Счастье — следствие ума и приятный бонус – Коммерсантъ Санкт-Петербург

«Если вы узнаете, как работает ваш мозг, вы уже не сможете жить по-прежнему»,— обещает Андрей Курпатов, психотерапевт и основатель «Высшей школы методологии». Его новая книга называется «Красная таблетка», а сам он выступает в роли Морфеуса, который показывает Избранному (то есть каждому вдумчивому читателю), каков он — реальный мир. Но при чем тут счастье?

Светлана Хаматова

GUIDE: Тема мозга стала сейчас невероятно модной — получается, вы в тренде?

АНДРЕЙ КУРПАТОВ: Да, тема модная, но говорят об этом как-то несерьезно, поверхностно. А это важно. В конце концов, мозг — это все, чем мы обладаем. Он и есть мы. За последние годы в науке о мозге произошел настоящий прорыв. Кроме того, невероятные успехи демонстрирует искусственный интеллект. Это два аспекта, которые должны быть в центре нашего внимания. Именно об этом я и рассказываю в «Красной таблетке». Сделает ли это нас более счастливыми? Думаю, да. Но дело, мне кажется, не в этом. Эти знания должны сделать нас более умными, а счастье — лишь следствие ума и приятный к нему бонус. Мир, в котором мы живем, радикально меняется. Каждый из нас испытывает информационную перегрузку. И все мы страдаем информационной зависимостью: мы уже не можем представить свою жизнь без интернета, социальных сетей, видео. Все это радикально влияет на наш мозг. Прежними способами мы уже не можем достичь ни удовлетворения, ни гармонии. Люди страдают от усталости и одновременно от скуки, чувства бессмысленности жизни, от отсутствия желаний. Так что мы должны пересмотреть свои взгляды на мир и на самих себя. Впрочем, это не всем по силам, поэтому в подзаголовке книги я вынужден был написать: «Книга для интеллектуального меньшинства».

G: В одном из интервью на вопрос: «Что в первую очередь нужно сделать на пути к счастью», вы ответили: «Для начала — выключить телевизор». Что делать тем, кто не смотрит его уже лет десять?

А. К.: Это была шутка в духе Филиппа Филипповича Преображенского, когда на восклицание Борменталя о советских газетах — мол, других-то нет, он отвечает: «Вот никаких и не читайте». Мы все тотально информационно зависимы, и не так важно, как именно на нас эта информация обрушивается — через телевидение или интернет. Информация зашлаковывает наш мозг, тратит вхолостую его ресурс. В «Красной таблетке» я объясняю, что потребление информации и мышление — это процессы-антагонисты. Когда вы потребляете информацию, у вас активизируется так называемая «центральная исполнительская сеть», а когда вы думаете, размышляете — «дефолт-система мозга». И работает или одна, или другая система, вместе они не могут функционировать. Так что вы или потребляете информацию, или думаете. Но если вы постоянно потребляете информацию — уткнулись в телевизор или телефон, когда вам думать? Некогда. Вот массы и тупеют стройными рядами. Вопрос в том, как с этим быть? Как этому противостоять? И это как раз то, чем мы занимаемся в «Играх разума», «Высшей школе методологии», которой я руковожу, и в «Академии смысла».

G: Есть в вашей книге и такой вопрос: может ли работа нас осчастливить? Разве могут быть сомнения?

А. К.: Правда состоит в том, что счастливыми нас могут сделать только другие люди: мы нуждаемся в сообществе близких нам по духу людей, нам необходимы совместные планы с ними, их эмоциональная поддержка. Но мы разучились создавать такие сообщества. Общество атомизируется, нет объединяющих людей ценностей и целей. Может ли работа нас осчастливить? Да, но не работа сама по себе, а ощущение, что ты делаешь что-то важное и делаешь это не один, а в компании единомышленников, которым ты не безразличен, которым ты нужен, которые тебя ценят.

G: Такое сообщество обязательно нужно создавать самим или логичнее присоединиться к готовому? Может, оно должно сложиться вокруг человека само собой?

А. К.: Честно говоря, я не очень верю, что в этой жизни вообще что-то хорошее может происходить само собой. Такова логика энтропии: если хотите результата, придется приложить усилия, иначе все развалится. Впрочем, и в том, чтобы к чему-то хорошему присоединиться, я не вижу ничего плохого. Но если присоединиться как пассажир, толку будет мало. Надо принимать участие, действовать, развивать, вносить свой вклад. Вот мы создали интеллектуальный кластер «Игры разума». Сейчас там уже три постоянных лектория, проходят творческие встречи, интерактивные выставки, семинары. Но разве это кто-то один сделал? Нет, это люди с общими ценностями объединяются, вкладывают свой труд и талант, создают коммьюнити, работают на общий результат. Это круто.

G: А что можно посоветовать тем, кто доволен работой и семьей? То есть вроде бы у человека все есть, однако он не чувствует себя счастливым.

А. К.: Как показывают современные исследования в нейробиологии, мы не настолько умны, как привыкли о себе думать, но и не настолько примитивны, как та жизнь, которую мы ведем. Человек, у которого, казалось бы, все есть, как правило, несчастен. Это так, поскольку наши действительные потребности простираются дальше «джентльменского набора»: квартира, машина, дача, яхта. Но наши подлинные желания скрыты от нас самих, потому что мы оперируем только теми понятиями и установками, которые даны нам извне — той культурой, в которой мы сформировались и живем. Не мы выдумали свои цели, их нам навязало общество. Разобраться в том, что ты есть, и в чем ты на самом деле нуждаешься,— это и составляет, если угодно, экзистенциальный вызов нового времени. Именно с этой целью мы запустили проект «Академия смысла». По сути, это интеллектуальное образование нового формата. Оно рассчитано на людей, которые хотят «прокачать» свой интеллектуальный потенциал с учетом современных знаний о мозге.

G: Вы много пишете не только об интеллектуальном развитии, но и об интеллектуальном гедонизме. Чтобы научиться получать удовольствие от текстов и уравнений, вы считаете, нам нужен наставник, гид или же это одинокое путешествие?

А. К.: Это точно не одинокое путешествие. Платон не просто так создавал свою «Академию», Аристотель — «Ликей», Эпикур — «Сад». Любому думающему человеку нужны достойные собеседники. Говорят, что Эйнштейн сделал свои величайшие открытия, работая в патентном бюро. Это не совсем так, он сделал их по дороге на работу и домой, обсуждая свои идеи с другом — Мишелем Бессо. Вообще, любой прорыв — это всегда результат научной, интеллектуальной дискуссии. Да, она может быть и заочной, но и то не полностью. Без проговаривания, без живых оппонентов наш ум бегает по уже созданным нервным связям. Он не встречается с сопротивлением, не видит противоречий, не замечает фактов. Конечно, выражение «интеллектуальный гедонизм» — это просто образ. Но за ним стоит четкое нейрофизиологическое обоснование. Кембриджский профессор Шульц доказал, что гормон удовольствия (дофамин) выделяется клетками мозга не в тот момент, когда мы получаем желаемое, а тогда, когда мы что-то осознаем, о чем-то догадываемся, что-то начинаем понимать. Радость от понимания и осознания имеет физиологическую природу. И чем сложнее интеллектуальные объекты, которые складывает наш мозг, тем большее количество дофамина выделяется и тем большее удовольствие мы испытываем. Вот почему так важно тренировать свой ум, свой интеллектуальный потенциал. Это приносит в наш «скучный», «серый» и «одинокий» мир реальное удовольствие.

Интеллектуальный гедонизм — Состояние GROSSмодерна — ЖЖ

                                            Все эти споры и рассуждения интеллектуалов –
                                            не более чем выкрутасы на фоне объективных фактов.
                                            Какая разница что они говорят? Какая разница,
                                            что вообще произошло и происходит? Это ничего не доказывает

Речь пойдет о том, что единственна роль фактов, истинных событий – это скрепление наши идеологических позиций апостериори. Возьмем первые пришедшие в голову примеры.

— Случился финансовый кризис. Мы радуемся если антикапиталисты. «А мы говорили!»

— Манежная. Радуемся если националисты.

— Допустим, нашли доказательства что нарком продовольствия Цюрупа действительно падал в обморок от голода, сопровождая поезда с отнятым у крестьян хлебом. Радуемся, если верим в советское.

— Допустим, нашли дневники Мамардашвили, в которых подтверждалось, что на самом деле он не был русофобом. Мы, если любители Мамардашвили и патриоты, должны радоваться этому.

— Фильм «Как потерять друзей и заставить всех тебя ненавидеть». Здесь налицо, по крайней мере для меня, режущее глаза подведение придуманных событий в нужные сценаристам рамки. Топ-менеджер, пишущий стихи, отговаривает героиню писать любимый ею роман, и это якобы становится последней каплей, после которой героиня уже точно расстанется с ним. Предполагается, что мы как зрители должны радоваться, что все эти топ-менеджеры действительно плохие.

Но ведь всего этого могло не состояться. Это случайности. Всегда все зависит от обстоятельств. Организуя как следует мировой капитализм, не было возможно кризиса, или, по крайней мере, он не был бы таким болезненным в т.ч. для умов людей. Что, марксисты в таком случае отказались бы от марксизма что ли? Не было бы Манежной – поредели бы ряды националистов что ли? Не подтвердившаяся история Цюрупы лишила бы нас веры в преимущество советского строя? Что бы изменилось, окажись Мамардашвили действительно русофобом? И, самое главное, какого черта поэт вдруг вздумал так тиранично относиться к творчеству своей подруги? Он же сам поэт. Просто потому что он плохой? А если бы он одобрил ее увлечение, она бы осталась у него из-за этого? В таком случае замысел фильма бы провалился. С таким же успехом всего этого могло и не случиться. И что, наш успех и вера зависят от случайностей?

Много ли существует таких людей, готовых, не увидев истинности некоего своего воззрения отказаться от него? Не в переломный какой-то период, а просто так. В результате интеллектуального поиска?

Сванидзе «был не согласен с мыслями и идеями, которые высказали в учебном пособии для студентов МГУ профессора Александр Вдовин и Александр Барсенков. По его мнению, учебное пособие «недостаточно учит толерантности»».

Сванидзе так это описывает: «Наука сама с собой может не справиться. В ученой среде часто речь идет об авторитетах, которые воздействуют на профильные комиссии и целые учебные коллективы. Взгляды таких людей могут носить радикальный характер. Уверен, что бороться с такими «авторитетами» можно и нужно».

Для тех, кто знает воззрения Сванидзе, подобные слова стали, по меньшей мере, неожиданностью.

Господин Сванидзе, вы часто говорите (в частности на «Суде времени») о том, что мы не должны бояться своей истории, не соглашаясь тем самым с воззрениями тех, кто считает, что история должна учить. Одновременно, имея в виду ситуацию с учебником, вы считаете, что научить чему-то важнее, чем сказать правду. То есть в данном случае вы хотите видеть историю в виде нравоучительного нарратива и призываете фактически к цензуре? Господин Сванидзе, в каком месте сходятся данные противоречащие друг другу позиции кроме как на либерально-идеологическом поле?

Это проблема двойных стандартов. Но еще более важная проблема заключается в том, что мы не хотим выдавать «голую» идеологию. Мы хотим всем вокруг доказать, что она научна и эмпирически подтверждаема. Но вышеописанные дыры показывают все как есть. Где поднимается вопрос о сталинизме, наш историк Сванидзе говорит рассказывать все как было, ничего не приукрашивая («история не сладкая патока» — его цитата, между прочим). Где речь идет о нелицеприятных для либералов моментах – он говорит, что надо приукрасить (без этого ведь нет никаких нравственных уроков). Или, по крайней мере, говорит, чтобы господствовала только одна точка зрения.

Господин Сванидзе, я согласен с вами в том, что история должна учить. Но почему бы не быть последовательным в этом вопросе? Если бы вы были последовательны, мы бы с вами сошлись хотя бы в методологическом плане.

Оппоненты Сванидзе не лучше. Например, на специальном новогоднем выпуске «Суда времени» обозреватель «Литературной газеты» А. Кондрашов обвинял современное телевидение, на примере сериала «Вербное воскресенье», в том, что оно искажает (очерняет) советские реалии. Ему Сванидзе справедливо оппонировал: а разве советский фильм «Кубанские казаки» — это не искажение? Тому не осталось ничего кроме как сказать, что «Кубанские казаки» — это миф толкающий к труду, а «Вербное воскресенье» — миф, говорящий о том, что прошлая эпоха была отвратительная и т.п. Опять двойные стандарты. Опять первичность идеологии. Что бы Кондрашов сказал про советские учебники и произведения искусства, очерняющие монархический период?

