция!»
Конотоп!
Черпнешь из другой воздушной волны.
Волны
другой чепухой полны.
«Берлину
Париж:
Гони монету!»
«Парижу
Берлин:
Монет нету!»
«Берлину.
У аппарата Фош.
Платите! –
а то зазвените».
«Парижу.
Что ж,
заплатим,
извините».
И это в конце каждого месяца.
От этого
даже Аполлон Бельведерский взбесится.
А так как
я
человек, а не мрамор,
то это
меня
извело прямо.
Я вам не в курзале под вечер летний,
чтоб слушать
эти
радиосплетни.
Завинчусь.
Не будет нового покамест –
затянусь облаками-с.
Очень оригинальное ощущение. Головой провинтил
облака и тучи. Земли не видно. Не видишь даже
собственные плечи. Только небо. Только облака.
Да в облаках моя головища.
Мореет тучами.
Облаком застит.
И я
на этом самом
на море
горой-головой плыву головастить –
второй какой-то брат черноморий.
Эскадры
верблюдокорабледраконьи.
Плывут.
Иззолочены солнечным Крезом.
И встретясь с фантазией ультра-Маркони,
об лоб разбиваемы облакорезом.
Громище.
Закатится
с тучи
по скату,
над ухом
грохотом расчересчурясь.
Втыкаю в уши облака вату,
стою в тишине, на молнии щурясь.
И дальше
летит
эта самая Лета;
не злобствуя дни текут и не больствуя,
а это
для человека
большое удовольствие.
Стою спокойный. Без единой думы. Тысячесилием воли
сдерживаю антенны. Не гудеть!
Лишь на извивах подсознательных,
проселков окольней,
полумысль о культуре проходящих поколений:
раньше
аэро
шуршали о голени,
а теперь
уже шуршат о колени.
Так
дни
текли и текли в покое.
Дни дотекли.
И однажды
расперегрянуло такое,
что я
затрясся антенной каждой.
Колонны ног,
не колонны – стебли.
Так эти самые ноги колеблет.
В небо,
в эту облакову няньку,
сквозь земной
непрекращающийся зуд,
все законы природы вывернув наизнанку,
в небо
с земли разразили грозу.
Уши –
просто рушит.
Радиосмерч.
«Париж...
Согласно Версальскому
Пуанкаре да Ллойд...»
«Вена.
Долой!»
«Париж.
Фош.
Врешь, бош.
Берегись, унтер...»
«Berlin.
Runter!» (*)
«Вашингтон.
Закрыть Европе кредит.
Предлагаем должникам торопиться со взносом».
«Москва.
А ну!
Иди!
Сунься носом».
За радио радио в воздухе пляшет.
Воздух
в сплошном
и грозобуквом ералаше.
Что это! Скорее! Скорее! Увидеть. Раскидываю тучи.
Ладонь ко лбу. Глаза укрепил над самой землей. Вчера
еще закандаленная границами, лежала здесь Россия
одиноким красным оазисом. Пол-Европы горит сегодня.
Прорывает огонь границы географии России. А с запада
на приветствия огненных рук огнеплещет германский пожар.
От красного тела России, от красного тела Германии
огненными руками отделились колонны пролетариата.
И у Данцига –
пальцами армий,
пальцами танков,
пальцами Фоккеров
одна другой руку жала.
И под пальцами
было чуть-чуть мокро
там,
где пилсудчина коридорами лежала.-
Влились. Сплошное огневище подо мной. Сжалось. На-
пряглось. Разорвалось звездой.
х х х х х
Надрывающиеся вопли:
«Караул!
Стой!»
А это
разливается пятиконечной звездой
в пять частей оторопевшего света.
Вот
один звездозуб,
острый,
узкий,
врезывается в край земли французской.
Чернота старается.
Потушить бы,
поймать.
А у самих
в тылу
разгорается кайма.
Никогда эффектнее не видал ничего я!
Кайму протягивает острие лучевое.
Не поможет!
Бросьте назад дуть.
Красное и красное – слилось как ртуть.
Сквозь Францию
дальше,
безудержный,
грозный,
вгрызывается зубец краснозвездный.
Ору, восторженный:
– Не тщитесь!
Ныне
революции не залить.
Склонись перед нею! –
А луч
взбирается на скат Апенниньий.
А луч
рассвечивается по Пиренею.
Сметая норвежских границ следы,
по северу
рвется красная буря.
Здесь
луч второй прожигает льды,
до полюса снега опурпуря.
Поезда чище
лился Сибирью третий лучище.
Красный поток его
уже почти докатился до Токио.
Четвертого лучища жар
вонзил в юго-восток зубец свой длинный,
и уже
какой-то
поджаренный раджа
лучом
с Гималаев
сбит в долины.
Будто проверяя
– хорошо остра ли я,–
в Австралию звезда.
Загорелась Австралия.
Правее – пятый.
Атакует такой же.
Играет красным у негров по коже.
Прошел по Сахаре,
по желтому клину,
сиянье
до южного полюса кинул.
Размахивая громадными руками, то зажигая, то туша
глаза, сетью уха вылавливая каждое слово, я весь
изработался в неодолимой воле – победить. Я облаками
маскировал наши колонны.
Маяками глаз указывал места
легчайшего штурма. Путаю вражьи радио. Все ливни,
все лавы, все молнии мира – охапкою собираю, обрушиваю
на черные головы врагов. Мы победим. Мы не хотим,
мы неможем не победить. Только Америка осталась.
Перегибаюсь. Сею тревогу.
Дрожит Америка:
революции демон
вступает в Атлантическое лоно...
Впрочем,
сейчас это не моя тема,
это уже описано
в интереснейшей поэме «Сто пятьдесят миллионов».
Кто прочтет ее, узнает, как победили мы. Отсылаю инте-
ресующнхся к этой истории. А сам
замер:
смотрю,
любуюсь,
и я
вижу:
вся земная масса,
сплошь подмятая под краснозвездные острия,
красная,
сияет вторым Марсом.
Видением лет пролетевших взволнован,
устав
восторгаться в победном раже,
я
голову
в небо заправил снова
и снова
стал
у веков на страже.
Я видел революции,
видел войны.
Мне
и голодный надоел человек.
Хоть раз бы увидеть,
что вот,
спокойный,
живет человек меж веселий и нег.
Радуюсь просторам,
радуюсь тишине,
радуюсь облачным нивам.
Рот
простор разжиженный пьет.
И только
иногда
вычесываю лениво
в волоса запутавшееся
звездное репье.
Словно
стекло
время,–
текло, не текло оно,
не знаю,–
вероятно, текло.
И, наконец, через какое-то время –
тучи в клочики,
в клочочки-клочишки.
Исчезло все
до последнего
бледного
облачишка.
Смотрю на землю, восторженно поулыбливаясь.
На всем
вокруг
ни черного очень,
ни красного,
но и ни белого не было.
Земшар
сияньем сплошным раззолочен,
и небо
над шаром
раззолотонебело.
Где раньше
река
водищу гоняла,
лила наводнения,
буйна,
гола,–
теперь
геометрия строгих каналов
мрамору в русла спокойно легла.
Где пыль
вздымалась,
ветрами дуема,
Сахары охрились, жаром леня,–
росли
из земного
из каждого дюйма,
строения и зеленя.
Глаз –
восторженный над феерией рей!
Реальнейшая
подо мною
вон она –
жизнь,
мечтаемая от дней Фурье,
Роберта Оуэна и Сен-Симона.
Маяковский!
Опять человеком будь!
Силой мысли,
нервов,
жил
я,
как стоверстную подзорную трубу,
тихо шеищу сложил.
Небылицей покажется кое-кому.
А я,
в середине XXI века,
на Земле,
среди Федерации Коммун –
гражданин Зефека.
Самое интересное, конечно, начинается отсюда. Едва
ли кто-нибудь из вас точно знает события конца XXI века.
А я знаю. Именно это и описывается в моей третьей
части.
1922
*«Berlin. Runter!» – «Берлин. Долой!» (нем.).10 удивительных фактов о деятелях культуры
Факт 1. Грибоедов — музыкант
Если бы не дуэль с декабристом Александром Якубовичем, автора пьесы «Горе от ума» Александра Грибоедова, возможно, ждала бы блестящая карьера музыканта. Вундеркинд и полиглот действительно был виртуозным пианистом и замечательным композитором. Однако в 1817 году он повредил руку на дуэли. Данные о травме противоречивы, но очевидно одно: исполнять после этого музыку на том же уровне Грибоедов уже не мог. Зато спустя несколько лет он начал писать знаменитую сатирическую комедию в стихах.
Портал «Культура.РФ» предлагает посмотреть вышедший на экраны в 1977 году телеспектакль «Горе от ума», снятый на сцене Малого театра, где Чацкого играл Виталий Соломин.
Факт 2. Чехов — любитель такс
Еще один разносторонний русский писатель Антон Чехов настолько любил такс, что своих питомцев звал по имени и отчеству: Бром Исаевич и Хина Марковна. Будучи практикующим врачом, клички собакам он дал по названиям самых популярных в то время лекарств.
Кстати, о знаменитых любителях собак и кошек среди отечественных литераторов можно прочитать также на портале «Культура.РФ».
Факт 3. Бунин сбежал от Репина из-за мяса
Выдающийся художник Илья Репин не смог написать портрет будущего лауреата Нобелевской премии по литературе Ивана Бунина из-за того, что был вегетарианцем. Репин не ел мяса по настоянию своей гражданской жены Натальи Нордман, и гостям в его доме приходилось довольствоваться исключительно растительными блюдами, включая суп из сена. Гурман Иван Бунин не вынес такой перспективы и попросту сбежал в Петербург.
Почитать произведения Бунина и полистать другие книги, оцифрованные в рамках национального проекта «Культура», можно на сайте Национальной электронной библиотеки.
Факт 4. Шостакович — пожарный
Композитор Дмитрий Шостакович в годы Великой Отечественной войны стал бойцом добровольной пожарной команды и гасил — в том числе на крыше консерватории — немецкие зажигательные бомбы. В 1942 году журнал Time поместил на обложку изображение музыканта в пожарной каске на фоне горящего Ленинграда.
На сайте Московской филармонии можно послушать произведения Шостаковича и других выдающихся композиторов. Это стало возможным благодаря прямым трансляциям из лучших концертных залов страны, организованным в рамках проекта «Виртуальный концертный зал» — части национального проекта «Культура».
Факт 5. Брезгливый Маяковский
Поэт Владимир Маяковский был известен современникам почти болезненной брезгливостью. По воспоминаниям музы литератора Лили Брик, он всегда носил в кармане алюминиевую мыльницу и постоянно мыл руки, никому не позволял прикасаться к его бокалу и даже возил с собой личные столовые приборы в кожаном футляре.
Узнать больше о предметах быта, привычках и произведениях поэта сейчас можно онлайн на сайте Музея В.В. Маяковского.
Факт 6. Шарфы и платья от Гоголя
Николай Гоголь не только был большим модником, но и обладал способностями к рукоделию. Писатель вязал на спицах шарфы, кроил занавески и платья сестрам, ткал пояса, шил себе шейные платки и яркие жилеты.
Подробнее о том, чем любил занимать досуг автор «Мертвых душ», вы узнаете в разделе «Литература» на портале «Культура.РФ».
Факт 7. Валентин Серов по прозвищу Антон
Художника Валентина Серова друзья и родные звали Антоном. Это прозвище он получил еще в детстве, когда родители ласково звали сына Валентошей или просто Тошей. Позже в семье купцов Мамонтовых, чья дочь Вера стала моделью для знаменитой «Девочки с персиками», Тоша превратился в Антошу. Илья Репин, с которым Серов жил летом в Абрамцеве у Мамонтовых, письма уже взрослому другу начинал обращением «Антон, Антон!».
Фотоальбом нашумевшей выставки Серова Третьяковская галерея как раз выложила в Сеть.
Факт 8. Прокофьев — шахматист
Дирижер, пианист и композитор Сергей Прокофьев, уже в девять лет написавший первую оперу, был не только музыкальным вундеркиндом, но и шахматным. Однажды он играл партию со вторым чемпионом мира по шахматам Эмануэлем Ласкером и добился ничьей. При этом у композитора возникали интересные идеи. Так, он придумал «девятерные» шахматы — доску, на которой играют сразу девятью комплектами фигур.
Симфоническую сказку Прокофьева «Петя и волк» под управлением Валерия Гергиева можно послушать на онлайн-канале Мариинского театра.
Факт 9. Бородин — химик
Композитор Александр Бородин, сочинивший оперу «Князь Игорь», не только самоучка в музыке. Он также успешно занимался медициной и химией. Бородин получил степень доктора медицины в 1858 году, был профессором Медико-хирургической академии, почетным членом Общества русских врачей, а также одним из основателей Русского химического общества, написал более 40 работ по химии. Его именем даже назвали химическую реакцию, которую он первым исследовал.
Трансляцию «Князя Игоря» в постановке Юрия Любимова ищите на YouTube-канале Большого театра.
Факт 10. Плисецкая — за ЦСКА
«Лебедь русского балета», прима Большого Майя Плисецкая обожала футбол. Грациозная и волевая Майя Михайловна была рьяной болельщицей ЦСКА. Символично, что накануне своей смерти балерина вместе с мужем — композитором Родионом Щедриным — побывала на футбольном стадионе в Мюнхене.
Подборку балетов с Плисецкой легко найти в разделе «Театры» портала «Культура.РФ».
Замуж за Маяковского. Список тех, кто отказался
Текст: www.culture.ru
Коллаж ГодЛитературы.РФ
«Будет любовь или нет? Какая — большая или крошечная?» — этот вопрос Владимир Маяковский задавал себе в жизни несколько раз.
Его романы развивались стремительно, одни длились пару месяцев, другие — больше десяти лет, но ни один из них не привел к браку. Вспоминаем муз поэта.СОФЬЯ ШАМАРДИНА. «СОНКА — ЧЛЕН ГОРСОВЕТА»
Софья Шамардина, «первая артистка-футуристка», как звали ее современники, была знаменитостью в литературных кругах Петербурга. Она водила на цепи ручного волка и выступала в футуристических концертах под именем Эсклармонды Орлеанской. Игорь Северянин сделал ее героиней автобиографии «Колокола собора чувств».
Маяковского и Шамардину познакомил Корней Чуковский в 1913 году. Между поэтом и артисткой вспыхнул бурный роман. Шамардина участвовала в постановке спектакля по пьесе «Владимир Маяковский» и помогала организовать знаменитое турне футуристов в 1913–1914 годах по городам России.
«Ехали на извозчике. Небо было хмурое. Только изредка вдруг блеснет звезда. И вот тут же, в извозчичьей пролетке, стало слагаться стихотворение: «Послушайте, ведь если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно?.. Значит, это необходимо, чтоб каждый вечер над крышами зажигалась хоть одна звезда?»
…Держал мою руку в своем кармане и наговаривал о звездах. Потом говорит: «Получаются стихи. Только не похоже это на меня. О звездах! Это не очень сентиментально? А все-таки напишу. А печатать, может быть, не буду».
Софья Шамардина
После разрыва с Маяковским Софья Шамардина вышла замуж за народного комиссара по военным делам Иосифа Адамовича. В 1923-м она стала партийным работником, над чем Маяковский посмеивался: «Сонка — член горсовета!» Он сожалел, что она изменила своему эксцентричному футуристическому облику: «Одеваешься под Крупскую».
МАРИЯ ДЕНИСОВА. «ПОЖАР СЕРДЦА»
С Марией Денисовой Владимир Маяковский встретился в Одессе в 1914 году — во время турне футуристов. В тот вечер проходил поэтический вечер в Русском театре.
Поэт Василий Каменский первым заметил «совершенно необыкновенную девушку: высокую, стройную, с замечательными сияющими глазами, словом, настоящую красавицу». В первый же день знакомства Маяковский и Мария Денисова гуляли до самой ночи. Василий Каменский вспоминал, что поэт вернулся «улыбающийся, рассеянный необычайно, совсем на себя непохожий».
Они проводили вместе много времени, но на предложение руки и сердца Денисова ответила отказом. Зато родилась поэма «Облако в штанах», а Денисова стала ее лирической героиней.
Вы думаете, это бредит малярия?Это было,
было в Одессе.
«Приду в четыре», — сказала Мария.
Восемь.
Девять.
Десять.
Отрывок из поэмы «Облако в штанах»
Поэт вернулся в Москву, а Мария Денисова вскоре вышла замуж. В годы Гражданской войны Денисова вступила в брак во второй раз — с революционером Ефимом Щаденко. Она создавала агитплакаты, оформляла агитпоезда, сама участвовала в боях и получила ранение. После войны Мария Денисова-Щаденко ваяла скульптуры, ее работы участвовали в международных европейских выставках. Но ее муж всячески противился творческому увлечению. Денисова писала Маяковскому: «Уйти нужно — работать не дает. Домострой. Эгоизм. Тирания».
Поэт часто помогал Денисовой, они продолжали переписываться, иногда виделись. В середине 20-х годов Мария Денисова изваяла гипсовый бюст своего «остроугольного друга», как она называла Маяковского.
Мама!Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
У него пожар сердца.
Скажите сестрам, Люде и Оле, —
ему уже некуда деться.
Отрывок из поэмы «Облако в штанах»
ЛИЛЯ БРИК. «Л.Ю.Б.»
«Июль 915-го года. Знакомлюсь с Л.Ю. и О.М. Бриками» — так внес Владимир Маяковский в свою автобиографию «радостнейшую дату». Прочитанную в этот день в гостях у Бриков поэму «Облако в штанах» Маяковский подписал: «Тебе, Лиля». Посвящения следующих книг станут еще лаконичнее: «Л.Ю.Б.».
В 1918 году Маяковский и Лиля Брик вдвоем снялись в картине «Закованная фильмой» по сценарию поэта. В этот период Лиля Брик рассказала мужу о своих чувствах: «Все мы решили никогда не расставаться и прожили жизнь близкими друзьями. Я любила, люблю и буду любить Осю больше, чем брата, больше, чем мужа, больше, чем сына. Про такую любовь я не читала ни в каких стихах. Эта любовь не мешала моей любви к Володе». После съемок кинокартины Маяковский переехал к Брикам. О Лиле поэт рассказывал в стихах — в поэмах «Флейта-позвоночник» и «Люблю», в послании «Лиличке».
Не смоют любовьни ссоры,
ни версты.
Продумана,
выверена,
проверена.
Подъемля торжественно стих строкоперстый,
клянусь —
люблю
неизменно и верно!
Отрывок из поэмы «Люблю»
В конце 1922 года они прервали общение на два месяца, чтобы пережить наступивший в отношениях кризис. Но Маяковский караулил Лилю Брик в парадных, передавал ей письма, цветы и книги. В этот период он создал поэму «Про это».
«Я люблю, люблю, несмотря ни на что и благодаря всему, любил, люблю и буду любить, будешь ли ты груба со мной или ласкова, моя или чужая. Все равно люблю. Аминь. Смешно об этом писать, ты сама это знаешь».
Владимир МаяковскийСпустя два года произошел окончательный разрыв, о чем Владимир Маяковский сказал: «Я теперь свободен от любви и от плакатов». Он уехал на гастроли во Францию, потом — в Мексику и США.
Их последняя встреча состоялась за несколько месяцев до смерти поэта, когда Брики уезжали в Европу. Весь его архив отошел им по завещанию. Лиля занималась изданием сочинений Маяковского. Она же отправила письмо Сталину, когда тираж отказались печатать.
«Маяковский был и остается лучшим и талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и к его произведениям — преступление. Жалобы Брик, по-моему, правильны». Отрывок из письма Иосифа Сталина Николаю Ежову
До конца жизни Лиля Брик носила на цепочке подаренное Маяковским кольцо с гравировкой ее инициалов — «Л.Ю.Б.», которые складывались в бесконечное «Л.Ю.Б.Л.Ю.».
ЕЛИЗАВЕТА ЗИБЕРТ. «МИЛАЯ ЭЛЛИ»
Поездка в Америку стала самым длительным заграничным путешествием Владимира Маяковского: три месяца он выступал в США со стихами и докладами. Здесь художник Давид Бурлюк познакомил его с Элли Джонс (Елизаветой Зиберт), эмигранткой из России. Она стала переводчицей поэта, который не знал английского языка. Маяковский и Джонс вдвоем появлялись на официальных приемах, на встречах с журналистами и издателями. Они много гуляли по городу. После посещения Бруклинского моста Владимир Маяковский создал одноименное стихотворение.
Поэт нарисовал несколько портретов Элли Джонс, говорил, что пишет стихотворение об их любви. На что она ответила ему: «Давай сохраним наши чувства только для нас». Они почти не расставались — до того октябрьского дня, когда Элли Джонс проводила поэта на корабль.
Вернувшись в свою квартиру, она увидела, что ее кровать усыпана незабудками. На цветы Маяковский потратил последние деньги.
В 1926-м Элли Джонс родила дочь — Хелен Патрисию Томпсон (Елену Маяковскую). Владимир Маяковский видел ее только один раз, в 1928 году, когда они с Джонс встретились в Ницце. Фотография дочери потом хранилась в кабинете поэта, в его московской комнате.
«Две милые мои Элли. Я по вам уже соскучился. Мечтаю приехать к вам. Напишите, пожалуйста, быстро-быстро. Целую вам все восемь лап…» Из письма Владимира Маяковского к Элли Джонс и дочери
НАТАЛЬЯ БРЮХАНЕНКО. «ТОВАРИЩ-ДЕВУШКА»
Наталья Брюханенко познакомилась с Владимиром Маяковским, когда ей было 20 лет, а ему — 33. После первого свидания они не виделись год, и только в 1926 году столкнулись там же, где и в первый раз, — в библиотеке Госиздата. И с тех пор стали практически неразлучны.
Друзьям Маяковский представлял ее: «Мой товарищ-девушка». Поэт был галантен и внимателен, обращался к своей «Наталочке» на «Вы». Он всегда приходил вовремя и сдерживал обещания, того же требовал и от нее. Чтобы Наталья Брюханенко не опаздывала на свидание, Маяковский подарил ей часы. И подписал для нее книгу:
Наталочке АлександровнеГулять
встречаться
есть и пить
Давай
держись минуты сказанной.
Друг друга
можно не любить
но аккуратным быть
обязаны.
Ее тоже заставил подписаться: «Согласна. Н. Брюханенко. 11/VII–27».
В 1927 году они отдыхали в Ялте. Каждое утро Маяковский работал, здесь поэт закончил поэму «Хорошо!». После обеда они готовились к ежедневным поэтическим выступлениям: «Темы разговора были: против есенинщины, против мещанства, против пошлятины, черемух и лун.
За настоящие стихи, за новый быт». В день именин Натальи Брюхановой Маяковский подарил ей огромный букет роз, а потом начал покупать подарки и цветы во всех магазинчиках по дороге: «Один букет — это мелочь. Мне хочется, чтоб вы вспоминали, как вам подарили не один букет, а один киоск роз и весь одеколон города Ялты!»
В 1928 году поэт признался Наталье Брюханенко, что любит Лилю:
«Хотите — буду вас любить на втором месте?»Но девушка от «второго места» отказалась, и роман вскоре угас. Однако они продолжали ходить на поэтические вечера, в театры и на концерты, Наталья Брюханенко часто заглядывала к новым друзьям — Брикам. За четыре дня до самоубийства Маяковского Брюханенко приходила к нему в гости в Гендриков переулок и помогала править рукописи.
ТАТЬЯНА ЯКОВЛЕВА. «ТЫ ОДНА МНЕ РОСТОМ ВРОВЕНЬ»
Татьяна Яковлева эмигрировала в Париж в 1925 году. Она работала манекенщицей в доме моды Кристиана Диора и снималась для рекламных плакатов. Когда в 1928 году в столицу Франции приехал Владимир Маяковский, то сестра Лили Брик, Эльза Триоле, познакомила его с Яковлевой. В первый же вечер знакомства Маяковский провожал ее до дома. Когда в холодном такси она начала кашлять, поэт снял свое пальто и укрыл ее. Яковлева писала об этом вечере: «С этого момента я почувствовала к себе такую нежность и бережность, не ответить на которую было невозможно».
Они гуляли каждый день. Художник Василий Шухаев вспоминал, что Яковлева и Маяковский были «замечательной парой», на них часто засматривались прохожие.
Она стала лирической героиней двух стихотворений — «Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви» и «Татьяне Яковлевой».
Последнее он прочитал на своем поэтическом вечере.
Ты одна мнеростом вровень,
стань же рядом
с бровью брови,
дай
про этот
важный вечер
рассказать
по-человечьи.
Отрывок из стихотворения «Татьяне Яковлевой»
Яковлевой не понравилась подобная огласка их отношений, публиковать произведение она не позволила. Перед отъездом в Москву Маяковский сделал ей предложение — выйти за него замуж, вместе вернуться в СССР. Но девушка не согласилась, и поэт уехал один. Перед отъездом он заключил контракт с парижской цветочной фирмой, и Татьяна Яковлева долгие годы получала по воскресеньям букеты цветов.
И теперь то ли первый снег,
То ли дождь на стекле полосками,
В дверь стучится к ней человек,
Он с цветами: «От Маяковского».
Стук рассыльный как всякий стук.
Но нелепо, нежданно, странно:
Маяковский — и астры вдруг.
Маяковский — и вдруг тюльпаны.
Маяковский — и розы чайные…
Что в них — нежность или отчаянье?
<…>
А потом этой смерти бред…
Застрелился. Весна московская.
Маяковского — больше нет.
А букеты — от Маяковского.
Аркадий Рывлин, отрывок из поэмы «Цветы от Маяковского»
ВЕРОНИКА ПОЛОНСКАЯ. «НЕВЕСТОЧКА»
В 1928 году Лиля Брик с режиссером Владимиром Жемчужным снимали фильм «Стеклянный глаз». Эта картина стала дебютной для актрисы Вероники Полонской, она играла главную роль. Вскоре Осип Брик пригласил ее на бега, где состоялось знакомство с Владимиром Маяковским. Полонская потом писала: «Когда он стал читать мне свои стихи, я была потрясена. Читал он прекрасно, у него был настоящий актерский дар. Помню хорошо, как он читал «Левый марш», раннюю лирику».
Двадцатилетняя Вероника Полонская во время знакомства с поэтом уже состояла в браке с актером Михаилом Яншиным. И сама Полонская, и современники поэта описывали их роман как одновременно страстный и мучительный. Поэт требовал, чтобы актриса немедленно развелась с мужем. Он вступил в писательский кооператив: хотел переехать с будущей женой в собственную квартиру.
«Он очень обижался на меня за то, что я никогда не называла его по имени. <…> Владимир Владимирович смеялся надо мной, утверждая, что я зову его «никак». <…> Говорил, что, несмотря на нашу близость, он относится ко мне как к невесте. После этого он иногда называл меня невесточкой». Вероника Полонская
14 апреля 1930 года они приехали к Маяковскому на Лубянку. Вероника Полонская вспоминала:
«Я просила его не тревожиться из-за меня, сказала, что буду его женой. Я это тогда твердо решила. Но нужно, сказала я, обдумать, как лучше, тактичнее поступить с Яншиным». Маяковский просил ее не ходить на репетицию, бросить театр, остаться с ним. Полонская же спешила к Владимиру Немировичу-Данченко, он не любил, когда актеры опаздывали. Только дойдя до парадной лестницы, актриса услышала выстрел. Она побежала обратно в комнату и увидела, что Маяковский выстрелил себе в грудь. Карета скорой помощи приехала слишком поздно.
В своей предсмертной записке он оставил такие слова:
«Товарищ правительство, моя семья — это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. Если ты устроишь им сносную жизнь — спасибо».Ссылки по теме:
Сын Есенина, дочь Маяковского, 07.04.2016
Маяковский и революция, 18.02.2016
«Послушайте!», 19.07.2015
123 Маяковский,
Маяковское кино
День и ночь Маяковского, 11.07.2016
Пастернак и Маяковский для детей, 26.05.2016
Маяковское кино, 20.01.2016
Москвичи выбирают детские стихи Маяковского, 22.
07.2016
Источник www.culture.ru
Быть Владимиром Маяковским
19 июля — день рождения поэта, драматурга, киносценариста, актера и режиссера Владимира Маяковского (1893–1930).
В электронном каталоге Библиотеки имени Н.А. Некрасова и в «Электронекрасовке» можно найти и заказать разные произведения Маяковского, а также работы исследователей его творчества.
Мы решили почитать в этот день воспоминания его родных и друзей, чтобы составить неакадемический портрет автора.
Галерея
Конец Галереи
Не очень любил слушать сказки
Сказки его занимали недолго — он просил прочесть что-нибудь «правдушное». Особенно любил Володя стихи. Те, что ему нравились, он просил прочесть два-три раза, запоминал с моих слов и хорошо, выразительно читал наизусть. Я ему говорила:
— Володя, когда ты научишься читать, тогда не нужно будет просить кого-нибудь — будешь читать сам, сколько захочешь.
(Александра Павленко — мать Маяковского)
Любил бросать камни в реку левой рукой
В семь часов на балконе пили чай, и у взрослых начиналась трудовая жизнь. А Оля и Володя придумывали какие-нибудь развлечения или уходили к речке. Там Володя бросал камни в воду и обычно говорил:
— Я левой рукой бросаю, а они дальше летят…
В раннем детстве он больше владел левой рукой, а когда подрос — одинаково правой и левой.
(Александра Павленко — мать Маяковского)
Любил маяки и когда его называли «Володя Маяк»
Приняли нас в Сухуме очень хорошо. Мы много гуляли, осматривали город.
Володю заинтересовал маяк. Ему объяснили устройство и назначение маяка: он далеко светит и указывает путь морякам. Володя поднялся наверх и сказал Оле:
— Жаль, что я не залез один и не посмотрел вниз, какой ты была бы маленькой.
Маяк произвел на Володю такое сильное впечатление, что впоследствии, став поэтом, он написал для детей книжку «Эта книжечка моя про моря и про маяк».
В конце книжки он обращается к детям со словами:
— Дети,
будьте, как маяк!
Всем,
кто ночью плыть не могут,
освещай огнем дорогу.
Сам он с детства мечтал жить так, чтобы своими делами освещать людям путь к светлому будущему.
Ему было приятно, когда школьные товарищи, сокращая фамилию, называли его «Володя Маяк».
(Александра Павленко — мать Маяковского)
Не хотел, чтобы мама слушала, как его ругают
При царской власти, в буржуазное время, стихи его если и печатали, то строки о приближающейся революции заменяли точками.
