Алкоголизм Высоцкого. Самоубийство Владимира Высоцкого. «Он умер от себя»

Алкоголизм Высоцкого

В великом барде словно всегда боролись два начала? – темное и светлое.

Помните песню Высоцкого «Раздвоенная личность»?

И вкусы, и запросы мои странны,

Я экзотичен, мягко говоря,

Могу одновременно грызть стаканы

И Шиллера читать без словаря.

Во мне два «я», два полюса планеты,

Два разных человека, два врага.

Когда один стремится на балеты,

Другой стремится прямо на бега.

Я лишнего и в мыслях не позволю,

Когда живу от первого лица.

Но часто вырывается на волю

Второе «я» в обличье подлеца.

И я боюсь, давлю в себе мерзавца,

О, участь беспокойная моя!

Боюсь ошибки: может оказаться,

Что я давлю не то второе «я».

Когда в душе я раскрываю гранки

На тех местах, где искренность сама,

Тогда мне в долг дают официантки

И женщины ласкают задарма.

Но вот летят к чертям все идеалы.

Но вот я груб, я нетерпим и зол.

Но вот сижу и тупо ем бокалы,

Забрасывая Шиллера под стол.

А суд идет. Весь зал мне смотрит в спину,

И прокурор, и гражданин судья.

Поверьте мне, не я разбил витрину,

А подлое мое второе «я».

И я прошу вас, строго не судите,

Лишь дайте срок, но не давайте срок,

Я буду посещать суды, как зритель,

И в тюрьмы заходить на огонек.

Я больше не намерен бить витрины

И лица граждан. Так и запиши.

Я воссоединю две половины

Моей больной раздвоенной души.

Искореню! Похороню! Зарою!

Очищусь! Ничего не скрою я.

Мне чуждо это «я» мое второе.

Нет, это не мое второе «я».

Первое впечатление – замечательная шуточная пародия в образе пьяного хулигана на извечное русское свойство оправдывать даже самые низкие свои поступки воздействием неких внешних злых сил. Даже если эти силы вроде как составляют часть души лирического героя, но они все равно остаются там частью внешней, чужеродной, неосознаваемой. Словно герой стихотворения действуют в состоянии аффекта или в него вселяется дьявол. И пьяный, конечно же, совершенно не помнит наутро, что и как творил в хмельном угаре, и потому искренне недоумевает, почему его судят и собираются посадить.

А вот еще песня, одна из самых ранних:

Если б я был физически слабым —

Я б морально устойчивым был, —

Ни за что не ходил бы по бабам,

Алкоголю б ни грамма не пил!..

Если б я был физически сильным —

Я б тогда – даже думать боюсь! —

Пил бы влагу потоком обильным,

Но… по бабам – ни шагу, клянусь!

Ну а если я средних масштабов —

Что же делать мне, как же мне быть? —

Не могу игнорировать бабов,

Не могу и спиртного не пить!

Конечно, примерным пионером и комсомольцем Володя Высоцкий никогда не был. Не был он ни набожным христианином, ни примерным семьянином. А вращался он в такой среде, сначала дворовой, потом театральной, где не пить было просто нельзя. На беду, у Высоцкого скоро обнаружился природный алкоголизм (а склонность человека к этой болезни определяется исключительно генами), что предопределило его судьбу. Хотя, окажись его печень покрепче и не пристрастись Высоцкий к наркотикам, он и сегодня мог бы радовать нас своим творчеством. И, наверное, и женщины, и выпивка в его жизни в наши дни бы присутствовали. А вот песен того качества, что в 60 – 70-е годы, он, боюсь, больше не создал бы. Дело в том, что авторская, или бардовская, песня – жанр, к которому обычно относят творчество Высоцкого, – была востребована в период поздней оттепели и позднейшего «застоя», т. е. в период с конца 50-х до второй половины 80-х годов XX века. Затем, с началом перестройки и крахом СССР, значимых авторских песен, по крайней мере, у тех бардов 60 – 70-х годов, которым посчастливилось дожить до 90-х годов и полной, казалось бы, общественной свободы, написано больше не было. Дело было, конечно, и в наступившей старости, ослаблении творческих порывов. Но в еще большей степени? – в том, что время переменилось. Для тех настроений, которые ранее выражала авторская песня, появилась масса других каналов – радио, телевидение, пресса, общественно-политические дискуссии и прямая политическая борьба. Стало широко доступно творчество западных певцов и композиторов самых разных жанров. Напомню, что пионер авторской песни Булат Окуджава, скончавшийся в 1997 году в Париже, куда приехал на лечение, фактически перестал писать песни в 1988 году, когда создал их только три. Последнюю песню, «Отъезд», Окуджава создал в 1996 году, чувствуя приближение кончины:

С Моцартом мы уезжаем из Зальцбурга.

Бричка вместительна, лошади в масть.

Жизнь моя, как перезревшее яблоко,

Тянется к теплой землице припасть.

Высоцкий был младше Окуджавы на 14 лет. Если бы он прожил на свете столько же лет, сколько Булат Шалвович, ему суждено было бы умереть в 2011 году. Но вряд ли бы он много песен написал после конца 80-х. Хотя вполне возможно, что тогда Владимир Семенович обратился бы преимущественно к стихам и создал бы собственно стихотворные шедевры. А так его творчество свелось почти исключительно к песням. И ни одно из стихотворений Высоцкого так никогда и не обрело той популярности, какую имели его песни, ни одно не было признано поэтическим шедевром.

Вообще, Высоцкий неоднократно возражал, когда его творчество причисляли к авторской, или бардовской, песне, которую еще называли самодеятельной. Он резонно возражал, что он все-таки профессиональный артист и потому его песни? – отнюдь не самодеятельность. Но бардом Высоцкого, как мне кажется, вполне правомерно называть. Ведь кто такие были барды? Это поэты? – исполнители собственных песен, которые либо жили при дворах кельтских королей или вождей, либо странствовали (кельтское «bardos» означает «провозглашать, петь»). Фактически это были профессиональные артисты, зарабатывавшие на хлеб своим ремеслом. Любопытно, что кельтские барды славились не только своими песнями, но и своими любовными похождениями. Да и добрую чарку вина или пива любили пропустить чуть не каждый день. И в этом отношении от них в своем большинстве не отличались советские барды 60 – 80-х годов. Бывшая жена одного из них как-то признавалась в разговоре, что супруг был охоч до прекрасного пола, аки мартовский кот, из-за чего им и пришлось в конце концов расстаться. Высоцкий же среди советских бардов был несомненным чемпионом как по части выпивки, так и по обширности своего донжуанского списка.

Считается, что почти у каждого великого художника-творца (а к артистам это особенно относится) в душе существует некий внутренний разлад, который успешно преодолевается каждый день посредством творчества. Никакой трагедии этот разлад сам по себе не несет, наоборот, становится мощнейшим источником творчества. Беда, однако, случается в том случае, если творец является природным алкоголиком или, не дай Бог, пристрастится к наркотикам. Тогда алкоголь и наркотики также становятся, наряду с творчеством, мощными средствами преодоления душевного разлада. В конце концов они почти всегда ведут художника к гибели либо посредством преждевременной смерти (особенно наркотики), либо, если благодаря крепкому организму художнику доведется прожить достаточно долго, к постепенному разрушению творческого начала и его вытеснению на периферию жизни. У Высоцкого, которому довелось прожить всего сорок два с половиной года, наркотики и алкоголь почти не успели повлиять на творческую составляющую (хотя в последние месяцы жизни барда она уже явно находилась в угнетенном состоянии). Зато они чрезвычайно быстро разрушили от природы очень крепкий организм актера и свели его в могилу.

Здесь Высоцкий был совсем не одинок, и его судьба очень мало зависела от того, при каком общественно-политическом строе он жил. Тот же путь повторили многие его западные коллеги, в чьем преждевременном уходе из жизни никак не приходится винить тоталитарную систему.

Может быть, последний и наиболее яркий пример? – судьба короля мировой эстрады Майкла Джексона, который пережил Высоцкого всего лишь на восемь с половиной лет и к концу жизни оказался полной развалиной как в физическом, так и в психологическом отношении. Джексон не был наркоманом в строгом смысле слова, но фактически подсел на пропофол и другие снотворные средства. В смерти певца и танцора, музыканта и композитора официально винят его лечащего врача, допустившего роковую передозировку пропофола. И точно так же в смерти Высоцкого будут винить его лечащего врача, который, согласно некоторым версиям, допустил передозировку то ли наркотика, то ли какого-то успокаивающего средства.

Кстати сказать, к песенному творчеству как к главному делу его жизни, по справедливому замечанию его второй жены Людмилы Абрамовой, Высоцкий пришел от безысходности: «А почему он начал писать песни, которые – Володя Высоцкий? А?что делать актеру, когда ему нечего играть? А что делать Актеру с самой большой буквы – Великому Актеру!? – когда ему нечего играть? Он сам себе начал делать репертуар. То есть не то чтобы он делал его сознательно: «Дай-ка я сяду и напишу себе репертуар…» Так не было. А вот когда есть потребность себя высказать, а негде: в «Свиных хвостиках», что ли, или в «Аленьком цветочке» (в этих спектаклях Театра имени А.С. Пушкина Высоцкий играл эпизодические роли. –

Таким образом, Высоцкий стал сам себе режиссер, композитор, аккомпаниатор и поэт, писавший песни? – мини-спектакли. Но и выкладываться такому артисту-универсалу приходилось сторицей. А природный алкоголизм сразу же подсказал главное средство расслабления после тяжелейших нервных перегрузок. И пошло-поехало. Как сказал о Высоцком один из его друзей, «он сам себя загнал».

Приведем еще одну песню Высоцкого на тему пьянства – «Ох, где был я вчера…»:

Ох, где был я вчера – не найду, хоть убей!

Только помню, что стены – с обоями,

Помню – Клавка была, и подруга при ей,

Целовался на кухне с обоими.

А наутро я встал —

Мне давай сообщать,

Что хозяйку ругал,

Всех хотел застращать,

Что я голым скакал,

Что я песни орал,

А отец, говорил,

У меня – генерал!

А потом рвал рубаху и бил себя в грудь,

Говорил, будто все меня продали,

И гостям, говорят, не давал продыхнуть —

Донимал их блатными аккордами.

А потом кончил пить —

Потому что устал,

Начал об пол крушить

Благородный хрусталь,

Лил на стены вино,

А кофейный сервиз,

Растворивши окно,

Просто выбросил вниз.

И мене не могли даже слова сказать.

Но потом потихоньку оправились —

Навалились гурьбой, стали руки вязать,

А потом уже все позабавились:

Кто плевал мне в лицо,

А кто водку лил в рот,

А какой-то танцор

Бил ногами в живот…

А молодая вдова,

Верность мужу храня —

Ведь живем однова, —

Пожалела меня.

И бледнел я на кухне разбитым лицом,

Делал вид, что пошел на попятную.

«Развяжите, – кричал, – да и дело с концом!»

Развязали, но вилки попрятали.

Тут вообще началось —

Не опишешь в словах!

И откуда взялось

Столько силы в руках —

Я, как раненый зверь,

Напоследок чудил:

Выбил окна и дверь

И балкон уронил.

Ох, где был я вчера – не найду днем с огнем!

Только помню, что стены – с обоями…

И осталось лицо – и побои на нем,

И куда теперь выйти с побоями!

…Если правда оно —

Ну, хотя бы на треть, —

Остается одно:

Только лечь помереть!

Хорошо, что вдова

Все смогла пережить,

Пожалела меня

И взяла к себе жить.

Хорошо!

Зарисовка, что и говорить, колоритная. Тут буян, без какого-либо намека на творческую одаренность, о своих похождениях узнает только со слов очевидцев-друзей, которые его «развязали, но вилки попрятали». И в роли спасительницы выступает молодая вдова, способная принять его такого, в надежде обуздать его разрушительную стихию. В жизни такой спасительницей выступала Марина Влади, с которой Высоцкий познакомился как раз в июле 67-го, в год написания песни. Но в тот момент он еще не знал, какую роль ей предстоит сыграть в его судьбе. На то, что она была прототипом героини этой песни, претендовала актриса Лионелла Пырьева, вдова известного режиссера Ивана Пырьева. Однако их роман с Высоцким случился в 1968 году, уже после появления этой песни. Кстати сказать, именно Пырьева после одного из запоев сдала Высоцкого в психиатрическую клинику, где он пробыл всего несколько дней. Запой удалось прервать, но недуг не был излечен.