Одним словом, проблема в том, что сначала мы определяемся с идеологией, а уже потом пытаемся привлечь науку. Да и то гуманитарная наука сплошь ангажированная, поэтому в этой науке мы находим для себя лишь то, что подкрепляет нашу позицию. Мы кормим ее таким образом. Ну и конечно же получаем несравненное удовольствие. Поэтому это и есть интеллектуальный гедонизм. Радость верификации: гипотеза подтвердилась. Высший вид удовольствия, интеллектуальная игра.

Но мы стыдимся этого гедонизма, поэтому стараемся всех убедить: ДА ВЫ ЧТО, Я УЧЕНЫЙ! ЭТО ФАКТЫ, ВСЕ ПРОВЕРЕНО!

Почему мы верим, что падение СССР – это случайность или сговор, а кризис – закономерность? Или наоборот, почему мы верим, что падение СССР – неизбежность, а кризис – случайность или сговор? Не двойные ли это стандарты? Почему мы согласны, когда уважаемые публицисты пишут, что кризис провозгласил конец неолиберализма, но не согласны, когда те же самые мыслители двадцать лет назад говорили о конце коммунизма? Не двойные ли это стандарты? Не интеллектуальный ли это гедонизм? Почему «политика» Сталина защищается «условиями» и «необходимостью», а политика Ельцинских либералов 90-х гг. глупостью и своекорыстием? Почему, наконец, либерализм как таковой отвергается конкретным либерализмом 90-х гг., а социализм как таковой — конкретным советским социализмом, социализмом, движимым конкретными личностями с их собственными воззрениями и видениями? Как бы метались наши представления, если сегодня докажут, что декабристы были подлецами, а завтра — что они были благородными? Никто ведь не застрахован от таких перемен «фактов».

Мы все как дети. Как можно не замечать, что здесь приоритет идеологии над наукой! Как будто если наше либеральное правительство преодолеет основные проблемы – оппозиция станет их уважать и вообще полюбит либеральные методы. В одночасье! Как будто указание наших противников на факты смогут что-то внутри нас поменять! Нет, мы докопаемся и сможем найти другие факты, которые опровергают доказательство нашего соперника. Бессознательная боязнь когнитивного диссонанса и сознательный страх прослыть переменчивым держат нас внутри нашей идеологической позиции и внутри этой интеллектуальной дуэли, войны.

Итак, все мыслители идеологически ангажированы. Разница между ними лишь в том, что хорошие и находчивые всегда выкрутятся научным аргументом. Не очень хорошие обычно допускают ошибки, через которые проступает их «порочная» т.е. идеологическая природа.

Это заколдованный круг. Либерал будет находить либеральные ответы. Консерватор – консервативные. Коммунист – коммунистические. Это бездумность верификации. Впрочем, фальсификация здесь также бессильна.

Вроде бы все счастливы, сумев сочетать социальное требование беспристрастности с радостью подтверждения собственной позиции. Но как же те, кто почему-то не смог найти подтверждений своих позиции? Разве можно называть эти идеи провальными? Ну, фортуна так распорядилась. Она много что у нас отбирает.

Принцип «а если бы» обеспечивает перманентное существование реальной альтернативы. Ведь опираться на шаткие факты – неблагодарное дело. У противника найдутся свои факты. Факты на факты – игра бесконечная; согласия не будет хотя бы потому что противникам в конечном счете это надоест и они разойдутся, опять погрузившись в свой гедонизм фактов. И именно догматическая вера обеспечивает иммунитет к фактам, равно как и ко всем «а если бы».

Мы должны защищать наши идеологические основы не потому что есть какие-то эмпирические доказательства преимуществ, а потому что все, что нас не радует, могло быть совсем иначе (пример: развал социалистической системы для коммунистов). Все это значит, что нужно верить в свои воззрения даже когда судьба не предоставляет нам подтверждения. Ну и, конечно, не нужно радоваться, когда эти подтверждения приходят. Главное, естественно, верить в хорошую концепцию, которая делает человека лучше. Так сказать, истины нет, но есть нравственность.

Гедонизм | | Наша Психология

Гедонизм – такой жизненный принцип, когда человек в своих поступках руководствуется прежде всего желанием получать удовольствие и считает, что наслаждение – это самое главное в жизни. Гедонизм – это также направление философской мысли и этическое учение, исходящие из идеи ведущей роли удовольствия в жизни человека.

«Жить – хорошо, а хорошо жить – еще лучше!» Этот оптимистический тост, произнесенный героем Юрия Никулина в фильме «Кавказская пленница», особенно его вторая часть, и есть суть довольно сложного и разветвленного учения, которое называется гедонизм (от греч. hedone – «удовольствие»).

Главный принцип гедонизма

Своими корнями слово «гедонизм» уходит к философам Древней Греции Аристиппу (IV век до н. э.) и Эпикуру. Размышляя о жизни, о том, как жить правильно, древнегреческие мыслители сформулировали очень понятный принцип: человеку следует стремиться получать удовольствия и избегать страдания (кто считает наоборот – тот мазохист, хотя тогда такого термина не знали). Наслаждения являются благом сами по себе, чем их больше – тем лучше.

3 направления учения об удовольствии

От этого принципа, как от камня на перепутье, идут в разные стороны тропинки-уточнения. Одна точка зрения превозносит физические наслаждения: пища, секс, комфорт. Другая делает акцент на удовольствиях эстетических, интеллектуальных, духовных, эмоциональных.

Есть и такой взгляд (эвдемонизм Эпикура): для счастья достаточно избегать боли, страданий, дискомфорта. Это состояние называется атараксия.

Для сравнения напомню, что апостол Павел и Ф. П. Гааз говорили: «Спешите делать добро!» – а девиз гедонистов: «Спешите доставлять себе удовольствие!» Как говорится, почувствуйте разницу.

В период Средневековья гедонизм подзабыли, но потом, в эпоху Просвещения, его переосмыслили такие философы, как И. Бентам, Т. Гоббс, Дж. Локк и другие. Даже К. Маркс и З. Фрейд не обошли стороной эту тему.

Радость по максимуму или другие ценности?

Любопытно, что по поводу гедонистической «ориентации» как жизненной стратегии есть два противоположных мнения.

Многим этот принцип жизни нравится, и гедонист считается жизнерадостным, позитивным человеком, умеющим получать радости от жизни по максимуму. В обществе потребления такие люди нужны. Именно они покупают последние модели айфонов, регулярно меняют авто на более новые, живут в престижных районах, отдыхают на модных курортах и считают, что жизнь удалась.

Другие люди справедливо замечают, что жизнь человека не может состоять только из удовольствий, радостей, приятных переживаний. Еще 2500 лет назад принц Гаутама неожиданно для себя обнаружил, что в мире есть нищета, болезнь, старость, смерть, и стал Буддой.

Гедонизм справедливо критикуют за то, что он ставит удовольствие превыше других жизненных ценностей.

Вряд ли можно кого-то назвать в полном смысле слова человеком, если для него нет ничего важнее собственного наслаждения. Многие люди способны пожертвовать комфортом и удовольствием ради важных целей, ради других людей. Они готовы идти на риск, жертвовать чем-то существенным, видя в этом важный для себя смысл.

Гедонизм как этическое учение провозглашает, что высшим благом является наслаждение, а основной мотив поведения человека – это стремление к наслаждению. То есть гедонист спокойно пожертвует нормами морали, общественными приличиями, социальными условностями ради своего удовольствия.

Такое поведение показывает близость гедонизма и эгоизма, и где провести между ними четкую границу – вопрос спорный.

Счастье — не в гедонизме. Почему ученые советуют перестать гнаться за удовольствиями 

Новый дивный мир

Когда у большинства появилась свобода выбора и какое-никакое материальное благополучие, они перестали сосредотачиваться на выживании и начали думать о том, как распорядиться свободным временем. Среднестатистическому человеку стали доступны удовольствия, которые еще сто лет назад были прерогативой крошечной элиты. Гедонизм, пылившийся в закромах истории со времен Эпикура, наконец дождался своего часа и очень быстро вышел в топ ценностей постмодернистского общества.

С подачи нейробиологов, отыскавших в середине прошлого века в человеческом мозге «центр удовольствий», у философии гедонизма появилось научное обоснование.

В 1972 году профессор психологии Майкл Фордис провел первое эмпирическое исследование в области счастья и выяснил, что стремление к поиску удовольствий — это единственное, что отличает счастливых людей от несчастных.

В конце 1970-х социолог Дэниел Белл констатировал, что на смену пуританской этике в западном обществе пришла гедонистическая мораль, в которой счастье — высшая ценность, а все, что помогает его достичь (потребление, развлечения и удовольствия), — благо.

Линус Торвальдс, отец Linux, сформулировал теорию о том, что развитие общества и каждого отдельного явления и индивида проходит три стадии: сначала служит выживанию, потом социализации и, наконец, удовольствию. Оглянувшись по сторонам, он обнаружил, что большинство современных явлений и вещей достигло последней стадии и существует ради нашего удовольствия. Секс, еда, жилье, работа, отношения, образование, одежда и вещи в целом стали нужны человеку не для выживания, а для фана. Культ оргазма, мода на фотографию, реклама, телевидение, путешествия, маркетинг, легализация абортов и декриминализация гомосексуализма, мода на чайлдфри и антидепрессанты, эвтаназия и паллиативная медицина, сумочка Louis Vuitton и ваш декоративный канадский сфинкс — все это и многое другое Белл и Бодрийяр считают продуктами гедонистического общества потребления.

Так гедонизм изменил не только систему личных ценностей отдельных людей, но и общество в целом. Даже христианство — одна из самых консервативных религий — на этой волне согласилось слегка трансформироваться и в лице некоторых деноминаций начало проповедовать евангелие процветания и христианский гедонизм, как бы говоря, что Бог, конечно же, есть, но лишь для того, чтобы сделать человека счастливым.

Накуем вам счастья

Привести человечество к этой цели помогает армия мотивирующих спикеров, заряжающих на счастье коучей и мыслящих позитивно писателей (по запросу «happiness» Амазон выдает 100 тысяч книг). Конференции, тренинги, воркшопы, мастер-классы и целые институты обучают желающих личному счастью и общественному.

Не в меньшей мере счастьем и позитивными эмоциями землян озабочен бизнес.

Ученые выяснили, что счастливые сотрудники работают на 12 % продуктивнее несчастных. Поэтому в штате таких компаний, как Google, Zappos и McDonalds появилась должность «генеральный управляющий счастьем» (chief happiness officer — CHO) — HR 2.0, который диагностирует эмоциональное состояние сотрудников и управляет им.

Арно Коллери, первый в мире СНО (генеральный управляющий счастьем)

Но счастливые клиенты — еще одна головная боль бизнеса, потому что в условиях перенасыщенного рынка продать просто хороший товар и даже отличный сервис становится все труднее. Клиентам нужно предложить что-то большее — сильную эмоцию. С этой задачей компаниям помогают справиться нейромаркетологи, которые делают примерно то же самое, что в свое время нейробиолог Джеймс Олдс: исследуют реакции нашего мозга и воздействуют на тот участок, который отвечает за предвкушение удовольствия. То есть стимулируют у потребителя выделение нейромедиатора дофамина, который заставляет его совершать нужное действие — покупку.

Кроме нейромаркетологов с эмоциями (и нейромедиаторами) клиентов работают «менеджеры впечатлений» (customer experience manager — CEM). Они анализируют опыт, получаемый клиентом в процессе взаимодействия с компанией, и моделируют его таким образом, чтобы клиент испытывал сильные положительные эмоции.

Вы точно знаете, что такое хорошая работа CEМ, если хоть раз бывали в моллах IKEA (особенно европейских). Боитесь заблудиться? Просто следуйте по маркированному маршруту. Сомневаетесь? Присядьте, полежите, попробуйте включить и выключить. Ваши дети устали? Отведите их в игровое пространство, где они будут под присмотром и смогут выплеснуть свою энергию. Проголодались? Добро пожаловать в ресторан. Что-то купили? Придите домой, соберите свой стол и почувствуйте себя причастным к бренду IKEA.

Технологии — незаменимый инструмент в индустрии счастья. Например, технология распознавания лиц, которую американская сеть Walmart использует в видеокамерах магазинов, чтобы сканировать эмоции своих покупателей и с помощью полученных данных ими управлять. Или «коврики счастья» со встроенными нейросенсорами, придуманные авиакомпанией British Airways. Сенсоры сканируют реакции мозга спящих пассажиров и измеряют степень их удовлетворенности. В момент, когда пассажир чувствуют себя максимально расслабленно и комфортно, коврик меняет цвет с красного на синий.