В это время Володя много ездил по городам России, выступал с чтением своих стихов и делал доклады на литературных вечерах. Особенно много выступал он в Москве, но я на этих вечерах не бывала. На них бывали его сестры.
Володя говорил:
— Мамочка, я не хочу, чтобы вы бывали на вечерах, где меня ругают и нападают на меня. Вам будет неприятно, и вы будете волноваться.
Но на некоторые вечера он приглашал меня. И, слушая его выступления, я видела и чувствовала, что ему словно хотелось охватить своим взглядом весь земной шар, жизнь всего человечества, страдающего от насилия и несправедливости.
(Александра Павленко — мать Маяковского)
Не любил обсуждать чужие стихи, а политику — любил
Мои приятели и я сам, все мы тогда, как это бывает в юношескую пору, увлекались писанием стихов. Наши лирико-романтические излияния были полны весьма наивного подражания символистам — Брюсову, Белому, отчасти Бальмонту. Мы постоянно читали свои стихи друг другу, обсуждали их.
Володя всегда держался в стороне и от писания стихов, и от критики. Он относился ко всему этому очень неодобрительно, и наши стихи явно вызывали у него какую-то внутреннюю оппозицию и неприязнь. К разговорам, которые велись в его присутствии, он проявлял острый интерес только тогда, когда они касались общественно-политических тем и событий.
(Сергей Медведев — химик, академик, школьный приятель Маяковского)
Первый «политический разговор» с Маяковским о столе Горького
Я ему рассказал, что Горький — самый обыкновенный и простой человек в личной жизни и что и квартирная обстановка у него проще, чем у других, но различие состоит в том, что квартира Горького того времени — это настоящий революционный штаб, куда поминутно приходили видные революционеры… Особенно сильное впечатление произвело на Володю мое сообщение о том, что на квартире Горького всегда в столовой был накрыт стол и поминутно приходили люди (конечно, все они имели отношение к революции), которые без приглашения проходили в столовую и, пообедав, беседовали с Горьким на разные темы революционного характера.
<…>
Это был первый большой политический разговор с маленьким Володей. Он был искренним, чутким и трогательным товарищем, таким и остался до конца жизни.
(Исидор Морчадзе — революционер, один из организаторов побега 13 политкаторжанок в 1909 году из Новинской женской тюрьмы)
Мог всех рассмешить, не любил дураков, часто спорил
Вообще Маяковский был всегда зачинщиком. В перерывах вокруг него собирались ученики. Шутник был страшный, всегда жизнерадостный, острит, рассмешит всех. Отношения с товарищами у него были изумительные, но дамочек, вертящихся около искусства, он недолюбливал: мешают они серьезно заниматься. Дураков тоже не любил. Помню, был такой ученик: богатенький, а с рисунком у него ничего не получалось. Маяковский про него и говорит:
— Какой из него выйдет художник?! По ногам видно, что в душе он портной.
Настроение в студии было революционное. Училось человек пять студентов из Университета. Часто бывали споры. Маяковский здорово их крыл.
Говорили о революции 1905 года, о народном движении. Маяковский тогда был уверен, что непременно будет революция.
(Петр Келин — русский живописец)
Считал, что живущий в раю Адам тоже должен работать
Из ученической жизни Маяковского помню следующий случай. Раз в учительской ко мне и Джомарджидзе подошел законоучитель приготовительных классов Шавладзе и сказал:
— Что за странный мальчик этот Маяковский.
— А что случилось? Напроказил? — спросили мы.
— Нет, шалить-то он не шалит, но удивляет меня своими ответами и вопросами. Когда я спросил: «Хорошо ли было для Адама, когда бог после его грехопадения проклял его и сказал: «В поте лица своего будешь ты есть хлеб свой», — Маяковский ответил: «Очень хорошо. В раю Адам ничего не делал, а теперь будет работать и есть. Каждый должен работать». Потом задал мне вопрос: «Скажите, батюшка, если змея после проклятия начала ползти на животе, то как она ходила до проклятия?» Все дети засмеялись, а я не знал, как ответить.
(Александр Цулукидзе — революционер, литературовед)
Ходил и курил в желтой кофте
Потом он сел на картон, изображающий полено. Потом стал говорить тысячелетний старик: все картонные куклы — это его сны, сны человеческой души, одинокой, забытой, затравленной в хаосе движений.
Маяковский был в своей собственной желтой кофте; Маяковский ходил и курил, как ходят и курят все люди. А вокруг двигались куклы, и в их причудливых движениях, в их странных словах было много и непонятного и жуткого оттого, что и вся жизнь непонятна и в ней — много жути. И зал, вслушивавшийся в трагедию Маяковского, зал со своим смехом и дешевыми остротами был также непонятен. И было непонятно и жутко, когда со сцены неслись слова, подобные тем, какие говорил Маяковский. Он же действительно говорил так: «Вы — крысы…»
(Александр Мгебров — театральный режиссер и актер)
Признался жене Горького, что боится в него влюбиться, а потом пошел с ней собирать грибы
Так мы с ним немного поговорили. Я спросила его:
— Вы что, приехали с Алексеем Максимовичем познакомиться или у вас действительно дело есть?
— Нет, я бы хотел только познакомиться.
— Вот, — говорю, — влюбитесь вы друг в друга.
— Почему, — говорит, — влюбимся?
— А это уж всегда так: есть люди, которые в него влюбляются, но в которых он не влюбляется, и есть люди, которые в него влюбляются и в которых он влюбляется.
— А я, — говорит, — боюсь.
— Это, — говорю, — хорошо, что вы боитесь! Больше, однако, кажется, что вы вообще ничего не боитесь.
— Это верно.
Говорить больше нам как будто не о чем.
— Давайте, — предлагаю, — пойдем в лес грибы собирать.
— Да я никогда в лесу не был.
— Извините, но этому я поверить не могу. Вам двадцать-то лет есть?
— Ох, — говорит, — мне гораздо больше.
Так он и не сказал, сколько ему лет.
— Ну, пойдемте!
— Я грибов не знаю, никогда их не собирал.
— Ну что же, разберемся. Увидите гриб, вы — ко мне. Покажете, а я скажу, что это, поганка, или сыроежка, или еще какой гриб.
(Мария Андреева — актриса, политик, гражданская жена Максима Горького)
Не захотел слушать мнение Максима Горького
Приехав из Петербурга в Москву и зайдя вечером по какому-то делу в Литературно-художественный кружок (Большая Дмитровка, 15), я узнал, что Маяковский находится здесь, рядом с рестораном, в биллиардной. Кто-то сказал ему, что я хочу его видеть. Он вышел ко мне, нахмуренный, с кием в руке, и неприязненно спросил:
— Что вам надо?
Я вынул из кармана его книжку и стал с горячностью излагать свои мысли о ней.
Он слушал меня не дольше минуты, отнюдь не с тем интересом, с каким слушают «влиятельных критиков» юные авторы, и наконец, к моему изумлению, сказал:
— Я занят… извините… меня ждут… А если вам хочется похвалить эту книгу, подите, пожалуйста, в тот угол… к тому крайнему столику… видите, там сидит старичок… в белом галстуке… подите и скажите ему все…
Это было сказано учтиво, но твердо.
(Максим Горький — писатель, драматург, критик)
Упивался рассказами Горького и называл его лешим
Маяковский мог часами, отвесив по-детски губу, упиваться рассказами Горького; мог, как мальчишка, конфузиться и отпираться, что, дескать, это не он, а кто-то другой спутал и положил в кошелку Горького вместо белого гриба — поганку. В грибах он плохо разбирался. Он мог без краю вышагивать лес и, натыкаясь от восторга на сосны, орать наизусть всего «Медного всадника».
— Ишь какой леший! — любовно говорил о нем Горький, прислушиваясь к его завываниям.— Какой он футурист! Те головастики — по прямой линии от Тредьяковского. И стихи такие же — скулы от них ноют, — да и зауми у Василия Кирилловича сколько вам угодно. Пожалуйста! А у этого — темперамент пророка Исайи. И по стилю похож. «Слушайте, небеса! Внимай, земля! Так говорит господь!» Чем не Маяковский!
— Алексей Максимыч! Идите сюд-а! Отсюда озеро видно-о! — орал откуда-то с горы Маяковский.
Когда Горький узнал о смерти Маяковского, он стукнул об стол кулаком и заплакал.
(Александр Тихонов (Серебров) — писатель, помощник Максима Горького)
Попросил друга «не вертеть вола» и признаться, откуда у того деньги
Маяковский был простодушен и доверчив. <…>
Вот когда я выиграл больше двух тысяч (поставив у букмекера сначала рубль, потом трешку, потом пятерку и все, по дурацкой удаче, — в многократном умножении), я и решил поразить Маяковского. <…>
Как раз в это время, незадолго до того, было совершено дерзкое ограбление Харьковского банка, о чем много писалось в газетах, так как сумма, изъятая грабителями из сейфов, была очень внушительная. Этим я воспользовался, чтобы задурить голову Маяковскому. <…> Предложил Владимиру Владимировичу выпить вина, которое, «кажется, неплохо». Маяковский забеспокоился. Зашагав по номеру, нетерпеливо стал допытываться, откуда это все.
Я сделал таинственное лицо, как бы желая уклониться от ответа. Маяковский настаивал, начинал сердиться.
— Что же вы, сказать боитесь?
— Нет, не боюсь, но еще не время!
— Да вы что — на содержание, что ли, поступили к этой вот голой напротив?
— Нет, зачем же, скорее — наоборот!
Тут В.В. совсем разъярился:
— Что вы мне вола вертите! Или говорите по-человечески, или черт с вами, я ухожу! Раз и навсегда.
(Николай Асеев — поэт, один из основателей «Левого фронта искусств»)
Красиво и смешно отвечал на «записки» из зала
«Как ваша настоящая фамилия?» Маяковский с таинственным видом наклоняется к залу.
— Сказать? Пушкин!!!
«Ваши стихи слишком злободневны. Они завтра умрут. Вас самого забудут. Бессмертие — не ваш удел…»
— А вы зайдите через тысячу лет, там поговорим!
«Маяковский, почему вы так себя хвалите?»
— Мой соученик по гимназии Шекспир всегда советовал: говори о себе только хорошее, плохое о тебе скажут твои друзья,
— Вы это уже говорили в Харькове! — кричит кто-то из партера.
— Вот видите, — спокойно говорит Маяковский, — товарищ подтверждает. А я и не знал, что вы всюду таскаетесь за мной.
«Ваше последнее стихотворение слишком длинно…»
— А вы сократите. На одних обрезках можете себе имя составить.
«Маяковский, попросите передних сбоку сесть, вас не видно».
— Ну, проверните в передних дырочку и смотрите насквозь…
«Ваши стихи непонятны массам».
— Значит, вы опять здесь. Отлично! Идите-ка сюда. Я вам давно собираюсь надрать уши. Вы мне надоели.
(Лев Кассиль — писатель, сценарист, очевидец выступления Маяковского в Политехническом музее)
p.s.
Маяковский для продвинутых от лектора Arzamas Геннадия Обатнина. 15 стихотворений, оставшихся за пределами обычной школьной программы.
Владимир Маяковский на кадрах кинохроники, 1918 -1925
Маяковский «Haute Couture»
Имидж любого известного человека складывается из многих составляющих. Это его квартира и интерьер, автомобиль и предметы личного пользования, вещи, которые повседневно окружают его в быту, круг чтения; и то, как человек проводит свой досуг, какую одежду он носит, и множество других факторов.
Иногда вещи могут рассказать о человеке больше, чем он сам. Каждый живет в мире вещей, пользуется ими при жизни и оставляет после себя. Потом некоторые из них становятся памятью о человеке, а иногда — свидетельством материальной культуры целого поколения.
В 1920-е годы критики обвиняли В. Маяковского в том, что в те тяжелые для страны голодные годы он мог позволить себе ходить в модных добротных вещах, что, уезжая в командировки за границу, покупал себе дорогую обувь (которой у него никогда не было в юности).
Со стороны поэта это было продиктовано не желанием выделиться среди окружающих, а стремлением бороться за новый быт, за умение одеваться не переступая грани, когда в погоне за модой теряют чувство
меры. Современники подчеркивали, что Владимир Маяковский никогда не надевал кричащих вещей. У него всегда было чувство меры, продиктованное безупречным вкусом. Он пропагандировал культуру одежды не только в своих стихах, но и с эстрады. Поэт желал видеть всех людей красивыми, как и его любимый писатель А.П. Чехов. Хотел, чтобы в человеке все было гармонично: и душа, и одежда, и мысли.
Знакомясь с вещами, принадлежавшими Маяковскому, мы можем представить себе, каким он был в повседневной жизни, каковы были его привычки, пристрастия, как он работал над своим имиджем. По воспоминаниям современников, у него был свой собственный стиль, над которым он работал и который совершенствовал всю свою жизнь. Если говорить об этапах формирования имиджа Маяковского, то чисто условно, хронологически, их можно разделить на три периода.
1911–1915 годы — период пребывания В. Маяковского в Училище живописи, ваяния и зодчества и футуристический период.
1915–1922 годы — знакомство с Л.Ю. Брик и ее влияние на формирование имиджа поэта.
1922–1930 годы — первые выезды Маяковского за рубеж и его работа над своим имиджем.
Сегодня Государственный музей Владимира Владимировича Маяковского является обладателем уникальной коллекции мемориальных вещей поэта, насчитывающей более 2000 единиц хранения.
Из истории музея:
5 декабря 1935 года Моссовет вынес решение о создании Библиотеки-музея Владимира Маяковского в Гендриковом переулке, 15/13, а в 1936 году началась работа по реставрации и восстановлению его квартиры; тогда же к дворовому фасаду дома был пристроен читальный зал для библиотеки. Здание осталось деревянным, но снаружи было оштукатурено под «каменное», — каким оно было при жизни поэта. Квартира Маяковского не подвергалась перепланировке и была восстановлена в прежнем виде. Была реставрирована мебель из квартиры в Гендриковом переулке, хранившаяся у Бриков. От них же поступил основной комплекс мемориальных предметов, принадлежавших Маяковскому.
2 января 1938 года были открыты читальный зал и библиографический кабинет. Открытие мемориальной квартиры состоялось 14 октября 1938 года. Для обозрения посетителей были открыты только две комнаты: столовая и мемориальная комната Маяковского. 16 октября того же года Совнарком СССР постановил «хранение и разработку литературного наследия сосредоточить в Библиотеке-музее В. Маяковского».
Другой комплекс вещей был получен музеем по завещанию сестры поэта Л.В. Маяковской в 1972 году.
До сих пор сотрудники музея принимают бесценные реликвии от частных коллекционеров, полученные в свое время от современников Маяковского, от их родственников, бережно хранящих память о любимом поэте.
Обратимся к иконографическому материалу, перечитаем воспоминания современников и автобиографический очерк Маяковского, перелистаем еще раз стихи поэта, где он, разговаривая с потомками, сам рассказывает «о времени и о себе» (Маяковский 1955–1961е: 79).
Маяковский рано познал нужду. После смерти отца семья Маяковских жила очень бедно, и у юного Владимира Маяковского, по воспоминаниям сестры, была одна рубашка, которую мать вечером стирала, а утром гладила. Во время учебы в Училище живописи, ваяния и зодчества у Маяковского было лишь нескольких потрепанных сатиновых блуз. Сохранились фотографии того периода, где Маяковский — 17-летний юноша — предстает перед нами в свободного покроя блузе, перепоясанной шелковым шнурком и украшенной бантом (ил. 1). Волосы как будто специально взлохмачены, что придает прическе небрежность. Сосредоточенный взгляд из-под хмурых бровей, в руках театральным жестом зажата сигарета. В этом пареньке ощущается юношеская бравада. Возможно, своим внешним видом он хотел показать, что причастен к художественной богеме.
В автобиографических очерках Владимира Владимировича есть следующая запись, относящаяся к этому периоду: «Костюмов у меня не было никогда. Были две блузы — гнуснейшего вида. Испытанный способ — украшаться галстуком. Нет денег. Взял у сестры кусок желтой ленты. Обвязался. Фурор. Значит, самое заметное и красивое в человеке — галстук» (Маяковский 1955–1961а: 21). В этих словах горькая ирония и вместе с тем — суровая правда. С тех пор этому аксессуару юный Маяковский уделяет большое внимание. Вскоре желтый бант сменится на черный шелковый, подаренный Верой Шехтель. Не случайно Маяковский помещает любимый аксессуар в качестве иллюстрации на обложку своего первого стихотворного сборника под названием «Я!», вышедшего в 1913 году.
Л. Жегин вспоминал: «Бесконечно долго рисовалась обложка к книжечке „Я!”. На ней весьма декоративно расположены какое-то черное пятно и надпись: „В. Маяковский. Я!”. Это пятно, которое можно принять просто за растекшуюся чернильную кляксу, имеет в основе реальный прообраз: это галстук „бабочкой”, который тогда носил Маяковский. На фотографиях, сохранившихся от того времени, галстук этот запечатлен… Тогда Маяковский немного придерживался стиля „vagabond“. Байроновский поэт-корсар, сдвинутая на брови широкополая черная шляпа, черная рубашка (вскоре смененная на ярко-желтую), черный галстук, и вообще все черное, — таков был внешний облик поэта в период, когда в нем шла большая внутренняя работа, когда намечались основные линии его творческой индивидуальности» (Жегин 1963).
Импровизированные галстуки часто скрывали потертые места на сатиновых блузах, которые носил поэт. Этим было продиктовано еще одно желание юного Владимира Маяковского украсить свою одежду очередным аксессуаром. Однажды он попросил свою сестру Ольгу сделать ему кашне в виде черных и желтых квадратов, расположенных в шахматном порядке. Купили черного и желтого атласа, и Ольга сшила красивое кашне-галстук с переливающимися цветными квадратами.
Уже в юношеском возрасте чувствуется нетрадиционность мышления Маяковского и редкое умение за счет мелочей создать новый образ. Сохранилась еще одна фотография того же периода, где он запечатлен в широкополой шляпе, в накидке-крылатке. Под накидкой та же блуза с желтым бантом. Знакомая поэта И. Хвасс вспоминала:
«Маяковский в старомодной пелерине, широкополой фетровой шляпе, выцветшей, серо-зеленого цвета, с небрежно повязанным бантом-галстуком, — одним словом, ни дать ни взять — иллюстрация к роману „из жизни парижской богемы”» (Хвасс 1993: 33).
Юному поэту был присущ своеобразный эпатаж, стремление выделиться среди окружающей его толпы. Он — сильный, красивый, желающий перекроить мир — бросит вскоре вызов этой толпе:
Невероятно себя нарядив,
пойду по земле,
чтоб нравился и жегся,
а впереди
на цепочке Наполеона поведу, как мопса
(Маяковский 1955–1961а: 187).
К сожалению, никаких других вещей этого периода не сохранилось, за исключением этих любимых аксессуаров Владимира Маяковского, бережно хранившихся в семье Маяковских и переданных в музей старшей сестрой поэта Людмилой Владимировной.
Современники вспоминали, что в этот период у Маяковского не было даже теплого пальто. Впоследствии Давид Бурлюк подарит ему пальто своего отца. Мария Никифоровна Бурлюк (жена Д.Д. Бурлюка) вспоминала:
«Володя Маяковский и во вторую осень нашего знакомства был опять плохо одет. А между тем начались холода. Увидев Маяковского без пальто, Бурлюк в конце сентября 1912 года в той же Романовке, в темноте осенней, перешагнувшей за полночь, на Маяковского, собиравшегося уже шагать домой (на свою Большую Пресню), надел зимнее ватное пальто своего отца. — „Гляди, впору…” — оправляя по бокам, обошел кругом Маяковского и застегнул заботливо и крючок у ворота, и все пуговицы… — Ты прости за мохнатые петли, но зато тепло и в грудь не будет дуть…» (Бурлюк 1993: 18–19).
Владимир Маяковский стремился изменить свой образ не только за счет костюма, но и за счет внешности (ил. 2). На фотографии 1913 года, где Маяковский запечатлен с друзьями: Н. и Д. Бурлюками, В. Хлебниковым, Г. Кузьминым, С. Долинским — после выхода альманаха «Пощечина общественному вкусу», можно видеть совершенно другого Ма-яковского: в широкополой шляпе, надвинутой на брови, что придает ему таинственный вид, в пальто (очевидно, подаренном Д. Бурлюком). Для солидности Маяковский отпустил себе маленькие усики и бороду, что выделяет его среди окружающих. Это говорит о том, что Маяковский постоянно в поиске своего имиджа.
Апогей этого постоянного поиска — знаменитая желтая кофта, ставшая впоследствии символом футуризма, а желтый цвет — цветом авангарда.
Шел 1913 год. Должно было состояться одно из первых публичных выступлений В. Маяковского в Политехническом музее. Семья Маяковских жила бедно и, как вспоминал Василий Каменский, у Владимира Владимировича «не было даже пиджака». Решено было сшить ему желтую кофту для выступления. Во-первых, это было протестом против существующих правил появляться перед публикой во фраках и сюртуках, во-вторых, это был вызов, своего рода эпатирование буржуазной публики. В-третьих, дешево стоило, и желтый цвет был любимым цветом В. Маяковского.
Бенедикт Лившиц в своих воспоминаниях писал: «Решив, что наряд его примелькался, он потащил меня по мануфактурным магазинам, в которых изумительные приказчики вываливали нам на прилавок все самое яркое из лежавшего на полках. В. Маяковского ничего не удовлетворяло. После долгих поисков он набрел у Цинделя на черно-желтую полосатую ткань неизвестного назначения и на ней остановил свой выбор» (Лившиц 1989). Мать Маяковского после долгих уговоров сшила ему кофту. В своем автобиографическом очерке «Я сам» поэт писал о «желтой кофте»: «Очевидно, увеличишь галстук, увеличится фурор. А так как размеры галстуков ограничены, я пошел на хитрость: сделал галстуковую рубашку и рубашковый галстук. Впечатление неотразимое» (Маяковский 1955–1961а: 21) (ил. 3).
Действительно, впоследствии В. Маяковский украсил полосатую желтую кофту черным бантом, так что получилась знаменитая футуристическая «конструкция».
Маяковский усвоил одно правило: одежда — действенный участник его выступлений. И именно с костюма началась публичная известность футуристов. У них возник интерес к скандальному эффекту. Вместо цветка, как у денди, — в карманах пиджаков — морковки, редиски, ложки. Фраки и цилиндры, в которых они выступали, контрастировали с революционным содержанием их эстетики. Чтобы еще более оскорбить «общественный вкус», они разрисовывали лица. Что касается моды на раскраску лица, то в Советской России она пошла именно от футуристов.
В 1914 году М.Ф. Ларионов и И.М. Зданевич опубликовали в № 12 журнала «Аргус» футуристический манифест «Почему мы раскрашиваемся». Весной 1914 года Петербург знакомился с футуристической модой, так как в кабаре «Бродячая собака» И. Зданевич прочел доклад «Раскраска лица», а затем последовали прогулки футуристов по Москве и Петрограду с раскрашенными лицами. Все это вызывало широкое распространение новой моды. Сами футуристы утверждали, что их грим не преследовал цели румянить черты лица. «Мы раскрашиваемся, потому что чистое лицо противно», — писали они в своем манифесте. По их мнению, чистую поверхность лица необходимо декорировать. Рисунки на лицах футуристов порой напоминали раскраску и татуировку первобытных народов, наносивших на свое тело символические орнаменты. С раскрашенными лицами ходили В.В. Маяковский, Д.Д. Бурлюк, В.В. Каменский, А.Е. Крученых и другие. Поэт В.В. Каменский часто на лице изображал аэроплан, вероятно желая подчеркнуть свою причастность к авиации (как известно, он был одним из первых русских авиаторов и владельцем собственного аэроплана).
Желтая кофта Маяковского также получила скандальную славу. Во время футуристического турне она была предметом постоянных нападок газетчиков. Корней Чуковский вспоминал, что у входа в Политехнический музей «стоял пристав и впускал Маяковского только тогда, когда убеждался, что на нем был пиджак. А кофта, завернутая в газету, была у меня под мышкой. На лестнице я отдал ее Владимиру Владимировичу, он тайком облачился в нее» (Чуковский 1965).
Хорошо, когда в желтую кофту
душа от осмотров укутана!
(Маяковский 1955–1961а: 186).
Желтая кофта действительно эпатировала публику, но впоследствии Владимир Владимирович признается в поэме «Облако в штанах» (первоначальное название которой было «13-й апостол»): Желтая кофта была своеобразной маской, закрывающей тонкую, ранимую душу Маяковского (ил. 4).
Но Маяковский мог выглядеть и франтом. Он брал напрокат смокинг, цилиндр и трость из дешевого магазина на Сретенке. В разных ситуациях Маяковский радикально менял свой имидж, понимая, когда и как нужно одеваться в той или иной ситуации.
Актриса Ия Ильяшенко вспоминала: «Однажды позвонил мне по телефону и пригласил на поэтический вечер. Я долго не соглашаюсь: „Не хочу, если вы в желтой кофте!“ Но он ответил: „Я знаю, как надо заезжать за дамами“ — и повесил трубку. Вечером приходит совсем незнакомый — причесанный, в смокинге. Я не смогла скрыть удивления: „Володя, вы ли это?“, выходим на улицу, а у крыльца — рысак под сетью. Потом, уже в зале, мы шли по проходу к своим местам, а публика шептала: „Маяковский с Незнакомкой!“ Хорошо помню и прыжок Маяковского на сцену, когда объявили его выступление, и смех в зале… Я его тогда спрашивала: „Почему футуристы себя так ведут? Красками лица разрисовывают, и эта ваша морковка в петлице…“ А он отвечал: „Вы думаете легко читать стихи, когда тебя осмеивают? Так вот, это тренировка“» (Овчаренко-Чернодубровская 2005).
На фотографиях этого периода видно, что Владимир Маяковский постоянно менял свой имидж. Например, там, где он в розовом муаровом смокинге с черными атласными отворотами, с платочком в кармане, в жилете из красного атласа с темно-красными цветами из бархата. В одном из писем Маяковский прислал своим родным кусочек розовой ткани, из которой был сшит смокинг (ил. 5). На другой фотографии он в блестящем пиджаке с пестрым бантом, в жилетке, в руках огромная желтая визитка с надписью: «Владимир Маяковский».
Цветные одежды Маяковского теперь вновь выделяли его из толпы и, несомненно, приковывали внимание. Это делалось Владимиром Владимировичем сознательно: он понимал, что одежда играет большую роль в его публичных выступлениях. Как вспоминали современники, после футуристической поездки костюм Маяковского стал другим. Обратимся к воспоминаниям Иды Хвасс:
«До сих пор он был одет более чем скромно. Правда, и блуза и галстук были всегда чисты, и в кармане блузы был всегда пузырек с одеколоном. После поездки в Казань, кажется в 1913 году, где он читал доклад о футуризме и заработал порядочно денег, костюм Маяковского стал другим.
Как-то прихожу домой. Взволнованная горничная Настя, захлебываясь, рассказывает: — Что было! Приходил Владимир Владимирович в новом пальто, в блестящей высокой шляпе, в красном пиджаке, в перчатках кожаных, оставил вот это, сказал, что вечером опять придет. Я не поверила. Но вещественное доказательство — визитная карточка (!), длинный, прозрачный, изысканный картон с длинными желтыми буквами, заставил меня поверить словам Насти. Вечером является: новехонькое английское пальто с черным бархатным воротником. Розовый муаровый смокинг с черными атласными отворотами, жилет из плотного красного атласа с темно-красными бархатными цветами, цилиндр, лайковые перчатки, палка с дорогим набалдашником и всякие „предметы роскоши“ вроде портсигара, бумажника и прочего… Впечатление от нового туалета Маяковского было потрясающее. Цилиндр впервые появился в нашем доме. До сих пор я видела его на витринах и на сцене, а тут вдруг в нашей скромной передней, рядом с измятыми студенческими фуражками и потрепанными фетрами художников…
Вся семья окружила Маяковского, осматривала, как музейную редкость. Мама деловито оценивала добротность жилета — бархат от Сапожкова, — и новое оформление Маяковского было принято» (Хвасс 1993: 34–35).
1915 год был знаковым для Маяковского. В своем автобиографическом очерке «Я сам» он запишет: «Знакомлюсь с Л.Ю. и О.М. Бриками» (Маяковский 1955–1961а: 23) и назовет эту дату «радостнейшей». Начался мучительный роман длиною в жизнь. Вот перед нами фото 1915 года, на котором Владимир Маяковский и Лиля Брик (ил. 6). С фотографии смотрит красивый юноша, одетый в модное английское пальто и кепку. Сверкает белизной рубашка с пестрой «бабочкой». Его взгляд — взгляд уверенного в себе человека. Начинается новая жизнь, полная неизвестности, борьбы и побед. Забыты футуристические пестрые одежды. Отныне имидж поэта резко меняется. Несомненно, под влиянием Л.Ю. Брик Маяковский преображается. Нет взлохмаченной шевелюры. Вместо нее красивая стрижка, по настоянию Лили Юрьевны он вставляет зубы у дантиста Доброго, ее знакомого. Вот как комментирует это преображение Софья Шамардина: «…Увидела его ровные зубы, пиджак, галстук, хорошо помню, как подумала — это для Лили. Почему-то меня это задевало очень» (Шамардина 1993). Зная прежнего Маяковского, многие его друзья, видя такое преображение, считали это нарушением его индивидуальности.
На руках Маяковского и Лили Брик появляются перстни-печатки. Лиля Брик вспоминала: «Мы никогда не снимали подаренные друг другу еще в петербургские времена вместо обручальных кольца-печатки. На моем Володя дал выгравировать буквы Л.Ю.Б. Если читать их по кругу, получалось бесконечно люблюлюблюлюблюлюблюлюблюлюблю-люблю…, внутри кольца написано „Володя“. Для Володиного я заказала латинские буквы „WM“, а внутри написала „Лиля“» (Брик 1993).
В сентябре 1915 года по призыву Маяковский был определен в Военно-автомобильную школу, в 1-ю запасную автомобильную роту. В письме к А.А., Л.В. и О.В. Маяковским, видимо, в середине сентября, он писал:
«Только сейчас окончились мои мытарства по призыву. Спешу вам написать и успокоить. Я призван и взят в Петроградскую автомобильную школу, где меня определили в чертежную, как умелого и опытного чертежника. Беспокоиться обо мне совершенно не следует. После работы в школе я могу вести все те занятия, какие вел и раньше. Адрес мой остается прежний… Пришлю свою „военную“ карточку» (Катанян 1985). Сохранилась фотография, где Владимир Маяковский снят в форме солдата (ил. 7). Однако специалисты считают, что это монтаж, сделанный посредством фанерного трафарета. Такие фотографии делали многие солдаты в дешевых фотоателье. Возможно, поэт прислал своим родным фото в военной форме на память о пребывании в армии.