Или вот еще цитата из песни на тему пьянства:

Считать по-нашему, мы выпили немного.

Не вру, ей-богу. Скажи, Серега!

И если б водку гнать не из опилок,

То что б нам было с пяти бутылок?

И здесь вроде бы герой шутовской, так что у слушателей и читателей даже мысли не должно было возникнуть, что это – сам бард. И только близкие друзья знали, насколько все это автобиографично, вплоть до величины выпитых доз горячительных напитков. Вот друг Высоцкого, актер Таганки Борис Хмельницкий, отвечая на вопрос интервьюера «Как вы считаете, почему многие актеры так подвержены пьянству?», утверждал: «Потому что у нас работа такая – экстремальная. Мы все пропускаем через свою нервную систему, через свои эмоции. Актеры живут и умирают на сцене, на съемках – так ушли Миронов, Вертинский, Шукшин… Высоцкий тоже умирал на сцене, ему уколы делали за кулисами, когда он играл Гамлета. И многие другие играют на пределе – больной, не больной,? – нельзя не выйти на сцену, нельзя на сцене показывать свою боль». Тут надо оговориться, что Высоцкому во время спектакля отнюдь не сердечные препараты впрыскивали. И Хмельницкий об этом знал, но интервьюеру страшной тайны раскрывать не стал. Борис Алексеевич продолжал рассказывать Александру Левиту: «К слову, я вообще не пил, когда пришел в театр. Там пристрастился к этому делу, а завязать – ох, как сложно!..

Как говаривал Штирлиц, привычка, выработанная годами. Пить меня научил Юрий Любимов. После первой премьеры зашел в гримерку: надо отметить! Я говорю: вы знаете, что я не пью и не курю, так нас с сестрой Луизой родители воспитали. А он в ответ: «Что же это за артист такой?!» Потом, когда он ругал Высоцкого за очередную пьянку, я напоминал ему, кто спаивает актеров в Театре на Таганке (смеется)».

А другому интервьюеру Хмельницкий признался: «Выпить я уважаю. Но только в свободное от работы время. Пожалуй, припомню только один случай, когда «принял на грудь» накануне спектакля. Да и то лишь потому, что день недели перепутал. Ведь выпить и идти на сцену – это же сплошное мучение. Зачем измываться над собой и зрителями. Но когда я пью, удовольствия не получаю. Думаю, идет это не от распущенности, а от той нервной нагрузки, которая выпадает на сцене, на съемочной площадке. Примешь сто грамм – и полегчает. Поэтому я – убежденный пьяница. Не знаю, что такое похмельный синдром. Могу пить, могу не пить – хоть неделю, хоть две. А?алкоголизм – это страшная болезнь, к тому же трудноизлечимая. Я видел это на примере своих товарищей, которые уходили из жизни, не в силах справиться с властью рюмки. Не доведи, как говорится, Господь…

Моя первая рюмка случилась только на втором курсе театрального института, когда мы сдали первый акт спектакля «Добрый человек из Сезуана». Потом постепенно втянулся. Это понятно: ВТО, Дом кино, «поклонники таланта»…

Шампанское я не очень люблю. А вот коньяка, водки иной раз по девятьсот грамм приходилось принимать на нос, по литре. Но чем старше становлюсь, тем труднее берется эта планка… Перед любовным свиданием или во время него обязательно люблю выпить. Тонус поднимается, жизнь кажется прекрасной и удивительной, женщина – особенно соблазнительной… Правда, случалось пару раз, что, готовясь к бурной ночи, слишком много «принимал на грудь», сил своих не рассчитывал. Потом каялся: вот идиот, такая женщина была прекрасная, а я перебрал…

Когда сидим теплой мужской компанией, я говорю примерно так: «Мои друзья, я безумно рад вас видеть. Тебя, Толя Ромашин, тебя, Ивар Калныньш, тебя, Виталик Шаповалов… Давайте выпивать весело, но не будем никому мешать. И не станем торопиться туда, куда ушли Володя Высоцкий, Олег Даль, Гена Шпаликов, Марис Лиепа…»

Высоцкий, как и многие другие актеры Таганки, иной раз выходил на сцену подшофе, что однажды привело к страшному конфузу, о котором мы еще расскажем. По многочисленным свидетельствам друзей и знакомых, Высоцкий, когда позволяли средства или обстоятельства, предпочитал дорогие иностранные напитки – ром, коньяк, виски. Водку не любил и пил только тогда, когда не было других напитков. В молодые годы, когда он еще не был богат и знаменит, Владимиру Семеновичу приходилось довольствоваться водкой и дешевым портвейном. А опохмеляться поутру он всегда любил шампанским.

Высоцкий часто писал о том, чего на личном опыте никогда не знал, но слушателям его песен казалось, что перед ними бывший зек (фронтовик, геолог, шахтер, рабочий и т. д.). Он умел замечательно перевоплощаться в каждого из героев своих песен, а их специфический жаргон превращать в высокую поэзию, но так, что у слушателей сохранялась полная иллюзия, что они слышат живую разговорную речь.

Друг Высоцкого, актер Таганки Виталий Шаповалов, говорил о нем: «Он не успевал: он знал Мещанскую, Каретный, театр, знал круг друзей, знал страну по рассказам людей. Не отсидев в тюрьме, писал о зеках, и зеки благодарны ему, потому что это написано так, как будто он сам сидел. Воевавшие благодарны за то, что он будто с ними воевал и т. д. Но все это – только следствие таланта Володи. Многим непонятно, как можно так писать. Мне ясно одно: это переработка гениального человека».

Замечу, что Высоцкий замечательно воспроизводил в своих песнях не только зеков и фронтовиков, но и пьяниц. А вот тут ему уже в немалой мере помогал большой жизненный опыт. Некоторые поклонники в свое время искренне верили, что и здесь имеют дело с блестящей стилизацией, а в действительности Владимир Семенович – вовсе не пьяница. Ну, пропустит рюмку-другую по праздникам или в компании друзей, не более того. К несчатью, песни о пьяницах были по-настоящему автобиографичными.

Мы не знаем, когда стартовал Высоцкий в выпивке? – то ли на первых курсах МИСИ или Школы-студии МХАТ, то ли еще в старших классах средней школы. Марине Влади, согласно ее книге, Владимир признался, будто начал пить с 13 лет, но тут могло быть поэтическое преувеличение, как со стороны Владимира, так и со стороны его вдовы. Сам Высоцкий, в отличие от того же Хмельницкого, откровенных интервью о своем пристрастии к алкоголю никогда не давал и в своем пристрастии к спиртному никогда публично не сознавался. Ему требовалось создавать перед зрителями и слушателями совсем иной образ – крепкого, здорового мужика, надежного друга, который всегда придет на помощь и без хныканья преодолеет трудности. Согласимся, что с таким образом совершенно не вязался образ тяжелого алкоголика, изводящего родных, близких и коллег по работе своими запоями и сам нуждающийся в экстренной помощи.

Марина Влади в своей книге о Высоцком указывала на социальные и психологические корни его алкоголизма: «Ты острее, чем другие ребята твоего поколения, чувствуешь на себе сталинские наставления, клевету, чванство и произвол. Ты заклеймишь все это в своих песнях. Придавленный окружающей тебя обыденностью, отмеченный исторической обстановкой – «победителей не судят», – ты искалечен не физически, как твои товарищи, но душевно. Твои поэтические и чисто юношеские фантазии, уже тогда сложные и противоречивые, похоронены под слоем «хороших поступков», торжественных выходов в свет? – «на людей посмотреть и себя показать». А после сытного ужина никто даже не подумает поговорить с обеспокоенным ребенком, который ложится спать и мечтает. К счастью, есть нежная и любящая мачеха. Она смягчает для тебя этот период терпеливой заботой и тем, что осталось в ней от древней культуры Армении – ее родной земли. Только ради нее я заставляла тебя видеться с отцом. Все это время я тянула тебя за рукав, я назначала эти встречи, я водила тебя на скучные ужины. Тебе не о чем было с ним говорить, и говорила я.

Гораздо позже я поняла: из-за всего этого – отца, матери, обстановки и уже тогда изгнания – ты начал с тринадцати лет напиваться».

Думается, все-таки алкоголизм барда не столь сильно зависел от его непростых отношений с родителями или давления удушливой атмосферы последних лет сталинского правления. Гораздо большее значение для превращения Высоцкого в законченного алкоголика имел богемный образ жизни в актерской тусовке.

О том, как проходили запои Высоцкого, подробно рассказала Марина Влади: «Все начинается обычно с рассказов или анекдотов. Ты с удовольствием возвращаешься к смешным деталям – и Бог его знает, смешно ли это? – но все смеются. Таково твое искусство актера. Любая рассказанная тобой история становится комическим номером. Сначала я тоже смеюсь, прошу рассказать снова. Я люблю, когда ты рассказываешь, искоса поглядывая на меня, изображаешь разных людей, с которыми где только ты не знакомился. Я люблю, когда ты словно светишься от радости.

Теперь наступает следующий этап. Ты заказываешь мне пантагрюэльские ужины, ты зовешь кучу приятелей, тебе хочется, чтобы в доме всегда было много народу. Весь вечер ты суетишься возле гостей и буквально спаиваешь их.

У тебя блестят глаза, ты смотришь, как кто-нибудь пьет, с почти болезненной сосредоточенностью. На третий или четвертый день почти непрерывного застолья, наливая гостям водки, ты начинаешь нюхать ее с видом гурмана. И вот ты уже пригубил стакан. Ты говоришь: «Только попробовать». Мы оба знаем, что пролог окончен.

Начинается трагедия. После одного-двух дней легкого опьянения, когда ты стараешься во что бы то ни стало меня убедить, что можешь пить, как все, что стаканчик-другой не повредит, что ведь ты же не болен,? – дом пустеет. Нет больше ни гостей, ни праздников. Очень скоро исчезаешь и ты…

В начале нашей с тобой жизни я часто попадалась на эту удочку. И всегда возникал один и тот же вопрос:

– Я же вижу, да ты и сам чувствуешь, что начинается очередной приступ.

Почему не разбить эту проклятую бутылку, когда еще не поздно?

Ответ будет ясно сформулирован годами позже:

– Потому что я уже пьян до того, как выпью. Потому что меня заносит. Потому что на самом деле я болен. Это обычно случается, когда ты уезжаешь из Москвы, Марина, особенно, когда ты уезжаешь надолго.

Действительно, мы перебираем в памяти мои спешные возвращения, почти всегда в самой середине съемок, гастролей или именно в тот момент, когда я должна заниматься детьми. Как только ты исчезаешь, в Москве я или за границей, начинается охота, я «беру след». Если ты не уехал из города, я нахожу тебя в несколько часов.

Я знаю все дорожки, которые ведут к тебе. Друзья помогают мне, потому что знают: время – наш враг, надо торопиться. Если, на беду, я приезжаю лишь несколько дней спустя и у тебя было время улететь на самолете или уплыть на корабле, поиски усложняются. А иногда ты возвращаешься сам, как это было одной весенней ночью.

Я сижу дома – в квартире, которую мы снимаем на окраине Москвы. Началась оттепель, и земля вокруг строящихся домов превратилась в настоящее месиво. Чтобы выбраться к автобусу или в магазин, нужно идти по досочкам, проложенным мостками через лужи липкой грязи… Я не сплю и, когда раздается звонок в дверь, иду открывать. Какой-то глиняный человечек протягивает ко мне руки. Густая коричневая жижа медленно сползает с него на коврик, только серые глаза остаются светлым пятном на липкой маске. Потом лицо оживляется, ты начинаешь хохотать как сумасшедший, довольный, что испугал меня, и принимаешься объяснять, что собирался прийти домой вчера вечером, но поскользнулся и упал в глубокую яму и, несмотря на сверхчеловеческие усилия, не смог оттуда выбраться. Если бы не случайный прохожий, ты бы умер от холода, утопая в грязи. Ты так рад, что жив и что ты здесь и вдобавок протрезвел благодаря нескольким часам вынужденного сидения в яме, что я тоже начинаю смеяться, отмывая тебя под душем.