Вам не терпится узнать точный уровень своего счастья и научиться им управлять? Просто установите нужное приложение на свой смартфон. Например, Happify. Сначала оно задаст вам несколько личных вопросов, а потом предложит индивидуальную программу прокачки счастья. Разработчики уверяют, что их упражнения основаны на научных исследованиях, и, выполняя их, вы снизите уровень стресса, улучшите здоровье или найдете свое призвание. Приложение MyMoodTracker будет собирать информацию о вашем настроении и внешних факторах, которые могут на него влиять: сон, физические нагрузки, лекарства, менструальный цикл, стресс, боль. С его помощью вы отследите свои триггеры, узнаете, что делает вас радостным, и сможете управлять настроением. Никакого волшебства — только hard working.

Ученые Массачусетского технологического института пошли еще дальше и придумали систему для измерения счастья, в которой задействованы умные часы Pebble и смартфон с приложением Happimeter. Часы собирают физические данные (температура тела, сердечный ритм, уровень физической активности, эмоциональное состояние). Приложение спрашивает, насколько счастливым и активным вы себя ощущаете. Затем оно синхронизирует полученные данные (а также информацию о погоде, вашем местоположении и дне недели), показывает одно из девяти эмоциональных состояний, в котором, по его мнению, вы сейчас находитесь, или прогнозирует, какие эмоции вам может принести грядущий день.

Счастье в законе

Хайп вокруг темы счастья вырастил его актуальность до уровня государственных интересов. Экономисты (Лайд Ричард, профессор Лондонской школы экономики), социологи (Рут Винховен) и психологи (Мартин Селигман) заговорили о том, что счастье граждан — измеримый показатель, который так же важен для оценки эффективности государственной политики, как уровень их здоровья и благосостояния.

В высших эшелонах власти все чаще звучит мысль, что подход, на основе которого успешность государственной политики измеряется уровнем ВВП, устарел, а в основу нового должно быть положено счастье людей.

Мерять успешность государственной политики уровнем счастья граждан впервые (1972 год) начал Бутан — крошечная буддистская монархия, зажатая между Индией и Китаем. Его король Джигме Сингье Вангчуку придумал заменить понятие ВВП на ВНС — валовое национальное счастье. Получилось хорошо. В пересчете на счастье и на фоне соседей благополучие Бутана выглядит прилично, несмотря на то, что с 1971 года он возглавляет список наименее развитых стран.

Пример Бутана вдохновил экономически благополучные страны поработать с уровнем счастья своих граждан. Это произошло как раз после мирового экономического кризиса 2008-го. В 2009-м президент Франции Николя Саркози заявил, что если в формулу ВВП добавить «индекс счастья», это поможет справиться с кризисом. В конце 2010 года правительство Великобритании выделило два миллиона фунтов стерлингов на измерение индекса счастья британцев. А в 2015-м там появилась организация What Works Center for Wellbeing, которая помогает руководству королевства делать своих подданных счастливее.

В 2011 году Генеральная Ассамблея ООН по инициативе Бутана и в согласии с 50 государствами, среди которых Франция, Великобритания и Япония, приняла резолюцию «Счастье: целостный подход к развитию», в которой рекомендовала использовать счастье как показатель развития страны. Быстрее всех на эту инициативу отреагировал Китай и в том же году ввел собственный индекс счастья. В 2013 году Южная Корея основала программу «Счастливое обучение для всех». А в сингапурскую программу «Изучение личности и гражданской сознательности» была включена оценка общественно-эмоционального состояния. В 2014-м в Давос на Мировой экономический форум впервые пригласили Матье Рикара, биохимика, ставшего буддийским монахом, и включили в программу 25 семинаров на тему душевного и физического здоровья.

В контексте госпрограмм счастье понимается как удовлетворенность граждан жизнью, и оно вполне осязаемо.

Например, в докладе World Happiness Report, который с 2012-го ежегодно публикуется подразделениями ООН, уровень счастья страны оценивается по таким показателям, как ВВП на душу населения, социальная поддержка, ожидаемая продолжительность жизни, свобода граждан самостоятельно принимать жизненно важные решения, щедрость и отношение к коррупции. Даже Бутан повышал градус счастья своих подданных не только с помощью медитаций и выращивания цветов на улицах, но и через организацию в стране мобильной связи и строительство автодорог.

Счастье — не в удовольствиях. Это как?

Итак, гедонизм делает людей счастливее, счастье можно измерить, им можно управлять, и все идет к тому, что именно оно станет главным мерилом нашей жизни. Тут вступают критики. Они посмеиваются над категоричностью когнитивных психологов и нейробиологов, которые убеждены, что действительно вот-вот найдут «кнопку счастья». И что эта кнопка напрямую связана с удовольствиями. Что тут смешного?

В условиях рыночной экономики удовольствия — это товар. Чем больше у человека денег — тем больше удовольствий ему доступно. Тем счастливее человек. Логично? Спросим ученых. Например, Ричарда Истерлина, американского экономиста и демографа, который еще в 1970-х годах заметил, что богатство, конечно же, влияет на субъективное переживание счастья человеком, но постольку-поскольку.

Проведенный им эксперимент показал, что удовлетворенность жизнью растет пропорционально количеству денег только у граждан с низким доходом. Человека со средним доходом по стране сделать счастливым уже труднее.

То есть богатые американцы, конечно, счастливее бедных. Но если увеличить доход одних и других пропорционально, то бедные почувствуют себя счастливее, остальные — нет. Другие ученые пытались с Истерлином поспорить, но в 2010-м он положил их на лопатки, когда опубликовал новое исследование по 37 странам и подтвердил, что замеченный им парадокс присутствует не только в Америке. Открытием Истерлина тема парадоксов не исчерпывается.

В 1981 году социологи запустили проект «Всемирный обзор ценностей» (World Values Survey), чтобы собрать данные о мировоззрении и ценностях всех живущих на земле. Исследование охватило страны, в которых живет 90 % населения Земли. Его результаты показали, что субъективное переживание благополучия людьми сильнее всего коррелирует со свободным выбором. А где есть свобода выбора, там и удовольствия, правда? Не совсем.

В 1971 году футуролог Элвин Тоффлер ввел в оборот понятие «сверхвыбор» и сказал: «Приходит время, когда выбор превращается в сверхвыбор, а свобода в несвободу». Лет 30 спустя «предсказание» Тоффлера сбылось, а его идею подхватили и развили другие ученые. Самый известный из них, пожалуй, психолог Барри Шварц.

Шварц убежден, что сверхвыбор, в котором живет западное общество, на самом деле не дает свободу, а забирает ее и лишает человека удовольствий. Потому что, во-первых, процесс выбора отнимает много сил. А во-вторых, когда человек наконец определился, он тут же начинает жалеть и изводить себя мыслями о том, что, вероятно, другой вариант был лучше. Знакомо?

Выходит, что чисто гипотетически идея свободного выбора людям нравится. И даже делает их счастливыми. Но на эмпирическом уровне все наоборот. Или не совсем наоборот, а как с доходами: выбор связан со счастьем, но есть предел.

Кроме всяких парадоксов, у современных критиков гедонизма есть еще один важный козырь. Дело в том, что до недавнего времени усилия большинства социологов, психологов и нейробиологов были сосредоточены только на изучении гедонистического вида счастья. Но смотреть на счастье нужно шире.

На минутку вернемся вглубь веков и вспомним Аристотеля, который, подобно современным ученым, парировал своим оппонентам и разработал концепцию эвдемонического счастья. Человек испытывает его, когда концентрируется не на своих эмоциях, а на внешнем мире и имеет какую-то цель в жизни, когда осознает свою причастность к чему-то большему, чем он сам. Удовольствие от вкусного ужина, захватывающего фильма или победы любимой футбольной команды — классические гедонистические радости жизни — дают мгновенный эффект (счастье), который быстро исчезает. Нейробиологи вам объяснят, почему. Воспитание детей или волонтерская работа не всегда связаны с удовольствием, но дают ощущение, что в жизни есть смысл, и она проходит не зря. Особенно хорошо это работает в длительной перспективе. И с этим нейробиологи согласятся тоже.

За последние пять лет было проведено несколько исследований в области эвдемонического счастья. В 2013 году психологи Стив Коул и Барбара Фредриксон изучили, как организм на генетическом уровне реагирует на чувство счастья и наличие у человека смысла.

Оказалось, что на неприятности и гедонистические удовольствия организм человека реагирует одинаково — стрессом. А вот у людей, в жизни которых есть смысл, ученые не заметили такой реакции. При этом испытуемые — гедонисты — чаще всего отмечали, что они счастливые люди, а те, у кого есть смысл в жизни, — нет.

Эмили Эсфахани Смит, главный редактор аналитического центра при Стэндфордском университете, на протяжении пяти лет изучала исследования психологов, философов и неврологов, а также интервьюировала людей, чтобы выяснить, что делает их счастливыми. Результат своих исследований она представила в книге, опубликованной в начале 2017-го, «Сила смысла» (The Power of Meaning: Crafting a Life That Matters) и во время выступления на TEDx. Эмили Эсфахани пришла к выводу, что гонка за счастьем делает людей несчастными, в то время как поиск смысла ведет к большему удовлетворению. Люди обретают смысл в жизни, когда ощущают свою сопричастность и полезность для кого-то, помимо себя, и когда развивают свои лучшие качества.

В этом же году нейроэкономисты Цюрихского университета Филипп Тоблер и Эрнст Фер провели эксперимент, во время которого просканировали мозг испытуемых и обнаружили, что люди, которые хотят осчастливить других, а не себя, ощущают больше счастья. А нейробиологи Ричард Дэвидсон и Брианна Шуйлер выяснили, что эвдемоническое счастье полезно для здоровья: люди с целью в жизни быстрее восстанавливаются после стресса, чем те, у кого ее нет.

Конечно, перечисленные исследования не перечеркивают все сказанное сторонниками гедонизма. И не ставят точку в изучении счастья. Но, судя по результатам новых исследований и их интенсивности, meaningful life имеет все шансы стать новым мейнстримом. А китайцы с их большой коммунистической мечтой — образцовыми счастливчиками.

есть ли в Минске гедонисты? — The Village Беларусь

Мы заслуживаем того, чтобы получать ежедневное маленькое удовольствие — человеческое, законное удовольствие, но не все решаются об этом говорить. В Беларуси гедонизм осуждают. И люди, которые искренне ему предаются, для большинства представляют собой объект презрения и насмешек. В Европе иначе. Когда ты много путешествуешь, общаешься с итальянцами, например, ты быстро привыкаешь, что получать удовольствие — это нормально. От еды, прогулки, беседы, солнца, ветра. Не стесняться того, что ты обедаешь уже три часа. Если испанцу звонят по работе во время сиесты, он не только не поднимет трубку, но и подумает, вести ли дальше дела с таким невоспитанным человеком. Когда ты возвращаешься оттуда, сложно снова принять, что в Беларуси все работает иначе. В обеденное время я сначала еду на йогу, только потом ем. Это не вписывается в рамки «положенного», но для меня это важно. Если заказчики хотят назначить встречу на это время, я чувствую, что от перемены распорядка дня уже нахожусь не в равновесии.

Когда-то я работала на фабрике, в художественной лаборатории, приносила с собой обед в пакетике. О каком гедонизме могла идти речь? Гедонизм тогда заключался в том, что я и мои коллеги варили себе хороший кофе. Мы сбрасывались, покупали его, варили — и это был наш момент счастья.

Беларусы стесняются получать удовольствие. На этой территории отсутствует такая привычка — наслаждаться. К ней многое не располагает, включая традиции и воспитание. Однако путешествуя по Америке, я удивилась тому, что и они не про гедонизм. Ходят с пластиковыми банками ужасного кофе — все на бегу, все быстро. Расслабленных людей я там почти не видела. Американцы странно живут, на мой взгляд: много работают и очень мало обращают внимания на радости жизни. Но ведь вымотанный морально и физически человек совершенно непроизводителен и приходит к эмоциональному выгоранию.

Мы небогатая страна, но есть такие же небогатые страны, где люди не зациклены на работе. Это теплые страны, страны у моря. В них жизнь течет по-другому. Здесь же ты не понимаешь, что делать, если ты не работаешь. Чем тебе заниматься? В плохом климате для массового гедонизма шансов немного. Кроме того, если ты не один, если у тебя есть ребенок, собака и муж — для гедонизма шансов еще меньше. Тем прекрасней их находить и использовать. Профессия мне в этом помогает: создавая красоту интерьеров, я сама получаю огромное удовольствие. И, надеюсь, дарю красоту ее ценителям.