В декабре 1917 года Маяковский возвратился в Москву после прохождения действительной воинской службы. В это время кинематограф начинал возрождаться, и он говорил, что мечтает сниматься в кино. Писатель С.Д. Спасский вспоминал, как Маяковский говорил:
«Я никогда никому не завидовал. Но мне хотелось бы сниматься для экрана. И он со вкусом расписал с эстрады все удовольствия такого занятия. — Хорошо бы сделаться Мозжухиным…» (Спасский 1963).
Как известно, Маяковским было написано 13 киносценариев, в трех кинофильмах, поставленных на киностудии «Нептун», он снялся сам в главной роли. Благодаря единственному фильму «Барышня и хулиган», который сохранился полностью, мы сегодня имеем возможность увидеть Маяковского таким, каким он был в жизни, — его жесты, мимику, привычки, походку.
Маяковский во время съемок вникал во всю работу режиссера, художника, оператора. С костюмами в то время было очень трудно. Обратимся к воспоминаниям Яна Нивинского:
«Маяковский вникал во все процессы, начиная с декораций, делал эскизы костюмов, вникал в процесс их ношения. Задуманные В. Маяковским костюмы не могли быть реализованы даже с конгениальным Лопушанским, потому что шла война, не из чего было шить, но жажда выражать все на свете по-новому, несомненно была… Тогда у каждого актера был свой собственный гардероб. Чем лучше актер, тем пышнее костюмы. Путем обмена на револьвер я добился фрака, а также темного выходного костюма и вследствие этого являлся специалистом по фильмам „из высшего света“ — „болезнь“ тогдашнего кино» (Нивинский 1988).
Владимир Владимирович просит сестру перелицевать его старый костюм, именно в нем он сыграет главного героя — хулигана с рабочей окраины (ил. 8).
Во втором фильме «Не для денег родившийся» Маяковский также сыграл главного героя. В основу сюжета был положен роман Джека Лондона «Мартин Иден», перенесенный на русскую почву. В начале фильма Владимир Владимирович играет поэта Ивана Нова. Обратимся к сохранившимся фотографиям. На одном из снимков Маяковский в длинном плаще, в шарфе, повязанном в виде банта, украшающем его скромный костюм. Это фото напоминает юного Маяковского из Училища живописи, ваяния и зодчества, где на поэте его любимый аксессуар — желтый бант. И здесь он прибегает к испытанному способу — аксессуару, который может хоть как-то украсить его наряд…
В конце фильма Маяковский должен быть одет как денди: в щегольском костюме, в цилиндре, плаще, с тростью, в брюках по моде тех лет. Но если цилиндр и визитку можно было взять напрокат, то с брюками было сложнее, учитывая рост Маяковского. Но Владимир Владимирович всегда находил выход из любого положения. В письме к Л.Ю. Брик в апреле 1918 года он пишет:
«Картину кинемо кончаю. Еду сейчас примерять в павильоне Фре-лиховские штаны. В последнем акте я денди» (Маяковский и Брик 1982: 55) (ил. 9).
Как оказалось, в соседнем павильоне снимался товарищ О. Брика — актер О.Н. Фрелих (он был такого же роста, как и Маяковский). Таким образом поэт «добыл» брюки в рубчик из модной гриделеновой ткани (ткань серого цвета в мелкую полоску, чаще черную, реже — белую).
Умение носить вещи дано не каждому. Маяковский умел не только их носить, но и одухотворял их, буквально вживаясь в образ. Сестра поэта Л.В. Маяковская вспоминала:
«После съемок в киностудии он возвращался домой, ходил по комнате, ухмылялся и говорил:
„А здорово интересно, когда видишь себя со стороны“.
Играл он без грима и выбирал пьесы, в которых мог выразить свое отношение к жизни и самого себя. В фильме „Не для денег родивший-ся“ он отождествлял себя с Мартином Иденом. И некоторые жизненные ситуации очень похожи. Многое говорит о том, что образ Мартина Идена был близок Володе» (Маяковская 1965)
До 1922 года (до первой зарубежной командировки) Владимир Владимирович одевался довольно скромно. После Гражданской войны положение в стране было тяжелое. Царила разруха. Не хватало продуктов, было не до красивой одежды. Л.Ю. Брик в 1921–1922 годах впервые выехала в Ригу, Берлин и Лондон. В Москву стали приходить от нее посылки с продуктами и одеждой для Брика и Маяковского. Она продолжала заниматься имиджем поэта, подбирая ему вещи по своему вкусу. Лиля Юрьевна привозила Брику и Маяковскому рубашки, галстуки, мелкие мужские аксессуары, о чем свидетельствует их переписка, опубликованная Б. Янгфельдом в книге, где он пишет о том, как Рита Райт, получив письмо от Лили Брик, сообщила об этом Маяковскому и Брику и они, «надев розовые рубашки и фетровые шляпы, которые Лиля купила им в Риге, поспешили к Рите за новостями» (Янгфельдт 2009). В переписке Владимира Владимировича и Лили Юрьевны часто упоминаются покупки, сделанные Лилей для Маяковского и Брика. Так, в одном из писем, написанном в начале января 1922 года в Риге, Л.Ю. Брик пишет: «Шить костюмы подождите. Я привезу еще материй — тогда выберем» (Маяковский и Брик 1982: 90). В другом письме из Лондона (конец августа 1922 года): «Купила у Бруни, тебе, Осик, материю на синий костюм и на осеннее пальто (как Володино), а Волосику — серой материи на костюм — в Германии страшная дрянь» (там же: 98).
В некоторых письмах она перечисляет, что купила им по паре сандалий, мелкие аксессуары, галстуки и т.д. В письме из Риги (1922): «Осик, не завидуй Володиной подкладке — твоя гораздо лучше и дороже, к сожалению для Володика такой уже не было» (там же: 93).
Но после первой поездки Владимира Маяковского за рубеж в 1922 году все меняется. Он сам работает над своим имиджем. Об этом свидетельствует берлинская фотография Владимира Владимировича (ил. 10). Он — в широкополой шляпе, надетой под точно рассчитанным углом, что придает его лицу изысканную элегантность, поля изящно изогнуты. Отныне шляпа станет неизменным аксессуаром Маяковского, хотя в повседневной жизни он будет предпочитать кепки. Еще одна интересная деталь: на подкладке шляп Маяковского появятся металлические овальные пластины с его монограммой «М» (ил. 11). Белоснежный ворот рубахи затянут тугим узлом модного галстука. В уголки ворота рубашки продернута модная булавка. В петлице пиджака — кожаный ремешок (тоже по моде тех лет), на котором укреплены карманные часы, находящиеся в верхнем левом кармане пиджака. Часы для Маяковского были не только модным аксессуаром, но и предметом первой необходимости. Сразу вспоминаются его рекламные плакаты для ГУМа:
Человек
только с часами.
Часы
только Мозера.
Мозер
только у ГУМа
(Маяковский 1955–1961б: 274).
В другой рекламе поэт призывает:
Самый деловой,
аккуратный самый
В ГУМе
обзаведись
мозеровскими часами
(там же).
Как только В. Маяковский стал зарабатывать, он купил себе часы.
Новый имидж поэта поражает своей элегантностью и строгостью. Ничего лишнего. Поэт Александр Жаров вспоминал: «Владимир Маяковский никогда не выделялся кричащими вещами. Он ничего лишнего себе из-за границы не привозил. Привез палку, с которой ходил. Башмаки у него были мягкие на большой подошве без каблука, он ему был не нужен. Наоборот, мы с Иосифом Уткиным были пижонами, и когда мы попали за границу в 1928 году, то мы все-таки привезли какие-то вещи, которые возмущали окружающих, конечно, это была бестактность с нашей стороны. Мы привезли какие-то серебряные шарфы, галстуки, бросающиеся в глаза… У Маяковского этого не было» (цит. по: Колесникова 2008).
Теперь перед каждой поездкой Маяковского за рубеж Лиля Брик составляла списки вещей, которые ей необходимо купить.
Но если в Париже Владимиру Владимировичу с покупками для Лили помогала ее сестра Эльза Триоле, то в Берлине — Лиля Юрьевна, зная о безупречном вкусе Маяковского, полагается целиком на его выбор. Она заказывает ему вязаный костюм, «к нему шерстяной шарф на шею и джемпер, носить с галстуком», сумку и другие вещи.
1923 год для Владимира Маяковского ознаменовался созданием журнала «ЛЕФ» — он стал его редактором. Вокруг «ЛЕФа» сгруппировались художники-конструктивисты. По их мнению, именно одежда являлась одним из наиболее важных проводников нового художественного вкуса в массы. Вот почему разработкой моделей костюмов начали заниматься художники: В. Степанова, А. Родченко, Л. Попова, архитекторы — братья Александр и Владимир Веснины. Некоторые их идеи оказались настолько плодотворными, что получили дальнейшее развитие в искусстве костюма XXI века. Впоследствии Варвара Степанова скажет, что все они «зажигались» от идей Маяковского.
Художники 1920-х годов объявили войну старому буржуазному быту. По их мнению, формируя новый уклад жизни, они видели основную задачу в том, чтобы создавать новые жилища, мебель, ткани, одежду, чтобы все предметы, окружающие человека нового общества, были удобны в быту и имели свое функциональное назначение, а не служили лишь для украшения интерьеров. Такими художниками-универсалами стали А. Родченко и В. Степанова. Они занимались проектированием мебели, торгового оборудования, конструировали одежду, оформляли театральные спектакли, занимались оформлением книг, создавали рисунки к тканям. Борьба лефовцев против лозунга «Искусство для искусства» стала основным критерием в жизни художественной интеллигенции. Они провозглашали, что художественная культура должна создаваться не в мастерских художников, а на фабриках и заводах, чтобы делать искусство, полезное для человека, будь то ситец, мебель, одежда, ткани. Так возник термин «производственное искусство», а художников называли конструктивистами, или производственниками.
В 1924 году в газете «Правда» появился призыв к художникам покинуть художественные мастерские и идти на производство, в текстильную промышленность. Одна из теоретических статей О. Брика, опубликованная в журнале «ЛЕФ» № 2 за 1924 год, так и называлась: «От картины к ситцу». В ней утверждалось, что ситец является таким же продуктом «художественной культуры, как и картина» (ЛЕФ 1924).
«Укрепляется убеждение, — писал Брик, — что картина умирает, что она неразрывно связана с формами капиталистического строя, с его культурной идеологией, что в центр творческого внимания становится теперь ситец, — что ситец и работа на ситец являются вершиной художественного труда» (там же).
Покинув художественные мастерские, В. Степанова и Л. Попова идут работать на первую ситценабивную фабрику, чтобы создавать новые рисунки к тканям. Это был гражданский порыв художников — обновить искусство текстильного рисунка, где в то время господствовал растительный орнамент — «цветочки». Художницы словно перенесли на ткани свои кубистические картины из мастерских, противопоставляя традиционному рисунку геометрические композиции. В историю текстиля эти рисунки вошли под названием «беспредметных». Их орнаменты были построены на сочетании геометрических линий и фигур, окружностей и зигзагов, то резко пересекающихся, то плавно переходящих из одной формы в другую. Эти ткани вошли в историю как первая советская мода. Одной только Варварой Степановой было создано 150 рисунков к тканям, и лишь 20 из них было реализовано на производстве. Она не только работала над эскизами тканей, но и шила из них платья, которые носила сама. Варвара Александровна — единственная из художников-конструктивистов имела специальную подготовку как конструктор костюма. Не случайно Владимир Маяковский называл художницу «неистовой Степановой». Она поражала современников фейерверком идей. Варвара Александровна подчеркивала, что она следовала словам Маяковского видеть «красоту, которая не досталась по наследству, а создается человеком» (Шкловский 1966). В это же время сестра Владимира Маяковского — Людмила Владимировна — работает на Трехгорной мануфактуре и заведует аэрографической мастерской (ил. 12). Возможно, тогда же, следуя новым тенденциям, способом аэрографии она создает ткань с геометрическим рисунком, из которой шьет Владимиру Владимировичу галстук. Это был «самовяз» из светло-серого шелка с ромбами в прямоугольниках в сине-серой гамме (ил. 13). Такие галстуки с геометрическим рисунком были новым словом в отечественной моде, как и сами ткани. В одном из писем с парижской выставки 1925 года А. Родченко писал В. Степановой:
«В Париже началось очень недавно требование на все новое, и сейчас выпускают текстиль не только с тем, чему у нас так любят подражать в Москве, — фантазии, — а и геометрические рисунки, я видел. Такими же рисунками обклеены все комнаты. Ты скажи на фабрике — от трусости они плетутся сзади…» (Родченко 1982).
На фотографиях 1927 года Маяковский запечатлен в Чехии в галстуке, подаренном сестрой Людмилой. Несомненно, будучи большим патриотом, поэт гордился тем, что и в нашей стране не отстают от мировых тенденций в моде, и, надо полагать, с удовольствием носил этот галстук.
Л.Ю. Брик, следившая за модными тенденциями, также очень заинтересовалась тканями с геометрическим рисунком. Но ей по духу была ближе Любовь Попова, чем Варвара Степанова. Она даже окантовала ее образец ситчика с геометрическим рисунком и повесила у себя. Если сравнить рисунки для ткани Степановой и Поповой, то у Поповой было больше простых рисунков (ею было сделано 20 эскизов платьев) для определенной формы костюма. Часто делая эскизы тканей, она набрасывала тут же на полях модель платья. Учитывая особенности фигуры, она стремилась уравновесить пропорции и ритмы, выявить связь с фигурой. Возможно, это и нравилось Лиле Юрьевне, ведь она была небольшого роста с далеко не идеальной фигурой. Один из негативов А. Родченко 1924 года был подписан: «Лиля в золотом платье». Вероятно, платье было привезено Л.Ю. Брик из-за границы или было сшито из привезенной ею зарубежной ткани, поскольку у нас в стране в то время такие ткани не производились. Платье с заниженной талией, с однотонным золотистым верхом, с напуском и небольшим поясом, а низ из золотистой ткани с вертикальными полосами, что зрительно удлиняет фигуру Лили Брик и делает ее стройней (такие модели очень любила создавать Любовь Попова, и они были очень популярны в 1920-х годах). На голове Лили Юрьевны — косынка с модным геометрическим рисунком из ткани Поповой.
Но если Попова занималась моделированием женской одежды, то Степанова создавала одежду для людей разных профессий: хирургов, пилотов, пожарных, книгонош. В семейном архиве сохранилась фотография А. Родченко, на которой запечатлена Варвара Александровна, в сконструированной ею шапочке для продавцов Госиздатовской продукции. Сохранилась также фотография А. Родченко в сконструированном им комбинезоне со множеством карманов для различных инструментов (ил. 14). Такие комбинезоны до сих пор используются у рабочих разных специальностей. Не случайно в журнале «ЛЕФ» № 2 за 1923 год появилась статья В. Степановой под псевдонимом «Варст»:
«Костюм сегодняшнего дня — прозодежда». Основная мысль этой статьи в том, что на смену социально-классовому различию костюма пришел другой принцип разделения одежды.
«Нет костюма вообще, а есть костюм для какой-нибудь профессии… Прозодежда индивидуализируется в зависимости от профессии», — писала Степанова (ЛЕФ 1923).
Особое внимание уделяется спортивной форме, ведь в то время культивируется красота человеческого тела (вспомним замечательные полотна А. Дейнеки, А. Самохвалова) (ил. 15). Сразу всплывают в памяти известные строки В.В. Маяковского:
«…Нет на свете прекрасней одежи, чем бронза мускулов и свежесть кожи» (Маяковский 1955–1961г: 194).
Прозодежда широко использовалась в театрах на репетициях. Так, в театре-студии В. Мейерхольда, приступая к работе, актеры облекались в легкие, не сковывающие движения костюмы. А.А. Мгебров в своей книге «Жизнь в театре» вспоминал:
«Костюмы эти были прототипом современных производственных костюмов, скажем, какой-нибудь синей блузы или еще чего-нибудь в этом роде от коллективного театрального действия. Только там, у Мейерхольда, в эти костюмы было вложено много вкуса и любви художника» (Мгебров 1932).
В нашей экспозиции сегодня представлена реконструкция синей блузы 1920-х годов, созданная известным модельером и кутюрье Славой Зайцевым.
В создание новой советской моды большой вклад внесла Н.П. Ламано-ва. Надежда Ламанова была очень известной в России модисткой. В период расцвета «русских балетных сезонов» С. Дягилева Н.П. Ламанова создавала по эскизам Л. Бакста костюмы для примы-балерины Тамары Карсавиной. До революции Н. Ламанова была поставщицей двора Его Императорского Высочества. Ее услугами пользовались: Екатерина Гельцер — прима-балерина Большого театра и подруга Лили Брик, актрисы: М. Андреева, В. Холодная, М. Ермолова, О. Книппер-Чехова, жены банкиров, военачальников и вся московская элита. Л.Ю. Брик также пользовалась услугами Н. Ламановой.
В то тяжелое время после Гражданской войны легкая промышленность только начала развиваться. При пошиве одежды массового производства можно было рассчитывать только на солдатское сукно или полотно. Но и здесь Н. Ламанова нашла выход. Для украшения своих моделей она использовала вышитые полотенца из домотканого полотна, а в платьях рубашечного покроя для дополнения использовались расшитые кушаки. Костюм украшали шляпки, искусно сделанные из обыкновенной рогожки. Лиля Брик впервые показала ее платья с вышивками в русском стиле в Париже в 1924 году. Вместе с сестрой Эльзой Триоле она демонстрировала их на двух вечерах газеты «Сэ суар». Кроме вышивок, платья были отделаны ручными вологодскими кружевами, а кушаки украшены кистями. Кроме того, к платьям прилагались шляпы. Так в Париже впервые услышали о Надежде Ламановой, и впоследствии о ней много писали в газетах (ил. 16).
С Надеждой Ламановой Лилю Брик и Маяковского связывали дружеские отношения. В записной книжке № 9 за 1921 год рукой Владимира Владимировича сделана запись: «Ламанова Над. Петр. 50-27» (Записная книжка В. Маяковского. № 9. 1921. ГММ. РДФ. КП № 190. С. 62).
С 1921 по 1925 год она заведовала «Мастерской современного костюма» при «Главнауке». Впоследствии Надежда Петровна тесно сотрудничала с Маяковским в комитете по подготовке к Всемирной выставке в Париже в 1925 году. Поскольку Н.П. Ламанова была одной из ярких представительниц модельеров советского костюма, ее участие в парижской выставке было принципиальным, что нашло отражение в протоколах заседания организационного комитета от 13 января 1925 года. Там же оговаривалось, что модели Н. Ламановой желательно изготовить из тканей отечественного производства. Из этих же документов, хранящихся в рукописно-документальном фонде Государственного музея В.В. Маяковского, из протокола от 18 января 1925 года мы узнаем, что от Н. Ла-мановой поступило предложение, чтобы на экспонатах (костюмах, представленных ею на выставке) обязательно было указано, из ткани какого треста создана данная модель. Казалось бы, маленькая деталь. Но в этой просьбе был заложен большой смысл — гордость за нашу отечественную промышленность, начавшую производить свои ткани. Модели Н. Ла-мановой были удостоены Гран-при Всемирной парижской выставки.
В 1923 году, когда в стране еще царила разруха, а нэпманы диктовали свой стиль, родилось первое советское «Ателье мод», которое располагалось на Петровке, 12. Оно называлось «Центр по становлению нового советского костюма». Инициатором его создания был А.В. Луначарский. «Ателье мод» пыталось изменить внешний облик советского человека, приблизить его к современной моде, которая отвечала бы производственным, бытовым и социальным условиям новой России, а не повторяла западноевропейские образцы. Оно рассматривалось как теоретический и идеологический центр искусства моделирования бытового костюма — прообраз будущего «Дома моделей». Не остался в стороне от этой проблемы и Владимир Маяковский. Он с радостью воспринял новость об открытии «Ателье мод». В стихотворении «Стабилизация быта» поэт пишет:
С восторгом бросив подсолнухи лузгать,
восторженно подняв бровки,
читает работница:
«Готовые блузки.
Последний крик Петровки»
(Маяковский 1955–1961г: 7).
Сияющий дом,
в костюмах,
в белье, —
радуйся,
растратчик и мот.
«Ателье мод»
(там же: 8).
В «Ателье мод» согласились демонстрировать одежду известная киноактриса Александра Хохлова, супруга дипломата Льва Карахана — Вера Жденеева и Лиля Брик. При «Ателье мод» был создан журнал «Ателье». О том значении, которое уделялось этому журналу, говорит сам факт участия в нем Б. Кустодиева, А. Головина, И. Грабаря, В. Мухиной, К. Петрова-Водкина, К. Юона, Н. Ламановой, А. Экстер, А. Ахматовой, К. Федина, О. Форш, М. Шагинян и других деятелей культуры.
Официально «Ателье мод» руководила О. Сеничева, но фактически все дела вела Н. Ламанова. Над созданием моделей одежды трудились десять конструкторов и десять художников. Н. Ламанова привлекла к работе в ателье А. Экстер и В. Мухину. По замыслу организаторов здесь должны были создаваться, с одной стороны, образцы для массового производства, с другой — выполняться индивидуальные заказы. В сущности, это ателье было очень дорогим и фактическими заказчиками его были люди с большим достатком (в основном московская элита: актрисы, жены банкиров, военачальников), что вызывало нарекания в прессе. Для людей среднего достатка и простого народа ателье было недоступно. В результате в 1925 году «Ателье мод» перестало существовать, а его название впоследствии использовали для предприятий индивидуального пошива в Москве, Ленинграде и других городах страны (журнал «Ателье», вышедший под номером 1, также не имел своего продолжения). Тем не менее идея модного журнала с привлечением художников, графиков, театральных художников была очень привлекательна. Появившиеся в эпоху нэпа многочисленные издания заказывали модные картинки известным художникам, плакатистам, иллюстраторам, призывали высказываться по тем или иным вопросам современной моды.
В 1928 году выходит первый номер журнала «Искусство одеваться» в качестве приложения к журналу «Красная панорама». Здесь была опубликована статья А.В. Луначарского «Своевременно ли подумать рабочему об искусстве одеваться?». В самом названии уже была поставлена задача. В этой статье вновь был призыв к художникам принять участие в разработке новых видов одежды: этот призыв был подхвачен известным художником А. Головиным.
«Искусство одеваться является жизненной необходимостью. Советские художники должны этому помочь», — писал он (Искусство одеваться 1928).
В дискуссию были вовлечены художники, поэты, творческая интеллигенция, простые граждане, присылавшие в редакцию письма со своим мнением. К работе в журнале были привлечены не только модельеры, но и художники. На обложке журналов появляются модели женской одежды, созданные художницей Валентиной Ходасевич. В фондах музея сохранилось несколько эскизов моделей ее женских костюмов, а также комплект в матросском стиле. На смену «парижской моде» предполагалось создать советскую моду, в которой было бы просто, удобно, гигиенично и целесообразно. В борьбу за создание новой советской моды включается и творческая интеллигенция — режиссеры театров, журналисты. В этом плане большой интерес представляет очерк Н. Фореггера с иллюстрациями Р. Кармена и рисунками И. Зданевича, опубликованный в журнале «30 дней» в 1927 году под названием «Штаны и юбки», где популярно излагалось преимущество коротких юбок и одежды, не сковывающей движений (в отличие от длинных платьев), о необходимости использования носовых платков, пристегивающихся воротничков на рубашках с целью гигиены и т.д. В эту дискуссию включается и Маяковский. Во многих его стихотворениях поднимается вопрос о качественной модной одежде. Так, в одном из своих стихов под названием «Стихотворение одежно-молодежное» поэт затрагивает вопросы молодежной моды. Маяковский рассказывает, как молодая «пролетарка» пошла в магазин покупать себе одежду:
Пошла в Мосторг.
В продающем восторге
ей
жуткие туфли
всучили в Мосторге.
Пошла в Москвошвей —
за шубой,
а там ей
опять
преподносят
манто мадамье.
Заключительные строки стихотворения звучат настойчиво и призывно:
Москвошвей —
залежались
котики и кошки.
В руки
моды
вожжи!
Не по одежке
протягивай ножки,
а шей
одежи
по молодежи
(Маяковский 1955–1961е: 161).
Неудивительно, что даже поиск хороших мужских носков в «ком-муновых лавках» вызывал бесконечное раздражение поэта, одно из стихотворений так и называлось «Поиски носков». Уже в самом названии поставлена проблема, казалось бы, мелкая, будничная. С каким порой юмором и вместе с тем с каким чувством горечи описывает свои хождения по магазинам в поисках носков Владимир Владимирович:
В сердце
будто
заноза ввинчена.
Я разомлел,
обдряб
и раскис…
Выражаясь прозаично —
у меня
продрались
все носки.
Кому
хороший носок не лаком?
Нога
в хорошем
красива и броска.
И я
иду
по коммуновым лавкам
в поисках
потребного носка.
Одни носки
ядовиты и злы,
стрелки
посажены
косо,
и в ногу
сучки,
задоринки
и узлы
впиваются
из фельдекоса.
Вторые —
для таксы.
Фасон не хитрый:
растопыренные и коротенькие.
У носка
у этого
цвет
панихиды
по горячо любимой тетеньке.
Третьи
соперничают
с Волгой-рекой —
глубже
волжской воды.
По горло
влезешь
в носки-трико —
подвязывай их
под кадык.
Четвертый носок
ценой раззор
и так
расчерчен квадратно,
что, раз
взглянув
на этот узор,
лошадь
потупит
испуганный взор,
заржет
и попятится обратно.
Ладно,
вот этот
носок что надо.
Носок
на ногу напяливается,
и сразу
из носка
вылазит анфилада
средних,
больших
и маленьких пальцев.
Кажется, что это мелкая проблема, однако у Маяковского она перерастает в глобальный вопрос о качестве производимой продукции на госпредприятиях. Поэт восклицает:
Иные
причины
моей тоски:
я страдаю…
Даешь,
госорганы,
прочные,
впору,
красивые носки!
(Маяковский 1955–1961д: 324–326).
Это стихотворение было опубликовано в «Женском журнале» № 2 в 1929 году.
До конца своей жизни поэт боролся с серостью «коммуновых лавок».
Творческая энергия Владимира Маяковского была направлена на развитие всего нового, прогрессивного. Достаточно вспомнить рекламные плакаты поэта, посвященные магазину ГУМ:
Нет места
сомненью
и думе —
все для женщины
только в ГУМе
(Маяковский 1955–1961б: 275).
И как же радовался он успехам «Москвошвея», когда видел хорошие качественные товары! Киевская знакомая поэта Н. Рябова вспоминала любопытный эпизод. Как-то, гуляя по Прорезной улице, В. Маяковский остановился перед детской витриной магазина «Москвошвея».
«Детские костюмчики вызвали его восхищение. Особенно нравились ему синенькие штанишки с бретельками года на три. — Вот штаны, так штаны, штанищи прямо», — восхищался Владимир Владимирович (Рябова 1993).
Поэт рекламировал галоши «Резинотреста», продукцию «Москво-швея» и магазин «Моссукно», где можно было одеться в рассрочку.
Однако становление советской легкой промышленности шло медленно. Отправляясь в зарубежные командировки, Владимир Владимирович старался обновить свой гардероб, покупая необходимые вещи. Чтобы экономить время, он покупал вещи в определенных магазинах. В Париже это были «Гранд Шомьер» или «Олд Ингланд» — здесь покупались необходимые обновки: галстуки, рубашки, мелкие мужские аксессуары.
Кошельки, бумажники, чемоданы — важная часть имиджа любого человека. У Маяковского были красивые кожаные аксессуары. Все это покупалось в Париже. Здесь было куплено портмоне, кожаная папка, небольшой чемодан (несессер) — все из желтой тисненой кожи. Вероятно, тогда же на папке и чемодане были сделаны тисненые монограммы «MW». В Париже был куплен и большой дорожный кофр, который в дальнейшем стоял в лубянской комнате поэта. Поскольку комната была маленькая — 11,1 кв.м,Маяковский вместо гардероба использовал кофр, в котором он хранил самое необходимое.
Находясь за границей, Маяковский покупал только нужные, необходимые ему вещи. Так, из Парижа он привез дорожный набор: в кожаном футляре лежали складные ложка, вилка, нож. Такие же дорожные наборы он часто дарил друзьям как предмет первой необходимости в поездках. Новинкой технического прогресса была печатная машинка — вещь для литератора незаменимая. У нас в стране они не производились и достать их было крайне сложно. Маяковский привозит из Америки портативную машинку «Ремингтон» — последнюю техническую новинку.
Без машин
поэтам
туго.
Жизнь поэта
однорука
(Маяковский 1955–1961г: 96).
С таким восторгом напишет Владимир Владимирович об этом чуде техники в стихотворении «Товарищу машинистке».
Таким же важным, непременным «орудием труда» поэта была авторучка (она всегда была у него в левом нагрудном кармане пиджака). В это время в России еще не производились авторучки. Не случайно многие рукописи Владимира Маяковского написаны карандашом (ил. 17).
Известно, что Владимир Владимирович был азартным игроком. Часто играл в карты, и для него главным был не денежный интерес, а спортивный азарт. Это был своеобразный отдых, уход от ежедневной суеты и серых будней. Но этот отдых был всегда относительным. Даже во время самой азартной игры он мог встать и записать на бумаге какие-то пришедшие на ум строки, а если не было под рукой бумаги, то записывал сгоревшей спичкой на спичечном коробке или на коробке от сигарет.
Из-за границы Маяковский привез рулетку, цветные пластмассовые фишки (круглые, плоские, укладывающиеся в маленькую деревянную коробку), несколько дощечек с написанными на них цифрами на отгибающихся тонких пластинах: так подсчитывались очки (ил. 18).
20 октября 1928 года Владимир Маяковский в письме к Л. Брик из Парижа писал:
«…Сегодня еду на пару дней в Ниццу…»(Маяковский 1955–1961ж).
Побывал он и в столице игорного бизнеса Монте-Карло. Так в записной книжке № 64 за 1928 год появляются заготовки рифм к стихотворению «Монте-Карло»:
Дворцы
и палаццо
монакского принца…
Бараны мира,
пожалте бриться!