Но обычно я нахожу тебя гораздо позже, когда твое состояние начинает наконец беспокоить собутыльников. Сначала им так приятно быть с тобой, слушать, как ты поешь, девочки так польщены твоим вниманием, что любое твое желание для них – закон. И совершенно разные люди угощают тебя водкой и идут за тобой, сами не зная куда. Ты увлекаешь их по своей колее – праздничной, безумной и шумной. Но всегда наступает время, когда, наконец уставшие, протрезвевшие, они видят, что вся эта свистопляска оборачивается кошмаром. Ты становишься неуправляем, твоя удесятеренная водкой сила пугает их, ты уже не кричишь, а воешь. Мне звонят, и я еду тебя забирать».

Доза по литру водки или коньяка на человека, о которой говорил Хмельницкий, – это четыре бутылки на двоих. Наверняка иной раз и по пять бутылок бывало, как в песне Высоцкого. Но даже в столь откровенном интервью Хмельницкий чуть-чуть лукавил. Даль, Шпаликов и Лиепа действительно умерли от злоупотребления алкоголем. Это было хорошо известно. А вот Высоцкий умер все-таки не от пьянства, а от другой, еще более страшной болезни. Друзья Высоцкого, актеры Театра на Таганке Валерий Золотухин и Иван Бортник, пили тогда ничуть не меньше Владимира Семеновича, да и после его смерти отнюдь не собирались отказываться от вредной привычки. Однако благополучно здравствуют и сегодня, дай им Бог всяческого здоровья, продолжают играть и сниматься. Да и тот же Борис Хмельницкий умер все-таки не от последствий пьянства, а от ракового заболевания. Высоцкий же, по мнению современников, был крепче здоровьем многих своих товарищей и обладал большой физической силой. Например, он мог, сделав стойку на руках, спуститься по лестнице. Природа запрограммировала Высоцкого на долгую жизнь. Бард вполне мог бы жить и петь сегодня или, по крайней мере, прожить на двадцать-тридцать лет подольше, чем ему отпустила судьба, даже если бы продолжал пить как лошадь, если бы печень выдержала. Значит, не только водка, а, может быть, и не столько водка, погубили «шансонье всея Руси»?

Нет, не только водка и не столько водка привела Владимира Семеновича к трагическому концу всего в 42 года. И не советская власть и непризнание официальных структур в качестве поэта и барда тому виной. Отнюдь не из-за каких-либо притеснений со стороны властей Высоцкий начал пить, а от того, что много пить принято было в той среде, в которой он рос и делал первые шаги в самостоятельной жизни? – сначала в дворовой компании на Большом Каретном, потом среди начинающих актеров, у которых в их полуголодной жизни водка и портвейн всегда первенствовали над закуской. А то, что пьянство имело в случае с Высоцким столь разрушительные последствия для его организма, объясняется совсем не тяжестью жизни в несвободной стране. Гонений особых не было. Ведь диссидентом Высоцкий никогда не был. Недаром он с гордостью говорил: «Я?не диссидент, я поэт». В своих песнях на советский строй и коммунистические святыни, в отличие от Александра Галича, Высоцкий никогда не покушался. И его совершенно невозможно представить себе в качестве ведущего программы на радио «Свобода». Не столько из-за политических взглядов, которых, вероятно, в каком-то оформленном виде у Высоцкого просто не было, сколько эстетически и психологически. Хотя Высоцкому довелось общаться с представителями разных волн эмиграции, это была все-таки не его среда обитания. А из несвободной страны он в последнее десятилетие своей жизни регулярно выезжал по многу недель и месяцев на благословенный Запад и, как советский гражданин, женатый на француженке, и как артист, признанный во многих странах мира, успел объехать полсвета. Разумеется, жизнь барда не была сплошным праздником. Выпадали молодцу и шипы и тернии. Но уж нельзя сказать, что вся жизнь Владимира Семеновича только из одних шипов и состояла. Бывал и на его улице праздник. Да, не давали издаваться как поэту. Да, диски с его песнями выходили редко, а большой диск в «Мелодии» вышел только посмертно, через несколько лет после того, как такой диск вышел во Франции. Известно, они любить умеют только мертвых. Да, не пускали на Центральное телевидение. Да, требовали вернуть часть гонораров и угрожали уголовным преследованием. Да, публиковали статьи с зубодробительной критикой в партийной печати. Да, снимали с главных ролей в целом ряде фильмов, которые могли бы его сделать настоящее кинозвездой еще в конце 60-х. Это все – шипы и тернии. Но было ведь и другое, что далеко перевешивало все ощутимые минусы существования в советской стране. Главное – любовь миллионов, десятков миллионов слушателей и зрителей, ощущение востребованности своего таланта, возможность творить для широкой и благодарной аудитории. Возможность сыграть свои лучшие роли? – принца Гамлета и Глеба Жеглова (может быть, одна из самых заметных утрат отечественной и мировой культуры? – это то, что ни один спектакль Таганки с участием Высоцкого так и не был целиком записан на пленку и тем сохранен для потомства). Наконец, ему досталась любовь прекрасных женщин.

Нет, все беды Высоцкого пошли исключительно от природной предрасположенности к алкоголизму, от него, от его воли не зависящей. Русскому человеку вообще свойственно источники своих проблем искать не внутри себя, а в воздействии внешних злых сил. Высоцкий и многие его друзья в этом отношении были вполне русскими людьми.

Интересно, что на Западе алкоголизм – удел очень многих звезд кино и эстрады, композиторов, писателей, живописцев. Однако никто там в этом не усматривает проблемы взаимодействия художника и общества. Алкоголизм там не является чем-то постыдным, если человек готов лечиться. Так, бывший президент США Джордж Буш-младший еще до своего избрания открыто признавал, что в молодости имел большие проблемы с алкоголем, но благополучно с ними справился и уже несколько десятилетий вообще не пьет. В той же Америке популярно общество «Анонимные алкоголики», объединяющее тех, кто решил совместно бороться с пагубным недугом. На Западе проблемы алкоголизма издавна широко обсуждаются и существует множество программ его лечения, финансируемые из государственных и частных источников. В СССР же до горбачевской перестройки серьезных мер по лечению алкоголизма не предпринималось. Да и антиалкогольная программа Михаила Горбачева базировалась главным образом на ограничении производства и торговли спиртным, а не на профилактике и лечении алкоголизма. Во времена же Высоцкого программ реабилитации алкоголиков не существовало. Можно было ложиться в наркологические диспансеры и клиники, но это лучше было делать по знакомству, чтобы избежать огласки. Режим в этих учреждениях, как правило, был репрессивным, к алкоголикам относились как к психическим больным. Первые посещения антиалкогольных учреждений произвели на Высоцкого столь удручающее впечатление, что впоследствии он панически боялся госпитализации, даже к знакомым врачам.

Артисты обычно объясняют свое пристрастие к спиртному тем, что им необходимо снять то напряжение, которое они испытывают на сцене, играя до полной гибели всерьез. Правда, точно так же напряжение к концу дня накапливается у рабочих на заводах и шахтах, равно как и у обычных офисных клерков, и они тоже чаще всего снимают его проверенным русским способом. Но у артистов еще и богемный образ жизни – с постоянными банкетами, приемами, премьерами, презентациями, просто дружескими посиделками с обильной выпивкой. И?если человек по генам своим алкоголик, то в артистической среде он алкоголиком непременно станет. Потому-то в художественно-артистической, творческой среде особенно много алкоголиков. Так произошло со многими кумирами публики на Западе, то же случилось и с Высоцким, как и со многими другими знаменитостями советской эпохи. Недаром великий актер Алексей Дикий провозгласил: «Бойтесь непьющего артиста».

Несколько раз Высоцкий и Бортник проходили лечение средством «эспераль», которое привозила из Парижа Марина Влади. В СССР его по-простому именовали «спиралью». На полгода-год запои купировались, а потом все начиналось сначала. Однажды из Италии Высоцкий прислал другу такие стихи. «Скучаю, Ваня, я, кругом Испания. Они пьют горькую, лакают джин. Без разумения и опасения. Они же, Ванечка, все без ПРУЖИН».

Но к пьянству добавились наркотики, и это сыграло в судьбе Высоцкого роковую роль. И здесь он тоже ничем принципиально не отличался от западных звезд кино и шоу-бизнеса. И результат был столь же плачевным, а то, что пить он не перестал, только приблизило развязку.

Читать книгу целиком

Следующая глава >

Правда о наркотиках: история зависимости Владимира Высоцкого

О том, что Высоцкий — наркоман, первой объявила Марина Влади в автобиографической повести «Владимир…». На нее многие обиделись. Еще и потому обиделись, что пьянство и алкоголизм — вещи для русского человека привычные, а наркомании в Советском Союзе, как и секса, официально не существовало.

Владимир Высоцкий и был изгоем в родной стране, потому что мог себе позволить спеть: «Я лежу в палате наркоманов, чувствую: сам сяду на иглу!» Кстати, это слова из песни 1969 года. Что это — пророчество? Скорее, лишь поэтический образ, метафора.

Когда, где и при каких обстоятельствах Высоцкий попробовал наркотики, останется тайной. Кто-то пытается оправдывать: дескать, на спектаклях и концертах Высоцкий выкладывался на полную катушку, а наркотики на какое-то время компенсируют колоссальные энергетические затраты. Существует и более благородное оправдание.

Друг и администратор Высоцкого Валерий Янклович вспоминал: «Я много говорил с Володей на эту тему. Он мне сказал: «Вот ты не был на Западе, а там все творческие люди это делают. Это ведь стимулирует творчество. Я же не злоупотребляю, а только для поддержания формы. И мне это помогает». В другой раз Янклович выдвигает иную версию: «Володя сам говорил мне, что вначале укол наркотика — это был выход из запоя. А наркотики всерьез у него начались в конце 1975 года. Я в этом уверен». Примерно то же самое утверждает и последняя любовь Высоцкого Оксана Афанасьева (ныне жена Леонида Ярмольника), с которой он при «живой» жене — Марине Влади — собирался обвенчаться: «Володя мне как-то рассказывал, что первый раз ему сделали наркотик в Горьком, чтобы снять синдром похмелья. Врач-женщина сказала, что у ее мужа бывают запои и она легко выводит его из этого состояния одним уколом. Это было в 1977 году. Я точно помню, что Володя сказал, что в 1977 году».

Эту версию поддерживает и профессионал — врач Института им. Склифосовского Леонид Сульповар: «Когда мы выводили Володю из тяжелых состояний, то знали, что можно, а что нельзя. Ведь в этом процессе используются вещества наркотического ряда. Володя попадал в разные места, и где-то скорее всего передозировали. Тогда «выход» проще. Думаю, что вкус наркотика он ощутил на фоне выхода из пике».

В то же время коллега Высоцкого по театру актер Николай Губенко весьма категоричен: «Высоцкий много пил, но потом ушел из алкоголя на наркотики, к которым его приобщили Марина Владимировна и ее старший сын. Так что, когда после смерти Володи Марина стала говорить, что она была его ангелом-хранителем, это не совсем так».

Где же врачи?!

В Советском Союзе проблемы, где достать наркотики, для Высоцкого по большому счету не существовало. За границей, пусть это не покажется странным, с этим делом было сложнее. «Я передавал ему ампулы через командира самолета «Аэрофлота», который летал в Париж. Передавал в пузырьках от сердечных капель», — вспоминал Валерий Янклович. Косвенно подтвердит это и Валерий Золотухин в дневнике: «Люди рисковали, вернее, не подозревали пилоты наши, что в бутылочках из-под облепихового масла они привозили ему наркотик». Однажды на таможне в аэропорту Высоцкий подвергся тщательному досмотру. Тогда он прямо в кармане раздавил пузырек из-под сердечных капель и сильно порезался.

Болезнь прогрессировала. Анатолий Федотов признавался: «Были моменты, когда Володя уже не мог контролировать себя. Сколько бы мы ни достали — правдами и неправдами — он мог сразу сделать себе… Мог всадить колоссальную дозу». То же говорит и еще один человек из окружения Высоцкого — В. Шехтман: «В последнее время Володя реально себя не ощущал. «Володя, а сколько ты сегодня хватанул? Штук 10 уже засадил?» — «Да это же вода! Они туда воду наливают!»