Вот только, по-моему, немного не о гедонизме все это. Гедонизм — высшее наслаждение, когда все средства хороши для достижения удовольствия. Смысл жизни. А мы тут и не слышали про такое, только читали.

Философ Мишель Онфре — о том, как правильно получать образование, исповедовать гедонизм и не верить в Бога

Вы уже много лет преподаёте в Народном университете в Кане. Есть ли у него ощутимое влияние на формирование интеллектуального сообщества во Франции? Это именно то, что вы, вслед за Пьером Бурдьё, называете «коллективным интеллектуалом»?

Можно сказать, что наш университет действует не только во Франции: благодаря радиостанции France Culture наши лекции и дискуссии транслируются на аудиторию более миллиона человек по всему миру. Я вот в киевском ресторане встретил французов, которые сказали мне, что слушают мои программы. Университет в Кане — это практическое применение философии и знаний в кругу тех, кто интересуется музыкой, литературой, историей. Как правило, академическое образование не даёт тех философских основ, которые развивают критическое мышление и в дальнейшем продвигают прогрессивные идеи. Подрыв системы классического образования, развитие параллельных альтернативных проектов — именно то, что сегодня может изменить общество. Ни Камю, ни Сартр не были философами, которых подготовил классический университет. Их теории рождались благодаря самообразованию. Очень важно, помимо академического образования, иметь очаги альтернативной мысли, плоды которых потом берёт на вооружение классический университет.

Как вы оцениваете роль учёных вроде Ричарда Докинза в секуляризации общества?

Есть разные способы быть атеистом. Я согласен с Докинзом в том, что Бога нет. Но я не согласен с тем, как он это доказывает с научной точки зрения. Для меня недостаточно свидетельства космонавтов, которые не видели Бога на Луне. Например, людям из Ватикана это нужно доказывать философским путём.

А популярная культура? Ведь она смело играет с сакральными образами, именно там Бог вообще может оказаться женщиной.

Массовая культура, наоборот, способствует ещё большей дремучести. Это мощное средство пропаганды, которое отлично действует через телевидение и кино. Она сужает круг людей, которые способны мыслить критически и свободно.

В своих работах вы часто говорите об «умственном инфантилизме». У кого из философов ХХ века вы находите рецепт противоядия?

Я, как ни странно, против того, чтобы апеллировать к каким-либо именам из прошлого — к Фуко, Делёзу, Фрейду. Критическое отношение к миру формируется каждым из нас как общее переживание, практика общего отношения к миру. Наверное, если бы я начал говорить о тех, кто формировал знание нашего века, я бы не написал свои книги. Я имею в виду, что мир стремительно меняется и некоторые теории уже не прикладываются к нашей реальности. Интересно исследовать то, что здесь и сейчас.

Вы часто используете образ Гулливера и лилипутов, которые смогли укротить великана, как пример коллективной силы маленьких людей. Интересно, как вы оценивали события на Майдане…

Сегодня во французском обществе есть очень сильный информационный фильтр. Левые либеральные силы презирают политику Путина, представители партии Марин Ле Пен её горячо приветствуют. Но их объединяет одна вещь: все важные события, такие как Майдан или Сирия, рассматриваются с позиции «как это понравится или не понравится Путину». Я считаю, это нездорово. Об Украине говорится очень мало в реальном контексте, она практически никогда в наших медиа не выступает как политический субъект, транслируется постоянное «Это спровоцирует Путина!». Каждый раз, когда я задаю вопросы, ответы уводят меня всё дальше от понимания. Даже через призму либерального философа Бернара Леви, который много пишет об Украине, сложно понять, что здесь происходит. Очень мало реальной информации, я буквально недавно прочитал статью, которая хоть как-то помогла мне понять, что происходит в отношениях между Украиной и Россией, причём это была пропутинская публикация, из которой всё стало ясно. Секретарь Французской академии Элен Каррер д’Анкосс, мать известного писателя Эмманюэля Каррера, написала, что она поддерживает идею Путина о едином экономическом пространстве и что Украина должна стать его частью, а не продолжать попытки вступить в Евросоюз.

Гедонизм как способ улучшить жизнь

Гедонизм – философское учение, которое видит смысл жизни человека в достижении удовольствия. О том, когда возник гедонизм, на чём он основан и какие практические выводы можно сделать на его основе, вы узнаете из нашей статьи.

Гедонизм как учение

Гедонизм учит, что смысл жизни и высшее благо человека – в удовольствии. Все остальные человеческие ценности – это лишь инструменты, которые помогают ему этого удовольствия достичь. Гедонизм не даёт конкретных практических инструкций: удовольствие – главная цель, пути его достижения – результат индивидуального выбора. То есть каждый человек сам решает, как ему достигать удовольствия; гедонизм на этот счёт никаких предписаний не имеет.

История гедонизма

Древнегреческий философ Аристипп – современник Сократа и основоположник гедонизма – выделял два состояния человеческой души: удовольствие и боль. Цель человеческого существования он видел в увеличении первого и сокращении второго.

Другой философ – Эпикур так и говорил своим ученикам: «Удовольствие – это отсутствие страдания». Кстати, эпикуреизм – это родственная гедонизму философия, но между ними есть различия.

В эпикуреизме имело место деление удовольствия на виды, а Аристипп избегал какой-либо классификации. Для него удовольствие от еды было таким же удовольствием, что и от чтения или прогулки. Также Аристипп считал, что в гедонизме допустим эгоизм – личное удовольствие важнее всего.

Этический гедонизм

Но не все философы разделили мнение Аристиппа. Цель человека в эгоистическом удовольствии или общественном?

Например, утилитаризм считает, что во втором. Мы должны стремиться именно к всеобщему удовлетворению, а не личному. А как считаете вы? Человек должен добиваться удовольствия исключительно для себя или для всего общества?

Также выделяют психологический гедонизм. Под ним понимают гипотезу о природном стремлении человека к удовольствию. То есть мы все гедонисты от природы, но не все это понимают.

Практические аспекты

Каждый человек должен понять, что приносит ему удовольствие и что приносит ему страдание.

Например, вы можете взять последнюю неделю и разобрать её: что принесло вам чувство удовлетворения, а что принесло чувство недовольства? Составьте два списка. И в дальнейшем возьмите себе в привычку отслеживать свою реакцию на происходящее, развивайте осознанность.

После этого подумайте, как вы можете максимизировать удовольствие и минимизировать страдания? Что вам нужно делать чаще, а что реже? Как должен измениться ваш уклад жизни? Возможно, вам стоит попробовать себя в чём-то новом, отказаться от чего-то (или кого-то)?

Также составьте список того, что может вам начать приносить удовольствие в дальнейшем. Не имеет значения, эгоистичный или утилитаристский подход вы выбрали. От чего вы можете испытать наслаждение? Как это устроить?

Думайте наперёд: если вы не будете делать отчёт, вы, конечно, избежите страдания, испытываемого от работы с бумагами, но в дальнейшем вы получите ещё большее страдание, когда вас лишат премии или уволят.

Часто мы встаём перед выбором: сиюминутное страдание и удовольствие в дальнейшем или сиюминутное удовольствие и страдание в дальнейшем. Если совсем избежать страдания не получается, старайтесь выбрать тот вариант, при котором вы испытаете меньшее недовольство.

Если резюмировать сказанное, мы получим три шага для улучшения жизни на основе гедонизма:

1. Нужно чётко понять, что приносит вам удовольствие, а что – страдание.
2. Нужно определить для себя, что из того, чем вы ещё не занимаетесь, сможет принести вам удовольствие в дальнейшем.
3. Нужно составить программу действий по максимизации удовольствия, а главное – минимизации страдания.

Совсем не обязательно делать гедонизм жизненным кредо, но с его помощью можно приукрасить свою жизнь и сделать ее немного лучше. Попробуйте сами, а если ничего не выйдет, всегда можно вернуться к привычной повседневности. Желаем удачи!

Психологический гедонизм | Britannica

Психологический гедонизм , в философской психологии точка зрения, согласно которой все человеческие действия в конечном итоге мотивированы желанием удовольствия и избеганием боли. Его поддерживали различные выдающиеся мыслители, в том числе Эпикур, Джереми Бентам и Джон Стюарт Милль, и важные обсуждения этого также можно найти в трудах Платона, Аристотеля, Джозефа Батлера, Г. Мур и Генри Сиджвик.

Поскольку его защитники обычно предполагают, что агенты мотивированы только перспективой собственных удовольствий и страданий, психологический гедонизм является формой психологического эгоизма.Психологический эгоизм, однако, является более широким понятием, поскольку можно считать, что человеческие действия являются исключительно корыстными, не настаивая на том, что личный интерес всегда сводится к вопросам удовольствия и боли. Как эмпирический тезис о человеческой мотивации психологический гедонизм логически отличается от утверждений о ценности желаний. Таким образом, он отличается от аксиологического или нормативного гедонизма, взгляда на то, что только удовольствие имеет внутреннюю ценность, и от этического гедонизма, взгляда, что действия, вызывающие удовольствие, нравственно правильны.

Психологические гедонисты имеют тенденцию толковать «удовольствие» очень широко, включая все положительные чувства или переживания, такие как радость, удовлетворение, экстаз, удовлетворенность, блаженство и так далее. Аналогичным образом, «боль» обычно понимается как включающая все негативные чувства или переживания, такие как боли, дискомфорт, страх, вина, беспокойство, сожаление и так далее. Однако даже широкое толкование удовольствия и боли неправдоподобно, чтобы думать, что все действия успешно приносят удовольствие или уменьшают боль.Люди часто ошибаются в том, как достичь этих результатов, и в некоторых случаях стремление к удовольствию на самом деле контрпродуктивно (так называемый парадокс гедонизма). Следовательно, психологический гедонизм обычно выдвигается как утверждение о том, что агенты верят или принимают за то, что приносит удовольствие и уменьшает боль.

Гедонисты склонны предполагать, что агенты пытаются максимизировать свое чистое удовольствие над болью. Однако им не нужно отрицать, что агенты часто приносят пользу другим, поскольку тезис может быть сохранен, если считать, что действия, приносящие пользу другим, тем не менее, имеют гедонистическую мотивацию.Сам по себе гедонизм нейтрально относится к тому, какие действия являются средствами для получения удовольствия, а какие виды переживаний доставляют удовольствие.

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас

Психологический гедонизм обычно защищается обращением к наблюдениям за человеческим поведением вместе с неявной задачей найти альтернативные модели действия, которые в равной степени объясняют, но не уклоняются от гедонистического подхода. Однако это будет опровергнуто явным случаем негедонистической мотивации.Стандартные контрпримеры включают солдата на поле битвы, который отдает свою жизнь, чтобы спасти товарищей, и жертвы родителей ради своих детей. Гедонисты обычно отвечают на такие примеры, переопределяя очевидно альтруистические мотивации в гедонистических эгоистических терминах. Например, можно сказать, что солдат действовал так, чтобы на всю жизнь избежать угрызений совести. Однако тот факт, что такие переописания возможны, сам по себе не делает их правдоподобными. Гедонисты также могут настаивать на том, что попытки получить удовольствие или избежать боли — это просто часть того, что является мотивом для чего-то.Этот шаг, однако, трансформирует то, что якобы является фактическим утверждением о человеческой мотивации, в тривиальную истину определения.

Что такое гедонизм и как он влияет на ваше здоровье?

Это первая статья в нашей серии из трех частей, посвященной гедонизму и здоровью. Сегодня мы рассмотрим, что такое гедонизм (и чем он не является), как он связан с вашим здоровьем и как вы можете добавить (и оценить) некоторые простые удовольствия в своей повседневной жизни.

---

Думаю, я мог бы быть гедонистом.Вы представляете, как я нюхаю кокаин через 100-долларовые банкноты, бокал шампанского в одной руке, а другой ласкаю твердое бедро незнакомца? Прежде чем вы судите меня строго, я знаю, что у гедонизма плохая репутация, но, возможно, пришло время пересмотреть свое мнение.

Что, если вместо гарантированного одностороннего пути к гибели гедонизм полезен для вашего здоровья? Если мы думаем о гедонизме как о намеренном наслаждении простыми удовольствиями, такими как игра в опавших листьях, моменты общения с друзьями или объятия собаки, то, вероятно, так оно и есть.Поиск и максимизация подобных удовольствий может улучшить наше здоровье и благополучие.

Итак, откуда взялись наши идеи гедонизма и как мы можем использовать гедонизм для улучшения нашего здоровья и качества жизни?

Популярный взгляд на гедонизм

В широком смысле гедонист — это тот, кто пытается максимизировать удовольствие и минимизировать боль. Джордан Белфорт (играет Леонардо Ди Каприо) в Волке с Уолл-стрит Это, вероятно, популярная идея типичного гедониста, в котором его чрезвычайное богатство позволяет ему утолять свою ненасытную жажду всего приятного.