(Записная книжка В. Маяковского. № 64. 1928. ГММ. РДФ. С. 3).
Напряженная обстановка игорного зала выкристаллизовалась в строки:
Обеспечены
годами
лет
на восемьдесят семь,
дуют
пиковые дамы,
продуваясь
в сто систем.
Демонстрируя обновы,
выигравших подсмотрев,
рядом
с дамою бубновой
дует
яро
дама треф.
Будто
горы жировые,
дуют
щеки накалив,
настоящие,
живые
и тузы
и короли.
Шарик
скачет по рулетке,
руки
сыпят
франки в клетки,
трутся
карты
лист о лист.
Вздув
карман
кредиток толщью
— хоть бери
его наощупь! —
вот он —
капиталист.
Вот он,
вот он —
вор и лодырь —
из бездельников-деляг,
мечет
с лодырем колоды,
мир
ограбленный
деля
(Маяковский 1955–1961е: 48–49).
В своих воспоминаниях Л. Никулин писал:
«В то время я собирался ехать на юг Франции и сказал об этом В. Маяковскому. Он посоветовал мне побывать в Монте-Карло, посмотреть рулетку — писатель должен много видеть, а это место достойно внимания… Я спросил, пробовал ли он счастья в Монте-Карло? Он ответил улыбаясь: „Оставьте, рана еще свежа…“ Монте-Карло, столицу княжества Монако я вскоре увидел и был благодарен Владимиру Владимировичу за совет» (Никулин Л. Владимир Владимирович Маяковский. Машинопись. ГММ. РДФ. КП № 13236. С. 47).
Из Монте-Карло Л. Никулин 5 сентября 1929 года отправил В. Маяковскому открытку на которой был изображен один из игровых залов. На обороте открытки написано:
«Дорогой чтимый и читаемый Владимир Владимирович, пишу из вертепа мировой буржуазии. № 36 выходил сегодня 4 раза подряд, а у меня было только 20 франков…»(Почтовая открытка. ГММ. РДФ. КП № 391).
Впоследствии Л. Никулин, вернувшись из Монте-Карло, по-новому осмыслил стихотворение В. Маяковского. В своих воспоминаниях он пишет:
«Сколько трагических новелл, романов, фильмов о рулетке вышло в свет и служило рекламой игорному дому, казино Монте-Карло, коммерческого предприятия государства-карлика! Вернувшись в Москву, я впервые прочитал стихи В. Маяковского о рулетке и „монтекарликах“ и поразился точности описания…»(Никулин 1963: 508).
В Париже Маяковский приобретает себе модное пальто фасона «реглан», двубортное, с отложным воротником и прорезными карманами, на подкладке из шерстяной байки (ил. 19). Ткань пальто — добротная, модной расцветки, «в елочку». Владимир Владимирович был высокого роста, в то время в России не было специализированных магазинов, где можно было купить пальто на такой рост. Вероятно, пальто было сшито в Париже в ателье, о чем свидетельствует пришитая к подкладке бирка. До этого поэт на многих фотографиях запечатлен в недорогой куртке с меховым воротником, которая была куплена в Америке.
На многих фотографиях Маяковский запечатлен в костюмах спортивного покроя с накладными карманами (ил. 20). По воспоминаниям современников, Маяковский любил спортивный стиль. В одном из писем Т. Яковлева пишет матери о Маяковском: «Он находит, что мне больше всего идут спортивные вещи. Маяковский тоже любит этот стиль» (Тата 2003).
Владимир Владимирович не любил костюмы черного цвета. Смокинги называл «парижской спецодеждой». Рядом с красавицей Татьяной Яковлевой (с которой у него в Париже начался роман), изысканно одетой, Владимир Владимирович должен был выглядеть так же блестяще, и, видимо, смокинг ему тогда очень пригодился. Вместе с Т. Яковлевой Маяковский был в парижском театре Grand Opéra, где, возможно, уже тогда рождались строки стихотворения «Красавицы» (Раздумья на открытии «Grand Opéra»). На полях записной книжки № 64 поэт нарисовал шарж на самого себя: одет в смокинг и белую рубашку с бабочкой, в цилиндре, грудь колесом, лицо искажено от недовольства. Здесь же черновик стихотворения. Уже первые строки объясняют все:
В смокинг вштопорен,
побрит что надо
По гранд
по опере
гуляю грандом
(Маяковский 1955–1961е: 66).
Глядя на этот шарж, на «вштопоренного» в смокинг поэта, как будто физически ощущаешь то неудобство, которое он испытывает в «парижской спецодежде» (ил. 21). Несмотря на нелюбовь к смокингу, В. Маяковский в нем был необычайно красив.
Кинооператор А.Д. Головня вспоминал, что Маяковский был смелым и уверенным в себе человеком. Во внешнем облике Владимира Владимировича была изысканная манера держаться:
«Это был бальный вечер в Берлине. Его устраивал с одной стороны А.В. Луначарский и его жена актриса Розенель, а с другой стороны — директор Межрабпомфильма, кажется Шпильман. Он и привез костюмы, кажется и Маяковскому тоже. Без фрака и бабочки тогда на вечер не пускали. Помню, что я, Оцуп и Маяковский были во фраках. Это был бал кинозвезд. Что больше всего запомнилось? В. Маяковский был необыкновенно красив… Во-первых, когда входил Владимир Владимирович, все поворачивались на него посмотреть. Во-вторых, он выше других, он статнее других, он шире в плечах и смелей во взгляде. Это не робкий человек входил, это входил мужик. А мне по характеру нравились такие люди, и это же было выражено в его стихах, причем я ощущал уже лично, как почитатель стихов, и смелость, и мужественность, и вместе с тем и личность, и душевность этого человека, и в удивительно тактичном поведении его со всеми людьми» (Головня 2009).
Если в Париже поэту с покупками помогала Э. Триоле, то в Германии Маяковский делал покупки сам. Обладая хорошим вкусом, он выбирал не только модные вещи, но и всегда обращал внимание на качество. Об этом свидетельствуют многочисленные воспоминания современников.
Владимир Владимирович не любил накапливать вещи. В его гардеробе их было немного, но все были только добротные, качественные и красивые. Это касалось, в первую очередь, обуви, которую он быстро снашивал. У него был 46-й размер, а достать такую обувь в то время было не так просто. С детства у Маяковского была мечта о красивой удобной обуви. Как вспоминали родные, он часто забивал гвозди в ботинках, которые ранили ногу.
Я знаю —
гвоздь у меня в сапоге
кошмарней, чем фантазия у Гете!
(Маяковский 1955–1961а: 183).
Возможно, эти строки из поэмы «Облако в штанах» навеяны воспоминаниями детства. Вот почему, отправляясь в командировки, Маяковский покупал себе добротную обувь. Голландский журналист Нико Рост вспоминал, как Маяковский обрадовался их встрече в Берлине и попросил его пойти с ним в обувной магазин, чтобы подобрать себе ботинки:
«Он быстро подошел ко мне, сильно пожал мне руку, так что я непроизвольно попытался поскорее высвободиться, и очень энергично сказал по-немецки: „Schuhen — kaufen” („Ботинки — покупать“). Мы зашли в один из больших обувных магазинов, и я перевел продавцу желание поэта. Принесли десяток пар разнообразных туфель, но взгляд его не задержался ни на одной из них до тех пор, пока ему не показали пару невысоких темных спортивных ботинок на толстой двойной подошве. „Самые дорогие, — сказал продавец, — лучшее из того, что мы получили”. Он заметил, как придирчиво и внимательно Маяковский выбирал обувь — в этом не было ничего нарочитого или высокомерного, он неизменно оставался добродушен и любезен. Выбрав темные спортивные ботинки на толстой подошве, он сразу же надел их и, когда мы вышли из магазина, сказал, показывая на свои прекрасные новые туфли: „Большие, дорогие и крепкие, как сама Россия”. Тогда я инстинктивно понял, но до конца осознал значительно позже, что этот поэт любил Россию и свой народ больше всего на свете, что он всю свою жизнь писал, творил и боролся за то, чтобы все 150 миллионов имели такие ботинки, большие, хорошие и крепкие, как его Советская Россия» (Рост 1988).
Находясь в Париже, Маяковский купил себе туфли фирмы «Вестон», которые называл «вечной вещью» (ил. 22). Чтобы туфли не так быстро снашивались, он набивал на каблуки и носки металлические подковки. В одном из стихотворений он написал:
Асфальт — стекло.
Иду и звеню.
Леса и травинки —
сбриты…
(Маяковский 1955–1961в).
На похоронах поэта многие современники запомнили эти туфли. Лев Никулин впоследствии писал:
«Стоя у гроба, я долго смотрел на почти нестертые стальные пластинки, „вечную вещь“. Она оказалась намного прочнее большого человеческого сердца…» (Никулин Л. Владимир Владимирович Маяковский. ГММ. РДФ. КП № 13236. Машинопись. С. 63).
Владимир Маяковский, будучи публичным человеком, считал своим долгом не только в стихах, но и с эстрады пропагандировать культуру одежды, сам показывая пример хорошего вкуса и элегантности.
Один из старейших ленинградских литераторов, Илья Березарк, вспоминает:
«В те времена забота о своей внешности считалась явным признаком буржуазности. Многие одевались нарочито небрежно — я, мол, не какой-то нэпманский щеголь. Ох, и досталось мне, когда я явился в гостиницу к Маяковскому в „затрапезном“ виде.
- Это что у вас — патент на пролетарское происхождение, — издевался он.
- Вот вы, журналист, встречаетесь с разными людьми, что могут подумать не только о вас, о всей советской прессе?
Я пытался возражать. Ведь сам Маяковский выступал против „красоты”.
- Кто вам это сказал? Или вы сами придумали? — спросил поэт.
Человек должен быть красивым внутренне и внешне, и замечать красоту вокруг.
Сам Маяковский, может быть не был красивым в обычном понимании слова, но он был статен, очень пластичен, умел красиво носить свой скромный пиджак, свой джемпер. Даже в его внешнем облике чувствовалось обаяние поэта» (Березарк 1982).
Владимир Владимирович не любил малейшие погрешности не только в своем костюме, но и у окружающих его людей. Брюки Владимира Маяковского всегда были хорошо отутюжены. Домработница Аннушка, помогавшая по хозяйству в квартире в Гендриковом переулке, не умела гладить брюки, она носила их утюжить к портному, жившему недалеко.
Обувь должна была быть начищена до зеркального блеска. Выходя из своей квартиры в Гендриковом переулке, Владимир Маяковский всегда останавливался у одного и того же чистильщика обуви на углу.
Владимир Маяковский любил, чтобы костюм на нем сидел безупречно. Современники подчеркивали, что у него было врожденное чувство вкуса. Когда у него бывали деньги, он шел к самому лучшему портному и одевался с таким уверенным вкусом, как будто привык к этому с самого детства. Эльза Триоле вспоминала:
«Будучи во Франции и не зная языка, Маяковский ухитрялся объясниться при помощи мимики и внушительной жестикуляции. У портного он рисовал немыслимые дефекты его сложения, а пунктиром изображал способ их исправления при помощи покроя костюма» (Триоле 1993).
У В. Маяковского всегда было много рубашек, которые он часто менял. В мемориальном фонде музея до сих пор хранятся как будто вчера накрахмаленные пристегивающиеся воротнички и манжеты к белым рубашкам, воротнички разного покроя: для галстука-бабочки с загибающимися острыми уголками, обычной формы и с закругленными уголками для галстука-самовяза. На некоторых манжетах штамп: «Торговый Дом Поляковъ и Полянская. Москва. Тверская 38а». Некоторые из них были куплены в модном магазине на Тверской, другие привезены из Парижа и Берлина. Владимир Владимирович любил рубашки пастельных тонов, нежно-розовые, голубые, песочные. Поскольку сам был художником, с безукоризненным вкусом подбирал по цвету галстуки.
Часто вещи изменяются в мире искусства, преображаются, становятся символом или значимой деталью. Для В. Маяковского, как знаковой фигуры ХХ века, это было особенно характерным. Вспомним его «желтую кофту», ставшую символом футуризма. Сравним фотографии и портреты поэта, ставшие хрестоматийными, где Владимир Владимирович изображен в знаменитом клетчатом пуловере (ил. 23). Он, поэт, горлан-главарь, — неизменно изображался в клетчатом пуловере, который, как и «желтая кофта», станет символом новой советской эпохи. Немногие знают, что купленный за несколько долларов Марусей Бурлюк на барахолке в Ист-Сайде в 1925 году клетчатый трикотажный пуловер стал любимой вещью Маяковского (ил. 24). Он в буквальном смысле сносил его до дыр. На локтях образовались потертости, и Александра Алексеевна, мать Маяковского, сделала аккуратную штопку в тон трикотажа. Владимир Владимирович очень привыкал к своим вещам и неохотно с ними расставался. Этот пуловер он носил до конца жизни.
С начала 1920-х годов Владимир Владимирович начал носить костюм-тройку. Таким элегантным мы видим его на улицах Нью-Йорка (ил. 25), в посольстве Мексики, на репетиции «Бани» в театре В.Э. Мейерхольда. А. Темерин сделал замечательный портрет Маяковского (ил. 26). На его снимках мы четко видим фактуру добротной ткани, из которой сшит костюм-тройка, шелковый галстук, переливающийся на свету.
Как справедливо заметил модельер Слава Зайцев, «Маяковский мог тонко, изысканно, с высочайшим профессионализмом одеваться в стиле „haute couture“, с пониманием истины, что „вкус молчалив“» (Стенограмма беседы Л. Колесниковой с В. Зайцевым. 13 апр. 2008. Архив автора).
Таким запомнился поэт современникам. Для своего времени Маяковский не был, как сейчас говорят, «иконой стиля», не был законодателем мод, но любил хорошие, качественные вещи: хорошо сшитый костюм, накрахмаленные белоснежные рубашки, красивую удобную обувь. К сожалению, в то время в нашей стране о модных хороших вещах можно было только мечтать.
Не случайно Лев Никулин вспоминал о Маяковском:
«Он, возвращаясь из заграничных поездок, часто говорил о техническом прогрессе, о том, чего в ту пору не было у нас, он хотел перенести в нашу страну не только метрополитен, Эйфелеву башню, хорошие автомобили, но и хорошо сшитую одежду и обувь»(Никулин 1963: 504).
Как отмечали друзья, все вещи Владимира Маяковского, начиная с костюма и кончая паркеровской ручкой и бумагой для писем, были красивыми и добротными. Все это говорит о безупречном вкусе Маяковского.
Рассматривая вещи, принадлежавшие поэту, мы глубже понимаем и представляем образ не хрестоматийного поэта Маяковского, а Маяковского — Человека.
Он верил в бессмертие, верил, что будет существовать в далеком будущем «весомо, грубо, зримо» (Маяковский 1955–1961е: 281).
Маяковский для нас — вне моды, вне времени, вне пространства, и потому наш диалог с ним продолжается.
Фотографии предоставлены Государственным музеем В.В. Маяковского.
Выражаю искреннюю благодарность директору Государственного музея В.В. Маяковского А.В. Лобову, Н.В. Кеммерен-Карелиной, хранителям ГММ Е. Снегиревой, И. Голоднюк, Г. Антиповой, Е. Иньшаковой.
Архивные материалы
Записная книжка В. Маяковского. № 9. 1921. Государственный музей В.В. Маяковского. Рукописно-документальный фонд. КП № 190. С. 62.
Записная книжка В. Маяковского. № 64. 1928. Государственный музей В.В. Маяковского. Рукописно-документальный фонд. С. 3.
Никулин Л. Владимир Владимирович Маяковский. Машинопись. Государственный музей В.В. Маяковского. Рукописно-документальный фонд. КП № 13236.
Почтовая открытка. Государственный музей В.В. Маяковского. Рукописно-документальный фонд. КП № 391.
Стенограмма беседы Л. Колесниковой с В. Зайцевым. 13 апр. 2008. Архив автора.
Литература
Березарк 1982 — Березарк И. Штрихи и встречи. Л.: Советский писатель 1982. С. 33–34.
Брик 1993 — Брик Л.Ю. Из воспоминаний // Имя этой теме: любовь! Современницы о Маяковском / Сост. В.В. Катанян. М.: Дружба народов, 1993. С. 159–160.
Бурлюк 1993 — Бурлюк Д.Д., Бурлюк М.Н. Маяковский и его современники // Литературное обозрение. 1993. № 6.
Головня 2009 — Головня А. <О Маяковском> / Подгот. публ., вступ. и коммент. Л. Колесниковой // Маяковский продолжается: Сб. науч. ст. и публ. арх. материалов. М.: ГММ, 2009. Вып. 2. С. 176.
Жегин 1963 — Жегин Л. О Маяковском // В. Маяковский в воспоминаниях современников. М.: ГИХЛ, 1963. С. 100–101.
Искусство одеваться 1928 — Искусство одеваться. 1928. № 1.
Катанян 1985 — Катанян В.А. Маяковский: Хроника жизни и деятельности. Изд. 5-е, доп. М.: Советский писатель, 1985. С. 110.
Колесникова 2008 — Колесникова Л.Е. Другие лики Маяковского / [Послесл. на обл. В. Зайцева]. М.: Витязь-Братишка, 2008. 4 С. Обложка.
ЛЕФ 1923 — ЛЕФ. 1923. № 2. С. 65–66.
ЛЕФ 1924 — ЛЕФ. 1924. № 2(6). С. 27.
Лившиц 1989 — Лившиц Б. Полутораглазый стрелец. Л.: Советский писатель, 1989. С. 425.
Маяковская 1965 — Маяковская Л.В. О Владимире Маяковском: Из воспоминаний сестры. М.: Детская литература, 1965. С. 224.
Маяковский 1955–1961а — Маяковский В.В. Полное собрание сочинений. В 13 т. М.: ГИХЛ, 1955–1961. Т. 1.
Маяковский 1955–1961б — Маяковский В.В. Полное собрание сочинений. В 13 т. М.: ГИХЛ, 1955–1961. Т. 5.
Маяковский 1955–1961в — Маяковский В.В. Полное собрание сочинений. В 13 т. М.: ГИХЛ, 1955–1961. Т. 7. С. 55.
Маяковский 1955–1961г — Маяковский В.В. Полное собрание сочинений. В 13 т. М.: ГИХЛ, 1955–1961. Т. 8.
Маяковский 1955–1961д — Маяковский В.В. Полное собрание сочинений. В 13 т. М.: ГИХЛ, 1955–1961. Т. 9.
Маяковский 1955–1961е — Маяковский В.В. Полное собрание сочинений. В 13 т. М.: ГИХЛ, 1955–1961. Т. 10.
Маяковский 1955–1961ж — Маяковский В.В. Полное собрание сочинений. В 13 т. М.: ГИХЛ, 1955–1961. Т. 13. С. 124.
Маяковский и Брик 1982 — В.В. Маяковский и Л.Ю. Брик: Переписка 1915–1930 / Сост., подгот. текста, предисл., введение и коммент. Б. Янгфельдта. Stockholm, 1982.
Мгебров 1932 — Мгебров А. Жизнь в театре. Т. 2. М.; Л.: ACADEMIA, 1932. С. 286–287.
Нивинский 1988 — Нивинский Я. Не только в ателье // Я земной шар чуть не весь обошел… М.: Современник, 1988.
Никулин 1963 — Никулин Л. Владимир Маяковский // В. Маяковский в воспоминаниях современников. М.: ГИХЛ, 1963. С. 508.
Овчаренко-Чернодубровская 2005 — Овчаренко-Чернодубровская Е. Я жадно впитывала // Нева. 2005. № 9. С. 240.
Родченко 1982 — Родченко А. Статьи; Воспоминания; Автобиографические записки; Письма. М: Советский художник, 1982. С. 93.
Рябова 1993 — Рябова Н. Киевские встречи // Имя этой теме: любовь! Современницы о Маяковском / Сост. В.В. Катанян. М.: Дружба народов, 1993. С. 227.
Рост 1988 — Рост Н. Часы, проведенные с Маяковским // Я земной шар чуть не весь обошел… М.: Современник 1988. С. 292.
Спасский 1963 — Спасский С. Москва // В. Маяковский в воспоминаниях современников. М.: ГИХЛ, 1963. С. 175.
Тата 2003 — Тата (Татьяна Яковлева): [Кат. выст.] / Сост. А. Аксенкин. М.: ГММ, 2003. С. 63.
Триоле 1993 — Триоле Э. Заглянуть в прошлое // Имя этой теме: любовь! Современницы о Маяковском / Сост. В.В. Катанян. М.: Дружба народов, 1993. С. 64.
Хвасс 1993 — Хвасс И. Воспоминания о Маяковском // Литературное обозрение. 1993. № 9–10.
Чуковский 1965 — Чуковский К. Собрание сочинений. В 6 Т. М., 1965. Т. 2. С. 352.
Шамардина 1993 — Шамардина С. Футуристическая юность // Имя этой теме: любовь! Современницы о Маяковском / Сост. В.В. Катанян. М.: Дружба народов, 1993. С. 25.
Шкловский 1966 — Шкловский В. Александр Родченко — художник-фотограф // Прометей: Исторически-биографический альманах. Т. 1. М.: Молодая гвардия, 1966. С. 387.
Янгфельдт 2009 — Янгфельдт Б. Ставка — жизнь: Владимир Маяковский и его круг. М.: КоЛибри, 2009
Казанский след в портретной галерее Маяковского
В фондах Национального музея Республики Татарстан хранится не известный широкой публике фотопортрет поэта советской эпохи Владимира Маяковского работы Владимира Лукича Лаптева.
Портрету 92 года — он подписан автором карандашом на оборотной стороне: «В. Маяковский, 21 января 1927 г. Мой снимок в редакции «Красная Татария» В. Лаптев».
Секрет фотографа с Воскресенской
В портретной галерее Маяковского, насчитывающей сотни фотоснимков, графических и живописных работ, отмечен и казанский след. Начало ему положил приезд поэта в Казань в феврале 1914 года, когда с друзьями-футуристами он совершал «поэзо-концертное» турне по городам и весям России. Казань в том многочисленном списке стояла на особом месте. В качестве поднадзорного здесь жил большевик Владимир Ильич Вегер, привлекавший пятнадцатилетнего гимназиста Володю Маяковского к партийной работе. В старейшем на востоке России Казанском художественном училище постигало науки немало вольнодумцев, жаждущих новаторства, «свежего ветра перемен». Добровольные помощники и гиды вызывались не только сопровождать московских гостей по незнакомому городу, но и готовить концертные площадки, расклеивать афиши.
Для представления «столичных звёзд» требовались броские, рекламные фотографии, и староста архитектурного отделения училища Павел Хожателев порекомендовал московской троице одно из самых модных фотоателье на Воскресенской.
Намётанный глаз профессионального фотографа сразу же выделил из оригинальной компании высокого юношу атлетического сложения с редким голосом и скульптурной лепкой лица. Угадав в нём артиста, охотно поделился секретом своего мастерства. Он, как оказалось, заключался в выборе эффектной позы и костюма. «Ни одна женщина мира не пройдёт мимо фото моей работы,— уверял фотограф.— Успех на сцене и в жизни гарантирован». Как же он был прав!.. Вычурный портрет, на котором Маяковский снят в концертном костюме, дополненном перчатками и цилиндром, не соответствовал внутреннему состоянию поэта-бунтаря, однако успех имел огромный. Размноженные открытки шли нарасхват в фойе Дворянского собрания (ныне городская Ратуша). С его сцены скандальные гастролёры знакомили казанскую молодёжь с достижениями футуризма, шокировали публику облачением, поведением. Они долго пили чай, вместо колокольчика звонили в пожарный колокол. Бурлюк, «с нарисованной на щеке лошадью, с серьгой в ухе, рассматривал в лорнет многочисленную полицию, публику», требовавшую окончания донельзя затянутой прелюдии действа.
Футурист Владимир Маяковский. Казань. 1914. Из альбома
Л. Ф. Волкова-Ланнит «Вижу Маяковского», 1981
Маяковский вышел к аудитории в знаменитой жёлтой кофте, сразу же взбудоражив публику неожиданными образами. Некоторые из них, как «мне нравится беременный мужчина», вызвали шквал возмущения, свист, крики, но поэт усмирил зал, подчинив его раскатистой силе голоса, неожиданным рифмам, благодаря своему «чудесному дару импровизации».
Вошёл к парикмахеру, сказал —
спокойный:
«Будьте добры, причешите мне уши»,
Гладкий парикмахер сразу стал
хвойный,
Лицо вытянулось, как у груши.
К этому же времени относится портрет Маяковского Павла Хожателева. Добровольный гид не раз находился с коллегами в гостинице «Казанское подворье» на Проломной, где они остановились. Однажды, наблюдая веселье, царившее в номере, то, как молодые футуристы дурачились, подзадоривая друг друга, воспользовался ситуацией и попросил каждого из них сняться на фотоаппарат — гармошку «Эрнеман». Друзья согласились и разрисовали свои физиономии. Бурлюк изобразил на щеке собачку с поднятым хвостом, Каменский — на лбу лошадь. На Маяковском был бархатный малиновый жилет, надетый поверх белой рубашки с широкими рукавами. На снимке почитателя он изображён в любимой позе: руки в карманах, неизменная папироса во рту.
Несколько фотографий «от милого помощника Паши» были подарены отъезжающим, которые тут же отблагодарили автора, оставив на одной из них автограф не менее милой троицы.
«Футуризм умер, и он не очень-то жалеет покойника»
Триумфальный вечер 20 февраля 1914 года, на котором казанская публика, заполнившая проходы, оседлавшая подоконники, «реагировала на происходившее на сцене так бурно, что полицмейстер шесть раз прерывал выступление», а на выходе из Собрания устроила московским гастролёрам овации, закончился для Маяковского и Бурлюка драматически. Их исключили из Московского училища живописи, ваяния и зодчества за нарушение правила, по которому учащиеся «не имели права выступать на публичных диспутах». Исходя же из жандармского донесения, сохранившегося в казанском архиве, причиной отчисления послужил дух своеволия и анархизма.
Происшествие не стало для друзей трагическим событием. Увлечение футуризмом было всего лишь данью молодости, протестом против буржуазного искусства. Оно не могло долго питать талант такого масштаба, как Маяковский. Уже через год поэт признавался, что «футуризм умер, и он не очень-то жалеет покойника». Не повлияло расставание с училищем и на отношение к Казани. К публике, поклонникам, приёму, городу у Владимира Владимировича сохранилось благодарное и даже нежное чувство.
Владимир Маяковский в редакции газеты «Красная Татария». 1927. Фото Владимира Лаптева. Из фондов Национального музея Республики Татарстан
Собираясь в турне уже «По городам Союза», он ободрял концертного директора Павла Ильича Лавута: «Стоит ли волноваться, когда мы едем в примечательную Казань! Когда у меня не будет ни копейки, я обязательно поеду в Казань.— А как же без копейки вы купите билет? — И на билет мне вышлет моя Казань…»
Вспомнит о Казани в стихах
Продолжая традиции трубадуров и менестрелей, поэт ещё дважды посетит восточную столицу, оставит о ней не только тёплые воспоминания, но и целые абзацы в стихах «По городам Союза», «Три тысячи и три сестры», «Казань», «Левый марш».
Приезды поэта для просвещённого города становились настоящим событием. Публики на каждую встречу приходило столько, что сам выступающий не всегда мог пробиться к сцене. В кинотеатре «Колосс» (сейчас в этом здании Татарский государственный театр драмы и комедии имени Карима Тинчурина, улица Максима Горького, 13) он вышел из толпы лишь с помощью сопровождающего… помятым, но счастливым. В университете, у нынешней городской Ратуши, театрального техникума, кинотеатра и даже у гостиницы поэта ждали студенты, актёры, молодые татарские литераторы, в числе которых был Адель Кутуй, переведший «Левый марш» на татарский язык. Маяковский вспомнит об этой встрече в стихах.
Я
в языках
не очень натаскан —
что норвежским,
что шведским мажь.
Входит татарин:
«Я на татарском
Прочитаю
«Левый марш».
Ограничился
словесным портретом
Владимир Лукич Лаптев и его супруга Евгения Ниловна Дунаева. 1926
Из семейного архива
В 1927, 1928 годах это будет уже другой Маяковский. Не только готовый всю свою звонкую силу поэта отдавать атакующему классу, но и «сердце — временам на разрыв». За тринадцать лет он пройдёт путь от скандального поэта-футуриста до поэта-трибуна, художника окон РОСТА, редактора, публициста, агитатора, актёра, сценариста, режиссёра, драматурга, написавшего немало стихов, пьес, поэмы «Хорошо», «Облако в штанах», «Война и мир», «Сто пятьдесят миллионов», «Владимир Ильич Ленин». Во время второго литературного турне он будет торопиться из Нижнего Новгорода приехать в Казань, чтобы прочитать эту поэму в Казанском университете в студёные январские дни третьей годовщины со дня кончины вождя мирового пролетариата.
Чувствуя личную ответственность глашатая революции, поэт брался за любое нужное ей дело.
В зарисовках «Я сам» он признавался: «В работе сознательно перевожу себя на газетчика». «Пишу в «Известиях», «Труде», «Рабочей Москве», «Заре Востока», «Бакинском рабочем» и других». И, конечно, Маяковский не мог не встретиться с коллегами из газеты «Красная Татария», которая находилась на Дзержинского, 29.
Тогда выпускнику Казанского художественно-технического института (с 1923 года техникум) Владимиру Лаптеву, сменившему резец скульптора, кисть живописца на фотоаппарат, удалось продолжить казанский след в портретной галерее Владимира Маяковского, сделав несколько его снимков.
Погрудный фотопортрет, на котором Владимир Владимирович снят в зимнем двубортном пальто с меховым воротником английского кроя, неоднократно повторится на полосах республиканских газет в дни юбилеев Маяковского, годовщин кончины Ленина, по случаю других дат. А вот снимок с небольшую ладонь (9 на 12) с автографом на оборотной стороне, который посчастливилось найти в личной коллекции Владимира Лукича Лаптева, переданной Национальному музею Республики Татарстан его внуком Владимиром Александровичем Наумовым в 2015 году, опубликованным пока увидеть не удалось. Ни в газетах, представленных в коллекции, ни в Интернете, ни среди иллюстраций в двенадцатитомном собрании сочинений, ни в альбоме «Вижу Маяковского» Леонида Филипповича Волкова-Ланнита, разместившего в сборнике более 200 персональных и групповых снимков поэта известных мастеров и малоизвестных авторов, разного качества, сделанных «на родине и на чужбине».