Клиническая смерть

Известно, что ровно за год до биологической смерти Высоцкий был в состоянии клинической. Полное отсутствие сердечной деятельности. Анатолий Федотов ввел кофеин прямо в сердце. Через полчаса Владимир Семенович — как ни в чем не бывало! Но администраторы забеспокоились: «Ты, наверное, все три концерта не отработаешь!» Оксана возмутилась: «Какие концерты! Вы что?!..» Было принято считать, что тогда в Бухаре причиной клинической смерти был сердечный приступ. Позже выяснилось: оказавшись без наркотика, Высоцкий ввел себе лекарство, которое используют при лечении зубов.

Владимир Семенович свое безвыходное положение оценивал так: «Мне ничего не осталось, кроме пули в лоб!..» «В Калининграде мы свели дозу до одной ампулы. Не хватало. Володя мне говорил: «Я покончу с собой! Я выброшусь из окна!» — вспоминал Николай Тамразов. — Но нашлась женщина по имени Марина, из Ленинграда. У нее муж работал врачом. «Могу помочь!..»

Кстати, Марина попросила мужа осмотреть Высоцкого. «В таком состоянии человек не то что выступать, жить не может! Живой мертвец!» К такому выводу приходили и другие врачи. Янклович в марте 80-го не посчитал нужным скрывать от друга, что по мнению одного из них, жить ему осталось не более двух месяцев. По прошествии срока Владимир Семенович посмеивался: «Ну что? Где же ваши врачи?!»

Обратно к спиртному

С приближением Олимпиады все столичные больницы и аптеки были взяты под строжайший контроль. Высоцкий вынужден был вернуться к алкоголю.

«Почему были эти жуткие последние запои? Да потому, что никто не мог достать лекарства», — считает Оксана Ярмольник.

Самый последний запой был, похоже, с Промокашкой из «Места встречи» — актером Театра на Таганке Иваном Бортником. Когда у Высоцкого не хватало «лекарства», он угрожал друзьям: «Ах вы так! Тогда я поеду к Ваньке. Если у него есть, он всегда даст».

В тот последний загул Оксана выдвинула требование: «Все! Я ухожу! Или пусть он уйдет!» Высоцкий не любил, когда им командуют женщины: «Нет, останьтесь оба! Если ты уйдешь, я выброшусь с балкона!»

Попытки самоубийства в последние дни жизни Высоцкого, по мнению Оксаны, «были элементарным издевательством над ближними». Но в данном случае все могло закончиться трагедией. «Я оделась, выскочила на улицу. Смотрю: Володя висит на руках, держится за прутья решетки, — рассказывала она. — Бегом взбежала на 8-й этаж. С трудом вместе с Бортником мы втащили Володю на балкон».

22 июля Высоцкий обнадеживал Янкловича: «Дозу уменьшил, чувствую себя лучше. Уже выхожу…» Позвонил Марине в Париж: «Я завязал, у меня билет и виза на двадцать девятое. Ты меня примешь?» — «Приезжай. Ты же знаешь, я всегда тебя жду». — «Спасибо, любимая».

А вечером 23 июля в реанимационном отделении НИИ им. Склифосовского появились Валерий Янклович и Анатолий Федотов и попросили дозу хлорадгидрата.

«Это такой седативно-успокаивающий, расслабляющий препарат, довольно токсичный» — объяснял врач Щербаков журналисту Перевозчикову. Когда мы с Леней Сульповаром узнали, в каких дозах и в каких смесях хлорадгидрат будет применяться, мы встали на дыбы! Решили сами поехать на Малую Грузинскую.

Высоцкий был в асфиксии. Федотов накачал его большими дозами всяких седативов. Он лежал практически без рефлексов. У него уже заваливался язык! То есть он сам мог себя задушить. Мы с Леней придали ему положение, которое и положено наркотизированному больному, рефлексы чуть-чуть появились.

Сульповар со Щербаковым тут же подняли вопрос о немедленной госпитализации. Но забрать к себе, в Склифосовского, они не могли. К Владимиру Высоцкому там относились негативно. К тому же совсем недавно несколько сотрудников Склифа угодило за решетку по «наркоманному делу». Федотов категорически возражал против госпитализации, утверждал, что справится сам. Постановили: госпитализировать 25-го: в следующее дежурство Сульповара со Щербаковым. Оксана Ярмольник считает, что они просто испугались ответственности. Не дай бог, Высоцкий умер бы у них на отделении!

Гроб-исключение

24 июля оказалось последним днем жизни Владимира Высоцкого. Он по-прежнему стонал, метался по комнате, куда-то рвался. Очевидцы утверждают: находился практически в полубессознательном состоянии. И вдруг подходит к Янкловичу: «Ты знаешь, я сегодня умру!» — «Как тебе не стыдно! Посмотри, сколько людей вокруг тебя вертится. У всех силы уже на исходе. Приляг лучше». То же самое вскоре Владимир Семенович скажет и Оксане: «Пойди приляг». Похоже, это были его последние слова.

Близкие Владимиру Семеновичу люди сделали все возможное, чтобы вскрытие не производилось. Боялись, что будет установлено: Высоцкий — наркоман. Врачебное заключение о смерти гласит: «Причина — острая сердечно-сосудистая недостаточность». Щербаков считает иначе: «25-го был полный аналог тому, что было 23-го. То есть медикаментозная кома».

«Когда ты не пьешь, ты становишься неинтересным»

На днях на торгах в Париже с молотка ушли посмертная маска Высоцкого, его последнее стихотворение, редкие снимки, письма… Странно осознавать, что Марина Влади решилась расстаться с такими дорогими сердцу вещами. Ведь Владимира Высоцкого она любила безумно — как и он ее. Об этом романе и о многих других неизвестных подробностях рассказывается в новой книге «Жизнь Высоцкого» замечательного писателя и бывшего журналиста «КП» Николая Андреева.

Предлагаем вам отрывок из книги.

Обложка книги.

Телефонный роман

Высоцкий к моменту знакомства с Влади звезда, знаменит, но — в пределах страны. Она — заметный человек в западноевропейском кино. Звезда.

И вот звезды сошлись.

После бала, на котором «средь зала краля эта танцевала», они вынужденно расстались. Марина возвратилась домой, в Париж, Высоцкий — в Москву. Она не то чтобы его забыла, но дела парижские вытеснили влюбленного певца из головы.

Вдруг Марине письмо из Москвы.

От Высоцкого.

Нежное до невозможности. А слова обыкновенные, смысл банальный — люблю, надеюсь, жду. И тронул он ее этой банальностью необыкновенно. «Что происходит? — спрашивает она себя. — Почему так тоскливо? Отчего хочется услышать его голос?»

Телефонный звонок. Он! Она тает от волнующе теплого тембра его голоса. Русский язык — такое наслаждение. Вспомнился покойный отец, которого она обожала, — и от этого ком в горле.

У нее полно работы, на съемках устает, как лошадь на скачках. Но греет одно: ожидание его телефонного звонка. Начался их долгий-предолгий телефонный роман.

Марина полюбила Высоцкого. Влюбилась впервые в жизни — как это ни странно звучит, если речь о тридцатилетней женщине.

А пока что встречи — мимолетные, наспех. Встречи, разумеется, в Москве, в Париж Высоцкого не выпускают: неблагонадежен.

Влади обычно останавливается в гостинице «Советская» — помпезном сооружении в стиле сталинский ампир. У нее номер люкс, две просторные комнаты — в них можно провести небольшой митинг протеста. Но только днем. В советских гостиницах правило жесткое: 11 часов вечера — гости должны выметаться. Даже если гость и будущий муж. Что и доказывал Высоцкий дежурной по этажу. «Не положено, — жизнерадостно отвечала та. — А будете скандалить, гражданин Высоцкий, вызову милицию».

Высоцкий скандалил. Вызывали милицию. Выручала известность — милиционеры к нему относились с почтением, переходящим в любовь. Но даже их благосклонность не помогала ему остаться в номере на ночь.

Они ищут место, где можно уединиться. Отыскали: спальный вагон «Красной стрелы» — прелестное, романтическое купе. Еще вариант: каюта катера, который на Клязьминском водохранилище можно взять напрокат на несколько часов. Но все это не то, не то: спешка, стуки, чужой подстерегающий взгляд…

Одна из выставленных на аукцион фотографий: Высоцкий и Влади на площади в Испании. Фото: catalogue.gazette-drouot.com

Соседи писали анонимки…

Что Высоцкий мог предложить Влади в период их ранней, искрометной любви? Он мог воспевать ее в своих песнях, мог доставать для нее звезды с неба, мог обещать украсть ее и увезти в заколдованный лес, в светлый терем с балконом на море. А потом реалистически и здраво попросить ее:

Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,

Если терем с дворцом кто-то занял…

Влади просчитывает варианты: как получить визу в СССР. Самое удобное — приглашение на съемки какого-нибудь фильма. Не получается. Любой советский режиссер рад заполучить ее в свой фильм, но Министерство культуры СССР скажет: нет! Получается в итоге, что самый простой выход — купить туристическую путевку, а во время турпоездки попросить продлить визу будто бы для чтения сценария и обсуждения будущего фильма…

Покатилась надрывная, муторная жизнь — в разлуке. День за днем длится телефонный роман. Наконец ей удается надолго приехать в Москву. Их приютил Иван Дыховичный, тогда актер Театра на Таганке, а позже — кинорежиссер. Сама Марина так рассказывает о той жизни: «У этой молодой пары, естественно, великолепная, огромная квартира в центре, и они отдают нам целую комнату. В квартире почти нет мебели, и мы кладем матрас прямо на пол. Быстро привыкаем к нашей новой жизни».

Это был опасный момент, потому что дом, где обитала молодая семья, пригласившая на житье другую молодую семью, был номенклатурным — в нем жили избранные, в основном персональные пенсионеры, а это публика еще та, их раздражали любые признаки несоветского образа жизни. И когда они увидели гигантский матрас, Дыховичный понял: они этого безобразия не забудут, не простят! И точно: на него были написаны анонимки во все мыслимые и немыслимые организации, включая Красный Крест.

Но больше всего персональных раздражала Марина, у нее тогда был период, когда она очень легко, даже фривольно, одевалась. И утром, когда она проходила мимо этих людей в предельно коротком мини и весело бросала им на русском, но с чудным акцентом: «Привет!» — у них челюсти отвисали от такой наглости. Высоцкий, когда узнал про анонимки, перестал с ними здороваться. А они в отместку написали обиженное письмо в Министерство культуры: «Почему это Высоцкий не здоровается с нами, заслуженными ветеранами партии?» И однажды Высоцкий утром, проходя мимо заслуженных — они любили рассиживать на скамейке перед подъездом — поклонился им в пояс и рявкнул: «Ну, здравствуйте вам, любезные большевички!» Новые анонимки полетели в инстанции.

Заманить в лагерь алкоголиков

Многие считали: Высоцкому нужна такая жена, которая всегда была бы около него. Да не нужна ему была такая жена! Ему, наоборот, нравилось, что это была не жена, а скорее любовница — в высоком смысле этого слова. Влади была прекрасной хозяйкой, могла на то время, которое была в Москве, создать дом.

В те годы он не пил абсолютно, это было желание жить одинаковой жизнью со всеми. И он замечательно выглядел, прекрасно себя чувствовал. «Потом ему стали внушать, что он становится серым, неинтересным, я даже не знаю, кто эти люди, — вспоминает Дыховичный. — Им было приятно заманить его в свой лагерь — почувствовать, что он такой же, как и они. Я знаю бесконечное количество людей, которые под «знаменем» Володи пьют. Но они — никто».

Посмертную маску Высоцкого на аукционе оценили в 55 тысяч евро. Фото: catalogue.gazette-drouot.com

И снова: она в Париже, он в Москве.

Некоторое утешение, правда, слабое, приносили письма. «Первые шесть лет, — рассказывает Влади, — когда Володя не мог приезжать ко мне, а у меня были дела в Париже, мы писали друг другу почти ежедневно. Все его письма я храню.

Нина Максимовна рассказывала: сын пел Марине по телефону только что родившиеся песни чуть ли не каждый день: «Счета за телефонные разговоры, точнее, за телефонные концерты были едва ли не из трехзначных цифр, но это его не смущало. «Мамочка, — говорил он, видя, что я беспокоюсь о его расходах, — деньги мы для того и зарабатываем, чтобы их тратить».