Джордан Белфорт (которого играет Леонардо Ди Каприо) в «Волке с Уолл-стрит» — одно из популярных изображений гедониста.

Hedonism Bot из Futurama — еще один персонаж, который тонко взаимодействует с вещами, доставляющими удовольствие.

Бот-гедонизм Футурамы знает, что доставляет ему удовольствие, и это не всегда обычные подозреваемые.

Мы находим этих персонажей такими привлекательными, потому что они, кажется, отвергают разумный и ответственный образ жизни. Они потакают своим плотским аппетитам способами, на которые мы не осуждаем, не обращая внимания на последствия.Мы ждем, пока их печень восстанет или их жизнь рухнет вокруг них, что, конечно же, должно быть.

Но такое поведение лучше назвать развратом — крайним потаканием телесным удовольствиям и особенно сексуальным удовольствиям — чем гедонизмом.

Гедонизм имеет свои философские корни еще со времен Платона и Сократа, но древнегреческому философу Эпикуру часто приписывают формулировку ранней разновидности гедонизма, основанной не на жизни с необузданными аппетитами, а на умеренных удовольствиях и уважении к другим.

Сегодня существует множество взглядов на то, что такое гедонизм. Это во многом связано с некоторыми очень тонкими философскими аргументами о том, как мы должны концептуализировать удовольствие.

Что такое удовольствие?

Может помочь думать об удовольствии просто как о субъективном состоянии удовольствия. Это широкая перспектива, но ее легко применить к нашей повседневной жизни. Итак, ласки любовника доставляют мне удовольствие, но то же самое может делать музыка, смеяться с друзьями или просто сидеть в удобном кресле после напряженного дня.

Подобно тому, как разные переживания могут вызывать схожую дрожь удовольствия, одно и то же переживание может вызывать у разных людей ряд реакций — от крайнего удовольствия до явного неудовольствия.

Не существует единственного стимула, который всегда вызывал бы одинаковую реакцию у всех: удовольствие — это взаимодействие между стимулом и воспринимающим.

---

Читать далее: Озноб и острые ощущения: почему одни люди любят музыку, а другие — нет

---

Если вы закрываете глаза и думаете о моменте, когда вы испытали укол удовольствия, скорее всего, вы вспоминаете сексуальный опыт или что-то вкусное, что вы ели.Возможно, это воспоминание об очень хорошем бокале вина или последних 50 метрах длинного, приятного бега.

И это хорошие вещи, правда? Сексуальное удовольствие связано со здоровьем и благополучием. Например, женщины, которые говорят, что довольны своей сексуальной жизнью, получают более высокие баллы по показателям психологического благополучия и жизнеспособности. Говорят, что обычный бокал вина имеет защитный эффект от слабоумия и сердечных заболеваний, возможно, из-за его антиоксидантных флавоноидов. И все знают о преимуществах физической подготовки.

Ну, эти действия хороши, … пока они не плохи. Многие вещи, которые обычно доставляют нам удовольствие, также могут быть использованы опасным или вредным образом.

Когда удовольствие становится проблемой

Зависимость, пристрастие, переедание и компульсивное потребление можно рассматривать как рискованное или вредное использование других приятных ощущений, таких как употребление алкоголя и других наркотиков, выполнение упражнений и секс.

Может быть трудно определить момент, когда ранее приятное поведение становится проблематичным.Но что-то среднее между тем, чтобы выпить время от времени пивом и выпить перед тем, как встать с постели каждое утро, мы прошли переломный момент.

Однако на данном этапе удовольствие больше не является ни мотивацией, ни результатом поведения. Неконтролируемый «голод» уничтожил это удовольствие, и лучшее, на что мы можем надеяться, — это облегчение. Без удовольствия поведение перестает быть гедонистическим.

Целенаправленное стремление к одному интенсивному удовольствию в ущерб другим аспектам жизни, которые приносят смысл и удовольствие, также контрпродуктивно для того, чтобы жить богатой и приятной жизнью.Это ставит его далеко за рамки представлений Эпикура об умеренных удовольствиях и самоконтроле.

Давайте рассудим по поводу гедонизма

Итак, когда нам нужно оформить ипотеку или арендную плату и не упустить сложную жизнь, как может выглядеть жизнь современного гедониста?

Практическое определение — это тот, кто пытается максимизировать повседневные удовольствия, при этом уравновешивая другие заботы. Я назову это разновидностью «рационального гедонизма». Фактически, Эпикур подчеркивал простую, гармоничную жизнь без погони за богатством или славой.

Максимальное удовольствие, в отличие от разврата или зависимости, не обязательно должно принимать форму большего, большего, лучшего. Вместо этого мы наслаждаемся повседневными радостями. Мы наслаждаемся ими, пока они происходят, используя все наши чувства и внимание, активно их предвосхищаем и размышляем о них с эффектом присутствия.

---

Читать далее: Эмоции и еда: мечта маркетолога?

---

Итак, если утренний кофе доставляет мне удовольствие, я могу остановиться и насладиться им, пока пью: полностью вдохнуть его аромат и сосредоточиться на нюансах теплого, дымного, горького вкуса.Я должен полностью сосредоточиться на тепле этого вещества в моих руках, на ощущении его во рту и на каскаде ощущений и ароматов, которые он доставляет.

Мало того, что утром, перед кофе, я могу это предвкушать. Я могу подумать, как это будет прекрасно. А позже, когда я занимаюсь своим днем, я могу остановиться и подумать об этом кофе, о том, насколько он теплый и вкусный, как он пахнет и на вкус.

Другими словами, я могу погрузиться в эти моменты, в ожидание, в само питье и в воспоминания, и привлечь к ним все свое внимание.Такой вид наслаждения приводит к совершенно другому и более богатому опыту, чем если бы я рассеянно глотал кофе, уклоняясь от пробок и разговаривая по телефону.

«Почему маленькие удовольствия — это большое дело» обсуждает, как ценить повседневные гедонистические радости жизни, такие как приятные текстуры или запахи, без необходимости тратить деньги на дорогие предметы или впечатления.

Акт наслаждения усиливает удовольствие, которое мы получаем от простых вещей, и доставляет большее удовлетворение от них.Одно исследование показало, что, потратив немного времени на ожидание перед едой шоколада, участники в целом стали есть меньше шоколада.

И внимание кажется ключом к связи между приятными ощущениями и благополучием.

Какую пользу приносит нам гедонизм?

Состояние удовольствия связано со снижением стресса. Поэтому, когда мы чувствуем удовольствие, наша симпатическая нервная система — реакция борьбы или бегства, которую мы испытываем, когда чувствуем угрозу, — успокаивается.Прежде всего, стимул возбуждает нас, а затем, если мы оцениваем ситуацию как безопасную, у нас появляются «реакции прекращения стресса», которые мы воспринимаем как расслабление или снятие стресса.

Исследования показывают, что приятные эмоции связаны с более широким и более творческим мышлением, а также с рядом положительных результатов, включая повышение устойчивости, социальной связи, благополучия, физического здоровья и долголетия. Таким образом, удовольствие может помочь нам жить не только с удовольствием, но и дольше.

Гедонизм для здоровья и благополучия

Максимизация повседневных удовольствий может использоваться в терапии и является многообещающим средством лечения депрессии.

Одно исследование школьников показало, что сосредоточение внимания на приятных повседневных событиях, в этом случае запись их в дневнике, уменьшало депрессивные симптомы, и эффект сохранялся через три месяца.

Сосредоточение внимания на приятных аспектах здоровой пищи также может быть более эффективным способом съесть их больше, чем сосредоточение внимания на том, насколько они «здоровы». Подобные подходы, вероятно, будут эффективны с упражнениями и другими видами поведения, связанными с пользой для здоровья.

То, что мы знаем о преимуществах такого рода рационального гедонизма, вероятно, будет расти отсюда.Мы только начали исследовать терапевтическую ценность смещения фокуса, чтобы полностью сосредоточиться на удовольствии и максимизировать его.

Мы действительно знаем, что вмешательства, побуждающие людей сосредотачиваться на приятных переживаниях, связаны с повышением самооценки благополучия.

---

Читать далее: Обретение сиюминутного удовольствия: как просмотр произведений искусства может помочь людям с деменцией

---

Содействие благополучию пожилых людей — особенно многообещающая область.Удовольствие связано с устойчивостью пожилых людей, а положительные эмоции могут помочь компенсировать пагубные последствия одиночества. К тому же, независимо от физического состояния здоровья, способность наслаждаться вкусом связана с более высоким уровнем удовлетворенности жизнью.

А наслаждению можно научить. В одном исследовании изучались эффекты восьминедельной программы, способствующей получению удовольствия от группы взрослых людей в возрасте 60 лет и старше, проживающих в общинах. Программа снизила показатели депрессии, физические симптомы и проблемы со сном, а также повысила психологическое благополучие и удовлетворенность жизнью.

А пока мы должны демонстративно отбросить идею о том, что удовольствие немного постыдно или легкомысленно, и стать первыми приверженцами этого рационального вида гедонизма. Мы можем думать об Эпикуре и намеренно наслаждаться простыми удовольствиями, которые мы научились игнорировать.

---

Прочтите другие статьи из нашей серии статей о гедонизме и здоровье:

Гедонизм не только ведет к пьянству, но и является частью решения

Почему мы помним нашу молодость как одну большую гедонистическую вечеринку

Гедонизм — обзор | Темы ScienceDirect

История

Различие между подходом и избеганием использовалось учеными по-разному на протяжении более 2000 лет, но его корни лежат в области философии.Греческий философ Демокрит (460–370 гг. До н. Э.) Предложил, чтобы люди следовали «этическому гедонизму» и руководствовались стремлением к удовольствию и избеганием боли (Elliot and Covington, 2001). Спустя столетия Джереми Бентам (1779/1879), британский философ, предложил аналогичный «психологический гедонизм», в котором люди фактически руководствуются стремлением к удовольствию и избеганием боли. Хотя эти концепции схожи, Бентам развил идею этического гедонизма дальше, предоставив объяснение поведения вместо простого предложения о том, как люди должны стремиться вести себя.

С момента зарождения области научной психологии различие между подходом и мотивацией избегания вызывало большой интерес у исследователей (см. Elliot, 1999; Elliot and Covington, 2001). Один из основоположников психологии, Вундт (1887) утверждал, что удовольствие и боль — это психологические переживания, привнесенные в сознательное осознание через процессы познания и ощущения. Джеймс (1890) предположил, что боль и удовольствие были «источниками действия», которые вызывают возбуждение поведения, и что удовольствие служило подкреплением, а боль служила препятствием к действиям.Фрейд (1915) в своей психодинамической теории предположил, что организмы стремятся искать удовольствия и избегать боли. Кроме того, он описал эти тенденции как мотивации, которые направляют поведение и регулируются суперэго (Freud, 1923). Эти ранние теоретики помогли сместить акцент с различия между болью и удовольствием на результирующий подход и поведение избегания (Elliot, 2008).

Эти первые набеги на изучение подхода и мотивации избегания проложили путь другим исследователям для адаптации этой концептуализации для собственных нужд.Торндайк (1911) предположил в своем «законе эффекта», что ответы, приводящие к «удовлетворению», с большей вероятностью будут повторяться, в то время как ответы, приводящие к «дискомфорту», ​​с меньшей вероятностью будут повторяться снова. Юнг (1921) предположил, что экстраверты более склонны двигаться к социальным объектам, тогда как интроверты с большей вероятностью отходят от социальных объектов. Павлов (1927) различал два разных ответа в своем исследовании классической обусловленности: «ориентирующий» ответ (на стимул) и «защитный» ответ (вдали от стимула).Левин (1935) предположил, что целевые объекты имеют положительную или отрицательную валентность, которая привлекает или отталкивает организмы. Скиннер (1938, 1953) проводил различие между подкреплением, которое приводило к усилению ответов, и наказанием, которое приводило к ослабленным ответам.

Мюррей (1938) различал «постоянные» положительные потребности, которые приводят организмы к объектам, и «постоянные» отрицательные потребности, которые уводят организмы от объектов. Халл (1943) описал различие между подходом и избеганием как условные аппетитные и отталкивающие влечения, сформированные через положительные и отрицательные ассоциации со стимулами, которые уводят организмы к стимулам или от них.Миллер (1944) предположил, что конфликты возникают из-за несовместимых валентностей и что организмы могут как притягиваться, так и отталкиваться от одного и того же целевого объекта. Хебб (1949) предположил, что разные уровни стимуляции могут приводить к разным поведенческим реакциям: стимуляция ниже определенного уровня ведет к поведению приближения, а стимуляция выше уровня ведет к поведению избегания. Роттер (1954) утверждал, что люди формируют ожидания из прошлого опыта вознаграждений и наказаний.