Не остались без внимания составителя даже казанские портреты Маяковского 1914 года: электровелография и фрагмент из модного фотоателье на Воскресенской, изображение футуриста в малиновом бархатном жилете Павла Хожателева.
Что же касается работ Владимира Лукича Лаптева, в издание «Вижу Маяковского», вышедшее в свет в 1981 году, они не вошли. Скрупулёзный исследователь иконографии поэта в альбоме ограничился представлением его словесного портрета, взятого из отчёта о встрече Маяковского с сотрудниками и рабкорами «Красной Татарии».
«Такой же большой и мощный, как и его образы. Над переносицей вертикальная морщина. Тяжёлый, слегка выдающийся подбородок. Фигура волжского грузчика. Голос — трибуна… На эстраде чувствует себя как дома. К аудитории относится дружески-покровительственно».
Памятный уголок Владимира Лукича Лаптева
«Времена не выбирают.
В них живут и умирают»
Портреты Владимира Лукича Лаптева, отражающие его «взволнованное отношение к личности поэта», остались как бы незамеченными и не вошли в альбом. Разгадка причины этого, возможно, кроется в биографии мастера. Ведь интеллигентному молодому человеку с прозрачными, как родниковая вода, глазами (видно даже на снимке), состоявшемуся в живописи, фотоискусстве, мечтавшему серьёзно заняться архитектурой, было суждено жить в эпоху репрессий, пережить два ареста и пять лет ГУЛАГа. За хранение запрещённой в то время книги «Протоколы сионских мудрецов», найденной в квартире при обыске, Владимир Лаптев в 1932 году стал «опасным преступником». Эти ярлыки, как многократное эхо, ещё не раз и не два повторятся в его судьбе. По тем же статьям 58-10, 58-11 будет предъявлено второе обвинение и последует арест в 1936 году. Злосчастные ярлыки преследовали Лаптева и после смерти. Ведь реабилитируют Владимира Лукича за первый срок только в 1989 году, за второй — в 1991-м, когда его уже не станет. Видимо, по этой же причине снимки иногда оставались безымянными.
В. Л. Лаптев
Не смею бросить камень в чью-либо сторону. Страшное было время: поощрялись доносы, скованные страхом люди ожидали в ночное время увидеть стоящий у подъезда «чёрный воронок», услышать стук в дверь. Но даже в нём находилось место любви и доброте, гражданским поступкам, человеческому достоинству и мужеству. Пришло время вспомнить имена тех, кто, вопреки общественной морали «невиновных у нас не сажают», помогал Владимиру Лукичу жить и творить, сохранять веру в людей, не озлобиться. Думаю, он был бы благодарен нам за это.
Было что терять в 1936 году известному математику, будущему профессору университета, доктору наук Борису Лукичу Лаптеву. Но, когда художественная комиссия на плакате Владимира Лаптева в сплетении струй дыма, идущих из заводских труб, усмотрела фашистскую свастику, понимая абсурдность обвинения, он вступился за брата. Постановление суда было обжаловано в Москве, и второй срок Владимиру Лукичу скостили с четырёх лет до двух.
Футуристическая композиция В. Л. Лаптева «Стойка Пегаса».
1922. Из семейного архива
Не отказались от дважды судимого и родные, хотя тень от «опасного преступника» падала и на них. Жена Евгения Ниловна Дунаева — музыкально образованная потомственная дворянка, смогла устроиться лишь на меховую фабрику, туда на трудоёмкие операции брали жён репрессированных.
Дочь Елена, выйдя замуж, сохранила фамилию отца. Она так любила его, что, познакомившись в архиве в начале девяностых с делом родителя, где хранились доносы, злополучный плакат с дымами, на котором художественная комиссия усмотрела свастику, справка о том, что при обыске в квартире нашли стихи кулацкого поэта Есенина, портреты царских особ и картину, где на конях сидят три кулака (это была репродукция картины Васнецова «Три богатыря»), расстроилась так, что сыну после этого чуть не на руках пришлось выносить маму.
Политзаключённые сидели вместе с бандитами и убийцами, их посылали на самые тяжёлые работы. В тридцать семь лет Лаптев вернулся из ГУЛАГа с подорванным здоровьем и надломленной психикой. На должность талантливого специалиста не брали, приходилось перебиваться временными заработками. И тогда руку помощи бывшему лагернику протянул директор главного краеведческого музея ТАССР Владимир Михайлович Дьяконов. Приняв Владимира Лукича «художником‑оформителем», он поручал ему сложные творческие заказы по созданию картин на исторические темы.
Вместе с заведующим историческим отделом музея Александрой Михайловной Ефимовой они дали отпор перестраховщикам из правления Товарищества «Татхудожник», когда те исключили Лаптева из организации. Объективная положительная характеристика «врагу народа» плюс гражданская позиция, личное мужество известных музейных работников оказались сильнее клеветников. Эта характеристика стала важным документом для пересмотра дела.
И кистью, и пером
Годы работы в музее (с 1940‑го по 1950-й) оказались самыми плодотворными для Владимира Лукича Лаптева. В фондах Национального музея Республики Татарстан хранятся более полутора тысяч негативов его работ. Некоторые из сорока восьми его рисунков и картин, находящихся в музее, украшают его залы. Среди них «Прибытие багдадских купцов в Булгарию», «На главной улице города Болгар», «Городища именьковской и ананьинской культур».
Внуки В. Л. Лаптева Владимир (справа) и Дмитрий (слева) Наумовы с мамой Еленой Владимировной Лаптевой. 2001
Настоящая выставка картин деда хранится в квартире его внуков Владимира и Дмитрия Наумовых, которых я нашла в подмосковных Химках. Здесь бывшие архитекторы создали небольшую анимационную студию по записи клипов. В телефонной беседе они рассказали, что в семье царил культ деда. Несмотря на перенесённые трудности, болезни (в последние годы плеврит перешёл в болезнь лагерников туберкулёз), он был добрым, компанейским и очень творческим человеком. Когда домашние укладывались спать, разложив на стульях фанеру под матрацы, он зажигал в своём уголке лампу под абажуром и начинал писать, делать эскизы к будущим картинам. Это было его время, и он отдавал ночные часы поэзии, живописи. Не было денег на то, чтобы собирать коллекции, но кто мог помешать ему исследовать, изучать их!
Внуки Владимира Лукича сказали, что портрет Маяковского, найденный в коллекции деда, им не приходилось видеть ни в одном издании. Мама, как им помнится, передавала негативы в московский музей поэта, они даже пытались узнать о них, но безуспешно. Видимо, лежат в фондах мёртвым грузом. А между тем на снимке с автографом невозможно не оценить умение автора остановить мгновение, сохранив его для будущих поколений. Ведь «великан с зычным голосом, торсом грузчика и ранимой душой поэта из Красной России» не затерялся в вихре политических неразберих, общественных прихотей и модных пристрастий двадцать первого века. К Маяковскому возвращаются, о нём пишут, его издают, а главное — помнят.
Привлекает внимание и его выразительный внешний облик. К 125-летию со дня рождения Маяковского в июне прошлого года арт-художник из Португалии Александр Фарто, двести работ которого находятся во многих столицах мира, отдал дань памяти поэта-бунтаря, выполнив в технике арт-деко его портрет на фасаде дома в старой Москве. Участник фестиваля уличного искусства Илья Мозги стену одного из домов в Екатеринбурге украсил изображением Маяковского в стиле конструктивизма.
А благодаря коллекции снимков Лаптева, переданной Национальному музею Республики Татарстан спустя шестьдесят лет после его смерти, появилась возможность познакомить казанскую публику с неизвестным портретом поэта из фондов музея.
Будем надеяться, что и другие, пусть немногочисленные фотопортреты Маяковского 1927 года работы фотокора газеты «Красная Татария» Владимира Лукича Лаптева, как и его имя, займут достойное место в фотолетописи поэта. Поиск только начинается.
Смирнова Наталья Николаевна — научный сотрудник Национального музея Республики Татарстан.
Следите за самым важным и интересным в Telegram-канале Татмедиа
Стихотворений Владимира Маяковского
Стихотворения Владимира МаяковскогоВладимир Маяковский 1929
Мой советский паспорт
Источник: Спутник №12 / 1982, перевод:
Герберт Маршалл;
Перевод: Ливиу Якоб.
Я бы
порвал, как волк
в бюрократии.
За мандаты
уважаю малейшее.
Самому дьяволу
Я бы безжалостно бросил
каждую бумагу с красной лентой.
Но это …
По длинному фронту
переворотов и хижин
Вежливо подать чиновникам
.
Они собирают паспорта
и я отдаю
Мой собственный киноварь буклет.
Для одних паспортов —
улыбающихся губ,
Для других —
пренебрежительное отношение.
Берут
с уважением, например,
паспорт
Из спального вагона
Английский Лайонел.
Глаза молодцы
почти проскальзывают,
когда,
кланяются так низко, как могут мужчины,
берут,
как чаевые,
паспорт
у американца.
На польском
жалобно моргают и хрипят
в тупой
полицейском слонах —
откуда они,
и что это за
географических новинок?
И без очереди
их кочанов,
их чувств,
спрятанных в нижних регионах,
они забирают не мигая,
паспортов шведов
и разных
старых норвежцев.
Затем внезапно
, как будто их рты были
аквак
эти господа почти
ныть
Те очень официальные господа
берут
, этот краснокожий паспорт
мой.
Take-
как бомба
take — как ёжик,
как бритва
с двойным лезвием,
take —
как гремучая змея огромная и длинная
минимум с
20 клыками
с отравленным наконечником.
Глаза носильщика
сильно щелкают
(Я понесу ваш багаж
за никс,
за никс …)
Жандармы вопрошающе смотрят
на tec,
на tec, —
на жандармерию.
С каким восторгом
эта каста жандармов
заставила меня натянуть
и взбить сырое
, потому что я держу в руках
с молотком
с серпом
мой красный советский паспорт.
Рву
как волк
в бюрократии.
За мандаты
уважаю малейшее.
Самому дьяволу
Я бы безжалостно закинул
каждую красную бумагу,
Но это…
Вытаскиваю
широких карманов брюк
дубликат
бесценного груза.
Вы сейчас:
прочтите это
и завидую,
Я гражданин
Советского Социалистического Союза!
Маяковский: Биография: Отрывок
Владимир Маяковский был русским, но детство провел в кавказской провинции Грузии, которая с конца XVIII века находилась под суверенитетом России.Население состояло в основном из грузин, но также из соседних провинций и стран: армяне, турки, русские. На востоке Грузия граничит с Азербайджаном, а Черное море образует границу на западе.
Он родился 19 июля 1893 года в селе Багдады в Западной Грузии, недалеко от провинциальной столицы Кутаиси. * Его отец, Владимир Константинович, был мастером-лесником и, согласно семейной легенде, происходил из легендарного запорожца. Казаки.Согласно тому же источнику, имя Маяковский произошло из-за того, что большинство членов семьи со стороны отца были высокими и крепкими — маяк в переводе с русского означает «маяк». Его мать Александра Алексеевна приехала из Украины. У Владимира, или Володи, как его называли, было две сестры: Людмила, которая была на девять лет старше его, и Ольга, которая была старше его на три года. (Брат Константин умер от скарлатины в возрасте трех лет.) Семья происходила из мелкой аристократии, но полностью зависела от зарплаты отца, которая обеспечивала разумный образ жизни без каких-либо предметов роскоши.
Маяковский в 1910 году в возрасте семнадцати лет.
Владимир Константинович — крупный мужчина с широкими плечами, как и его предки, был веселым, дружелюбным, общительным и гостеприимным человеком с черными волосами и черной бородой. Он был полон энергии, и ему было легко разговаривать с людьми. Он говорил глубоким басом; по словам его дочери, его речь была «полна пословиц, игры слов и острот», и он знал «бесчисленное количество событий и анекдотов, которые он рассказывал на русском, грузинском, армянском и татарском языках, и все они он знал бегло.В то же время он был чрезвычайно чувствительным и впечатлительным, с вспыльчивым темпераментом и склонностью к «частым и резким перепадам настроения».
Ухо Ван Гога III — Маяковский жив!
Дарран Андерсон.
Когда происходят народные восстания, первыми мишенями становятся статуи. Вы думаете о гигантском Саддаме, которого выдергивают из ботинок и на нем танцуют преждевременно ликующие иракцы. Точно так же во время Чешской весны и Венгерской революции великие бронзовые и каменные патриархи партии были обезглавлены, взорваны или рухнули через города.Для сильных мира сего это было символическим «пошли вы на хуй». Когда протестующие были должным образом уничтожены, статуи снова поднялись. Наконец, когда Советский Союз рухнул и распался в 1989 году, они развалились навсегда и были либо разложены на металлолом, либо увезены на специальные кладбища, где они видят вечность в странной, одновременно жуткой и китчевой загробной жизни. Лишь немногим удалось выжить. В Москве динамичный мегаполис Гагарин по понятным причинам был оправдан (являясь бесспорным героем для всего человечества).Другой, менее футуристический в своем шикарном жилете и гордой бочкообразной груди, был спасен. Его звали Владимир Маяковский.
Маяковский был сыном грузинского лесничего, который утверждал, что в его жилах течет казацкая голубая кровь (в России Владимир — это имя, носимое боярами и князьями, которое несет в себе период полураспада дворянства, Маяковский подходяще означает « маяк»). Ко времени молодого Владимира любые аристократические претензии испарились. После смерти отца от сепсиса (однажды он лениво порезал себе палец, не рубя деревья, а на скрепку), его почти обездоленная семья переехала в Москву, где его сестра училась и познакомила его с радикальным брожением, кипящим в Капитолии.Это было после революции 1905 года (по знаменитым словам Троцкого «генеральная репетиция» настоящего события в 1917 году), во время первого Кровавого воскресенья и таинственного отца Гапона , черносотенцев и страха. Охрана . Москва была одним из очагов политических репрессий, мятежей и борьбы с повстанцами. Место, где солдаты застрелили десятки мирных демонстрантов, поющих гимны перед дворцом, и где они неделями соскребали части тела последнего великого князя, чтобы взорвать их с крыш.
Несмотря на всю свою опасность и тяжелую работу (Маяковские зарабатывали себе на жизнь изготовлением деревянных украшений и росписью пасхальных яиц), это могло быть бурное время, и в преклонном возрасте четырнадцати лет Владимир вступил в партию большевиков, самую скрытную и избирательную из радикальных группировок. группы. Созданные наподобие какой-то секты иезуитов, большевики включали в себя множество замечательных активистов и мыслителей, работающих под всевозможными вымышленными именами и быстро меняющимися личностями, чтобы быть на шаг впереди тайной полиции.Был Богданов философ и ученый, веривший в вечную молодость через переливание крови, любезный интеллектуал Николай Бухарин , искусствовед и будущий «комиссар просвещения» Луначарский , грозный дуэт Каменев Зинов и грозный дуэт Каменев , обреченный молодой Свердлов , будущий шпион Малиновский , сын крестьянина Рыков и Железный Феликс польский дворянин из клана Дзержинских .Это всего лишь несколько примеров десятков старых большевиков, как их называли, одних из лучших умов их или любого другого поколения. И среди них был также сын пьяного сапожника, грабитель банков и несостоявшийся священник Иосеф Бесарионис дзе Джугашвили, который убивал почти каждого из них и миллионы других. Но мы к этому подойдем заранее. Большевиками тогда руководила динамо-машина — Владимир Ильич Ульянов, более известный под своим псевдонимом Ленин .
Весь разгоряченный юношеским пылом, Маяковский с удовольствием принимал участие в пикетах, тайных митингах и митингах на верфях, распространяя брошюры и проповедуя евангелие революции. Совершенно заговорщицким образом он назвал себя товарищ Константин . Из-за его усилий и компании, которую он составлял, его сначала выгнали из школы, а затем арестовали как подозреваемого, неуклюжего, ищущего бригаду ограблений (сборщиков средств раннего большевистского движения).В тюрьме за его умение вести сплетни и побуждать заключенных создавать союзы он получил одиночное заключение в печально известной жестокости Бутырской тюрьмы. Там он написал свои первые стихи, которые были захвачены тюремными надзирателями (что ведет к отдаленной вероятности, они существуют где-то в каком-то полицейском досье, например, пуля Рембо или письма Дерзкого Джека).
После освобождения и, возможно, наказанный мрачным взглядом тайной полиции, он направил свои усилия на рисование и попал под крыло художественного гения Давида Бурлюка.Его наставником, о котором сейчас странно и несправедливо забывают, был загадочный, но харизматичный персонаж в духе Зелига, появлявшийся в самом сердце некоторых из лучших ранних моментов современного искусства. Он имел решающее значение для коллектива Zveno и пресловутой выставки Jack of Diamonds . Он сотрудничал с Blue Rider в Германии, способствовал развитию талантов Malevich и Tatlin и вдохновил целое движение искусства в Японии. В такой руководящей фигуре Маяковский нашел голос в форме эгоизма настолько экстравагантным, что стал веселым и милым.Он начал с наглостью циркача представиться «легендарным поэтом Маяковским», хотя был совершенно неизвестен и продолжал рассказывать о себе в третьем лице. Себе возлюбленному автор посвящает эти строки своим вступлением. Следуя указаниям Бурлюка о том, что самый быстрый путь к успеху лежит через тактику шока и трепета (Бурлюк часто добивался неодобрения публики, нося серьги и женские туфли), Маяковский надел лимонный плащ и накрасил лицо.Он начал читать стихи на углах улиц, говоря настоящей уличной речью, а не классикой высокого фалутина или «высоким» русским языком Академий.
Естественно, он ухаживал за возмущением и получил возмущение. Его первый сборник стихов, скромно озаглавленный «Я» («вонзивший кинжал отчаянных слов / в раздувающуюся плоть неба»), был зарезан или проигнорирован критиками. Его первую пьесу « Владимир Маяковский: Трагедия » встретили насмешливым смехом, свистом и тухлыми овощами.Несколько рецензентов поставили под сомнение его вменяемость. Они мало обращали внимания на основные моменты, которые выделяют его даже сейчас как исключительный талант к воображению, как, например, Лорка, обладающий глазом на волшебство в обыденном. В то время как видение Лорки в первую очередь уходило корнями в иконографию Андалусии и сельской Испании, его видение относилось к городской России, будь то образ, похожий на фигуру, играющую ноктюрны на флейте водосточной трубы, или такой сверкающий отрывок, как: «Это моя душа / пучки измельченного материала». облако / в выжженном небе / над ржавым крестом колокольни! »
Они и не догадывались, что это была отважная донкихотская затея, а его высокомерие было тонкой броней.Позже, когда события должны были разрушительно продемонстрировать, они увидят, насколько хрупким был поэт. Ключ к разгадке уже есть в этих интригующих ранних произведениях, не обращайте внимания на бахвальство и восклицательные знаки (а Маяковский — поэт, лауреат восклицательного знака), все ясно; подзаголовок Трагедия , темы детоубийства и предположение в The Backbone Flute , что отверстие от пули означало бы его конец, тот факт, что в его пьесе ему поклоняются нимфы, но он хочет только положить шею на железнодорожные пути .В нем была печаль, которую никакая гордость мира не могла скрыть, как признавала его более поздняя потерянная любовь Лиля Брик : «Было бесчисленное множество людей, которые были преданы ему и любили его. Но для него это было всего лишь каплей в море. У него в душе был ненасытный вор. Он чувствовал необходимость, чтобы его читали люди, которые его не читали, чтобы его слышали люди, которые держались в стороне, и чтобы его любила женщина, которая его не любила.Ничего не поделаешь ».
Как единственный сын вдовы, Маяковский был избавлен от ужасов Великой войны, несмотря на то, что при попытке вступить в армию он проявил желание ранней смерти. На втором году конфликта он познакомился с потрясающей актрисой, писателем и режиссером Лилей, старшей сестрой его тогдашней подруги Эльзы, которая должна была стать неизменной любовью и душевной болью его жизни (а также через Родченко, одной из икон мира. век — см. ниже). Ее муж, редактор Осип Брик , пригласил поэта на вечер, на котором он поразил их чтением его последнего произведения.В то время как эти двое быстро завязались страстной любовью (Осип охотно играл рогоносца и, очевидно, влюбился в поэта: «Как ты мог отказать такому мужчине?»), Бирк так и не смог полностью вернуть свое увлечение, по крайней мере, не к своему удовлетворению («Я не люблю шумных людей »). В то время как у него было бы гораздо больше отношений (дочь с эмигранткой Элли Джонс, а также свидания с аристократической красавицей Татьяной Яковлевой и актрисой Вероникой Полонской), Маяковский писал о любви не как о чем-то чудесном, а как о пропасти, и Лиля оказалась в самом центре внимания. об этом, став центральной музой его творчества, центром его любви, гнева и тоски и предметом самой последней строчки, которую он напишет.
Примерно в то же время Маяковский начал встречаться и ободряться с некоторыми из ведущих литературных деятелей того времени, а именно с писателем Максимом Горьким и будущим лауреатом Нобелевской премии Борисом Пастернаком (из доктора Живаго известности). Пастернак видели в упрямой молодом поэте следы гениальности, но и что-то темнее, «Красивый молодой человек с мрачным выражением сидел передо мной, переполненным с летальной и непрестанной сообразительностью. Его голос был как у певца псалмов, а его кулаки — как у борца.Своеобразное сочетание мифического героя и испанского тореадора … Это была поэзия, хорошо вылепленная художником, высокомерная, демоническая, и в то же время поэзия, судьба которой была предрешена, бесконечно потеряна, почти взывая о помощи ».
Через своего наставника Бурлюка Маяковский познакомился с любопытными зуамистами поэтами Хлебниковыми и Крученых , которые были склонны сочинять свои языки — голос богов, звезд, птиц и с особенной точностью выдумывая видения будущего ( прототип интернет, эскалаторы, небоскребы).Вместе с ними он разработал манифест русского футуриста, который представит их широкой публике. Черпая вдохновение в блестящем пламенном прокламации года нулевого Маринетти и его итальянских соратников («Поднимите огонь на полки библиотеки! Отведите каналы, чтобы затопить подвалы музеев! Подорвите фундамент почтенных городов!» ), российский ответный удар был не менее яростным в своем гневе по отношению к прошлому и культурному истеблишменту, а также в своей противоположной защите скорости, динамизма и действия.Он назывался «Пощечина общественному вкусу», и это была искра, которая зажгла художественную пороховую бочку. Как и его итальянский аналог, он заслуживает прочтения целиком, чтобы понять, насколько чертовски захватывающим должно было быть время; Цари падут, империи рухнут, электричество вспыхнет по всему миру, человек будет летать, бросая вызов смерти, навсегда улавливая звуки и изображения, голоса и выступления, проецируя сообщения и голоса через океаны, по всему миру и в космос за секунды. Все, что угодно, казалось возможным.
«Читателям будущего века.
Только мы являемся приверженцами духа времени. Через нас судьба проникает в искусство мира.
Прошлое слишком исправлено. Академия и Пушкин менее понятны, чем иероглифы.
Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и т. Д. И т. Д. За борт корабля «Современность».
Тот, кто не вычеркнет из головы свою первую любовь, никогда не узнает следующую.
Кто будет растрачивать свою страсть на ароматную подлость Бальмонта? Будет ли это воплощением мужественной души нашей юности?
Кто, бесхребетно, побоялся бы сорвать с могучего брюсовского костюма бумажную броню? Или из этого вырывается новая эра славы?
Потрите руки, испачканные мусором, написанным бесчисленными Леонидами Андреевыми.
Всем этим Максимам Горьким, Крупиным, Блокам, Сологубам, Ремизовым, Аверченко, Черным, Кузьминым, Буниным и т. Д. Нужна только сонная усадьба у реки. Такова награда, которую заслуживают торговцы.
С вершин небоскребов мы смотрим на их ничтожность!
Мы требуем, чтобы права поэтов были священными:
• Значительно расширить словарный запас поэта за счет целого языка новых слов.
• Удержать жгучую ненависть к языку, почитаемому до своего времени.
• Убрать с ужасом с их гордого чела похоронные лавры дешевой славы, сотканные вами из банных выключателей.
• Твердо стоять на скале слова «мы» среди моря крика и негодования.
И если на мгновение ваш «здравый смысл» и «хороший вкус» все еще присутствуют в наших строках, эти же самые строки уже загружены, впервые в истории, надвигающейся грозой, когда красота языка будет наконец освободить. »
Писатели часто пишут манифесты в углах прутьев и чердаков, пьянящие от вина, смерти или славы, большинство из них стучатся, чтобы включить их в элиту, но некоторые искренне сопротивляются уколам, искренне продвигая дела вперед.Это динамическая сила в искусстве. Жалоба Маяковского и его на здравый смысл и общественный вкус заключалась в том, что это были вещи, в которых не было ничего общего или публичного. Напротив, это был культурный диктат (фраза, которая станет гораздо более распространенной), навязанная старыми курильщиками трубок и назойливыми снобами в роскошных гостиных и лекционных залах. В отместку Маяковский и его товарищи-выскочки осквернили свои храмы и их мощи. Став варварами у ворот.Это роль каждого радикального художника, от поэтов до панков, которые атакуют всех, кроме преступников поколения их родителей. Какой путь к величию быстрее, чем убить гигантов?
Как и большинство сплоченных кличей, манифест имел мало прямых последствий. Что он действительно сделал, так это придал некоторую структуру тому, что уже сливалось, имя некрещеной форме. Это была четкая грань на песке между тем, что было и всегда было (цари, крепостные) и тем, что могло быть.А Маяковский и компания сигнализировали бы молодежи своего поколения, что вы либо с нами, либо с ними. По стечению обстоятельств, по замыслу, по воле бога или дьявола, он знаменовал собой один из самых богатых периодов, когда-либо виденных в искусстве. Вместо драпированных золотом икон Курской Богоматери или Неупиваемой чаши неомистик Казимир Малевич изобразил свои черные иконы пустоты. Вместо фантазии о сосуде с лекарствами в храме Василия Блаженного и строгих валов Кремля Владимир Татлин построит свою Башню из спиральной стали с вращающимися камерами, громкоговорителями, проекциями облаков и орбитальными биоморфными летательными аппаратами.Вместо хныкающих придворных портретов богатых лордов и дам Марк Шагал рисовал свой крестьянский мир грез парящих любовников, козлов, играющих на скрипке, и танцующих раввинов.
Но прежде чем мы забегаем вперёд, нужно было сказать о маленькой истории русской революции и неизбежном крахе Священной Российской Империи. Именно абсолютизм царя Николая убил его. В то время как западные государства имели определенную степень демократии и представительства, которые действовали как клапаны давления для общественного гнева во время Великой войны, царь последовательно блокировал и предотвращал любые попытки сделать это в России. (возможно, в частном порядке мстит за убийство своего отца или просто сошел с ума от тщеславия).Таким образом, когда Запад решил бросить целое поколение молодых людей в молотилку Великой войны, последствий, хотя и катастрофических, в значительной степени было недостаточно, чтобы разрушить учреждения. Другими словами, ублюдки выжили. В России все было иначе. Царь, приняв личное командование своими передовыми армиями, принял на себя всю вину, когда они были загнаны в резню после резни. В конце концов, все развалилось, дезертирство достигло масштабов эпидемии, солдаты расстреляли офицеров, приказывая им совершить определенную бойню, были созданы рабочие советы, и каждый приказ обсуждался и проводился голосованием.Просвещенные русские войска кричали над Ничьей землей австро-германским противникам, чтобы они не стреляли в их «пролетарских братьев». Из-за позора на фронте и придворных распутников на родине (ходили слухи, что его царица устраивала оргии с целителем / придворным советником / антихристом Григорием Распутиным), ореол царя ускользнул в глазах полуфеодального народа, который почти поклонялся он и его предки как земные святые. Почувствовав сейсмическое изменение, клика князей жертвенно убила Распутина, преодолев его предполагаемые дьявольские силы, отравив, выстрелив, закололо, избив, кастрировав и, наконец, сбросив его сквозь лед в замерзшую Неву.Было слишком поздно для таких образных уступок (к тому же Распутин поклялся, что проклянет династию Романовых, если тот будет убит). Монархия рухнула, буржуазное правительство захватило страну, в которой не было буржуазии, о которой можно было бы говорить, и к тому времени, когда Ленин прибыл изгнанником поездом, его союзник, грозный Лев Троцкий (глава Петроградского Совета рабочих Совета), основал условия для их прихода к власти несколько месяцев спустя.
Как и его соратники-большевики, Маяковский ликовал.Их день настал. Давно обещанная диктатура пролетариата, предсказанная Марксом, наконец-то наступила. Оказаться в центре таких изменяющих мир событий на пике молодости, должно быть, было опьяняющим опытом, и Маяковский с упоением направлял свою энергию. Предыдущие годы он лихорадочно писал и публично политизировал на митингах рабочих и в интеллигентских кругах. Именно в это время он спонтанно написал то, что часто называют его шедевром, Облако в брюках , на спинах пачек сигарет и спичечных коробок.Можно цитировать эпосы, например, Пьяная лодка или Мост или Листья травы , ничего подобного нет, это лабиринт, как отпечаток пальца, одновременно микрокосм и макрокосм мира Маяковского. Он содержит его фирменное ироничное тщеславие и возражения критикам («Славьте меня! / Великие мне не сравнятся! / На все, что было сделано / Я штампую слово« ничто ».») Наряду с еще более сюрреалистическим хвастовством (« Вы играете свою любовь на скрипке… Но разве вы можете вывернуться наизнанку, как я / И целиком стать двумя губами? »).Он утверждает, что сам Иисус ловит каждое свое слово. В политическом плане существует защита бедных («Мужчины, смятые, как простыни в больницах / И женщины, избитые, как избитые пословицы»), призывы к оружию («Вынимайте руки из карманов, странники / Поднимите бомбу, нож или камень ») и хвастовство (« Мы творцы с горящими гимнами / Гудению мельниц и лабораторий »). Он берет свою душу и разбивает ее, чтобы получилось красное знамя. Удар двенадцати полуночи падает, как голова с гильотины.Есть галлюцинаторные иллюзии; канделябры смеются и издеваются, окна тают, «Боги превращают города в пустые поля». Показывая его широкое чтение перед лицом критиков, считавших его неотесанным плебеем, есть намёки на Вавилон, Гете, Заратустру, Наполеона. И всегда есть чувство разбитого сердца, красиво, уникально переданное, поэт, стоящий под дождем, тоскующий: «В часовне сердца загорелся хор!»