Поначалу ему с его нетерпеливым характером было трудно дожидаться, когда его соединят с любимой женщиной, и песня «07» появилась как раз в один из вечеров, когда он ждал разговора с Парижем. Потом телефонистки уже прекрасно его знали, соединяли их мгновенно, слушали эти необычные концерты.

«Ему нельзя ни капли»

Наступил момент, когда Марина сделала чудовищное открытие: Володя пьет. Страшно пьет. В компаниях это было незаметно. Он потреблял не больше других. К тому же она быстро сообразила: в России собраться у кого-то без бутылки водки на столе — все равно, что быть в Париже и не подняться на Эйфелеву башню. Она и сама с удовольствием опрокидывала стопку-другую: язык развязывался, охватывало ощущение свободы, все вокруг представлялись добрыми и милыми. Но речь о другом — не о легкости, а о мрачных запоях.

Когда Высоцкий предчувствовал грядущий запой, то на начальной стадии он избегал скопления людей, шума и гама. Предпочитал в одиночку напиваться в тихом кафе «Паланга», что у Калужской Заставы. Обслуга его уважала и обожала, хотя нередко он впадал в непотребный вид. Молодая администраторша Галя старалась оградить Высоцкого от назойливого любопытства посетителей, вызывала такси, когда он становился невменяемым, отвозила к Нине Максимовне.

Этот паланговский период продолжался недолго. Чем чаще он впадал в душевный ступор, тем озлобленнее пил. Чем больше пил, тем властнее его влекло к угрюмым местам, к низменным людям, и он оказывался в таких злачных утробах, что не приведи господь!

А ведь добрые люди чуть ли не в первый день просвещали Марину о главном пороке Высоцкого: одни — из любви к нему, другие — наоборот, из злобности. Но и те и другие давали похожие советы: следи за ним… не давай ему ни капли… он алкоголик… он не должен даже прикасаться к стакану… сейчас он сдерживается, но сорвется — на стенку полезешь…

Не верила. Чтобы веселый и обаятельный Володя превратился в чудовище? Нет, это невозможно. Она вглядывалась в него, когда он был слегка навеселе: вид радостный, можно даже сказать, что хмель придает ему дополнительный шарм.

Артист был в хорошей физической форме. И даже когда в конце жизни его здоровье было подорвано, Высоцкий находил время для тренировок.Фото: семейный архив.

Чудовищные запои

Какой же бульдозерной силы был удар, когда это началось.

Она ждет его дома. Ужин остывает на столе. Смотрела-смотрела скучнейшую программу по телевизору, да и заснула. Просыпается среди ночи от телефонного трезвона. Мерцает пустой экран телевизора — все программы закончились, ночью советское телевидение делало перерыв. Володи нет. Телефон настойчиво звонит, она хватает трубку и слышит незнакомый голос: «Марина, он здесь! Срочно приезжай, его надо забрать! Приезжай как можно быстрее! Записывай адрес…»

Она ничего не соображает, ей страшно. Стряхнула оцепенение, выскакивает на улицу, хватает такси. Вот и нужный дом. Бегом по скудно освещенной лестнице, в нос шибает мочой, кошками. На последнем этаже распахнула дверь, входит. Встречает неопрятную женщину. «Где Володя?» Женщина ведет ее в комнату. Пол уставлен бутылками, усеян окурками, блевотина. На столе газета «Правда» вместо скатерти, на ней объедки. Валяются тела по углам — ни одного знакомого лица. Да это и не лица, а испитые рожи. Рожи ублюдков. Она замечает какого-то человека — лежит на продавленном диване, скорбно стонет. Боже! Володя! Пытается подняться, протягивает к ней руки. Марина дрожит. Помогает ему подняться. Выволакивает тело на улицу, ловит машину…

Марина в ужасе: впервые в жизни она увидела, как мощно засасывает его омут запоя. И каким же страшным становится близкий, родной человек. Утром Высоцкий просыпается — мятый, злой, мутный. Встречает ее полный любви взгляд. «Марина… Марина… спаси… Шампанского…»

Эти строки, посвященные Марине Влади, поэт написал 11 июня 1980 года, за полтора месяца до смерти, на визитной карточке агентства путешествий. Фото: Андрей ГАВРИЛОВСКИЙ

В тот — первый — раз она его спасла. Спасла тем, что просто была рядом. Он остановился. Позже в это трудно было поверить, но хватило одного ее хрупкого присутствия — он на полтора года отставил стакан в сторону.

Интересно мнение Михаила Шемякина: «Марина пыталась перенести на русского мужа свое трезвое — во всех смыслах — отношение к жизни. И считала, что именно рациональность, настойчивость, сильный характер ограждали Высоцкого от более раннего ухода. А он, умом понимая, где и кто его спасение, душой рвался в Большой Каретный».

Легкая победа над алкоголем воодушевляет Марину, она верит в собственное могущество… Если бы она знала, что ей придется вытерпеть из-за пристрастия Высоцкого к спиртному. А когда пошли наркотики… но об этом наступит свой момент для печального рассказа.

РЕЛИКВИЯ

Стихи продали за 200 тысяч евро

Одно из последних стихотворений поэта было выставлено на торги парижским аукционным домом Drouot. Приобрела раритет супруга российского бизнесмена Андрея Гавриловского — основателя музея Владимира Высоцкого в Екатеринбурге и совладельца небоскреба «Высоцкий». Для участия в аукционе чета специально прилетела в Париж.

И снизу лед, и сверху. Маюсь между.

Пробить ли верх иль пробуравить низ?

Конечно, всплыть и не терять надежду,

А там — за дело, в ожиданьи виз.

Лед надо мною, надломись и тресни!

Я весь в поту, как пахарь от сохи.

Вернусь к тебе, как корабли из песни,

Все помня, даже старые стихи.

Мне меньше полувека — сорок с лишним,

Я жив, двенадцать лет тобой и господом храним.

Мне есть что спеть, представ перед всевышним,

Мне есть чем оправдаться перед ним.

Высоцкого упрекали: «Когда ты не пьешь, ты становишься неинтересным»

В прошлом выпуске «толстушки» мы начали публикацию некоторых отрывков из книги «Жизнь Высоцкого» замечательного писателя и бывшего журналиста «Комсомолки» Николая Андреева о не простых взаимоотношениях артиста и его супруги Марины Влади.

 Окончание, (начало читайте в материале «Высоцкий и Влади уединялись в купе поезда «Красная стрела»)

Сегодня мы заканчиваем публикацию.

Заманить в лагерь алкоголиков

Многие считали: Высоцкому нужна такая жена, которая всегда была бы около него. Да не нужна ему была такая жена! Ему, наоборот, нравилось, что это была не жена, а скорее любовница — в высоком смысле этого слова. Влади была прекрасной хозяйкой, могла на то время, которое была в Москве, создать дом.

В те годы он не пил абсолютно, это было желание жить одинаковой жизнью со всеми. И он замечательно выглядел, прекрасно себя чувствовал. «Потом ему стали внушать, что он становится серым, неинтересным, я даже не знаю, кто эти люди, — вспоминает Дыховичный. — Им было приятно заманить его в свой лагерь — почувствовать, что он такой же, как и они. Я знаю бесконечное количество людей, которые под «знаменем» Володи пьют. Но они — никто».

И снова: она в Париже, он в Москве.

Некоторое утешение, правда, слабое, приносили письма. «Первые шесть лет, — рассказывает Влади, — когда Володя не мог приезжать ко мне, а у меня были дела в Париже, мы писали друг другу почти ежедневно. Все его письма я храню.

Нина Максимовна рассказывала: сын пел Марине по телефону только что родившиеся песни чуть ли не каждый день: «Счета за телефонные разговоры, точнее, за телефонные концерты, были едва ли не из трехзначных цифр, но это его не смущало. «Мамочка, — говорил он, видя, что я беспокоюсь о его расходах, — деньги мы для того и зарабатываем, чтобы их тратить».

Поначалу ему с его нетерпеливым характером было трудно дожидаться, когда его соединят с любимой женщиной, и песня «07» появилась как раз в один из вечеров, когда он ждал разговора с Парижем. Потом телефонистки уже прекрасно его знали, соединяли их мгновенно, слушали эти необычные концерты.

«Ему нельзя ни капли»

Наступил момент, когда Марина сделала чудовищное открытие: Володя пьет. Страшно пьет. В компаниях это было незаметно. Он потреблял не больше других. К тому же она быстро сообразила: в России собраться у кого-то без бутылки водки на столе — все равно что быть в Париже и не подняться на Эйфелеву башню. Она и сама с удовольствием опрокидывала стопку-другую: язык развязывался, охватывало ощущение свободы, все вокруг представлялись добрыми и милыми. Но речь о другом — не о легкости, а о мрачных запоях.

Когда Высоцкий предчувствовал грядущий запой, то на начальной стадии он избегал скопления людей, шума и гама. Предпочитал в одиночку напиваться в тихом кафе «Паланга», что у Калужской Заставы. Обслуга его уважала и обожала, хотя нередко он впадал в непотребный вид. Молодая администраторша Галя старалась оградить Высоцкого от назойливого любопытства посетителей, вызывала такси, когда он становился невменяемым, отвозила к Нине Максимовне.

Этот паланговский период продолжался недолго. Чем чаще он впадал в душевный ступор, тем озлобленнее пил. Чем больше пил, тем властнее его влекло к угрюмым местам, к низменным людям, и он оказывался в таких злачных утробах, что не приведи господь!

А ведь добрые люди чуть ли не в первый день просвещали Марину о главном пороке Высоцкого: одни — из любви к нему, другие — наоборот, из злобности. Но и те и другие давали похожие советы: следи за ним… не давай ему ни капли… он алкоголик… он не должен даже прикасаться к стакану… сейчас он сдерживается, но сорвется — на стенку полезешь…

Не верила. Чтобы веселый и обаятельный Володя превратился в чудовище? Нет, это невозможно. Она вглядывалась в него, когда он был слегка навеселе: вид радостный, можно даже сказать, что хмель придает ему дополнительный шарм.

Чудовищные запои

Какой же бульдозерной силы был удар, когда это началось.

Она ждет его дома. Ужин остывает на столе. Смотрела-смотрела скучнейшую программу по телевизору, да и заснула. Просыпается среди ночи от телефонного трезвона. Мерцает пустой экран телевизора — все программы закончились, ночью советское телевидение делало перерыв. Володи нет. Телефон настойчиво звонит, она хватает трубку и слышит незнакомый голос: «Марина, он здесь! Срочно приезжай, его надо забрать! Приезжай как можно быстрее! Записывай адрес…»

Она ничего не соображает, ей страшно. Стряхнула оцепенение, выскакивает на улицу, хватает такси. Вот и нужный дом. Бегом по скудно освещенной лестнице, в нос шибает мочой, кошками. На последнем этаже распахнула дверь, входит. Встречает неопрятную женщину. «Где Володя?» Женщина ведет ее в комнату. Пол уставлен бутылками, усеян окурками, блевотина. На столе газета «Правда» вместо скатерти, на ней объедки. Валяются тела по углам — ни одного знакомого лица. Да это и не лица, а испитые рожи. Рожи ублюдков. Она замечает какого-то человека — лежит на продавленном диване, скорбно стонет. Боже! Володя! Пытается подняться, протягивает к ней руки. Марина дрожит. Помогает ему подняться. Выволакивает тело на улицу, ловит машину…

Марина в ужасе: впервые в жизни она увидела, как мощно засасывает его омут запоя. И каким же страшным становится близкий, родной человек. Утром Высоцкий просыпается — мятый, злой, мутный. Встречает ее полный любви взгляд. «Марина… Марина… спаси… Шампанского…»

В тот — первый — раз она его спасла. Спасла тем, что просто была рядом. Он остановился. Позже в это трудно было поверить, но хватило одного ее хрупкого присутствия — он на полтора года отставил стакан в сторону.

Интересно мнение Михаила Шемякина: «Марина пыталась перенести на русского мужа свое трезвое — во всех смыслах — отношение к жизни. И считала, что именно рациональность, настойчивость, сильный характер ограждали Высоцкого от более раннего ухода. А он, умом понимая, где и кто его спасение, душой рвался в Большой Каретный».