Маслоу (1955) предположил, что у людей есть два основных набора потребностей: потребности роста, которые побуждают человека стремиться к более позитивной стимуляции, и потребности дефицита, которые побуждают человека стремиться к снижению напряжения, чтобы избежать негативной стимуляции.Кеттелл (1957) выделил два врожденных мотива: исследование (мотив аппетита) и бегство к безопасности (мотив отсутствия аппетита). Хайдер (1958) концептуализировал различие между словами «может» и «может» аналогичным образом, утверждая, что «может» означает, что человек добьется успеха, если он попытается, в то время как «может» означает, что он не будет наказан, если он пытаться. Роджерс (1961) предположил, что личные цели представляют собой либо желание двигаться к положительному стимулу, либо желание уйти от отрицательного стимула.Эриксон (1963) проводил различие между базовым доверием и недоверием в своих «Этапах психосоциального развития». Айзенк (1967) предположил, что у интровертов был высокий исходный уровень возбуждения и, следовательно, они, вероятно, были «робкими к стимулам», в то время как экстраверты имели низкий исходный уровень возбуждения и, таким образом, с большей вероятностью были «голодны по стимулам». Боулби (1969) проводил различие между два типа привязанности: надежная привязанность, которая побуждает людей исследовать и искать проблемы, и ненадежная привязанность, которая заставляет людей проявлять осторожность и заботиться о безопасности.

Этот краткий обзор психологов-теоретиков предназначен для установления того факта, что различие между подходом и избеганием использовалось на протяжении всей истории психологии. Кроме того, эта концептуализация присутствовала во всех основных теоретических направлениях с момента зарождения психологии как научной области, от психодинамики до бихевиоризма, гуманистической, когнитивной, биологической и т. Д. (Elliot and Covington, 2001). Также очевидно, что исторически не хватало широко распространенной и полезной концептуализации различия между подходом и избеганием, что привело к огромным расхождениям в том, как исследователи описывают одну и ту же концепцию.Исследователи из разных областей и разных специальностей применили идею разделения между подходом и мотивацией избегания в своих теориях по-разному, иногда используя разную терминологию, без явного определения концепции (Elliot, 2008). Кроме того, многие исторические работы посвящены множеству различных конкретных концепций в области мотивации. Например, исследования были сосредоточены на гедонизме, побуждениях, основных мотивах поведения и валентных стимулах, но важно учитывать, как всеобъемлющий подход и различение избегания могут охватывать все эти различные типы исследований (Elliot, 2008).

Почему гедонизм не ведет к счастью

Источник: rodridge119 / flickr

Когда я был подростком, я пережил период депрессии. Я перестал выходить из дома по вечерам и большую часть времени проводил в одиночестве в своей комнате, размышляя и слушая музыку.

Мой отец всегда был веселым и общительным парнем, и ему было трудно меня понять. Он говорил мне: «Поднимите настроение, Стив! Мы здесь всего 80 лет, так что вам нужно получать удовольствие.«Он предлагал мне деньги, чтобы пойти в бары, и он поощрял меня пить пиво, веселиться и болтать с девушками.

Но я предпочел побыть один. В то время я не мог сформулировать это, но у меня было сильное чувство, что мой отец был неправ. Я чувствовал, что в жизни есть нечто большее, чем просто удовольствие. Но что это могло быть?

На первый взгляд гедонистическая философия моего отца имеет определенный смысл. Наше время в этой жизни ограничено и может закончиться в любой момент, поэтому, безусловно, мы должны получать как можно больше удовольствия, приключений и опыта.Какой смысл подвергать себя страданиям и лишениям? Вы можете сравнить жизнь с долгим отпуском. Когда мы уезжаем в отпуск, мы обычно стараемся как можно больше «хорошо провести время», так что, конечно же, мы должны делать то же самое с «долгими каникулами» жизни?

Трагедия Эррола Флинна

Я думал об этих проблемах недавно, когда читал автобиографию одной из первых кинозвезд Эррола Флинна. Флинн был во многих отношениях впечатляющим человеком: умным, решительным и харизматичным (а также чрезвычайно красивым).Его главной целью было получить от жизни как можно больше. Он считал, что, поскольку он собирается побывать на этой планете только один раз, он должен попробовать все.

Прежде чем стать кинозвездой, он был торговцем и авантюристом в Новой Гвинее и имел амбиции стать репортером и писателем. (Фактически, позже он написал два романа в дополнение к своей автобиографии.) Флинн родился и вырос в Австралии, поехал в Англию, чтобы продолжить карьеру актера, затем попытал счастья в Голливуде, где его слава и богатство дали ему доступ. ко многим другим впечатлениям.У него были дела с некоторыми из самых известных и красивых женщин мира, он занимал одни из самых красивых особняков Голливуда и владел серией невероятно дорогих яхт. Его философия «пробовать все» привела его к экспериментам с наркотиками, включая героин и кокаин.

Роскошный образ жизни Флинна может показаться привлекательным, но больше всего на свете он иллюстрирует иллюзорную природу гедонистического счастья. Недовольный и распутный Эррол Флинн умер в возрасте 50 лет, отчасти из-за последствий злоупотребления алкоголем (вскрытие показало, что он страдал циррозом печени).И что еще хуже, его чрезмерный образ жизни оставил после себя след хаоса. Гедонизму присущ эгоизм: сосредотачиваясь на собственном поиске удовольствий, гедонисты ставят себя выше других и пренебрегают своими обязанностями. И это определенно верно в отношении Флинна. Его бесчисленные любовники и три жены, и, что самое важное, четверо детей, сильно пострадали из-за его безответственности и эгоизма.

Конечно, есть много других известных и богатых людей, у которых были подобные проблемы.Быть миллионером и иметь доступ к неограниченным удовольствиям, комфорту и роскоши не помогло Элвису Пресли, Майклу Джексону, Уитни Хьюстон и многим другим знаменитостям найти удовлетворение. Во всяком случае, их богатство и слава, кажется, вызвали у них психологические проблемы и привели к их кончине.

Для любого, кто изучал позитивную психологию, все это не удивительно. Позитивные психологи установили, что просто «хорошо провести время» в настоящий момент не является основой благополучной жизни.Есть много других важных факторов: например, чувство цели и смысла, позитивные отношения, регулярные периоды потока (поглощенность или участие в деятельности), позитивный стиль мышления, а также чувство выполненного долга и достижений. Регулярный контакт с природой, альтруизм и чувство саморазвития также являются важными источниками благополучия.

В конечном итоге попытка обрести счастье исключительно через гедонизм приводит к чувству бессмысленности и пустоты.Жизнь, основанная на потоке, альтруизме и саморазвитии, становится насыщенной смыслом и удовлетворением, точно так же, как тщательно возделанный сад становится плодородным и изобильным.

Так что я думаю, что был прав, сомневаясь в своем отце. Я больше не подавленный молодой человек. Теперь я мужчина средних лет, который все еще чувствует себя молодым и взволнованным жизнью, с постоянным чувством удовлетворения. И я чувствую, что это во многом потому, что я всегда чувствовал, что жизнь означает гораздо больше, чем просто удовольствие или хорошее времяпрепровождение.

Стив Тейлор, доктор философии, старший преподаватель психологии в Университете Лидса Беккета, Великобритания, и автор книги Прыжок: Психология духовного пробуждения.

Практическое руководство по гедонизму

1843 Журнал — длинные чтения и жизнь

Греческий философ Эпикур был жертвой клеветы более двух тысяч лет. Но он дал несколько мудрых советов о хорошей жизни.

---

13 августа 2007 г.

Энтони Готлиб

Где гедонисту искать своих героев? Конечно, не в отношении религиозных традиций Востока: им не хватает энтузиазма по поводу иллюзорных удовольствий этого мира.Будда, возможно, отверг каменный путь аскетизма, но он больше стремился устранять желания, чем удовлетворять их. Ислам и христианство тоже не сильно помогают. Они больше заинтересованы в том, чтобы угодить Богу, чем угодить человеку. Иудаизму удалось найти более удачный компромисс с обычаями мира. Тем не менее, он, как и другие монотеизмы, настороженно смотрит на обвинения сверху.

Ни один из величайших западных философов не сочинил гимнов удовольствиям, которые могли бы служить ориентиром для сегодняшнего просвещенного гедониста.Философы склонны к размышлениям, рассудительности и осторожности. Ожидать, что гедонист работает в академических рощах, — все равно что ожидать найти вегетарианца на работе на бойне.

Таким образом, Кант проповедовал суровое евангелие послушания, а удовольствия Платона были неизменно абстрактными и интеллектуальными. Хороший платоник предпочел бы созерцать идеальную еду, чем есть ее.

Но есть один греческий философ, имя которого стало синонимом жизни, полной удовольствий, особенно чувственных удовольствий, и прежде всего удовольствий гурмана.Эпикур, который возглавлял коммуну последователей в афинском саду в начале третьего века, г. до н.э., г., обычно не считается одним из первых философов. Действительно, на протяжении большей части христианской эры его осуждали как свинью и сексуального маньяка. Епископ XII века писал, что «мир наполнен эпикурейцами по той простой причине, что среди его огромного множества людей очень мало людей, которые не являются рабами похоти». Нападения на Эпикура были обычным делом и в его время. Один недовольный бывший последователь сказал, что Эпикура дважды в день рвало из-за переедания, и он участвовал в «пресловутых полуночных философских рассуждениях» в своем саду с четырьмя женщинами по имени Хедея («Сладкий пирог»), Эротион («Лови»), Никидион ( «Маленькая Победа») и Маммарион («Большие сиськи»).

Никогда не будет известно, чем именно занимался Эпикур в подлеске. Однако есть все основания не верить его плохой прессе. Он поддерживал революционную и нерелигиозную теорию Вселенной, которая обеспечила бы его известность, даже если бы он был трезвым евнухом на диете. Согласно Эпикуру, мир состоит из крошечных материальных атомов, летающих в пространстве, пока они случайно не столкнутся и не образуют вещи и существа, которые мы видим. Когда наши атомы рассеиваются и мы умираем, это конец нам.Даже боги — это просто совокупность атомов. Похоже, у них нет серьезных задач во вселенной, и им все равно, что люди делают с собой или друг с другом. Эпикур утверждал, что цель философии — сделать людей счастливыми, а одна из самых больших задач — успокоить ненужные ужасы, вызываемые религией.

В частности, важно было преодолеть страх смерти и неприятной загробной жизни. «Все добро и зло лежат в ощущении, а смерть — в отсутствии ощущений», — писал Эпикур в письме.«Отсюда правильное понимание того, что смерть для нас ничто, делает смертную жизнь приятной, не добавляя бесконечного времени, а избавляя нас от желания бессмертия». Антирелигиозный тон мышления Эпикура был подчеркнут его преданным поклонником, римским поэтом Лукрецием, чья поэма «О природе вещей» является самым длинным и наиболее влиятельным из сохранившихся произведений эпикурейства. Не одобряющий святой Иероним уволил Лукреция, заявив, что он сошел с ума из-за огромной передозировки римского эквивалента Виагры.

Эпикур однажды сказал, что для того, чтобы вести счастливую жизнь, нужно прежде всего накормить. Это было легко процитировать вне контекста, и его репутация обжора, вероятно, основана не на этом. Фактически, Эпикур осуждал все формы излишества и рекомендовал простую диету. Его знаменитый сад (который, по словам естествоиспытателя Плиний Старший, был первым деревенским садом, разбитым внутри городских стен), вероятно, не был роскошной беседкой, а скорее источником фруктов и овощей для его простой жизни.Это также обеспечило бы спокойную передышку от городской суеты: для Эпикура спокойствие было высшим удовольствием.

Вот почему настоящий Эпикур — в отличие от грубого сибарита, изобретенного его недоброжелателями — осуждал быстро гниющие плоды распущенности и излишеств. По словам Эпикура, постоянное стремление к интенсивным удовольствиям на самом деле имеет неприятные последствия, потому что ведет к психологическому аду порабощения неудовлетворенных аппетитов. Потенциальный гедонист должен позаботиться о том, чтобы боль чрезмерного желания не нарушила его душевное спокойствие и тем самым не нанесла поражение его первоначальной цели — обеспечению баланса между удовольствием и болью.