Во время демонстрации работы он набрался смелости и посетил дачу Максима Горького (выдающегося литературного царя того времени и соратника-большевика), который признал в нем большой талант, но увидел в молодом человеке ту сторону, которая его беспокоила.Во время своего визита Маяковский метался между драматизмом и ломкой, он был гораздо более чувствительным, чем предполагал его резкий, тщательно культивируемый поэтический образ скинхеда. Подобно Пастернаку до него, Горький чувствовал в себе человека, предназначенного для мимолетного величия, но в конечном итоге беспокойной, даже обреченной жизни.
Подобные опасения были развеяны революционным волнением советского захвата власти. За несколько месяцев Маяковский перешел от раздачи брошюр на замерзающих верфях и бульварах к тому, что случайно оказался в центре величайших политических потрясений со времен Французской революции.Роковым образом перебравшись в Петроград (ныне Санкт-Петербург) для работы над чертежами в автомобильном техникуме, Маяковский погрузился в революцию. Он ходил в доки и ревел стихи и подстрекал моряков, он неустанно работал в Смольном институте, в кабине захвата. «Октябрь — это моя революция», — сказал он однажды, учитывая, что моряки-социалисты прошли маршем по Зимнему дворцу, скандировав его лозунг: «Смейся ананасами и перепелами. Ваше время вышло, буржуазия!» это разумная оценка.
Легко оглянуться назад, чтобы увидеть все это как своего рода приключение , но тогда шансы на успех большевиков казались бесконечно малыми. Новый режим был окружен врагами снаружи и внутри. Официально они все еще находились в состоянии войны с Германией, Австро-Венгрией и Турцией. Каждая капиталистическая нация была заинтересована в уничтожении молодого государства, поскольку оно подавало плохой пример их собственному, все более воинствующему рабочему классу. Пестрая команда монархистов, антисемитов, казаков и царских генералов снова собралась в Белую армию, захватив участки бывшей империи, и участвовала в многочисленных непрерывных сражениях с новой Красной армией Троцкого.К этому добавилось странное присутствие мародерствующего Чешского легиона, войска которого были брошены в Россию и, стремясь вернуться домой через Америку, сражались со всеми и всеми в битвах, а также с крестьянской / анархистской армией Махно и целым рядом националистических партизан. . Зная, что поражение означает, что все они будут повешены (включая Маяковского), большевики безжалостно сожгли все мосты в прошлое, казнив пленного царя и всю его семью, дав понять, что это не просто акт революционного театра.Скорее, это была жизнь и смерть.
Пока другие обливали свои руки кровью, Маяковский проявил себя к агитации и пропаганде. В течение трех лет он работал над плакатами для телеграфной компании (РОСТА), которая стала настолько широко известна и широко известна как окна Росты. Используя его навыки карикатуриста, они приняли форму гигантских сатирических карикатур, высмеивающих белых, бизнесменов и промышленников, которые выглядели так, как будто они вырвались из газет на улицы.Это была еще одна грань эклектического подхода поэта. Как и Оден, его сообщение принимало множество форм; комиксы, декламации, слоганы, лачуги, значки, эпосы и даже рекламные джинглы. И помимо празднования своей музы Лилии, его саморапсодий и своих завораживающих размышлений о мире, он использовал эти методы, чтобы петь серенаду «рабочей республике» и помогать создавать искусство, которое будет направлять и отражать этот дивный новый мир. Он станет ее поэтом-лауреатом. Однако у одного человека были другие идеи.
Первый товарищ Ленин не был бочкой для смеха. Он попал в мир подрывной деятельности после того, как царь повесил своего старшего любимого брата Алекса за его участие в неудачном покушении. Это был аскет, чья идея досуга заключалась в изучении права и поглощении ошеломляющих книг Чернышевского , человека, для которого спать на гвоздях было удовольствием. Создавая какое-то жизнеспособное общество из послевоенного хаоса, Ленин имел небольшой грузовик с более яркими выражениями перемен.Он ругал тех, кто красил деревья за окном его офиса в разноцветные цвета. Он раскритиковал тех, кто пытается превратить свободную любовь в революционную деятельность. Он согласился с Троцким, который отказался от башни Татлина («переговорные комнаты не должны вращаться») и принудительно закрыл свою студию. Это был тот, кто мечтал о стратегии и тактике. Некоторое указание на образ мышления этого человека очевидно в его красноречивом заявлении о музыке: «Я не могу слушать музыку очень часто. Это влияет на мои нервы. Я хочу говорить милые, глупые вещи и похлопывать по головам людей, которые, живя в грязном аду, могут творить такую красоту.В наши дни никого нельзя гладить по голове, могут откусить руку. Их нужно бить по голове, бить безжалостно, хотя в идеале мы против любого применения силы против людей. Хм, это чертовски сложная задача. Вскоре он обратил внимание на Маяковского. «Почему мы тратим бумагу в это время нехватки его стихов?» — заявил лидер своему помощнику, кротко воздавая ему должное публично («Я не поклонник его поэтического таланта… но что касается политики, я ручаюсь за их абсолютную правоту»).Когда поэт анонимно создал эпос «150 000 000», в котором (в пророчестве времен холодной войны) советский гигант избивает гигантского Вудро Вильсона (тогдашнего президента США), Ленин назвал его создателя слабоумным и пометил таких людей. как «пригодный для обмолота». Этот односторонний конфликт был неизбежен, учитывая, что один был неустойчивым свободным духом, а другой обладал самым доктринерским умом. На самом деле их социализм был совсем другим. Для поэта это было опьянение переменами и возможностями, внезапное кармическое насилие даже после столетий тяжелой работы, создание нового уровня человечества, дикого достижениями и решимостью, больше Ницше , чем Маркс.Он пил и мечтал о невозможном, в то время как бюрократы медленно наращивали свои файлы.
Когда Троцкий разглагольствовал, разделил и рассредоточил белые силы по железной дороге, отправив их в безнадежную погоню по пустошам, стало ясно, что каким-то образом, в отличие от старых Коммун, новое государство выжило. С отвращением ко всему высокомерному, Маяковский приступил к созданию нового пролетарского искусства, в котором художник играл важную роль в воспитании, вдохновении и подстрекательстве, в котором художник видел себя не как отстраненный, а как один из просвещенных масс. «Наши новые души, светящиеся, как дуги уличных фонарей.Он написал стихи, в которых Иисус вернулся как коммунист ( «Pro Eto» ), чтобы дать кротким землю, как он обещал. Другие, которые были в форме дискуссии с воображаемыми армиями искусств или налоговыми инспекторами. Само искусство будет освобождено из своей могилы в музее и выплеснется на улицы, чтобы обогатить реальную жизнь и взаимодействовать с ней, доступной для всех, а не просто льстить богатым свиньям покровителям прошлого. Будучи футуристом, он писал песни о любви для эпохи механики, распознавая призраков в машине, рев гоночной машины и самолета как чудесный волнующий звук Евангелия.Он писал самопровозглашенные марши и памятники в стихах. В его понимании действие было всем, и к черту созерцание, «дворцы и цветение сирени». Эгоизм остался. «Небо задрожит, когда услышит наш марш», — пообещал он. Другому стихотворению нужно только название, чтобы развлечься; «Необыкновенное приключение, которое случилось с Владимиром Маяковским в деревне летом».
Расцвет его таланта совпал с тем, что положение величайшего из ныне живущих русских поэтов только-только открылось.Два великих поэта Серебряного века России недавно скончались безвременно; Поэт-акемист (Николай Гумилев) был зашит, в первую очередь, за его презрение к красным и кавалерийскому прошлому, и расстрелян как контрреволюционер, в то время как блестящий (Александр Блок (который первоначально приветствовал революцию — сравнивая красных с апостолами, хотя и (двусмысленно в его ошеломляющей травле Ватикана «12») умер в состоянии голода и уныния в разоренной зимой Москве. Если эти потери невозможно было восполнить, Маяковский, тем не менее, приблизился и намного превзошел по привлекательности первого за пределами литературных салонов .Он постоянно путешествовал по темным деревенским залам, коллективам и фабрикам, по словам Джона Бергера, «как моряк, кричащий в мегафон другому кораблю в бурном море». Он создал постоянно меняющуюся пьесу Mystery-Bouffe с участием эскимосов, демонов, машинистов и священников с театральным новатором Всеволодом Мейехолдом и Малевичем. Он написал «Летучий пролетарий » — утопическую раннюю научно-фантастическую работу (своего рода советские джетсоны), полную лазеров, роботов и небесных сражений.Он продюсировал серию популярных фильмов ( в основном экранизации Джека Лондона, , немногие из которых сохранились) и работал с великим композитором Шостаковичем . Он отважился за границу, своего рода посол культуры, общаясь с кубистами и Диего Ривера , присутствовал на похоронах Пруста , провел день в техасской тюрьме, писал стихи о Бруклинском мосту, осуждал Французскую Ривьеру, убивал Эйфелева башня покинула декадентский Париж и поехала с ним в Москву, где она принадлежала и влюблялась, всегда безнадежно влюблялась.С различными группами, соперничающими за руководство душой новой культуры (братья Серапион, Пролеткульт, конструктивисты, сторонники превосходства, лучисты и т. Д.), Он сформировал Left Front for the Arts (LEF), новаторский журнал прогрессивной мысли, который он Редактировал вместе с талантливым дизайнером / фотографом Родченко. Наконец, когда Ленин, заболевший от пули в шею убийцы и бесчисленных последовательных ударов, умер раньше своего времени, воодушевляющая дань памяти Маяковского В.И. Ленин («Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!») Сделал его именем нарицательным.
И все же в этот самый момент победы все начинало распадаться. Его бурные отношения с Бриком и множеством других начали толкать его от меланхолии к психическому заболеванию или, по крайней мере, к недееспособности. Несмотря на то, что он провозглашал успехи революции, в которую он так много вложил, ряд событий (измены кронштадтских матросов и махновских крестьян, кулаки и голод, процветающие черные маркетологи ленинского нэпа) пробуждали в нем осознание. что так называемая рабочая республика не была чем-то подобным, просто безжалостной кликой, правящей лишь символическим именем народа.Испытывая все большее отвращение, он ругал бюрократов и государственных служащих нового порядка как «подхалимов» и «наркоманов комитетов». Слишком беспорядочный и индивидуалистический, чтобы быть откровенным пропагандистом, он быстро становился для нового режима скорее опасностью, чем активом. Когда последнее завещание Ленина было подавлено, революция была обречена. Новый бог потерпел неудачу и вскоре, как только Яго Сталин натравит своих противников и союзников друг против друга, раскроется как дьявол. Всегда любивший образ жесткого человека и иконографию рабочего, Маяковский поначалу приветствовал диктатора.Томясь за границей, он написал ностальгическую «Back Home», в которой перешел от страстных размышлений к желанию, чтобы «комиссар / своим указом / склонился над мыслью о возрасте… Я хочу / заводской комитет / замкнуть / мои губы / когда работа будет сделана ». Чтобы «перо было на одном уровне / со штыком» и «Сталин / доставлял свое Политбюро / доклады / о стихах в процессе их создания / как он делал бы о / выплавке стали». Это был своего рода советский патриотизм, который, как и весь патриотизм, был ложным прибежищем.
Никто не знает, пришло ли к нему полное осознание сразу или постепенно. Принятие того, что все, ради чего он работал, мечта, которую он считал осуществленной, превратилось в кошмар, от которого невозможно проснуться. В прошлом придворные шуты были маяками истины в безумии двора, и он обратился к шутовству, цирковым трюкам, пантомиме и, прежде всего, сатире. Он выпустил пьесу « Клоп » в 1928 году, которая умело выслушивала социальных альпинистов и оппортунистов партии, которые наживались в прошедшие годы.Два года спустя он последовал за ним с The Bathhouse , в котором машины времени используются для ускорения бесконечных партийных конференций, и гость из будущего потрясен современной Россией. Оба упали, как свинцовые шары. Почувствовав, в какую сторону дуют официальные ветры, зрители отказались смеяться или аплодировать, что в театральном выражении было смертным приговором. Оба вскоре были запрещены. Стало ясно, что будущее принадлежит не своенравным страстным новаторам, таким как Маяковский, а мошенникам и информаторам, таким как Демьян Бедный (анти-Маяковский, который использовал методы последнего для упрямства, на службе эшафота, а не эмансипации).Теперь требовалась школа (не) мысли соцреализма; дети, сидящие на коленях у дяди Джо, и улыбающиеся воображаемые крестьяне, блаженно вырубающие поля воображаемой пшеницы. Это должно было быть осуществлено под дулом пистолета.
По официальным каналам, будущее Маяковского явно неправильное. В прессе он был осужден за преступления «формализма» и даже намеки на «троцкизм», по большому счету бессмысленные, но зловещие обвинения. В ответ он набросился на «жуликов», «снобов» и «своекорыстных негодяев с ручками» в оппозиции и отверг агитпроп, который ему было поручено создать.Он отрицал свою принадлежность к партии, утверждал, что ведет собственную борьбу, и заявил, что его пути с партией расстались давным-давно. Он начал работать над цирковым спектаклем « Москва горит », посвященным революции 1905 года с клоунами, трапециями и пони, но отложил его, когда на него была направлена согласованная критическая атака. Он был осужден профсоюзами, которые обвинили его в том, что он одновременно интеллектуал и член низших слоев общества. Его критиковали за то, что он выступал против таких великих патриотов, как Пушкин (национализм «социализма в одной стране» прочно захватил власть).Друзья и соратники избегали его, и он был намеренно изолирован, что было первым шагом к гибели. Правительственные ведомства провели против него брифинг, и тайная полиция взяла его под наблюдение. Студенты стали часто посещать его чтения, которые они кричали, и он отвечал яростно, но почти бессвязно, будучи ненадолго госпитализирован с нервным истощением. Поскольку его LEF теперь не существует, он неохотно уступил и присоединился к официальному профсоюзу RAPP , который, по сути, входил в чрево того самого зверя, которое поносило его.Там все, что он сказал, будет рассмотрено и подвергнуто цензуре. В случае, если вы будете осторожны в своих желаниях, комитет буквально зажмурится.
Когда он осознал последствия и его личная жизнь пошатнулась, та темная сторона, которую признали Пастернак, Горький и Брик, взяла верх. Он публично возмущался резкой рецензией «Правда » на «Баня » и злился на «собачьих лаек» в его горло.»Неважно. В любом случае уже слишком поздно, — заключил он. Менее чем через неделю он взял пистолет и выстрелил себе в сердце, умер на руках своей девушки Вероники Полонской, которая нашла его истекающим кровью. Ему было 36.
Ранее он писал: «Я натянул душу над бездной, как канат / и, жонглируя, шатаюсь над словами». И он наконец поскользнулся. Предсмертная записка, которую он оставил (вежливо извиняющаяся и самоуничижительная, без обычных обвинений и упреков в таких сообщениях), была его последней большой работой.Он умоляет своих друзей, семью и товарищей не волноваться, сплетничать и строить предположения («мертвые ненавидят подобные вещи»), препятствует самоубийству и просит их прощения («не считайте меня слабым духом»). Записка включает в себя поэтику, он говорит о том, что он отрывает пальцы, как лепестки ромашки, задается вопросом о своем месте в Млечном Пути и отрицает желание разбудить своих близких телеграммой своими темными ночными мыслями. Самым известным он утверждает, что «лодка любви к жизни / потерпела кораблекрушение из-за повседневной рутины / Мы с тобой ушли / Нет нужды оплакивать / взаимные обиды / проблемы / и печали».В конце концов, «Для меня нет другого выхода. Лили, люби меня ».
Несмотря на недавние преследования, народ России любил его. 30 000 человек пришли посмотреть его похоронную процессию (оформленную Татлиным), 150 000 прошли мимо его тела по его следам. Чиновники режима все еще травили его в могиле. В своем некрологе «Правда » слизняк Бедный бушевал: «Чудовищно… это ужасное письмо… Я не могу его объяснить, кроме какого-то внезапного психического срыва… болезненного кризиса личного опыта, острого психоза.Несмотря на его мольбы, РАПП осудила его последний акт.
В той или иной степени его друзья и семья питали подозрения относительно его смерти и причастности государства. Его дочь Патрисия Томпсон убеждена, что он был убит, а самоубийство сфабриковано, Бурлюк считал, что ему поставили ультиматум, от которого он не мог отказаться, в то время как Пастернак считал, что его просто заставили раздуть свой талант до тех пор, пока он не лопнет. Как бы то ни было, режим Сталина не собирался оставлять его в покое.Почувствовав свою популярность среди масс и заверив, что он был беззвучен и обезврежен в земле, он был официально реабилитирован. Сталин провозгласил его «величайшим поэтом своего времени», как если бы это была торговая марка, переименовал Триумфальную площадь в Москве на площадь Маяковского, дал ему станцию в московском метро и переименовал в его честь город, где он родился, Багдади. Диктатор поместил свои книги в программу обязательного чтения, похоронил его тело рядом с телом Гоголя и заявил, что «безразличие к его работе является преступлением.По словам Пастернака, его «насильно вводили, как картошку, при Екатерине Великой. Это была его вторая смерть. Он не участвовал в этом ».
Возведенный в нежелательную роль святого в коммунистической церкви, призрак Маяковского должен был стать свидетелем того, как его наследие было украдено теми, кто довел его до могилы. Это как если бы иконоборчество пророчествовал, что его будут использовать как икону, и таким образом сжег себя. «Мне уже причитается памятник по званию, — однажды написал он, — я взорву эту чертову штуку динамитом / Так сильно я ненавижу всякую труп / Так сильно я обожаю все виды жизни!» И вместе с этим святотатством последовали огромные волны государственного террора против друзей и товарищей умершего поэта до такой степени, что практически любой, кто прожил подобную жизнь (был старым большевиком, откровенно богемным человеком или только что провел время за границей), стал мишенью.Маяковский умер перед показательными процессами, Большим террором и чистками, Голодомором. Быть сатириком в сталинской России было бы фактически смертным приговором. Словом, Маяковский умер до того, как его пришлось убить.
Фраза Lost Generation теперь ассоциируется с Hemingway , F Scott и Zelda Fitzgerald , Sherwood Anderson , теми сыновьями и дочерьми зажиточной Америки, которые убежали в Европу или напились. смерти, сошли с ума или вышибили себе мозги вместо того, чтобы возглавить рекламные агентства или пообедать в Хэмптоне.На самом деле, есть любое количество потерянных поколений (мы можем быть прямо сейчас посреди одного). Поколение Маяковского имеет одно из самых больших или, скорее, самых трагических претензий на нежелательный титул. Рассмотрим класс 1917 года, лучшие молодые умы России-матушки. На первом Союзе советских писателей среди делегатов царил всеобщий восторг. «Когда мы встретимся в следующий раз, мы будем жить на рабочем месте», — провозгласил Илья Эренбург. Однако с каждой встречей их число постепенно уменьшалось, яркие молодые создания исчезали, и только суровым, безопасным, съежившимся и макиавеллистским позволялось оставаться, как мертвых душ из Гоголь , искусственно составляя числа, призраки эта прогулка.
Допускались только худшие из них, информаторы и те, кто восхвалял Сталина как «инженера душ» или писал эпосы о строительстве нефтяных вышек или производстве пшеницы или льстил и изменял историю в соответствии с официальной догмой. Атмосфера паранойи в сталинской России была такова, что самого признака художественного блеска часто было достаточно, чтобы гарантировать личное уничтожение. Этакая негативная меритократия. Когда замечено, получится знакомая картина; Правда дала бы плохой обзор, первый шаг навстречу аду, прежде чем государство развяжет всю свою теневую индустрию психопатов, мучителей с медицинскими степенями и сотрудников госбезопасности.
Перекличка мрачная.
Поэты Лившиц , Буданцев и Корнилов , все близкие родственники Маяковского (некоторые подписавшие его манифесты), были замучены и расстреляны. Поэт Ольга Берггольц , беременная вдова Корнилова, неоднократно била ногами в живот, пока у нее не случился выкидыш. Пильняк ( Повесть о неугасающей Луне ) и Тарасов-Родионов ( Шоколадный ) просто исчезли.Точно так же полумистический саунд-поэт Хармс был увезен глубокой ночью в халате и больше никогда его не видел, в то время как неясный, но ослепительный Введенский , пораженный дизентерией, был сброшен с поезда лагеря в лагере. пустыня. Мандельштам подписал свой смертный приговор единственным стихотворением.
Одна из худших судеб была уготована Мейерхольду, героической театральной электростанции, работавшей рука об руку с Маяковским над его пьесами. Несмотря на преклонные годы, он был арестован за преступление «излишнего авангарда», несколько месяцев подвергался пыткам, а затем был расстрелян.Его жена, красивая актриса Зинаида Райх , была найдена зарезанной в своей квартире, с многократными ножевыми ранениями и вырезанными глазами. Когда известный поэт-символист («Грузинский Бодлер») Паоло Иашвили был вынужден осудить своих друзей из коллектива «Голубые рога » (снова союзников Маяковского), он вместо этого пошел прямо на собрание Союза писателей в Тбилиси и взорвал его мозги. С отголосками судьбы Маяковского Союз выступил с заявлением о государственной измене.Кармический постскриптум гласит, что писатель Фадеев ( Маршрут ), который был главой Союза писателей и осуждал, преследовал и подвергал цензуре коллег-писателей, покончил с собой, пустив пулю себе в грудь, точно так же, как их более ранняя жертва Маяковский. Даже эти акты великого личного предательства и пиррова справедливость были каплями в море среди миллионов, прошедших через ГУЛАГ, лагеря смерти и Лубянку (факты теперь часто скрываются, когда Путин заигрывает с наследием дяди Джо).
При каждой диктатуре существуют системы покровительства и обличения, но также и любопытный произвол власти, с помощью которого диктатор решает судьбы по своей прихоти. Сталин (в конце концов, поэт в молодости) воображал себя кем-то вроде художника и лично интересовался игрой в кошки-мышки с ведущими фигурами, оправдывая одних за серьезные проступки и распиная других за незначительные. Это самая суть власти, иррационального дарования благословений и проклятий, неустойчивого компаса благосклонности тирана.Пастернаку, предположительно занимавшему первое место в списке нежелательных лиц режима, учитывая его диссидентские убеждения и связи, была спасена жизнь буквально рукой Сталина. «Не трогай этого обитателя облаков», — написал он, когда его имя появилось в списке погибших. «Оставь этого юродивого в покое» на другом. Писатель-сатирик Зощенко рассматривался точно так же, хотя, когда ему было запрещено зарабатывать на жизнь писательством, он боролся за жизнь, близкую к нужде. Благодаря заступничеству Максима Горького, Замятин , автор шедевра Мы, , антиутопическая лобовая атака на советскую систему (и огромное влияние на Оруэлла, s 1984 ) позволили ускользнуть из России в жизнь эмигранта, как наставник Маякоского Бурлюк. Анне Ахматовой суждено было остаться. Сталинский культурный бульдог Жданов официально назвал ее «полу-шлюхой-полу-монахиней», ее книги были запрещены, ее сына отправили в Сибирь, и все же она выжила, чтобы кристаллизовать душевную боль времени в мастерская работа (особенно Реквием) и помочь воспитать новое поколение русских писателей (, Бродский, и др.). Благодаря слепой удаче, упорству и доброте немногих, такая же высокая фигура Шаламов каким-то образом выжила в карьерах, концлагерях и шахтах, чтобы принести миру душераздирающий шедевр свидетелей Колымские рассказы .
И все же, если канонизация Маяковского в советский пантеон была его второй смертью, должно было произойти своего рода воскрешение. В 1913 году поэт построил капсулу времени в виде стихотворения под названием « На вершине моего голоса» (повторяющееся название). Отрывок из него адресован нам, далеко в будущее,
«Мои самые уважаемые товарищи потомков!
Роюсь в окаменелом дерьме этих дней
исследуя сумерки нашего времени,
вы,
возможно,
спросите и обо мне …
Мои стихи дойдут до вас
не как стрела в погоне за ликами купидона,
не как поношенная копейка доходит до нумизмата,
не так, как свет мертвых звезд доходит до вас.
Стих мой трудом разорвет горную цепь лет,
и явится… »
Это трогательный момент не только потому, что это голос, по сути, из могилы, но и потому, что он прав, он дошел до нас, каким бы неясным он ни был в сегодняшнем культурном сознании, он все еще достигает нас в некотором неповиновении смерти и проклятие покровительства Сталина. Маяковский жив, в смысле потомков. Примеров тому несколько. Одна из них — это его поэтическое влияние, которое укрепилось не в Европе, а в США.Америка могла быть построена на мифе о меритократии, а не на российском мифе о равенстве, но в этом был определенный динамизм, разделяемый обоими, и Маяковский посмертно нашел там свою аудиторию. И Аллен Гинзберг , и Фрэнк О’Хара испытывали метафорическую и буквальную влюбленность в грузинскую грубость («Мое сердце трепещет! Я стою в ванной / плачу. Мама, мать / кто я? / просто вернусь один раз / и поцелую меня в лицо / его грубая расческа / мой висок, он пульсирует! затем я могу одеться / я думаю, и гулять по улицам », — пел О’Хара в 54-м году.
Правда, душа Маяковского была украдена на родной земле. Когда в конце 50-х годов в Москве установили памятник Маяковскому, молодые писатели-диссиденты, которые долгое время подвергались цензуре и оскорблениям со стороны официальных властей и которые распространяли свои запрещенные произведения как самиздат, собрались здесь, чтобы прочитать. Своенравный бунтарь снова стал центром подполья и почетным его членом. Он существует до сих пор, хотя практически все остальные были разбиты или выброшены на свалку истории.Это Маяковский, а не Ленин или Сталин, не Царь или даже Советский Союз жил, живет и будет жить снова.
ОБ АВТОРЕ
Дарран Андерсон убил Лору Палмер.
Впервые опубликовано в журнале 3: AM Magazine: воскресенье, 19 апреля 2009 г.
Маяковский — SovLit.net
Маяковский Владимир Владимирович. . Родился 19 июля (7 июля по старому стилю) 1893 года в Багдади, Грузия. (который позже был назван в его честь Маяковским).Его отец, Владимир Константинович, хотя и имел дворянское происхождение, был лесничий. У юного Владимира были две старшие сестры — Ольга и Людмила. Он пошел в школу в Кутаисе в 1902 году, но взял небольшой интерес к учебе. К третьему классу Маяковский был в восторге от волнения. митинги, демонстрации и революционные песни . Людмила, которая сейчас учится в Москве, привозила домой легальные и нелегальные политические брошюры.В 1906 году старший Маяковский умер от заражения крови .Мать Маяковского Александра Алексеевна решила перевезти семью в Москву, чтобы остаться с Людмилой. Чтобы поддержать семью, Ольга и молодой Владимир научились огонь и цветные деревянные предметы , такие как коробки, шкатулки и пасхальные яйца, которые Людимила продавала в магазины.
Маяковский окунулся в политику почти сразу после приезда в Москву. К 14 годам он уже был Действительный член Московской партии большевиков , посыльный, распространитель листовок и наблюдатель.1 марта 1908 года Маяковский был исключен из школы за неуплату платы за обучение. А 29 марта 1908 года его поймали с стопку революционных воззваний и арестовано человека и человека. Маяковский был освобожден условно, а 30 августа 1908 г. поступил в Строгановское художественно-промышленное училище.
Маяковский был снова арестован 21 января 1909 года — на этот раз по ошибке. Его видели в компании какого-то социального Революционеры, которых обвиняли в вымогательствах, (ограблениях банков).Невинность Маяковского была очевидна и вышел.
Однако к лету 1909 года Маяковский был на снова в тюрьме , на этот раз потому, что он попал в зону наблюдения, нацеленную на на грузинского революционера, причастного к экспроприации и организации успешного побега из тюрьмы. Маяковский был упорный заключенный. В отчете надзирателя за август 1909 года говорится:
. Владимир Владимирович Маяковский … своим поведением подстрекает других заключенных к неповиновению тюремным надзирателям, настойчиво требует свободного доступа во все камеры, выдавая себя за «представителя» заключенных; всякий раз, когда выпускают из его камеры чтобы сходить в туалет или в уборную, он не выходит из камеры на полчаса, расхаживая взад и вперед по коридору.Маяковский был переведен из тюрьмы в тюрьму и в итоге был помещен в одиночную камеру в камере 103 пгт Бутырки. Тюрьма. Именно здесь он написал свое первое стихотворение.
Маяковский был осужден в сентябре 1909 года и признан виновным. Однако, будучи несовершеннолетним, он снова отделался условным сроком.
| Предложение о браке Давид Бурлюк |
В декабре 1912 года Маяковский, Бурлюк, Хлебников и Крученых опубликовали манифест футуристов под названием Пощечина. Перед лицом общественного вкуса . В нем требовали выбросить за борт Пушкина, Толстого и др. После all, «Академия и Пушкин менее понятны, чем иероглифы». . Блок, Горький, Куприн, Ремизов, Бунин и другие также вызывают презрение, будучи отмеченными как «незначительные». Манифест «требует» уважения к поэтам. права:
Первые два опубликованных стихотворения Маяковского, Ночь («Ночь») и Утро («Утро»), также появились в 1912 г.
- Увеличить объем словарного запаса поэта с произвольными и производными словами.
- Почувствовать непреодолимую ненависть к языку существовавшие до своего времени.
- С ужасом оттолкнуть их гордое чело Венок дешевой славы, который Ты сделал из выключателей для бани.
- Стоять на скале слова «мы» посреди моря криков и возмущение.
Для рекламы своих «происшествий» футуристы прибегали к различным трюкам: Маяковский появляется в желтой куртке , и Бурлюк с нарисованной на щеке веткой дерева и птицей. Эти трюки достались двум исключенным из Институт.
В 1913 году Маяковский, Бурлюк, Хлебников и другие футуристы предприняли поездку по провинции, чтобы привлечь внимание к их новый стиль. Маяковский был звездой этих шоу не только из-за его громкого баса и захватывающего стиля. чтения, но также из-за его природного таланта спорщика и умения остроумно возражать.