Легкая победа над алкоголем воодушевляет Марину, она верит в собственное могущество… Если бы она знала, что ей придется вытерпеть из-за пристрастия Высоцкого к спиртному. А когда пошли наркотики… но об этом наступит свой момент для печального рассказа.

Владимир Высоцкий — Я в глотку, в вены яд себе вгоняю…

«ХИМИЧЕСКИЙ КОСТЫЛЬ»
Говорят, укол морфия Высоцкому впервые сделали для снятия страшных почечных болей. А может быть, инъекцией наркотика хотели облегчить выход из тяжелого запоя… Произошло это приблизительно в конце 1975 года. Высоцкий давно мечтал избавиться от пристрастия к спиртному, которое владело им с юности.
Морфий показался поэту безвредной заменой алкоголя.
— Это был своеобразный химический костыль, — объяснял Станислав Щербаков, врач-реаниматолог из НИИ Склифосовского, не раз оказывавший поэту медицинскую помощь.
О том, что новый «костыль» куда опаснее алкоголя, не подозревал ни сам Высоцкий, ни его близкие. Мать Высоцкого доверчиво радовалась в 1976 г., что Володя «не пьет — ему теперь и не нужно, он сам научился делать уколы». Думала, что сын колет себе витамины…
— На Западе… все творческие люди это делают, — успокаивал Высоцкий администратора «Таганки» Валерия Янкловича. — Я же… только для поддержания формы…

«И ТЫ ЗА АМПУЛУ ЭТО СДЕЛАЕШЬ!»
Высоцкий запомнился нам сильным и храбрым — а ведь в последние годы он стоял на пороге распада личности, у него начинались роковые изменения в психике. Оксана Афанасьева, которая была близка с поэтом в то время, вспоминала, что он мог свернуть в туннеле на встречную полосу — и опомниться только после оклика… Спросил, куда она поставила подаренный им телевизор. «Володя, да ты же его смотришь!» — испугалась девушка.
Очевидно, начиналось и раздвоение личности:
— Мишка — это страшная вещь, когда я иногда вижу вдруг самого себя в комнате! — говорил он своему другу Михаилу Шемякину.
Роковой слабостью поэта могли воспользоваться недруги.
Валерий Янклович вспоминает, как говорил Высоцкому:
— Вот попадешься, и они скажут: «Напиши это!» И ты за ампулу это сделаешь.

«ОН РЕВЕЛ ОТ БОЛИ И БЕШЕНСТВА»
Лечиться Высоцкий начал только в последний год жизни.
Но даже гемосорбция (очистка крови), которую ему сделали в апреле 1980 г., не помогла. Оставалась надежда просто перебороть ломку — на силе воли. В июне Высоцкий попытался сделать это во французском доме Марины Влади — безуспешно. Вадим Туманов, золотопромышленник из Сибири, надеялся повторить попытку у себя — вдруг тайга поможет? Но началась Олимпиада, доставать наркотики стало трудно — и сеанс «отказа» пришлось проводить в квартире на Малой Грузинской.
Последние 6 дней — с 19 по 25 июля — были заполнены невыносимыми страданиями.
«Он метался, рвался — просто ревел от боли и бешенства», — вспоминал Леонид Филатов.
Ломку пытались снимать горячей ванной и лошадиными дозами шампанского. Вечером 24 июля друзья Высоцкого привязали его к тахте, чтобы хоть немного отдохнуть.
В 4 часа ночи 25 июля подбежали к нему — сердце уже не билось.
«ВО МНЕ СИДИТ МОХНАТЫЙ ЗЛОБНЫЙ ЖЛОБ…»
Видимо, Высоцкий уже году к 1977-му осознал, в какую ловушку он сам себя загнал. Есть в его творчестве два постоянных мотива — мотив погружения в глубину и мотив встречи с черным человеком.
В молодости он воспринимал их, скорее, как приключение: «Лечь бы на дно, как подводная лодка..!», «Лучше с чертом (пить. — Прим. ред.), чем с самим собой!» (1965).
В последние годы эти сюжеты стали трагичнее. В 1977 г. Высоцкий написал стихотворение «Упрямо я стремлюсь ко дну…» — об аквалангисте, который был зачарован подводным миром и решил там остаться: «Похлопал по плечу трепанг,/Признав во мне свою породу…/ И я выплевываю шланг/И в легкие впускаю воду!..» Цена ухода в пучину — гибель. За два месяца до смерти Высоцкий обратился теперь уже к образу человека, который пытается вырваться из пучины:
И снизу лед и сверху — маюсь между,
— Пробить ли верх иль пробуравить низ?
Конечно — всплыть и не терять надежду,
А там — за дело в ожиданьи виз.
Лед надо мною, надломись и тресни!
Я весь в поту, как пахарь от сохи…
А «черт» из ранних песен в позднем творчестве стал частью тела героя, от него теперь не избавиться. В 1979 г. Высоцкий написал стихотворение, в котором отразил и свои страдания, и боязнь стать предателем, и надежду на спасение:
Меня опять ударило в озноб,
Грохочет сердце, словно в бочке камень,
Во мне живет мохнатый злобный жлоб
С мозолистыми цепкими руками. (…)
Мне тесно с ним, мне с ним невмоготу!
Он кислород вместо меня хватает (…)
Он ждет, когда закончу свой виток —
Моей рукою выведет он строчку,
И стану я расчетлив и жесток,
И всех продам — гуртом и в одиночку (…)
Но я собрал еще остаток сил, —
Теперь его не вывезет кривая:
Я в глотку, в вены яд себе вгоняю —
Пусть жрет, пусть сдохнет, — я перехитрил!

Последний концерт в Санкт-Петербурге смертельно больного человека

Из книги Валерия Перевозчикова «В.Высоцкий .Правда смертного часа.»  Последний день жизни Высоцкого…

http://1001.ru/books/vysotskij/028.htm?mode=admin

ВЫСОЦКИЙ И НАРКОТИКИ часть2: prajt — LiveJournal

ЧАСТЬ1: https://prajt.livejournal.com/137452.html

Возвращаясь к обстоятельствам приобщения Высоцкого к наркотикам, следует отметить, что по сути все три приведенных выше свидетельства принципиально не противоречат друг другу. Марина Влади действительно могла задним числом понять, что весной 1977 года в Венгрию, где они вместе снимались в фильме Марты Мессарош «Их двое», Володя приехал под наркотическим кайфом. Но сел на иглу он явно не в Венгрии, а за несколько месяцев до этого в Москве. И посоветовать обратиться к морфию Высоцкому в равной мере могли и знакомая женщина-врач, и друг-актер.

После съемок на пятигорском ТВ. 14 сентября 1979г.

[Дальше…]

Не исключено, что в реальной жизни были оба советчика, сначала друг-актер, потом женщина-врач (или наоборот). Но, так или иначе, можно констатировать, что где-то на рубеже 1976–1977 годов Высоцкий подсел на морфий и содержащие его препараты, а впоследствии и на более тяжелые наркотики. Делал он это прежде всего для того, чтобы избавиться от алкогольной зависимости, найти действенную замену спиртному. И в течение нескольких месяцев это средство казалось эффективным – пить он действительно бросил.

А потом разразилась катастрофа. Выяснилось, что и алкоголизм никуда не делся, и без наркотиков бард жить уже не мог. Врач Института Склифосовского Леонид Сульповар, лечивший Высоцкого, свидетельствовал: «…Когда мы выводили Володю из тяжелых состояний (запоя. – Б.С.), то знали, что можно, а что нельзя. Ведь в этом процессе используются вещества наркотического ряда. Володя попадал в разные места, и где-то, скорее всего, передозировали. Тогда «выход» проще. Думаю, что вкус наркотика он ощутил на фоне «выхода из пике». Где и когда – я не знаю». Сам Сульповар понял, что Высоцкий – наркоман, только в 1979 году.

Есть предположения, что Высоцкий сел на иглу значительно раньше, чем в конце 1976 года. Бывший администратор Театра на Таганке Валерий Янклович, в последние годы выступавший в роли фактического импресарио Высоцкого, вспоминал: «Володя сам говорил мне, что вначале укол наркотика – это был выход из запоя. Это еще не болезнь. А наркотики всерьез у него начались в конце 1975 года. Я в этом уверен…

Я много говорил с Володей на эту тему. Он мне сказал: «Вот ты не был на Западе, а там все творческие люди это делают. Это ведь стимулирует творчество. Я же не злоупотребляю, а только для поддержания формы… И мне это помогает». О конце 1975 года как о времени начала наркомании Высоцкого говорил и врач-реаниматолог Анатолий Федотов: «Когда мы познакомились с Володей в самом конце 1975 года, он уже хорошо знал, что и как… Есть ряд препаратов, которые способны восстанавливать работоспособность нервной клетки… Можно снять чувство похмелья. Привыкание развивается очень быстро, организм истощается – это очень коварное лекарство. Долго на него надеяться нельзя».

Вторая жена Высоцкого актриса Людмила Абрамова вспоминала: «1976 год. Нина Максимовна у меня на старой квартире, я спрашиваю ее:
– Ну, как Володя?
– Ничего, хорошо…
– Не пьет?
– Нет, не пьет… Ему теперь и не нужно, он сам научился делать уколы…
– Какие уколы!?
– Амфетамины. Марина привозит их из Франции».

Тут надо заметить, что амфетамины – это мощные стимуляторы на основе эфедрина, которые используют спортсмены в качестве допинга. Однако к наркотикам сам амфетамин, лекарственное средство, стимулятор центральной нервной системы, аналог гормонов адреналина и норадреналина, все-таки не причисляют. Вероятно, это была начальная стадия попыток Высоцкого победить алкоголизм с помощью разного рода стимуляторов. По всей видимости, когда говорят, что Высоцкий начал употреблять наркотики уже в конце 1975 – начале 1976 года, имеют в виду как раз стимуляторы такого рода. А применительно к концу 1976 – началу 1977 года можно говорить уже о возникновении настоящей наркозависимости.

Оксана Афанасьева, правда, высказала мнение, что мать Высоцкого «до конца ничего не понимала в Володиной болезни. По-моему, она считала, что это витамины. Просто наркотики были для нее страшным словом». Но, скорее всего, последняя возлюбленная Высоцкого просто перепутала витамины с созвучными амфетаминами.

По мнению Оксаны, высказанному в беседе с журналистом Валерием Перевозчиковым: «…к этому времени у него был уже совершенно другой? – очень высокий – социальный статус. Он мог войти в любой кабинет… И Володя уже не хотел и не мог пить… А наркотики вначале позволяли внешне нормально жить и работать. Я знаю, что вначале он делал укол только после «Гамлета», чтобы восстановить силы».

Вскоре после отъезда из Венгрии Высоцкий чуть не погиб. Его друг Валерий Золотухин записал в дневнике 2 апреля 1977 года: «Мои домашние неурядицы и диалоги даже затмили шок: я доигрывал сегодня спектакль за Высоцкого. Этого еще не было в театре, у нас». В этот день Золотухину пришлось в спектакле «Десять дней, которые потрясли мир» доигрывать за Выоцкого роль Керенского. Ко второму акту Владимир Семенович, как говорится, лыка не вязал. Вернувшись из Венгрии, он наконец-то после долгого перерыва впал в запой.

Вот как происшедшее описывает журналист Федор Раззаков: «2 апреля вечером в Театре на Таганке давали «10 дней, которые потрясли мир». Народу в зале собралось, как и обычно, под завязку. А тут на грех опять «перебрал лишку» исполнитель роли Керенского Высоцкий. Он явился на спектакль, с трудом ворочая языком, но заверил Любимова, что сумеет отыграть так, что зрители ничего не заметят. Главреж ему поверил, поскольку такие примеры в прошлом действительно были. Но в этот раз хитрость не удалась.

Какое-то время Высоцкий действительно контролировал ситуацию, но потом от жары (вряд ли 2-го апреля в Москве могло быть так уж жарко. Вернее предположить, что организм Высоцкого, ослабленный уже не только алкоголизмом, но и наркотиками, уже не мог выносить прежние дозы спиртного.? – Б.С.) его развезло так сильно, что он не только стал путать текст, но и вообще вел себя неадекватно. Зрителей в зале стал разбирать смех. Тогда Любимов бросился за помощью к Золотухину: мол, выручай. Тот поначалу опешил (такого на «Таганке» еще не бывало!), да и находился не в лучшем расположении духа (в тот период дома у него то и дело вспыхивали конфликты с женой, актрисой того же театра Ниной Шацкой). Но престиж родного театра был выше личных интересов. В итоге второй акт за Высоцкого доигрывал Золотухин.