По словам Эпикура, лучший вид жизни — это жизнь без боли в теле и без беспокойства в уме. Это звучит довольно негативно для приверженца хорошей жизни в 21 веке. Если бы он писал книги по саморазвитию сегодня, Эпикур, вероятно, признал бы, что вы можете стремиться немного выше этого. Он мог бы указать в свою защиту, что здоровье и мир являются важными предпосылками счастья, и их легко принизить, если вам посчастливилось их иметь. Но, пожалуй, самое полезное его наблюдение для проницательных гедонистов сегодняшнего дня, когда перед ними нависает такое пьянящее разнообразие удовольствий, является напоминание о caveat emptor: «Никакое удовольствие само по себе не является злом, но то, что приносит определенные удовольствия, влечет за собой множество неприятностей. раз больше, чем сами удовольствия.»

Возвращение к высшим и низшим удовольствиям: свидетельства нейробиологии

Abstract

В этой статье обсуждается Дж. Милль проводит различие между высшими и низшими удовольствиями и предполагает, что недавние нейробиологические данные опровергают его.

В платоновской «Республике » ([1]: 580d-588a) Сократ предполагает, что существует особый вид удовольствия, свойственного каждой части человеческой души, взятой соответственно в пользу, почести, знании и их приобретении.Принимая решение об их относительной ценности, предлагает Сократ, мы должны прислушиваться только к человеку, чья душа управляется разумом, поскольку позиция философа основана на опыте различных видов удовольствия, на разуме и аргументах. Философ считает, что «низшее» удовольствие гораздо менее ценно, чем высшее, и что мы должны стремиться к нему только постольку, поскольку это необходимо для выживания. Далее Сократ предполагает, что большинство «низших удовольствий» на самом деле вовсе не удовольствие: это просто отсутствие боли, которое выглядит положительно приятным только из-за контраста с болью.Он подсчитал, что жизнь короля-философа будет в 729 раз приятнее, чем жизнь тирана (жизнь, управляемая желанием самых низких удовольствий). Математику здесь трудно понять, но позиция Сократа является ярким примером того, что мы назовем тезисом высший / низший , согласно которому один вид удовольствия (в данном случае интеллектуальное удовольствие) более ценен, чем другой ( телесное удовольствие).

Сократ использует тезис о высшем / низшем, чтобы доказать, что жизнь философа, которая хороша в силу своих интеллектуальных аспектов, также является самой приятной.Джон Стюарт Милль, почти наверняка имея в виду этот отрывок из Republic , использует оба тезиса совершенно по-другому: для защиты гедонизма. В главе 2 книги Утилитаризм , обрисовав в общих чертах сам утилитаризм, Милль продолжает обсуждать различные возражения против этой доктрины. Во-первых, его гедонизм: постулируя отсутствие цели, кроме удовольствия, гедонизм является «совершенно подлым и униженным… доктриной, достойной только свиньи» ([2]: 2.3). Скорее, мы должны предполагать, что человеческим существам доступны негедонистические блага, и они «выше» удовольствия.

Стандартный эпикурейский ответ на это обвинение, утверждает Милль, состоит в том, чтобы провести различие между удовольствиями, доступными только людям, и удовольствиями, доступными также и не-людям (2.4):

Человеческие существа обладают более высокими способностями, чем животные аппетиты, и когда однажды осознают их, не расценивают что-либо как счастье, что не включает их удовлетворение … [T] Здесь нет известной эпикурейской теории жизни, которая не относилась бы к удовольствия интеллекта, чувств и воображения, а также моральных переживаний гораздо более ценны как удовольствия, чем удовольствия простого ощущения.

Милль утверждает, что большинство писателей-утилитаристов ставили ментальные удовольствия выше телесных в первую очередь на основе определенных случайных характеристик, таких как постоянство или стоимость. Он не возражает против такого ранжирования, но настаивает на том, что утилитаристы также могли занять «более высокую позицию»:

Признание того факта, что одни видов удовольствия более желательны и более ценны, чем другие, вполне совместимо с принципом полезности.Было бы абсурдно, если бы при оценке всего остального принималось во внимание не только количество, но и качество, а оценка удовольствий должна зависеть только от количества.

Важно отметить, что под «количеством» Милл не означает «количество удовольствия». Конец параграфа 2.8, в котором он противопоставляет качество количеству, понимаемому с точки зрения интенсивности, проясняет, что он имеет в виду интенсивность ; и снова интенсивность здесь должна быть приравнена не к градусам приятности, а к интенсивности самого приятного ощущения.Степень приятности будет возрастать с интенсивностью, но будет определяться другими факторами — не в последнюю очередь продолжительностью: более длительный приятный опыт при прочих равных условиях более приятен и, следовательно, более предпочтителен, чем более короткий. Но другие факторы, помимо продолжительности, также могут иметь значение, и это приводит к понятию качества. Почти наверняка Милль отнес удовольствия от классической музыки к высшим удовольствиям: они доступны только людям и включают в себя чувства и воображение, а также интеллект.Возьмем, к примеру, «крайнее удовольствие», которое Милль «извлек из восхитительных мелодий» Оберона Вебера, выздоравливая после депрессивной болезни 1827–1818 годов ([3]: 122). Это удовольствие выше, чем, скажем, от лимонада в жаркий день из-за его природы, и чем больше он, тем приятнее, несмотря на большую интенсивность, которую можно найти в переживании лимонада.

Милль воскрешает эпистемологический аргумент Сократа, утверждая, что вопрос о том, является ли удовольствие более высоким, зависит от « компетентных судей » (2.5–6, 8). Но он идет дальше Сократа, вводя разрыв в оценку высших удовольствий:

Если одно из двух [удовольствий] поставлено теми, кто компетентно знаком с обоими, настолько выше другого, что они предпочитают его, даже зная, что оно сопровождается большим недовольством, и не откажутся от него для любого количества другого удовольствия, на которое способна их природа, мы вправе приписывать предпочтительному удовольствию качественное превосходство, настолько перевешивающее количество, что оно, по сравнению с этим, оказывается незначительным.

Детали взгляда Милля не совсем ясны. Но в целом суть, кажется, такова, что люди, испытывающие интеллектуальные удовольствия и т. Д., Не откажутся от этих удовольствий «ради удовольствия зверя в полной мере».

Аргумент Милля, возможно, подразумевается не как прямой ответ на антиэпикурейское возражение, а как попытка его разрядить. Похоже, что антиэпикурейцы верят, что жизнь, рекомендованная эпикурейцами, — это жизнь животных или телесных удовольствий, тогда как на самом деле эпикурейцы будут рекомендовать именно тот вид жизни, который противники считают наиболее ценным, в котором интеллектуальные и другие формы высшего удовольствия полностью раскрыты действительно максимально, представил.Конечно, предстоит еще поработать, поскольку, как мы понимаем антиэпикурейцев, они утверждают, что не просто удовольствие является животным, но что интеллектуальная деятельность и так далее ценны независимо от удовольствия. Эту работу Милль проделывает позже, в Утилитаризм , на третьем этапе своего пресловутого «доказательства» утилитаризма, согласно которому мы не желаем ничего, кроме удовольствия (4.4–11). Но даже на этом этапе аргумента он мог бы надеяться, что по крайней мере некоторые из тех, кто принял антиэпикурейский вывод, откажутся от него, как только поймут, что гедонисты могут отнести высшие человеческие удовольствия к категории, совершенно отдельной от телесных удовольствий.

Здесь мы должны рассмотреть, как понимать удовольствие с философской точки зрения. В самом прямом понимании удовольствие — это чувство . В последние годы для философов стало обычным делом различать интерналистских описаний удовольствия, согласно которым удовольствие является интроспективно различимым ощущением, общим для всех приятных переживаний, и экстерналистских описаний, согласно которым такого приятного « чувства нет ». тон », но удовольствия состоят в переживаниях, к которым у испытуемых есть определенная позиция (например, к продолжению переживаний) (см. [4]: ​​87–91).Возьмем, к примеру, удовольствие от прослушивания Оберона. Интернационалисты будут утверждать, что слушатель испытывает определенное ощущение удовольствия; экстерналисты будут это отрицать, утверждая, что она ощущает звучание музыки и положительно к ней относится.

Этот пример, как мы предполагаем, раскрывает основную проблему экстернализма. Ему не удается уловить идею о том, что удовольствие — это чувство. Максимум, что можно извлечь из таких описаний, — это идея о том, что удовольствие — это ощущение опыта, к которому у субъекта есть соответствующая позиция.Но даже этот пережиток экстернализма следует отвергнуть, так как он не может объяснить общий случай, когда кто-то оправдывает рассматриваемую позицию ссылкой на удовольствие от переживания. ^{Footnote 1}

Доказательства экстернализма часто ищут в том факте, что удовольствия, то есть приятные переживания, сильно отличаются по своему характеру: сравните оценку Оберона, употребление лимонада в жаркий день и игру в баскетбол. Но интерналисты, конечно, не станут этого отрицать.Тот факт, что переживания различаются по своему характеру, не может показать, что их удовольствие не сводится к одному чувству ощущения. Сравнительные суждения людей, кажется, подтверждают это. Проведя несколько часов в трех только что упомянутых занятиях, я вполне мог бы назвать Оберон более приятным, чем лимонад, и лимонад более приятным, чем баскетбол. Я мог бы сказать: «Я получил больше удовольствия от Оберона, чем от любого из двух других занятий. То есть Оберон был самым приятным ».Ошибка экстерналистов, которые полагаются на большое разнообразие приятных переживаний, можно рассматривать как неспособность провести различие между удовольствиями и удовольствиями (см. [5]). Мои удовольствия сильно различаются; у них есть одна важная общая черта: все они связаны с удовольствием. И все они связаны с удовольствием, что объясняет, почему мы называем их удовольствиями.

Интернационализм, понимаемый в его наиболее простой форме, на первый взгляд кажется находящимся в некотором противоречии с высшим / низшим тезисом.Поскольку удовольствия ценны как удовольствия , кажется, что все они связаны с одним и тем же ощущением, удовольствием. Но, возможно, все обстоит сложнее. Возможно, в игре может быть два вида ощущений — высшая приятность и низшая приятность — и ошибка тех, кто отрицает высший / низший тезис, состоит в том, что они не видят различия между ними и, возможно, также как один из видов ощущение не может, с оценочной точки зрения, просто противопоставляться другому.

Здесь, возможно, стоит перевести дискуссию в другую дисциплину. Если есть два таких ощущения, мы могли бы ожидать, что они, чисто на основании соображений супервентности, будут значительно различаться по своим физиологическим особенностям. Если бы мы обнаружили, что состояния мозга, лежащие в основе приятности высших удовольствий, радикально отличаются от состояний, лежащих в основе низших удовольствий, это было бы важным свидетельством в пользу высшего / низшего тезиса или, по крайней мере, в пользу точки зрения. что отрицать этот тезис, основанный на интернализме, было бы слишком поспешно.

Что же мы знаем на данный момент о нейробиологии удовольствия? Рассмотрим два возможных взгляда на удовольствие и мозг. Первую мы могли бы назвать взглядом на болтах , согласно которому переживания становятся приятными благодаря активации определенного контура удовольствия или определенных контуров, общих для всех приятных переживаний. Прослушивание музыки, выпивка и занятия спортом становятся приятными просто благодаря добавлению или включению активации контура удовольствия к первоначальному опыту.Однако на ракурсе непохожести положение болтов неверно. Не существует единой схемы удовольствия или набора схем удовольствия, общих для всех удовольствий. Сторонник гипотезы о надувании может, например, утверждать, что ощущение удовольствия сначала развивалось в связи с определенными видами деятельности, которые имели высокую ценность для выживания, такими как еда и секс, но затем позже стало коррелироваться с другими переживаниями, такими как как музыка или игры. Согласно точке зрения несходства, этого не произошло, поскольку лежащая в основе физиология удовольствия различается между разными удовольствиями.

Должно быть очевидно, что такой взгляд на болты значительно усложняет поддержание тезиса «выше / ниже» для такого гедониста, как Милль. Большая часть нейробиологических данных, конечно, еще не опубликована, но в настоящее время суть исследований предполагает, что нейронный субстрат удовольствия в совершенно разных видах деятельности весьма схож. Согласно Кенту Берриджу и Мортену Крингельбаху ([8]: 649; см. Также [9]: 4; [10]: 2):

Переживание одного удовольствия часто кажется очень отличным от другого.Есть вкусные блюда, испытывать романтические или сексуальные удовольствия, принимать наркотики, вызывающие привыкание, слушать музыку или встречаться с любимым человеком: каждый из них уникален. Единственная общая психологическая черта, казалось бы, все приятны. Однако различие в субъективном опыте не обязательно является хорошим ориентиром для основных нейронных механизмов. Эти нейронные механизмы могут неожиданно перекрываться.