Вернувшись в Москву, Маяковский поставил свой первый сборник, достаточно скромно озаглавленный «Я», и пьесу под названием: Владимир Маяковский: Трагедия . Спектакль был поставлен в декабре 1913 года с участием, как вы уже догадались, Владимира. Маяковский в главной роли. По сути, спектакль представляет собой серию образных монологов о поэте и его творчестве. восприятие. В нем поэт одновременно идеализируется и развенчивается. Обожающие женщины приносят ему свои слезы в качестве подарков, умоляя его принять их; и все же он спит на подстилке из навоза, ожидая, когда подъедут колеса поезда и отрежут ему голову.В Прологе Маяковский заявляет:
Я открою вам простыми словами, как мычание, наши новые души, светящиеся, как дуги уличных фонарей. Я слегка коснусь твоих голов пальцами, и ты отрастишь губы для огромных поцелуев и язык для всех народов родные. И я, ковыляя в своей злой душе, отправлюсь к своему трону со звездными дырами, висящими на разорванном своде. Я лягу, яркий, в своей ленивой одежде, на мягком ложе из настоящего навоза и тихо, целуя железные колени, колесо паровой машины схватит меня за шею и сожмет.Виктор Шкловский так охарактеризовал пьесу:
Поэт растянулся на сцене, держась за руки, пока карточный игрок держит свои карты. Вот Маяковский, двойка, тройка, валет, король. Игра сделана на любовь. Игра проиграна.Основная реакция публики на спектакль — насмешки.
Первая мировая война разразилась в 1914 году, но, как единственный сын вдовы, Маяковский сначала был освобожден от призыва.Он был в конце концов был призван в армию, но никогда не выполнял никаких военных обязанностей.
Его первое крупное стихотворение Облако в Шанахе («Облако в штанах») появилось в 1915 году. любовь и поэзия в смелых, новых, резких образах с использованием «депоэтизированного» языка улиц. В нем Маяковский презирает высокий образ поэта; он отказывается быть «милым. Не мужчиной, а облаком в штанах». Вместо этого автор говорит, что он всего лишь человек », плюнул из грязной ночи на ладонь нищего.»Поэзия дается нелегко. Скорее, написание стихов, исходящих от «глупой рыбки воображения», вызывает «волдыри на мозгу». Он описывает поэтов ‘ рабочий:
Затем после того, как они очистят рифмыМаяковский тоже вносит революцию в работу:
при варке супа с птицами и цветами
язык немой по пыльной дороге тащит
Потому что у него нет возможности говорить, кричать
Убери руки из карманов пешеходов!Летом 1915 года Маяковский встретил самую большую любовь своей жизни — Лиля Брик . Видимо, ее муж Осип не возражал против романа и фактически вскоре стал издателем и литературным соратником Маяковского. Стихотворение Флейтапозвоночик («Костяная флейта») (1916), посвящен Лиле. Он закончил дореволюционные годы с Война и Мир («Война и мир»), реакция на ужасы войны, и Человек («Человек»), касающийся космических страданий, вызванных разочарованной любовью.Эта последняя работа ставится первой. на нынешней земле, затем на небесах, а затем обратно на землю будущего, где жадный мещанин еще правила.
хватай камни, бомбы, ножи, все, что найдешь
и те из вас, у кого нет рук
ударил лбом.
Марш вам голодных
кривая,
худой грязный, полный паразитов
марш!
«Маяковский вошел в революцию, как в свой дом», — отметил Шкловский. Он пошел в Смольный в Петроград и был очевидцем большевистского переворота. Красные моряки прошли маршем по Зимнему дворцу, скандируя одно из Лозунгов Маяковского:
Еш ананасы, рябчики жуйДых твои последние приходят, буржуи!
(«Ешьте ананасы, жуйте перепелов
»
Наступает твой последний день, буржуй! «)
В то время как Маяковский изготовил огромное количество лозунгов, плакатов и плакатов на политические и утилитарные темы для Революционное правительство он по-прежнему настаивал на том, что новое время требует новых художественных форм.Следовательно, у него было мало Используйте для Пролеткульта, поэты и их общепринятый стиль. Он отмахнулся от них как от тех, кто наложил патчи на Выцветший фрак Пушкина . »
В честь первой годовщины большевистской революции подарил легендарный режиссер Всеволод Мейерхольд Следующая пьеса Маяковского, Mysteriya Buff («Mystery Bouffe»), изображение торжества «нечистого». (пролетарии) над «Чистым» (Буржуазным).Сам Маяковский сыграл в постановке главную роль. Последующий постановки спектакля 1920 и 1921 годов были наполнены акробатическими и цирковыми трюками и использовали до 350 актеров и танцоры. Маяковский также написал стихи явно политической направленности, такие как Ода Революции Революция ») (1918) и Леви Марш (« Левый марш ») (1919).
В 1918 году Маяковский начал краткое погружение в кино. Он написал сценарий и снялся в фильме« Не Для Денег ». Родившися («Не для денег рождены»), по роману Джека Лондона Мартин Иден .Фильм пользовался популярностью у советская публика, как и его второй фильм Барышня и Хулиган («Дама и хулиган»), хотя Позже Маяковский назвал это «сентиментальной чушью». В своем третьем фильме, Закованная Фильма Фильм »), Маяковский сыграл художника с Лилей Брик в главной роли. Всего Маяковский написал тринадцать фильмов. сценарии, большинство из которых так и не были созданы. И только отрывки из тех фильмов, которые были сняты, выживают.
В 1921 году Маяковский создал эпическую агитационно-художественную поэму 150 000 000 , аллегорию решающего сражения. между 150 миллионами советских рабочих и злыми силами капитализма во главе с Вудро Вильсоном. По стилю стихотворение пародирует на русскую былину , или народный эпос. Однако эта работа не понравилась и художественному сообществу — Борис. В частности, Пастернак — ни политический читатель. Ленин сам написал записку Луначарскому, критикуя публикацию из 150 000 000 .Ленин назвал стихотворение «глупым, чудовищно глупым и претенциозным». Он также предложил что Луначарский будет «выпорот за футуризм».
Маяковский совершил свою первую зарубежную поездку в мае 1922 года в Ригу, Латвия. Он должен был прочитать публичную лекцию, но Начальник местной полиции, зная о политических взглядах Маяковского, отказал в разрешении. Маяковский ответил некоторыми злобная сатира в стихах, высмеивающая все стороны жизни крохотной республики.Позже в 1922 году он посетил Берлин и Париж. где он встретился с Жаном Кокто, Пикассо, Браком и Леже и присутствовал на похоронах Марселя Пруста .
По возвращении в Москву Маяковский приступил к созданию авангардного журнала Левый фронт , или, проще говоря, лева . Первый номер вышел в марте 1923 года, последний (седьмой) — в июне 1925 года. Пастернак, Каменский, Асеев, Кручоных, Хлебников, Бабель, Шкловский, Осип Брик, Мейерхольд, Вертов, Эйзенштейн и Родченко.В первом номере журнала была опубликована собственная статья Маяковского Pro Eto («Об этом»), аллегорическое излияние любви и страдания, наполненное сюрреалистическими видениями.
Как и прежде, Маяковский продолжал рисовать политические плакаты и сочинять бесчисленные лозунги и джинглы для продуктов или как сообщения общественной службы, напоминающие людям не курить, не пить и не плевать на пол, а также мыться и чистить зубы. зубы регулярно.
Маяковский был глубоко тронут смертью Ленина 21 января 1924 года. В тот год, когда он читал и читал лекции. по всему Советскому Союзу Маяковский работал над своим трибьютом из 3000 строк Владимир Ильич Ленин , в котором он провозгласил «Ленин даже сейчас живее живых».
Маяковский совершил еще две поездки в Париж — в октябре 1924 года и мае 1925 года. Во время последней поездки он присутствовал на открытии. Советского павильона на Выставке промышленного искусства, где его собственные рекламные плакаты удостоены Серебряной медали.Затем он переплыл Атлантику, чтобы открыть Америку. Первым он приземлился на Кубе, где господство США привело ему написать Black And White , в поддержку борьбы с расизмом. Затем он переехал в Мексику, где он встретил товарища модернист и коммунист Диего Ривера . Затем, в июле 1925 г., после восьмилетнего заключения за решетку. Через несколько часов власти США в Техасе Маяковский наконец въехал в США. Он побывал в Нью-Йорке, Чикаго, Детройте, Филадельфия, Питтсбург и Кливленд, читающие чтения и лекции и участвующие в борьбе рабочих.(Однажды он провел целый день на пикете с нью-йоркскими швейниками.) Результатом поездки стал цикл Маяковского Стихи об Америке («Стихи Америки»), в т.ч. Бруклинский мост («Бруклинский мост»), as а также довольно едкий рассказ о путешествиях в прозе, «Мое открытие Америки» («Мое открытие Америки»; 1926 г.).
В 1925 году Маяковский тоже совершил один из немногих своих набегов в сферу утопической фантастики со своим стихотворением. Летящие пролетарии («Летучий пролетарий»).Как описывает Виктор Таррас в своей биографии Маяковского, Летучий пролетарий был:
… действие происходит в 2125 году и представляет собой гигантское воздушное сражение с лучами смерти и тому подобное, между советским пролетарием и Американская буржуазная авиация. Последнее преобладает до тех пор, пока восстание рабочих Нью-Йорка против своего правительства не поворачивается Прилив. Коммунистическое будущее Маяковского — это комфорт и электрическая легкость: электробритвы, электрические зубные щетки, у каждого свой личный самолет (в Москве больше нет улиц, только аэропорты).Труд полностью механизирован, так что рабочий просто управляет клавиатурой. В общем, утопия Маяковского написана с точки зрения рабочего. кто устал от изнурительной, грязной работы. . . . Ни кухонь, ни работы по дому. Люди питаются аэрокафетериями и развлекаются космическими кинотеатрами, космическими танцами и т. д. — все безалкогольные (алкоголь подается только по рецепту). Спорт будущего — авио-поло — футбол давно заброшен как грубый и скучный.На гораздо более серьезном ноте, после самоубийства поэта Сергея Есенина 27 декабря 1925 года Маяковский поставил перед собой цель. задача нейтрализовать действие стихотворения суидэ Есенина и сделать конец Есенина скучным. Он хотел выдвинуть другой вид красоты вместо легкой красоты смерти. Маяковский никогда не был большим поклонником Есенин и его более традиционный стиль, но он признал Есенина «подмастерьем русского слова». Есенин имел Завершил свое стихотворение о самоубийстве строками: «В этой жизни смерть не является чем-то новым.Но жить, конечно, не новее «. В ответ Маяковский закончил свое стихотворение Сергею Есенину («Сергею Есенину») такой вариацией:
В этой жизни умереть не так уж и сложно,Когда Советский Союз готовился отметить свое десятилетие в 1927 году, Маяковский вносил свой вклад с Хорошо! Октябрьская Поэма («Хорошо! Поэма Октябрьской революции»).Это произведение пересказывает историю Советского Союза, начиная с описания беспорядков начала 1917 года и паскварта правительства Керенского. В нем триумфальный рассказ о штурме Зимнего дворца; эпизоды о борьбе с контрреволюция, иностранная интервенция, холод и голод; покушение на Ленина; и окончательное поражение Белые. Стихотворение также содержит удар по поэту Александру Блоку, который изображен греющимся над огнем и ожидание пришествия Иисуса Христа, отсылка к концу стихотворения Блока Двенадцать .
сделать жизнь значительно труднее.
Также в январе 1927 года Маяковский возродил Lef , на этот раз под названием Novy Lef («Новый лев»). в premerie issue, Маяковский вступил в публичный спор с Максимом Горьким, который в то время проживал за границей в Италии. Это было открытое письмо-стихотворение Горькому с призывом вернуться в Советский Союз. Маяковский тоже взял возможность оскорбить другого писателя и ставленника Горького Федора Гладкова, автора популярного романа Цемент .Маяковский видел в реализме Гладкова и ему подобных простую «приспособляемость» и «заискивание» лизоблюдов.
Поэтому неудивительно, что Маяковский впал в немилость у некоторых писателей, особенно у Перевал и группы РАПП . Они нападали на Маяковского как на напыщенного писателя , лишенного всякого понимания. дисциплина и классовая сознательность и обременены «вредной, запутанной идеологией».
Первая пятилетка началась в 1928 году, а толчок к коллективизации — в 1929 году.Маяковский метался в гости строительство площадок и новых фабрик, а также создание стихов, посвященных конкретным вопросам, представляющим общественный интерес: радость новая квартира с горячей и холодной водой; покупка облигаций индустриализации; и обещание автомобиля фабрики по выпуску недорогих автомобилей, которые будут доступны в рассрочку. Но Маяковский не дождался чтобы эти автозаводы обзавелись собственной машиной. Вернее, находясь в Париже в 1928 году, он купил новый Renault .
Во время той же поездки в Париж Маяковский был заказан тов. Костровым, редактором журнала. Комсомольская правда и Молодая Гвардия , чтобы сочинить политические стихи. Однако Маяковский поразил завязал роман с красивой русской эмигранткой и вместо этого составил его Письмо Товарищи Кострову из Парижа о. Сущности любви («Письмо товарищу Кострову из Парижа о природе любви»).
По возвращении в Москву Маяковский снова работал с Мейерхольдом над постановкой своей пьесы. Клоп («Клоп»).Музыку для постановки предоставил Дмитрий Шастакович и декорации были по Родченко . По сути, спектакль был переработкой сценария Маяковского, отвергнутого киностудия Совкино. В нем рассказывается история обывателя времен НЭПа, который бросил свою девушку-работницу ради дочери владелица успешного салона красоты. В результате драки на его свадьбе он случайно замерзает. Затем его возродили пятьдесят лет спустя, в 1979 году.Современники сначала принимают его за честного работника, но потом правильно идентифицировать его как bourgeoisus vulgaris , кровососущее насекомое , подобное, но более опасное, чем постельный клоп. Его выставляют на обозрение в клетке, оснащенной специальными фильтрами, улавливающими все грязных слов .
В феврале 1929 года Маяковский снова был в Европе — Берлине, Праге и Париже. В поездке он произвел еще антибуржуазные стихи, выбирая в качестве темы персонажей, таких как одноногая проститутка и служанка в мужском туалете ресторана в Париже.Маяковский также посетил казино в Монте-Карло, которое, конечно, он назвал логовом международные рэкетиры и помойка отвратительных пороков . После поездки Маяковский написал одно из своих самых популярные стихи Стихи о Советском паспорте («Поэма советского паспорта»). В этой работе он выражает ликование по поводу брезгливости и дискомфорта, вызванного его советским паспортом, у различных пограничников, которые считали Паспорт был взрывоопасен, как бомба, колючим, как ежик , и опасен, как бритва.
Маяковский отказался от Novy Lef в 1928 году, а в 1929 году попытался создать новую организацию. Ref («Революционный фронт»), предназначенный как мастерская, школа для изучения техники письма, что бы сотрудничать с РАПП. Но Реф так и не сдвинулся с мертвой точки, и в феврале 1930 года Маяковский объявил его намерение подать заявку на членство в РАТОП. Литературный истеблишмент в РАПП был готов принять Маяковского, но не совсем с распростертыми объятиями.Александр Фадеев отметил:
Маяковский — подходящий материал для РАПП. Что касается его политических взглядов, он продемонстрировал свою близость к пролетариат. Но это не значит, что Маяковского принимают со всей его теоретической подготовкой. Он будет допущен в зависимости от того, насколько он избавляется от этого фона. Мы поможем ему в этом.Состоялась премьера пьесы Маяковского « Баня » («Баня») — яростного нападения на бюрократическую глупость. в Ленинграде 30 января 1930 г.Это была катастрофа. Ни смеха, ни аплодисментов после первых двух актов. Игра открылся в Москве в театре Мейерхольда 16 марта 1930 г., где дела пошли несколько лучше; но все же критичный и публичный реакция была в целом отрицательной.
Лучше восприняла репроспективная выставка работ Маяковского, которая была представлена в Москве, а затем Ленинград в феврале-марте 1930 года. Однако большинство представителей РАПП не приехали. При открытии выставку, Маяковский читал Во весь голос («Во весь голос»), своего рода подведение итогов своего карьера.
В последние дни жизни Маяковский продолжал вести активный образ жизни. Он был занят подготовкой к открытию своего следующего спектакля, Москва Горит («Москва в огне»). Со стилизованными сценами из Революции 1905 г. Самая авангардная драматическая работа Маяковского. Сюжет и историческая достоверность заброшены; клоуны отпускают анекдоты; Император, обеспокоенный нехваткой штанов, каждую минуту меняет штаны; гигантский рабочий на ходулях затмевает заводчики; взрываются бомбы и фейерверки, и западные лидеры высмеиваются.
4 апреля 1930 года Маяковский приобрел долю в жилищном кооперативе. 11 апреля он пропустил публичное выступление в Московский университет из-за болезни. 12 апреля и 13 апреля были обычными делами. У него было множество встреч для личных выступлений 14 и 15 апреля. Но в 10:15 утра. 14 апреля 1930 г. застрелен Маяковский сам в своем московском офисе. Он оставил предсмертную записку от 12 апреля, которая частично гласила:
Как говорится,Тело Маяковского пролежало в таком состоянии три дня, его осмотрели 150 тысяч скорбящих. Он был покрыт сливками 17 апреля 1930 года.
«инцидент закрыт.«
Лодка любви
разрушенный повседневной жизнью.
Я все даже с жизнью
и ничего не получится, если перечислить
взаимные боли,
неприятности,
и оскорбления.
. . . .
Не думай, что я трус. Серьезно, тут ничего не поделаешь.
Москва в огне , премьера которого состоялась 21 апреля 1930 года, как и было запланировано.
Основной источник:
«Владимир Маяковский» Виктора Терраса. Издательство Twayne. Бостон. 1983.
Артикул:
«Пощечина общественному вкусу» — манифест футуриста
Владимир Маяковский и поэзия социалистического реализма
Владимир Маяковский и поэзия социалистического реализмаК 110 -й годовщине со дня рождения Маяковского (1893-1930)
Владимир Маяковский и поэзия соцреализма
Якуб Мато,
Ринуш Идризи,
Анастас Капурани
Жизнь и творчество
Годы детства
С именем и творчеством Владимира Маяковского новый этап социалистической реализм раскрылся в русской и мировой поэзии.
Родился 19 июля 1893 года в селе Багдади (ныне Маяковский). возле Кутаиса в Грузии. Его отец был простым лесником, а семья была питаются прогрессивными идеями. Поэту было двенадцать лет, когда первый Русская революция разразилась в 1905 году. Ее эхо ощущалось даже в горах. Кавказ. Волна народного движения против царизма и реакционная буржуазия во главе с грузинскими большевиками охватила всю Грузия, и особенно город Кутаис, где он учился в средней школе.Отец воспитал Владимира в демократических чувствах уважения и привязанность к работающим людям. 1905 год стал для него не только великим. источник впечатлений, но и настоящая школа, где он сформировал свои первые политические идеи, где он получил свое первое крещение революционером. Он вошел марксистские кружки в средней школе, читали революционную литературу, которую его старшая сестра привезла из Москвы, разучила новые бунтарские песни, оставившие великие впечатление на него.Казалось, что стихи и революция переплелись в на мой взгляд, — написал поэт в своей «Автобиографии».
1906 год застал Маяковского в городе революции; его отец умер и он с матерью и двумя сестрами поселился в Москве. Здесь дым порох еще не рассеялся, и кровь рабочих еще не высохла в квартал рабочего класса на главной баррикаде революции, которая сопротивлялся героически. Старшие ученики, которые жили с ним в одном доме, убедили ему читать сочинения Маркса, Энгельса и Ленина.Говорили о большевике Партия и о роли Ленина как вождя русского пролетариата. В его письменный стол вместе со школьными учебниками он держал Anti-Duhring. Революционер В сознании поэта сеялось вдохновение будущего.
Годы молодости
1908 год, год самой бешеной реакции после разгрома 1905 года. Революция стала самым счастливым годом для пятнадцатилетнего Маяковского: он вступил в Российскую социал-демократическую партию во главе с Лениным.У него был псевдоним Товарищ Константин. Работал пропагандистом, распространял нелегальные публикации, помогли группе революционеров сбежать из тюрьмы. Он пришел узнать из первых рук работников, их мысли и чувства. Страсть революционная деятельность с ее повседневными радостями и опасностями овладела им. В течение 1908-1910 годов Маяковский трижды находился в заключении. Но тюрьма не мог сломить его веру в победу революции. Он вышел из тюрьма с новым желанием: «Я хочу творить социалистическое искусство» (Автобиография).Маяковский колебался между поэзией и живописью. С детства он был его привлекали стихи, которые он выучивал наизусть и прекрасно читал. В тюрьме, в 1909 году он впервые испытал свое перо, но начальник тюрьмы конфисковали тетрадь стихов. Точно так же в его средней школе в Кавказа, он очень позабавил грузинских товарищей своими карикатурами на реакционный профессор. Он также нарисовал портреты некоторых из своих товарищи революционеры.
Маяковский поступил в художественную школу в Москве и был успешным учеником.
В 1912 году опубликованы первые стихи. Поэзия наконец победила Маяковский.
Начало литературного творчества
Молодой поэт находился в то время под влиянием футуризма. Этот литературное течение, несмотря на его нашумевшие лозунги о новом искусстве будущего и борьба с декадентским буржуазным искусством, по сути, была проявление мелкобуржуазной, анархической литературы.Футуризм с его антибуржуазные лозунги, сначала привлекали Маяковского, но, несмотря на некоторые следы которое оставило это течение в его раннем творчестве, в душе Маяковский был далек из футуризма, и он всеми силами боролся против самых основ буржуазное общество. Скажем правду, Горький сказал о Маяковских поэзии тех лет, футуризма здесь никогда не было, есть только Маяковский. Поэт. Великий поэт. В этом первом творении он изобразил трагическая судьба человека при капитализме и протестных настроениях масс, которые были известны товарищу Константину.Основными среди них были гуманитарные идеи освобождения и возвышения рабочего человека, которые найти наиболее полное воплощение в программном стихотворении этого периода А Облако в штанах, опубликовано в 1915 году. Позже поэт, объясняя идеи из четырех частей стихотворения, сказал, что они могут быть озаглавлены: Долой свой Любовь, долой свое искусство, долой свою систему и долой твоя религия. В этом стихотворении поэт, описывающий трагедию жизни простой человек из народа призывает к революционной борьбе против гнилая буржуазная мораль, религия и общественный строй:
Прохожие, вынимайте руки из карманов!
Подбери камень, нож, бомбу!
Основной целью его деятельности стала подготовка к приближающемуся революция.
Маяковский встретил Первую мировую войну борьбой. Он разоблачил его империалистический, антинародный персонаж в поэме «Война и мир» 1916 года. В стихотворении Ответь! он сердито говорит, что буржуазия, движимая жаждой ради прибыли и завоеваний посылает на бойню миллионы людей. Здесь он также встает на защиту прав малых стран, таких как Албания, и т. д., которые империалисты хотят расчленить. Тем не менее в целом дореволюционной политической деятельности следует отметить, что поэт больше бурный бунтарь, чем сознательный боец.
В эти годы Маяковский познакомился и подружился с великим революционный писатель Максим Горький, который с удовольствием опубликовал свои произведения в обзор он направил, Хроники. Горький, ставший теперь развитым пролетарием. писатель, поддерживал и помогал поэту в то время, когда буржуазная пресса была яростно нападая на него. Их объединял общий гнев против всех угнетатели, любовью и хвалой к свободному человеку, к революции против которого выступало все царское государство, буржуазная печать и искусство. предпринял грубую атаку, чтобы попытаться остановить новую волну революции, которая была поднимается в России.Именно в эти годы раздался поэтический голос Маяковский, который вместе с Горьким вступил в Октябрьскую революцию, подпевая ей и приветствует его как свое. Октябрь. Принять это или нет? Для меня это вопрос никогда не возникал. Это моя революция. Я пошел в Смольный. Я работал.
Литературное творчество в годы гражданской войны
Маяковский вел широкую деятельность на службе Советского государства. Он писал стихи и сценарии к фильмам, снимался в фильмах и в первый раз годовщина Революции 1918 г., представила на фестивале театральную произведение Mystery-Bouffe, посвященное торжеству социалистического революция.
Он разделял радости и тревоги советской власти. В героические годы голод и холод Гражданской войны, Маяковский выступил как революционный поэт; он ходил к народу, к солдатам и пехотинцам, читал его стихи и давал сердце им. Таково его стихотворение этих лет «Левый марш» (1918) о пролетарское мужество, дисциплина и оптимизм тех, кто занимался борьба с контрреволюцией. В этом стихотворении открывается новое лицо Маяковских лирическая поэзия, лицо более ясной и простой поэзии, вполне понятной для массы.Как писала тогда газета: с его сильным, мощным Голосом, разнесшимся по всей площади, он прочел стихотворение «Левый марш». Вся площадь повторяла его стих:
Коммуна никогда не уйдет.
Оставили!
Оставили!
Оставили!
В 1919-1922 годах Маяковский работал днем и ночью, до шестнадцати лет. часов в сутки, в Российском телеграфном агентстве (Роста). Он подготовил сотни плакаты и написали для них тысячи подписей в актуальных стихах.Эти плакаты назывались окнами Ростаса. Их наклеивали каждый день на улицах Москвы.
Эта интенсивная работа, очень полезная и для самого поэта, помогла ему получить познать новую реальность более глубоко и всесторонне и связать себя более тесно с интересами народа и социалистического государства. Режиссура к простому человеку через плакаты, Маяковский научился говорить на поэзия тоже на более простом языке, ближе к живой речи народа, и использовать более ясный, но все же оригинальный образный стиль.Он учился страстно читал речи и доклады Ленина и черпал из них темы для своих поэзия. Новый шаг к соцреализму в творчестве поэтов. взятые в стихотворении тех лет 150 000 000, которые через воображаемый поединок двух легендарных великанов Иван (представитель революционной России) и Уилсон (представляющий капитализм) изображает борьбу революции против интервентов и победа над ними.
Литературное творчество после гражданской войны
Когда в стране Советов начались работы по восстановлению разрушенного экономики и строительства новой жизни, поэзия Маяковских обогатилась с новыми темами и идеями.
Его важной темой в эти годы была тема труда и социалистической патриотизм; превозносит строительство промышленной базы социализма (Хреновы История Кузнецктроя и кузнецких людей), чествует рабочих. авангардное движение (Марш Ударных Бригад) строит в стихах Временное Памятник Курским рабочим, добывшим первые полезные ископаемые, воспевает социальные перемены в деревне (марш урожая), оптимистично ткет элегии коммунистам, павшим при исполнении долга (Товарищу Нетте, Человек и Корабль), выражает свой оптимизм и гордость за то, что является гражданином первая социалистическая страна в мире, страна, которая вселяет страх и ненависть в империалистов и повсюду пользуется симпатией рабочих (Стих на мой советский паспорт) и т. д.
Еще одна тема, которой поэт уделял большое внимание, создавая выдающиеся стихотворений, была борьба с буржуазными и мелкобуржуазными пережитками в жизни и в сознании людей. Своим вдохновенным пером он быстро повторил решения партии в этой области. Он писал стихи против религия, религиозные верования и отсталые обычаи; он хлестал бюрократию и раболепие безжалостно вычеркнул все до мелочей и предупредил опасность бюрократии и других изъянов прошлого:
Утихли бури революционных бурь,
клубок советских слоев сошелся,
и за спиной РСФСР
мелкобуржуа засовывают морды .
Со своим пролетарским духом поэт не мог примириться с что-нибудь буржуазное или мелкобуржуазное; он объявил войну всю свою жизнь на стандарты их морали.
«Мелкобуржуазные привычки страшнее Врангеля, написал поэт в стихотворении Грегс.
Он жестоко ударил бюрократов, которые заменили творческий труд. с бесконечными, бесполезными встречами (Зависимые от встреч), издевался над раболепным официальный (рудиментарные методы для рудиментарных жаб), сурово осужденный администраторы, которые хотели подавить критику масс в предлогом, что эта критика нанесла ущерб авторитету кадров (Столп).
Одной из его любимых тем была жизнь нового поколение. В стихах «Тайна молодости», «Наше воскресенье» и др. Он дает пылкий призыв к молодежи восстать с революционным прыжком против религия и устаревшие обычаи:
Вперед, вперед,
О коммунистическая молодежь!
Вперед, к солнцу.
На звук
Вашего марша,
Да трепещет небо от страха .
В «Комсомольской песне» он представляет молодежи сияющую модель Ленина.Особенно привлекательны его работы для детей (Что хорошо и что Плохо и для пионеров (Кем буду, когда вырасту).
Некоторые из лучших стихотворений Маяковских посвящены проблемам литературы. и искусство, например: «Необычайное приключение, которое случилось с Владимиром». Маяковский на даче, летом, Приказ № 2 Армии искусств, Юбилейный. Беседы с налоговым инспектором о поэзии. Птица Божья и др.
Поэт считал поэтическое произведение чем-то очень важным, мощное оружие в борьбе за новое общество; он иногда сравнивает стихи с бомбой и флагом, иногда с телегой, набитой зерном:
Песня и стих
Бомба и флаг;
И голос поэта
Поднимает класс к оружию.
Кто поет сегодня врозь,
Он против нас.
Поэт имел очень продвинутый взгляд на любовь и физические чувства, которые возвысить и украсить человека, дать ему силы и побудить его к высоким социальным целям (I Любовь, об этом, письмо товарищу Кострову из Парижа о Природа любви и т. Д.).
В эти годы он написал также великие стихи Владимира Ильича Ленина. (1924) и все в порядке! (1928), в котором он высмеивал людей, погруженных в болото мелкобуржуазного индивидуализма и «Баня» (1929), в которой жизненный революционный дух рабочего класса противопоставляется убогий бюрократический стиль.
Маяковский также активно участвовал в деятельности общественных организаций; он писал литературные обзоры, ездил по Советскому Союзу, встречался с рабочие, солдаты и студенты. В людных залах читал свои стихи, объяснил их и проблемы советской литературы, ответил на вопросы и комментировал, организовывал лекции и литературные дискуссии, выступал по радио, писал слоганы для фестивалей и реклама новых советских товаров, путешествовали часто по всей стране и за ее пределами.Я считаю необходимым путешествовать; Прямые встречи с людьми почти заменили для меня чтение книг. Например, за последние три года своей жизни поэт посетил более чем в пятидесяти городах страны и более 200 раз выступали перед публикой, чтобы читайте его стихи. Его популярность во всем Советском Союзе была необычайной.
Он стал поэтом-агитатором, поэтом-пропагандистом, который не ограничивался работать над его книгами; он был активен во всех сферах жизненного мира, таким образом подняться до высшей ступени писателя нового типа, активного участник социалистической реконструкции; он тесно связал себя с социальными жизнь, с массами, с партией.Оценка, которую люди и Партия сделала из его творчества, критических замечаний самого Ленина и особенно высокую оценку, которую Ленин дал своей поэме «Встреча с наркоманами», стал настоящим вдохновением для Маяковского, настоящим компасом его творчества.