Владимир Высоцкий со Станиславом Говорухиным, Мариной Влади, Всеволодом Абдуловым

А что же Высоцкий? Его отправили домой, где он проспался, а затем… снова напился.
Причем пил так сильно, что поставил себя на грань между жизнью и смертью. С того света артиста вытащили врачи Института скорой помощи имени Склифосовского».
Этот же эпизод хорошо запомнился артисту Игорю Пушкареву: «Однажды я присутствовал на спектакле, когда пьяный Высоцкий, игравший Керенского, упал прямо на сцене. Часа за два до спектакля мы с ним выпили граммов по сто бренди. Где уж он потом еще набрался, не знаю (сто грамм водки или коньяка в актерской среде вообще за выпивку не считались – Б. С.).

Володя вышел на подиум с характерным жестом? – рука за кителем, постоял немного и плашмя, совершенно не прикрывая лицо, рухнул на сцену. Зал загудел, занавес сразу закрыли. Народ запричитал, заохал. Я же еле держался на ногах от смеха. Похожий случай уже имел место: на одном из шефских концертов в Зеленограде мы с Вовкой, вооруженные гитарами и крепко поддатые, вместе падали на сцене. Пьянства, как такового, в нашем кругу не было – просто все жили в охотку!»

Пушкарев, на его счастье, алкоголикам не был, поэтому прожил долгую и счастливую жизнь и здравствует поныне, дай ему Бог здоровья. А Высоцкого подвели гены и сверхпопулярность, породившая уверенность, что такому человеку, как он, все дозволено. Предостережений на этот счет маркиза де Сада и Достоевского он не услышал, хотя и замечательно играл Свидригайлова.

В своем дневнике Золотухин 8 апреля так суммировал слухи о состоянии здоровья Высоцкого: «Володя лежит в Склифосовского. Говорят, что так плохо еще никогда не было. Весь организм, все функции отключены, поддерживают его исключительно аппараты… Похудел, как 14-летний мальчик. Прилетела Марина, он от нее сбежал и не узнал ее, когда она появилась. Галлюцинации, бред, частичная отечность мозга. Господи! Помоги ему выскрестись, ведь, говорят, он сам завязал, без всякой вшивки, и год не пил. И это-то почему-то врачей пугает больше всего. Одна почка не работает вообще, другая еле-еле, печень разрушена, пожелтел.

Врач сказал, что если выкарабкается, а когда-нибудь еще срыв, он либо умрет, либо останется умственно неполноценным. Водка – это серьезная вещь. Шутка». Врачи, вероятно, заподозрили, что пациент балуется наркотиками, оттого и испугались. Скорее всего, именно из-за наркотиков «так плохо еще никогда не было». Если почти годовая трезвость Высоцкого была связана исключительно с употреблением морфия, то на этот наркотик он, если буквально понимать сказанное, должен был подсесть еще в марте – апреле 1976 года, вскоре после отъезда из Москвы Марины Влади, вытащившей его из очередного запоя. Однако еще в августе 1976 года Высоцкий побывал во Франции.

Там они с Мариной посетили тибетского монаха, который и «заговорил» Высоцкого от запоев. И, во всяком случае, в то лето ни Марина, ни другие парижские знакомые, в частности, Михаил Шемякин, никаких признаков наркомании еще не замечали. Поэтому дальнейшее развитие событий можно представить себе следующим образом. Вернувшись в Москву, Высоцкий первое время держался, под влиянием то ли Марины, то ли тибетского ламы. А когда понял, что вот-вот сорвется, ухватился, как за соломинку, за идею кого-то из знакомых попробовать морфий как заменитель алкоголя. Скорее всего, это произошло в Москве осенью 1976 года.

А в апреле 1977 года все, к счастью, кончилось благополучно. Уже 9 апреля Золотухин записал в дневнике: «Говорят, Володе было лучше вчера, ну, дай-то Бог. В Париже протоколом предусмотрены его выступления».

Валерий Сергеевич, чтобы помочь другу, готов был призвать на помощь потусторонние силы. 16 апреля он отметил в своем дневнике: «Позвонил Мережко (киносценарист. – Б. С.)… Есть очень хорошие люди, занимающиеся провидением. Создана на общественных началах лаборатория при Академии художеств… Поговорят с тобой люди с нимбами над головами, и все про тебя знают… Устанавливают связь с твоим энергетическим полем через фотографии. Так, по фото Высоцкого они установили, что у него плохо с головой, легкими, почками и цирроз печени… Ему нельзя терять ни одного дня, кое-что они могут исправить, еще есть возможность… кроме печени… там просто катастрофа…

Высоцкий: телефон не отвечает. Отключен, наверное… Не могу воздействовать на его энергетическое поле…» Правда, нет никаких данных, что сам Высоцкий верил в целителей-провидцев и биоэнергетику.
25 апреля Высоцкий и Золотухин наконец встретились после того злосчастного спектакля. В этот день последний записал в дневнике: «Володя грустный.
– Когда уж совсем конец, думаешь: ну и хрен с ним… Легко становится… Но когда выкарабкался, начинаешь болеть месяц, два, думаешь: зачем столько времени потерял? Стоять за конторкой и писать, и больше ничего… У меня уже это не получится…»

А в декабре 1977 года произошел еще один срыв Высоцкого, на этот раз в Марселе, и именно тогда он сыграл, по мнению некоторых очевидцев, одного из лучших своих Гамлетов. 8 декабря Золотухин записал в дневнике: «В консульстве – семейный прием. Хорошо. Знакомые напитки и горячие сосиски. Володя пил джин с тоником. Марина в 13.00 уехала. Сможет ли он сегодня, а в особенности завтра играть? Игорь Бычков (офицер КГБ, приставленный к Театру на Таганке) нехорошо обмолвился: «Надо бы вашего шефа один раз приложить хорошенько. В Союзе – это одно, а здесь? – замена «Гамлета»…» Более откровенно он описал события этого дня только по возвращении в Москву, 23 декабря.

Здесь Золотухин отметил «срыв Высоцкого, когда Любимов назначил дежурство труппы на «Гамлете», в случае, если ему станет плохо и врачебная помощь будет бессильна, продолжить спектакль-трагедию концертом. Кажется, такого в практике театра (драматического за границей) не случалось… Впрочем, вспомним слова шефа: «Париж видел все». Ночью по Марселю шеф с Пьером ловили его… Сам же довел его, хотел отправить на машине с приема у мадам издательницы. Володька: «Я для вас не меньше сделал. Я поеду без вас, куда захочу…» и т. д. «Баньку» мы с ним вопили, как и прежде, но кому мы нужны были?» Вечером 8-го декабря «Гамлета» Высоцкий сыграл без проблем. А вот на следующий день, на приеме у французской издательницы, Любимов, пытаясь ограничить потребление Высоцким горячительных напитков перед спектаклем, решил отправить его на машине и под конвоем в отель. Тогда Высоцкий с Иваном Бортником демонстративно покинули прием и поехали пьянствовать в марсельский порт.

Бортник вспоминал: «Мы были на каком-то банкете. Налили там по полрюмке, и вдруг шеф встал да как закричит: «Прекратите пить! Немедленно! Завтра «Гамлет»! А вокруг французы… Володя побелел, вскочил: «Ваня, пошли!» И мы ушли. Мы поехали в порт. Там продолжили, разумеется. Вовка стал приставать к неграм, которые там в какие-то фишки играли. Он начал подсказывать: «Не туда ходишь, падла!» Хватал их за руки. Я понял, что это уже чревато, и оттащил его. Мы выходим на площадь перед портом. Она абсолютно пустынна. И вдруг останавливается машина, и из нее вылезает шеф – Юрий Любимов. Как он нас нашел? Ведь не знали Марселя ни он, ни мы. Но вот интуиция… Нас привели, развели по номерам… Слава богу, все обошлось, и Володя замечательно отыграл спектакль…»

Милош Форман и Владимир Семенович в США, 1976

Актер Театра на Таганке Виталий Шаповалов не без основания утверждает, что весь «Гамлет» ставился Любимовым исключительно под Высоцкого: «Относительно возникновения самой идеи постановки «Гамлета» я слышал от Любимова такой рассказ. Как-то они с Володей Высоцким пошли навестить больного Николая Робертовича Эрдмана, который был большим другом Любимова и нашего театра. Там состоялся известный разговор насчет того, что Володя, дескать, пишет на магнитофоны, а Эрдман – на века. Эрдман пошутил, естественно. Он любил литературу, любил слово и не мог пройти мимо такой подставки.

А через некоторое время вдруг говорит: «Знаете, В-володя, вы м-могли бы с-сыграть современного Гамлета». И, видимо, эта идея Володе запала, поскольку сказал это не какой-то хухры-мухры, а Эрдман. Наверное, внутри уже было желание, было давнишнее решение, и он тут же уцепился за эту идею, стал шефа долбать постановкой «Гамлета».
Спектакль был сделан специально на Высоцкого, даже оформление придумывалось «под него». Любимов как-то говорит: «Какой, Володя, у тебя красивый свитер! Надо всем такие свитера сделать, и занавес такой же!» А это был собственный Володин свитер.

Поэтому, когда шеф решил еще кого-то ввести на главную роль – наверное, для дисциплинирования Володи, – на мой взгляд, это было невыполнимо. Предлагали Лене Филатову, тот отказался. Золотухин, помнится, репетировал, но, по-моему, Валерий выказал таким образом большое непонимание, на что он замахивается. Повторю, что спектакль создавался в расчете на конкретную индивидуальность, и входить в рисунок Высоцкого – это идти на самоубийство. Валера просто взорвался бы на первой же мине – какой смысл в этом?
В общем, я считаю: Валере тогда не следовало и сейчас не нужно. Любой актер хочет сыграть Гамлета, но входить в тот рисунок, да еще тенору…»

По словам Шаповалова, Любимову пришлось приложить немало усилий, прежде чем он смог сделать из Высоцкого подлинного Гамлета:
«Но буду говорить только о том, что видел сам. Отношения между ними были очень диалектическими: все время развивались и, по-моему, укреплялись. По мере того как Высоцкий становился личностью, все более глубоким и большим поэтом, цена ему росла не только в народе, но и в глазах Любимова тоже. Любимов, да и весь театр, очень сильно зависели от Володиной популярности. В это время Володя стал еще более нужен театру, так что Любимов, как мне кажется, ценил его безусловно. А прощалось и позволялось Высоцкому в театре такое, что больше никому с рук не сходило.

Окончание следует

Владимир Высоцкий: Заплаченная цена | Блогер ksyunya на сайте SPLETNIK.RU 4 декабря 2011

Владимир Высоцкий в своей недолгой жизни не раз побывал в реанимации, на его счету пять или шесть автомобильных аварий и две клинические смерти. Свою первую автомашину — «Жигули“ — Владимир Семенович разбил почти сразу после приобретения. После серьезной аварии прекратила существование и его первая иномарка — «Рено“. Перевернулся на «БМВ“. Разбиты оба «Мерседеса“: первый, большой, — летом 1979-го, второй, маленький, — 1 января 1980-го. Смерть подстерегала его не только на дорогах. В доме Всеволода Абдулова у 30-летнего Высоцкого пошла горлом кровь. «Скорая“ приехала через час и везти не хотела: боялись, что умрет в дороге“, — написал в дневнике Валерий Золотухин. Из других источников известно: Марина Влади устроила скандал. Откачали Высоцкого в НИИ Скорой помощи имени Склифосовского. Поэт Андрей Вознесенский поспешил стать вторым Лермонтовым. Он откликнулся на смерть Высоцкого «Реквиемом оптимистическим“. По трусости, правда, посвятил его «Владимиру Семенову, шоферу и гитаристу»: «О златоустом блатаре рыдай, Россия!“ Оказалось, не время еще. С Мариной… Война с алкоголизмом Многие друзья Высоцкого упорно говорят о том, что Владимир Семенович предпринимал многочисленные попытки покончить с наследственным алкоголизмом. Лечился в больницах, соглашался на вшивку диковинных в Советском Союзе эспералей. Вдова поэта — актриса Марина Влади, в повести «Владимир, или Прерванный полет“ признавала: «Это не более чем подпорка. Но благодаря ей тебе на шесть с лишним лет удается отодвинуть роковую дату, предназначенную судьбой…“ Правда, она же вспоминает, как Высоцкий отказывался от борьбы: «Иногда ты не выдерживаешь и, не раздумывая, выковыриваешь капсулу ножом…“ Об этом же вспоминал и личный врач Высоцкого Анатолий Федотов: «Несколько раз я делал вшивку. Володя следил: сколько таблеток, на какой срок. Он привозил их из-за границы. Но потом Володя научился сам их выковыривать…“ Другой врач — Герман Баснер — уверял журналиста Валерия Перевозчикова, автора книги «Владимир Высоцкий. Правда смертного часа“: «У меня где-то лежат его расписки… Под мою диктовку Володя два раза писал примерно такой текст: «Я, Владимир Высоцкий, сознательно иду на эту операцию. Ознакомлен со всеми возможными последствиями, а именно паралич и даже остановка сердца. Обязуюсь спиртного не употреблять…“ -Володя проклинал алкоголизм, от которого безуспешно пытался избавиться, — говорил друг «позднего“ Высоцкого Михаил Шемякин. — Мы с ним вместе подшивались, поскольку я тоже страдал запоями. И Марина, поджидая его и нервничая у телефона, тоже стала спиваться. Она подшивалась у того же врача…“ И еще говорил Шемякин: — Некоторые думают: «А-а, он был алкоголиком!“ Да ни черта подобного! Все его нагрузки по накалу точно совпадали. Он безумствовал, когда пьянствовал, но когда он работал, то нагрузки тоже были колоссальными!“ Последнюю попытку вылечиться от алкоголизма Высоцкий предпринял за три месяца до смерти. Врач НИИ Скорой помощи имени Склифосовского Леонид Сульповар рассказал ему про гемосорбцию — очистку крови: «Через неделю выходишь свежий, как огурчик. Полное излечение!“ — Замечательно! Все, Леня, ложусь!“ Операция страшно болезненная… Гемосорбцию сделали, но и она не помогла. Правда о наркотиках О том, что Высоцкий — наркоман, первой объявила Марина Влади в автобиографической повести «Владимир…“. На нее многие обиделись. Еще и потому обиделись, что пьянство, алкоголизм — вещи для русского человека привычные, а наркомании в Советском Союзе, как и секса, официально не существовало. Владимир Высоцкий и был изгоем в родной стране, потому что мог себе позволить спеть: «Я лежу в палате наркоманов, чувствую: сам сяду на иглу!“ Кстати, это слова из песни 1969 года. Что это — пророчество» Скорее, лишь поэтический образ, метафора. Когда, где и при каких обстоятельствах Высоцкий попробовал наркотики, останется тайной. Кто-то пытается оправдывать: дескать, на спектаклях и концертах Высоцкий выкладывался на полную катушку, а наркотики на какое-то время компенсируют колоссальные энергетические затраты. Существует и более благородное оправдание. Друг и администратор Высоцкого Валерий Янклович вспоминал: «Я много говорил с Володей на эту тему. Он мне сказал: «Вот ты не был на Западе, а там все творческие люди это делают. Это ведь стимулирует творчество. Я же не злоупотребляю, а только для поддержания формы. И мне это помогает“. В другой раз Янклович выдвигает иную версию: «Володя сам говорил мне, что вначале укол наркотика — это был выход из запоя. А наркотики всерьез у него начались в конце 1975 года. Я в этом уверен“. С Оксаной… Примерно то же самое утверждает и последняя любовь Высоцкого Оксана Афанасьева (ныне жена Леонида Ярмольника), с которой он при «живой“ жене — Марине Влади — собирался обвенчаться: «Володя мне как-то рассказывал, что первый раз ему сделали наркотик в Горьком, чтобы снять синдром похмелья. Врач-женщина сказала, что у ее мужа бывают запои и она легко выводит его из этого состояния одним уколом. Это было в 1977 году. Я точно помню, что Володя сказал, что в 1977 году“. Эту версию поддерживает и профессионал — врач Института им. Склифосовского Леонид Сульповар: «Когда мы выводили Володю из тяжелых состояний, то знали, что можно, а что нельзя. Ведь в этом процессе используются вещества наркотического ряда. Володя попадал в разные места, и где-то скорее всего передозировали. Тогда «выход“ проще. Думаю, что вкус наркотика он ощутил на фоне выхода из пике“. В то же время коллега Высоцкого по театру актер Николай Губенко весьма категоричен: «Высоцкий много пил, но потом ушел из алкоголя на наркотики, к которым его приобщили Марина Владимировна и ее старший сын. Так что, когда после смерти Володи Марина стала говорить, что она была его ангелом-хранителем, это не совсем так». Где же врачи? В Советском Союзе проблемы, где достать наркотики, для Высоцкого по большому счету не существовало. За границей, пусть это не покажется странным, с этим делом было сложнее. «Я передавал ему ампулы через командира самолета «Аэрофлота“, который летал в Париж. Передавал в пузырьках от сердечных капель“, — вспоминал Валерий Янклович. Косвенно подтвердит это и Валерий Золотухин в дневнике: «Люди рисковали, вернее, не подозревали пилоты наши, что в бутылочках из-под облепихового масла они привозили ему наркотик“. Однажды на таможне в аэропорту Высоцкий подвергся тщательному досмотру. Тогда он прямо в кармане раздавил пузырек из-под сердечных капель и сильно порезался. Болезнь прогрессировала. Анатолий Федотов признавался: «Были моменты, когда Володя уже не мог контролировать себя. Сколько бы мы ни достали — правдами и неправдами — он мог сразу сделать себе… Мог всадить колоссальную дозу“. То же говорит и еще один человек из окружения Высоцкого — В. Шехтман: «В последнее время Володя реально себя не ощущал. «Володя, а сколько ты сегодня хватанул» Штук 10 уже засадил» — «Да это же вода! Они туда воду наливают!“ Клиническая смерть Известно, что ровно за год до биологической смерти Высоцкий был в состоянии клинической. Полное отсутствие сердечной деятельности. Анатолий Федотов ввел кофеин прямо в сердце. Через полчаса Владимир Семенович — как ни в чем не бывало! Но администраторы забеспокоились: «Ты, наверное, все три концерта не отработаешь!“ Оксана возмутилась: «Какие концерты! Вы что!..“ Было принято считать, что тогда в Бухаре причиной клинической смерти был сердечный приступ. Позже выяснилось: оказавшись без наркотика, Высоцкий ввел себе лекарство, которое используют при лечении зубов. Владимир Семенович свое безвыходное положение оценивал так: «Мне ничего не осталось, кроме пули в лоб…“ «В Калининграде мы свели дозу до одной ампулы. Не хватало. Володя мне говорил: «Я покончу с собой! Я выброшусь из окна!“ — вспоминал Николай Тамразов. — Но нашлась женщина по имени Марина, из Ленинграда. У нее муж работал врачом. «Могу помочь!..“ Кстати, Марина попросила мужа осмотреть Высоцкого. «В таком состоянии человек не то что выступать, жить не может! Живой мертвец!“ К такому выводу приходили и другие врачи. Янклович в марте 80-го не посчитал нужным скрывать от друга, что, по мнению одного из них, жить ему осталось не более двух месяцев. По прошествии срока Владимир Семенович посмеивался: «Ну что? Где же ваши врачи?» Обратно к спиртному С приближением Олимпиады все столичные больницы и аптеки были взяты под строжайший контроль. Высоцкий вынужден был вернуться к алкоголю. «Почему были эти жуткие последние запои? Да потому, что никто не мог достать лекарства! — считает Оксана Ярмольник. Самый последний запой был, похоже, с Промокашкой из «Места встречи“ — актером Театра на Таганке Иваном Бортником. Когда у Высоцкого не хватало «лекарства“, он угрожал друзьям: «Ах вы так! Тогда я поеду к Ваньке. Если у него есть, он всегда даст“. В тот последний загул Оксана выдвинула требование: «Все! Я ухожу! Или пусть он уйдет!“ Высоцкий не любил, когда им командуют женщины: «Нет, останьтесь оба! Если ты уйдешь, я выброшусь с балкона!“ Попытки самоубийства в последние дни жизни Высоцкого, по мнению Оксаны, «были элементарным издевательством над ближними“. Но в данном случае все могло закончиться трагедией. «Я оделась, выскочила на улицу. Смотрю: Володя висит на руках, держится за прутья решетки, — рассказывала она. — Бегом взбежала на 8-й этаж. С трудом вместе с Бортником мы втащили Володю на балкон“. 22 июля Высоцкий обнадеживал Янкловича: «Дозу уменьшил, чувствую себя лучше. Уже выхожу…“ Позвонил Марине в Париж: «Я завязал, у меня билет и виза на двадцать девятое. Ты меня примешь?“ — «Приезжай. Ты же знаешь, я всегда тебя жду“. — «Спасибо, любимая“. А вечером 23 июля в реанимационном отделении НИИ им. Склифосовского появились Валерий Янклович и Анатолий Федотов и попросили дозу хлорадгидрата. — Это такой седативный — успокаивающий, расслабляющий -препарат, довольно токсичный, — объяснял врач Щербаков журналисту Перевозчикову. — Когда мы с Леней Сульповаром узнали, в каких дозах и в каких смесях хлорадгидрат будет применяться, мы встали на дыбы! Решили сами поехать на Малую Грузинскую. Высоцкий был в асфиксии — Федотов накачал его большими дозами всяких седативов. Он лежал практически без рефлексов. У него уже заваливался язык! То есть он сам мог себя задушить. Мы с Леней придали ему положение, которое и положено наркотизированному больному, рефлексы чуть-чуть появились. Сульповар со Щербаковым тут же подняли вопрос о немедленной госпитализации. Но забрать к себе, в Склифосовского, они не могли. К Владимиру Высоцкому там относились негативно. К тому же совсем недавно несколько сотрудников Склифа угодило за решетку по «наркоманному делу“. Федотов категорически возражал против госпитализации, утверждал, что справится сам. Постановили: госпитализировать 25-го: в следующее дежурство Сульповара со Щербаковым. Оксана Ярмольник считает, что они просто испугались ответственности. Не дай бог, Высоцкий умер бы у них на отделении! Гроб-исключение 24 июля оказалось последним днем жизни Владимира Высоцкого. Он по-прежнему стонал, метался по комнате, куда-то рвался. Очевидцы утверждают: находился практически в полубессознательном состоянии. И вдруг подходит к Янкловичу: «Ты знаешь, я сегодня умру!“ — «Как тебе не стыдно! Посмотри, сколько людей вокруг тебя вертится. У всех силы уже на исходе. Приляг лучше“. То же самое вскоре Владимир Семенович скажет и Оксане: «Пойди приляг“. Похоже, это были его последние слова. Близкие Владимиру Семеновичу люди сделали все возможное, чтобы вскрытие не производилось. Боялись, что будет установлено: Высоцкий — наркоман. Врачебное заключение о смерти гласит: «Причина — острая сердечно-сосудистая недостаточность“. Щербаков считает иначе: «25-го был полный аналог тому, что было 23-го. То есть медикаментозная кома“. Высказывалась еще одна версия: самоудушение — запал язык. Участковый милиционер, в чьем ведении находился дом 28 по Малой Грузинской улице, утверждал: «неумышленное убийство“. Дескать, Высоцкого спеленали простынями. А для наркомана, выходящего из комы, это смертельно. Наивный мент решил возбудить уголовное дело о «неумышленном убийстве“. Собрал документы для передачи в следственные органы. Но материал необычайно быстро был списан в архив и… уничтожен. Кому-то очень не хотелось докопаться до истины. Панихида в холле подъезда утром 28.07.80. Слева направо: отец и мачеха ВВ, Оксана Афанасьева (ныне Ярмольник), длинный парень — сын М. Влади Петя (Пьер), администратор В. Янклович, Никита Высоцкий, М. Влади, мать ВВ, И. Годяев и В. Шехтман (двоюродный брат В. Абдулова).