Голос поэта раздался и за пределами его родины. Он несколько раз ездил в капиталистические страны (Чехословакию, Польшу, Германия, Франция, Мексика, Куба, США) и преодолевая препятствия полицейских органов, встречался с простыми людьми и прогрессивной интеллигенцией, который с энтузиазмом принял его, как человека, родившегося с весны социализм, как герой советской поэзии.
Результатом этих путешествий стало много лирических стихов о западной жизни, таких как как Испания, Черное и белое, Бродвей, Мексика, Гавана, Париж и др .; записная книжка «Мое открытие Америки»; цикл стихов Галереи Маяковских, где в сатирической манере он написал политические портреты буржуазных реакционеров того времени, таких как Пуанкаре и Муссолини.
Не случайно фашисты сожгли вместе с книгами Ленин, Сталин и Горький, а также тома Маяковского.Враги повсюду и всегда боялся поэта пролетарской революции.
В начале 1930 года Маяковский, составляя баланс своего деятельности, открылась выставка книг, фотографий и плакатов «Двадцать». Годы работы Маяковских.
Поэма Владимир Ильич Ленин
Величайшее произведение Маяковского, посвященное гигантской фигуре Ленина, на роль и значение деятельности Ленина в мировой революции, на роль партии, которую он создал, закалял и руководил в битвах и победах. стихотворение В.И. Ленин. Он полностью и окончательно утвердил метод социалистического реализм в поэзии. С этого стихотворения начался период созревания и полного расцвет революционного таланта Маяковских. Стихотворение включает в себя богатые материал из многовековой истории борьбы пролетариата, из его рождение к своему триумфу в одной шестой части мира. Он символически отражает жизнь и творчество Ленина, превозносит чувства и мысли обыденного рабочий человек, рожденный и воспитанный революцией.Стихотворение правильно назвали эпос о пролетариате.
Маяковский намеревался написать это произведение еще при жизни Ленина.
Глубокая боль, вызванная смертью любимого вождя, стала сильнейшей. стимул для его вдохновения. Спонтанный и содержательный вопрос возник в мысли поэтов: кто этот человек, откуда он пришел и что он натворил причинить эту глубокую боль людям во всем мире? Маяковский, поэтически отвечая на эти вопросы, воссозданные в трех песнях стихотворение о фигуре Ленина, органически связанное с русским и мировым пролетариат, с партией большевиков, с народными массами, с история.
Для поэта социалистического реализма диалектика исторического развития, изменение социальной системы, очевидно. Капитализм когда-то играл прогрессивную роль: разорвала феодальные права, пела марсельезу, гнилые; он лег на историческую дорогу. Итак, есть только один выход взрывной!
И эту историческую миссию выполнят дети труда, пролетарии, которых породил капитализм. Поэт творит для нас реализм коллективная фигура рабочего класса, которая постепенно выпрямляется его спина закаляется в ударах и столкновениях.Его идейный гений, Маркс, раскрывает законы общественного развития и вооружает свой класс непобедимым теоретическое оружие. Из самых недр рабочего класса выходит революционный авангард, двойник Матери истории: партия большевиков и его гениальный вождь Ленин.
Маяковский, как никто другой в поэзии, создает образ партии как величественный символ коллективной силы и мудрости рабочего класса в сильная противоположность фигуре буржуазного индивидуализма.Это самый высокий уровень пролетарской организации, позвоночник рабочего класса. Бессмертие нашего дела. Партия воспитывает, мобилизует, поднимает масс в революции и делает что-то из ничего, и во всем эти, говорит поэт,
появляется
компас ленинской мысли,
появляется
путеводная рука Ленина .
Таким образом, фигура Ленина в поэме возведена в знак рулевого, гений истории человечества, отец и сын пролетариата революция.
Ленин для поэта такой же человек, как и все мужчины. Его жизнь выдающаяся, но короткая. Однако на самом деле эта жизнь по своему символическому смыслу длинна; его корни простираются в прошлое и будущее, в Россию и все континенты. Его жизнь — воплощение пролетарской мысли, желания, воли, силы. Ленин представлен в стихотворении с глубоким реализмом как гениальный и гениальный мыслитель. практичный человек, как воспитатель и вождь миллионов пролетариев и трудящихся люди.Ему свойственны простота и пролетарская любовь к людям. Он является самым человечным из всех людей, живших на Земле. Для Маяковского Ленин прежде всего, самый человечный, но такой же, как мы с вами. Ленинский гуманизм — это активный пролетарский гуманизм, вдохновленный любовью ко всем угнетены и безжалостной ненавистью ко всем угнетателям:
Пылкую любовь отдал товарищу,
стал с врагом сталью,
безжалостный .
Высший уровень ленинского гуманизма — безграничная вера в неиссякаемый творческий потенциал масс.Ленина характерны необычайная острота и сила духа, который возвышается над буржуазным мелочность, открывающая новые горизонты человеческого общества:
Взгляд в космос;
он видел, что покрыло время.
Отличается железной волей и большевистским принципом. Он успокаивает Партия рабочего класса, ведет революцию через блокады и пули империалистов, тянет первое рабочее государство по дороге социализм.
Это для Маяковского Ленин: новый человек, человек социалистической эпохи, активный, сознательный творец истории, лидер нового типа. Его жизнь не заканчивается смертью. Ленин умер, но народ жив, коммунизм живет, большевики, вооруженные его идеей, живут:
И даже смерть Ильича
стал великим коммунистическим организатором.
Боль и печаль сменяются революционным оптимизмом.Ленин живет в сердца пролетариев всего мира и призывы к мировой революции:
Пролетарии, строите шеренги для последней битвы!
Выпрямите спину,
колени разгибай!
Пролетарская армия, сплотитесь!
Да здравствует скорая радостная революция!
Это самый большой
всех великих боев
что история знала.
Ценность поэмы не только в высокохудожественном отражении жизнь Ленина и история пролетариата.Это выражается великая сила в глубоких чувствах любви и уважения к вождю, боли оптимизм пролетарской гордости и ненависть к буржуазному угнетению и эксплуатация непоколебимой веры в историческую победу пролетариата, которую поэт воплотил в герое произведения. Этот герой участник и солдат революции. Все содержание стихотворения представлен через его глаз и сердце. Это наполняет стихотворение жизнью и конкретизирует свое внутреннее содержание, органично смешивая эпичность и лиричность качества, определяющие его форму и стиль.Поэма своим языком, ритмом и другими средствами, остается новаторским произведением социалистического реализма, достойным памятником за великого Ленина, за партию большевиков, за рабочий класс и за пролетарская революция.
Поэма Хорошо!
Поэма, посвященная 10-летию Октября. Революция — одно из самых сильных произведений Маяковского. Он ярко описывает, реалистично раскрашивает путь, по которому шел советский народ и власть в течение десяти лет. лет под руководством партии.В девятнадцати коротких разделах с большим художественной силы, он представляет множество картин самых важных политико-социальных событий, показывает, как старая феодально-буржуазная власть была свергнута в огненном Дни ноября 1917 года изображает героизм народа во время Гражданской войны, новейшие строительные работы, борьба с множеством трудностей и с классом враги, блестящие успехи. Наряду с большими трудностями и с классом враги, блестящие успехи. Наряду с крупными событиями в работе также изображены сцены из интимной жизни и личные воспоминания самого поэта, всегда тесно связан с центральной темой.Итак, в стихотворении были элементы эпоса. переплетаются с лирическими элементами.
В стихотворении в несколько строк нарисованы сатирические портреты некоторых старых буржуазных мировых лидеров, противопоставленных портретам новых людей революции. Важное место в стихотворении занимает возвышение. чувства нового социалистического патриотизма. Радостно петь героическому борьба и работа народа и партии для строительства нового общества, поэт чувствует себя счастливым, когда видит, что его жизнь и творчество сливаются с те из народа и партии.
Поэма пронизана оптимизмом и гордостью за победы. достигнуто революцией. В нем есть глубокая, реалистичная отражение героизма рабочего класса и всего советского труда люди в первые годы социалистического строительства. Известный советский Критик Луначарский назвал это стихотворение «Октябрьским переворотом», отлитым в бронзе.
Искусство и важность
Дорога Маяковского к искусству соцреализма не была гладкой. и легко.Трудности и препятствия, которые он преодолел на этом пути свидетельствуют о его большом таланте и решающей роли марксистов-ленинцев. идеология в его воспитании.
В начале пути юному поэту пришлось бороться с преодолеть некоторые формалистические, футуристические влияния. Он продолжал все больше решительность от изолированного трагического протеста, от стихийного бунта, к конкретному и сознательному призыву ниспровергнуть буржуазный мир средства пролетарской революции и построения нового социалистического мира.Этот процесс слияния поэта с пролетарской революцией, его глубокие ассимиляция марксистско-ленинской идеологии, его оценка и позиция лучшие традиции русской национальной литературы все это породило новаторская поэзия Маяковского.
Маяковский — первый и величайший представитель социалистической поэзии. В Главное в его новаторстве — создание нового лирического героя. Этот герой не просто поэт.Он новый гражданин первой пролетарской государственный; сознательный революционер; разрушитель старого мира и строитель нового; создатель новой экономики, культуры и искусства, закаленный в классах борьба, основанная на коммунистических идеях; живое воплощение класса которой он принадлежит, пролетарской эпохи. Внутреннее содержание Маяковских поэзия включает в себя чувства, мысли и цели его героя, его прошлое, настоящее и будущее. Перед его острым классовым наблюдением открываются фундаментальные противоречия эпохи: борьба величественного и чудесное новое с уродливым буржуазным, феодальным и мелкобуржуазным старым, которое сопротивляется до смерти.Эта борьба ведется с чувством пролетарской энтузиазм и оптимизм, патриотизм и социалистический интернационализм, любовь для творчества и работающего человека. Поэт призывает к битве, зовет за жертвы и победы во имя коммунизма. Это новое внутреннее содержание, никогда ранее не воплощенный в поэзии, делает произведения Маяковского не только истинным отражение жизни, но и оружие для ее изменения. Это ломает старую поэтическую рамки и открывает новые тематические горизонты для поэзии и ее законов.
Маяковский значительно расширил и обогатил тематику поэзии. За Маяковский, все, что связано с революцией и служит ей, прекрасно. и достойны быть воспетыми в стихах. Он называет поэзию дорогой к коммунизму. Эта новая революционная поэтическая концепция побуждает Маяковского, сохраняя при этом самые здоровые аспекты демократической литературной традиции, отказаться от старых поэзия с ее затхлыми, устаревшими правилами. Он отвергает теорию расстояния, который постулирует, что нужно ждать, пока пройдут события, чтобы условия созреют, прежде чем писать об этом.Маяковский создает произведения высокого художественного уровень, реагирующий на реальность на месте. Ярким примером этого является стихотворение В. Ленина, написанное сразу после смерти вождей. Писая о настоящем, о проблемах дня, он их обобщает. и открывает представителей на будущее.
Эта революция во внутреннем содержании и творческом процессе привела к также революция формы в творчестве поэтов. И это было нелегко, по ровной дороге брать без ошибок и без дефектов.В начале В своем творчестве Маяковский был в известной мере увлечен футуристическим выражений, придавая большое значение внешнему образному резонансу стих. Но позже, наряду с его глубоким усвоением нового содержания, поэт двигался к ясности, простоте и художественному возвышению своих произведений. И это было естественно, так как Маяковский с самого начала своего творчества, обратился к обычным людям. Он хотел, чтобы они поняли и были вдохновлен его стихами на революционные действия, чтобы служить им как бомбой и флаг.Для этого он создал новые литературные виды агитационной поэзии, Поэзия походного порядка. Маяковский изменил и обогатил другие виды поэзия с новыми элементами, соответствующими идеям, которые он хотел выразить. Таким образом, в жанры поэзии и комедии он вставил, среди прочего, политические сатира и политический гротеск.
Маяковский выполнил большое произведение для обогащения поэтического языка. Он сломал рамки старого поэтического языка и вставил в стих яркий словарный запас, красивые выражения и пословицы народа.Он создали новые слова, чтобы выразить глубокие экономические и социальные перемены. Через короткие фразами и лаконичными мыслями он представил динамизм революции.
Маяковский внес радикальные изменения в фигуру и другие средства художественное выражение. Его сравнения столь же смелы, сколь и ярки. Его гиперболы приспособлены к гигантскому разрушительному и восстановительному действию революция. Его эпитеты и метафоры ясны, красивы и глубоки. содержание.Нововведения Маяковского принимают лаконичную и оригинальную форму, материализоваться в свободном стихе, который он предпочитал, с мощным ритмом и осмысленный резонансный измеритель, который соответствует пожеланиям поэта, чтобы его произведения должны быть прочитаны и доведены до масс слушателей.
Творчество Маяковских во всех направлениях стало живым воплощением социалистическая революция. Маяковский, как сказал Сталин, был и остается лучший и талантливый поэт советской эпохи.Его работа представляет собой первые в мире традиции поэзии социалистического реализма, которые каждый литература развивается в соответствии со временем и национальными условиями. Поэзия Маяковский остается символом новаторства, безграничного расширения задачи и возможности поэзии социалистического реализма, возможности свободной личности, вооруженной марксистско-ленинской идеология, создает жизнь и экономику, культуру и историю общества.
Источник: Джакуп Мато, Ринуш Идризи, Вангжуш Зико и Анастас Капурани: Иностранные Литература, часть вторая, Албанское общество, Илфорд, 1987. Перевод с Албанский Уильям Бланд.
Нажмите здесь, чтобы вернуться в сентябрьский Индекс 2003 года.
Александр Родченко — Русская фотография
История русского конструктивизма во многом обязана творчеству художника и теоретика Александра Родченко (1891–1956).Будучи особенно плодовитым в 1920-е годы после русской революции, Родченко был глубоко убежден в объединении эстетики, политики и повседневной жизни. Он работал в средствах массовой информации — создавал рекламу со смелым формалистическим визуальным языком, фотографии, отражающие новый философский подход художника к восприятию, и политически заряженный театральный дизайн для самого радикального театрального директора Москвы Всеволода Мейерхольда.
Александр Родченко родился в 1891 году в Санкт-Петербурге. В 14 лет он с семьей переехал в Казань, где поступил в Казанское художественное училище.Здесь он познакомился с художницей Варварой Степановой, с которой женится и будет работать всю оставшуюся жизнь. В 1914 году супруги переехали в Москву, где Родченко поступила на графическое отделение Строгановского училища прикладного искусства. В следующие полдесятилетия эстетическая практика Родченко будет быстро развиваться; в то время как одним из первых источников вдохновения он считает театральные рисунки в стиле модерн «Мир искусства» , к 1915 году Родченко занял место в московских футуристических кругах.В 1916 году экспонировал свои работы на выставке футуристов Magazin (магазин) в Москве, организованной Владимиром Татлиным. В течение следующих нескольких лет на Родченко большое влияние оказали супрематические произведения Казимира Малевича, который отказался от фигуративного изображения в своих новаторских картинах с плоскими цветовыми плоскостями, такими как Черный квадрат. В 1918 году Родченко создал вдохновленную Малевичем серию беспредметных картин, изображающих округлые формы на холсте, которые передают чувства динамизма, движения и полета.Его серия необъективных картин также проложит путь для его будущего вклада в область конструктивизма.
Дискуссии в ИНХУКе (Институте художественной культуры) в 1920 году, в которых участвовали Варвара Степанова, Владимир Татлин, Эль Лисицкий, Любовь Попова, Владимир Штеренберг и другие, послужили катализатором серьезной преданности Родченко конструктивизму. Художники и теоретики ИНХУК работали над достижением консенсуса в отношении определяющих характеристик конструктивизма и того, как лучше всего применить их к искусству и культуре зарождающегося советского общества.Хотя работы этого периода эстетически напоминают беспредметные картины Малевича, они социально обоснованы, и художники считали, что их работы вдохновят их на большевистское мировоззрение. Осенью 1920 года Родченко начал преподавать принципы конструктивизма на курсах «Строительство» и «Графическое построение плоскости» во ВХУТЕМАСе (Высшие государственные художественно-технические студии) в Москве. Во время учебы в школе Родченко отворачивался от своей абстрактной беспредметной работы и начинал изучать области коллажа и фотографии.
В 1923 году Родченко объединился с наиболее экспериментальными конструктивистскими теоретиками, художниками и дизайнерами того времени, чтобы основать журнал Left Front of Arts (LEF) . В статьях, произведениях искусства и стихах авторы исследовали способы, которыми искусство могло выражать большевистские идеи через формалистические принципы и продвигать новую социалистическую культуру. Родченко создавал обложки сначала с помощью фотомонтажа, а затем с помощью фотографии. Одним из самых успешных проектов Родченко, появившихся в LEF , был фотоколлаж 1923 года, который он специально разработал для сопровождения текста стихотворения Владимира Маяковского «Про Это» (Об этом).Маяковский написал стихотворение своей музе и возлюбленной Лили Брик. Для проекта Родченко наклеил портрет Лили Брик, смотрящей прямо в камеру пронзительными глазами, поверх синего, гуашевого заголовка. На других страницах фотографии двух влюбленных сочетаются с часто удивительными или юмористическими сопоставлениями: сопровождая строчку «и снова / стены пылающей степи / кольцо и знак в ухе с двумя шагами», Родченко вставил лицо Лили Брик среди изображений вестерна. декаданс, такой как пара фокстрот, виски и сигары.
«Про Это» было одним из многих совместных проектов Маяковского и Родченко в области графических работ, особенно плодотворных в области рекламы. В 1923 году государственное рекламное агентство «Моссельпром» наняло эту дуэт для создания плакатов, рекламирующих спонсируемые государством предметы домашнего обихода, такие как столовое масло и хлеб. В каждом из этих плакатов слоган создал Маяковский, а коллаж — Родченко. Их сотрудничество распространилось даже на сферу букмекерства: примерно в 1924 году Родченко создал серию портретов Маяковского и включил их в коллаж для задней обложки книги Маяковского Разговор с налоговиком о поэзии .В коллаже создается впечатление, будто голова Маяковского превратилась в Землю, а вокруг него причудливо летают самолеты.
Портреты Родченко 1924 года с Маяковским и другими, такими как теоретики Осип Брик и Варвара Степанова, сыграли важную роль в его будущих экспериментах в области фотографии. Это были его самые первые однокадровые фотографии. Через фотографию Родченко адаптировал свое формальное художественное образование для журналистики. В 1925 году, через год после того, как он написал свои первые портреты, Родченко был нанят фотожурналистом в самые известные фото-журналы и газеты Советского Союза, в том числе «Огонек», «Экран рабочих газет» и «Тридца Дней» .Занимаясь в первую очередь фотографией, Родченко продолжал вводить новшества в области графического дизайна, в первую очередь с помощью таких произведений искусства, как плакат 1924 года для фильма «Кино Глаз » и плакат 1925 года для линкора «Потемкин».
Событием 1925 года для Александра Родченко стала его четырехмесячная поездка в Париж. Родченко, наряду с Давидом Штеренбергом, Константином Мельниковым и другими, участвовали в Парижской международной выставке декоративного искусства и индустрии современного искусства, павильонах которой демонстрируют работы зарубежных художников, а также в архитектуре, графическом дизайне и рекламе.Родченко предоставил модель рабочего клуба, состоящего из общего стола, книжной стойки, освещения и плакатов, которая продемонстрировала эффективное использование пространства, а также идеалы организации и продуктивности. Во время поездки в Париж Родченко также приобрел легкую 35-миллиметровую камеру Sept, которая позволяла ему делать фотографии с разных ракурсов и ракурсов, что имело решающее значение для определения его эстетической философии. Несмотря на эти успехи, Родченко выражал свой глубокий скептицизм по отношению к парижской жизни и культуре в своих почти ежедневных письмах, которые он писал Варваре Степановой.Некоторые из этих писем были опубликованы в издании Новый левый фронт искусств (Новые ЛЕФ), , выходившем с 1927 по 1928 год, для которого Родченко часто писал.
Вернувшись из Парижа и вооружившись своей легкой 35-миллиметровой камерой, Родченко начал серьезно экспериментировать с перспективами, ракурсами и ролью камеры в изменении восприятия. В своей фотосессии 1925 года «Дом на Мясницкой» Родченко сфотографировал свой многоквартирный дом как с высоты птичьего полета, так и с высоты птичьего полета.В статье Родченко «Направление современной фотографии» в августовском номере журнала Новые LEF за 1928 год объясняется философия, лежащая в основе его эстетической практики. Он писал, что «Чтобы научить человека видеть со всех точек зрения, необходимо фотографировать обычные, хорошо известные объекты с совершенно неожиданных точек зрения и в неожиданных положениях, а также фотографировать новые объекты с разных точек зрения, тем самым создавая полное представление о мире. предмет . . . Мы не видим то, на что смотрим.Мы не видим чудесных перспектив — ракурса и расположения предметов ». (Родченко, Эксперименты для будущего, стр. 211-12.) Родченко считал, что его необычная манера запечатлеть мир может также раскрыть понимание структур, которые управляют реальностью и стимулируют социальное сознание. Его фотографии на Мясницкой улице в следующем году будут опубликованы в журнале Советское кино .
Участие Родченко в выставке 1928 года Десять лет советской фотографии отражает его новаторский подход к области фотографии.Фотографии были поданы на конкурсной основе, и в жюри конкурса входили художественная фотография, документальная фотография и секция науки и технологий. Родченко представил шесть фотографий, в том числе «Мать» и «Квартал Вхутема, вид сверху», но в категории фотожурналистики. Это решение отражало его «конструктивистскую позицию, отвергающую художественную, пикториалистическую фотографию в пользу технологической, утилитарной среды» (Вольф, «Контекст раннесоветской фотожурналистики», 8).Фотография была плохо воспринята критиками, которые осудили субъективное присутствие Родченко на фотографии. Тем не менее Родченко был награжден призом за изобретение нового жанра — «технической фотографии» — смешения документальной и художественной фотографии.
В том же году Альфред Х. Барр-младший, который станет будущим директором-основателем Музея современного искусства, посетил Москву в рамках модернистского турне по Европе. Глубоко заинтересовавшись русским конструктивизмом, Барр нанес визит Родченко и его жене Варваре Степановой.В осенней статье 1928 года для публикации Transition Барр писал о членах ЛЕФ, включая Родченко, «их дух рациональный, материалистический; их программа агрессивно утилитарная. Они презирают слово эстетический и избегают богемного значения слова «художественный». Для них теоретически отвратителен романтический индивидуализм ». Барр вернется в Соединенные Штаты с впечатляющим количеством работ Родченко и его жены, которые войдут в будущую постоянную коллекцию Музея современного искусства и помогут укрепить их наследие в истории международного модернизма.
После визита Барра Родченко подтвердил свою позицию одного из лидеров авангардной фотографии, когда он стал директором фотоотдела группы October. В его состав вошли Борис Игнатович (позднее выступивший в роли режиссера), Б. Богдан, Л. Бать, А. Шишкин, Абрам Штеренберг, Елизар Лангман, Г. Йосса, Л. Смирнов и другие. Группа поделилась целью улучшить качество фотожурналистики и способствовать экспериментированию в фотографии. Родченко продолжал работать директором до его исключения в 1932 году; Партия полностью распустила организацию в течение следующих нескольких месяцев на фоне своих усилий по ликвидации независимых художественных организаций.
В течение следующего десятилетия Родченко отпал от благосклонности партийных чиновников, хотя он продолжал производить фотографии и графический дизайн для различных изданий, в первую очередь СССР в строительстве . Опубликован в международном масштабе и переведен на английский, французский и немецкий языки, « СССР в строительстве» был разработан Родченко, Эль Лисицким и Варварой Степановой. Родченко сотрудничал со своей женой над многими выпусками журнала, такими как выпуск 1935 года о Казахстане и парашютном спорте, выпуск 1936 года об импорте древесины, выпуск 1938 года о канале Москва-Волга и выпуск 1940 года о Маяковском.
Во время кратковременной эвакуации в 1941 году из-за Второй мировой войны Родченко и его семья благополучно вернулись в Москву в сентябре 1942 года. Он продолжал работать над графическим дизайном, фотографией и театральными декорациями до своей смерти в 1956 году.
Цитируемые работы :
Лаврентьев Александр. Александр Родченко: Эксперименты на будущее: дневники, очерки, письма и другие сочинения. Нью-Йорк: Музей современного искусства, 2005.
Волк, Эрика. «Контекст советской фотожурналистики, 1923-1932 гг.»Zimmerli Journal, 2004, vol. 2. pp. 106-117
»Барр-младший, Альфред Х. «ЛЕФ и советское искусство». Переход, осень 1928 г., вып. 14. С. 267-270
21 фотография военных легенд США с руками в карманах
Пираты, отважные легенды прошлых лет. Мы часто слышим истории о пиратах, похожие на сказки из давних времен, но редко узнаем о них в деталях, как о людях. Эти шесть реальных пиратов — от уникальных предысторий до долгой карьеры — являются одними из величайших и самых интересных в истории.
1. Энн Бонни
Родившаяся в 1697 году в Ирландии, Анна была незаконнорожденной дочерью юриста и служанки, которые переехали в Чарльстон, Южная Каролина, и владели плантацией. После смерти матери Энн влюбилась в Джеймса Бонни, пирата, а также в авантюрный пиратский образ жизни. Брак с Джеймсом вызвал отречение от ее отца, но их роман продлился недолго, и Энн оставила Джеймса, чтобы присоединиться к команде Калико Джека.
В то время как капитан Джек был маленьким пиратом, именно Энн испытывала сильное волнение от завоевания новых территорий и обгона кораблей, каждый раз больше и лучше.Она была пионером среди открытых женщин-пиратов, которые не маскировались, заработав себе имя не просто как «Женщина-капитан», но и как безжалостный пират, который мог выстоять в бою. Она даже родила двоих детей, одного из которых не казнили из-за беременности.
2. Мэри Рид
Мэри или «Марк» Рид — еще одна легендарная женщина-пират. Родившаяся в 1685 году в Англии, Мэри потеряла отца и брата в детстве и была вынуждена воспитываться в детстве своей матерью, чтобы ее бабушка по отцовской линии, считая, что ее умерший внук все еще жив, продолжала поддерживать их.Вскоре Мария пошла в армию, где познакомилась со своим мужем. Однако после того, как вместе ушли из армии, он тоже умер. Опустошенная, она снова вошла в армию и была захвачена командой Калико Джека.
Хотя идеологическая обработка Марии пиратской жизнью была непроизвольной, она полюбила пришедшее с этим освобождение. Она была хорошо известна тем, что первой отбивала атаки на корабль, используя свои военные знания. Известно, что лишь горстка людей знала о ее истинном поле, одним из них была Энн Бонни, Калико Джек, двое ее любовников и судья, который наблюдал за ее судом после задержания.Независимо от ее темного прошлого, безжалостная жажда жизни и битв Мэри навсегда останется в памяти.
3. Черная борода
Черная Борода, или его настоящее имя, Эдвард Таш, считается одним из самых грозных пиратов в истории. Первоначально капер (легализованный пират) во время испанского правопреемства Чёрная Борода грабил корабли в Вест-Индии. К концу войны Тече выбрал пиратство и начал свое двухлетнее правление, которое закрепило его в истории. Теч служил под командованием капитана пиратов Бенджамина Торниголда, грабил корабли и терроризировал общины вдоль побережья Мексиканского залива, позже заняв пост капитана своего собственного корабля.
Черная Борода жил для завоеваний и зрелищ. Его черная борода, растущая от щек до талии, была перевязана черными лентами, а освещенная веревка, пропитанная селитрой, вплетенная в его бороду, поднимала клубы дыма, создавая вид демона. Его тактика была безжалостной, от выпотрошивания пленников и отрезания пленному ушей и принуждения его есть их до убийства членов своей команды. Однако его кончина была неизбежна, когда за ним выследили в 1718 году на острове Окракок, где его голова была публично выставлена в качестве предупреждения.
4. Сэр Фрэнсис Дрейк
Сэр Фрэнсис Дрейк почитается в Англии как герой, а в Испании — как пират. Дрейк начал заниматься морской торговлей в возрасте 12 лет, и с повышенным интересом к исследованию мира, он применил свои знания и навыки, чтобы стать одним из первых европейцев, которые «открыли» новые маршруты и земли. Его приключения на неизведанной территории и способность искать и грабить корабли конкурентов сделали его в превосходном расположении к королеве Елизавете I. В море Дрейк участвовал в работорговле на Карибах, а также победил Испанскую армаду в 1588 году, ограбив многие испанские суда. , как способ отговорить Испанию от продолжения исследований.Следовательно, в своих набегах Дрейк добыл одни из самых бесценных трофеев в истории.
5. Бартоломью Робертс
«Черный» Барт Робертс был валлийским пиратом и считается одним из самых успешных пиратов Золотого века пиратства. Он действовал из Африки и Карибского бассейна, захватив за 4 года своего правления более 400 кораблей. Робертс был известен как человек с дорогим вкусом, и его стремление к роскоши проявилось в смелости, сославшись на разграбление стольких кораблей.Родом из порабощенного детства, он был освобожден пиратами и, в конце концов, сам им стал.
Робертс был обманчиво спокоен, но на самом деле был холоден и расчетлив, часто убивая целые экипажи на борту разграбленных судов. Фактически, одной из характеристик, сделавших его таким знаменитым, была его готовность покорять превосходные корабли, которых обычно избегали другие пираты. Однако к 1722 году Робертс и его команда предстали перед судом в ходе одного из крупнейших пиратских процессов в истории и казнены. Таким образом, с падением Черного Барта наступил золотой век пиратства.
6. Чинг Ши
Пиратство не ограничивалось только западным миром. Родившаяся в 1775 году в провинции Гуандун Прованс, Чинг была брошена в проституцию в 13 лет, чтобы приносить доход своей семье. Она была известна в провинции своей красотой и гостеприимством, вскоре привлекла внимание печально известного пирата Чжэн И в 1801 году, который попросил ее руки и сердца. В то время как она согласилась, Чинг потребовал денежной выгоды от их отношений, а также совместного командования своей команды.
Желание Чинг было исполнено, и ее влияние было быстрым, благодаря строгим правилам, которые поощряли равенство мужчин и женщин на борту, а также между капитаном и командой.После смерти Чжэна Цзин взял на себя полный контроль, и с такой «прогрессивной» политикой другие флоты присоединились к пиратской империи Чинга, создав крупнейший в истории пиратский флот, известный как Флот Красного Флага, насчитывающий тысячи человек.