За последние десятилетия растущий набор результатов нейровизуализационных исследований показал, что множество разнообразных вознаграждений активируют общую или перекрывающуюся систему мозга: сеть вознаграждений «общей валюты» взаимодействующих областей мозга.Удовольствия от еды, секса, наркотических веществ, друзей и близких, музыки, искусства и даже устойчивого состояния счастья могут вызывать поразительно похожие модели мозговой активности. Эти общие сети вознаграждения включают анатомические области префронтальной коры, включая части орбитофронтальной, островковой и передней поясной коры, а также часто подкорковые лимбические структуры, такие как NAc, вентральный паллидум (VP) и миндалевидное тело…. Смысл гипотезы единой валюты состоит в том, что понимание гедонических субстратов мозга, полученное в результате экспериментов с использованием одного вида удовольствия, такого как «пристрастие» к еде, может быть применимо и ко многим другим удовольствиям.

Никаких существенных разногласий с этими утверждениями не представлено в недавней нейробиологической литературе, и в прошлом году Берридж получил награду Американской психологической ассоциации за выдающийся научный вклад. Другими словами, современная нейробиология, похоже, отдает предпочтение тезису о надёжности и, следовательно, отрицанию, по крайней мере, на данный момент, высшего / низшего тезиса. Отметим также еще три момента.

Во-первых, реакции удовольствия во многих различных видах деятельности, включая интеллектуальную и телесную, часто перекрываются, и наиболее очевидной реакцией, конечно же, является улыбка.Это говорит о том, что они, по крайней мере, используют одни и те же пути вывода, и что мы можем разумно ожидать, что система, генерирующая удовольствие, будет одинаковой в каждом случае.

Во-вторых, что более важно, эволюционная теория предполагает, что мы должны ожидать, что существует существенное нейронное перекрытие между цепями, лежащими в основе обоих видов удовольствия. Эволюция — мастерица и скупа, поскольку она не будет «тратить впустую» ресурсы на разработку новых схем, в то время как она может опираться на уже существующие.На сегодняшний день не обнаружено никаких доказательств существования различных сетей для обработки определенного вида удовольствия, такого как интеллектуальное удовольствие.

В-третьих, и в связи с этим, рассмотрите соизмеримость различных видов удовольствия. С вычислительной точки зрения, вместо того, чтобы иметь отдельные схемы, было бы гораздо эффективнее иметь общую валюту удовольствия, которую можно было бы использовать для сравнений, необходимых для принятия решений. Чтобы эффективно распределять ресурсы мозга, важно, чтобы мозг всегда старался оптимизировать энергию, затрачиваемую на преследование вещей, позволяющих выжить как индивидуумам, так и как видам (Крингельбах, Грин и Азиз [11]).Нам нужно решить, когда мы можем безопасно слушать Оберона или играть в баскетбол за счет ухода за нашим потомством или предотвращения голода. Можно возразить, что при принятии решений мы стандартно сравниваем фактических удовольствий или удовольствий, то есть пережитое в настоящее время удовольствие или текущие приятные переживания, а представлений . Это утверждение, конечно, верно, но остается таковым, что эти репрезентации — это приятные переживания, и что сравнение двух репрезентаций может быть проще, если они репрезентируют одно и то же.При прочих равных условиях, если вы попросите меня оценить по качеству два фрукта, мой выбор будет легче, если вы покажете мне две фотографии двух разных яблок, чем если вы покажете мне изображение яблока и изображение апельсина.

Другими словами, наиболее правдоподобная гипотеза состоит в том, что, хотя высшие удовольствия, конечно же, связаны с активностью мозга более высокого уровня, особенно когнитивной, нет веских оснований полагать, что удовольствие высших удовольствий не коррелирует с тем же самым. нейронные сети как низшие, чувственные удовольствия.Но теперь можно утверждать, что комбинация активации контуров удовольствия и , активирующих определенные когнитивные процессы, приводит к совершенно другому типу опыта , который в некотором смысле больше, чем сумма его частей. Интеллектуальное или высшее удовольствие, возможно, по-прежнему является « привязкой » активации некоторого независимого вида цепи удовольствия — как это обнаруживается в чувственных удовольствиях — к когнитивным переживаниям более высокого уровня, но его субъективная природа была преобразована. через познание.Кроме того, можно было бы утверждать, что феноменальное сознание является особенностью всего мозга (см. [12]: 229). И, конечно же, никто не будет отрицать, что нейронный субстрат интеллектуальных удовольствий отличается от субстрата телесных удовольствий, поскольку интеллектуальные и телесные переживания соотносятся с различными частями мозга. Так что вполне может быть, что сознательное переживания удовольствия человека отличается не только по степени, но и по характеру от удовольствия других животных, в первую очередь из-за продвинутых когнитивных способностей человеческого мозга.

Здесь следует прежде всего отметить, что люди не особенно хороши в самоанализе. У нас есть способность обмануть самих себя, как , так и , о нашем субъективном опыте и мотивах. Тем не менее, действия, сочетающие сенсорные и социальные удовольствия, такие как участие в званом обеде, могут иметь синергетический эффект на удовольствия высшего порядка, испытываемые людьми, которые трудно найти у других животных. Но до тех пор, пока мы не поймем гораздо больше о влиянии на феноменальное сознание со-реализации различных видов мозговой активности (таких как познание и активация контуров удовольствия), этот вопрос должен оставаться в основном вопросом самоанализа и априорных аргументов. .

По нашему опыту, удовольствия, которое мы получаем, скажем, выпивая лимонад, в значительной степени не отличается от того, что мы получаем от прослушивания музыки. Эти переживания в целом, , конечно, сильно отличаются друг от друга, но не в той мере, в какой они доставляют удовольствие. Оба переживания кажутся хорошими или «позитивными» — и это чувство, если мы понимаем «чувство» в широком смысле, как раз и составляет удовольствие. ^{Footnote 3} И это, как мы предположили выше, объясняет, почему иногда так легко сравнивать два совершенно разных вида приятных переживаний.

Кроме того, приведенные выше аргументы, связанные с экономией, применимы также на уровне всего мозга. Если есть некое феноменальное различие между интеллектуальными и телесными удовольствиями, которое нельзя приписать различным нейронным коррелятам познания и чувственного опыта, то это различие должно коррелировать с определенными физически реализуемыми отношениями между познанием и контурами удовольствия, с одной стороны, или чувственный опыт и контуры удовольствия, с другой стороны, которые не состоят просто в сосуществовании.И эти физические субстраты сами должны быть разных видов, чтобы объяснить разницу на феноменальном уровне. Но мы ожидаем, что эволюция не создаст такие физические субстраты, если они не нужны. И, насколько мы можем видеть, нет никаких оснований полагать, что простое сосуществование (как описано с помощью точки зрения на болты) не будет функционально достаточным. Кроме того, можно ожидать, что важные феноменальные различия, если они коррелируют с отсутствием какой-либо общей нейронной валюты, сделают сравнение удовольствий более трудным, чем кажется, а сами по себе станут более дорогостоящими с точки зрения затрат эволюционной энергии.

Таким образом, нейробиологические доказательства тезиса о высшем / низшем в настоящее время отсутствуют. Это не означает, что он может не появиться, когда и если появятся новые технологии визуализации мозга и методологии интерпретации изображений. Но ясно то, что существующие данные показывают, что: 1) интеллектуальное удовольствие и телесное удовольствие имеют общие общие пути в последующих реакциях на приятные стимулы независимо от типа; 2) эволюция, похоже, сохранила и повторно использовала механизмы нейронного удовольствия, используемые для телесных удовольствий, когда имеешь дело с интеллектуальными, социальными и другими более сложными удовольствиями; и 3) наличие общей валюты позволяет сравнивать разные виды удовольствий и действовать в соответствии с ними. ^{Сноска 4}

Примечания

1. 1.

   Подробнее см. [6]: 103–11.

2. 2.

   Хороший обзор см. В [7].

3. 3.

   Мы не утверждаем, что удовольствие — это какое-то очень специфическое ощущение, например, зуд. Скорее, мы рассматриваем это как эквивалент наслаждения, которое, по нашему мнению, любое правдоподобное мнение должно рассматривать как аспект чувственного опыта, а не просто как отношение или поведение.

4. 4.

   За комментарии и / или обсуждение мы благодарны участникам конференции по гедонизму, созванной Бастианом Стерном в Эртеган Хаус, Оксфорд, в марте 2014 года, Яном Филлипсом и двумя анонимными рецензентами этого журнала.

Список литературы

1. 1.

   Платон 1992. Республика , 2-е изд., Пер. G. Grube, ред. К. Рив. Индианаполис: Хакетт.

2. 2.

   Mill, J.S. 1998. Утилитаризм , изд. Р. Крисп.Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.

3. 3.

   Mill, J.S. 1924. Автобиография . Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.

   Google Scholar

4. 4.

   Sumner, L.W. 1996. Благополучие, счастье и этика . Оксфорд: Clarendon Press.

   Google Scholar

5. 5.

   Owen, G.E.L. 1972. Аристотелевские удовольствия. Труды Аристотелевского общества 72: 135–152.DOI: 10.1093 / aristotelian / 72.1.135.

6. 6.

   Крисп, Р. 2006. Причины и благо . Оксфорд: Clarendon Press.

   Забронировать Google Scholar

7. 7.

   Крингельбах, М., и К. Берридж, ред. 2010. Удовольствия мозга . Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.

   Google Scholar

8. 8.

   Berridge, K., and M. Kringelbach. 2015. Системы удовольствия в мозге. Нейрон 86: 646–664.

   Артикул Google Scholar

9. 9.

   Berridge, K., and M. Kringelbach. 2011. Создание нейробиологии удовольствия и благополучия. Психология благополучия: теория, исследования и практика . DOI: 10.1186 / 2211-1522-1-3.

10. 10.

    Berridge, K., and M. Kringelbach. 2013. Неврология аффекта: Мозговые механизмы удовольствия и неудовольствия. Текущее мнение в области нейробиологии .DOI: 10.1016 / j.conb.2013.01.017.

11. 11.

    Kringelbach, M., A. Green, and T. Aziz. 2011. Балансировка мозга: сети состояния покоя и глубокая стимуляция мозга. Границы интегративной неврологии . DOI: 10.3389 / fnint.2011.00008.

12. 12.

    Блок, Н. 1995. О заблуждении относительно функции сознания. Поведенческие науки и науки о мозге 18: 227–287.

    Артикул Google Scholar

Скачать ссылки

Информация об авторе

Принадлежность

1. Колледж Святой Анны, Оксфорд, Великобритания

   Роджер Крисп

2. Королевский колледж, Оксфорд, Великобритания

   Корреспондент

Мортен Крингельбах 9

Переписка на Роджер Крисп.

Права и разрешения

Открытый доступ Эта статья распространяется на условиях Международной лицензии Creative Commons Attribution 4.0 (http://creativecommons.org/licenses/by/4.0/), которая разрешает неограниченное использование, распространение и воспроизведение на любом носителе при условии вы должным образом указываете первоначального автора (авторов) и источник, предоставляете ссылку на лицензию Creative Commons и указываете, были ли внесены изменения.

Перепечатки и разрешения

Об этой статье

Цитируйте эту статью

Крисп, Р., Крингельбах, М. Возвращение к высшим и низшим удовольствиям: свидетельства нейробиологии. Neuroethics 11, 211–215 (2018). https://doi.org/10.1007/s12152-017-9339-2

Скачать цитату

Ключевые слова

• Удовольствие
• J.S. Милл
• Неврология
• Благополучие
• Гедонизм
• Счастье

Гедонизм | Энциклопедия.com

Гедонизм (греч. ἡδονή , «удовольствие») — это термин, который относится к любому из двух различных, но связанных взглядов, одно — тезис по нормативной этике, а другое — к обобщению человеческой психологии.

Этический гедонизм

Первая точка зрения, называемая «этическим гедонизмом», утверждает, что только удовольствие по своей сути желательно и что только неудовольствие (или боль) по своей сути нежелательно. Говоря более полно, это тезис о том, что только приятные состояния ума желательны сами по себе; что нежелательны только неприятные состояния ума сами по себе; и что одно положение дел само по себе более желательно, чем другое, тогда и только тогда, когда оно содержит больше (в некотором смысле) приятных состояний ума, чем другое (величина стоимости в данном положении дел измеряется величиной удовольствия от этого).

Этот тезис защищали выдающиеся философы от древних греков до наших дней, включая Аристиппа, Эпикура, Джона Локка, Томаса Гоббса, Дэвида Юма, Джереми Бентама, Дж. С. Милля и Генри Сиджвика. Другие философы думали, что счастье — единственное, что желательно по сути; и если сказать, что мужчина счастлив в данный момент, то же самое, что сказать, что он испытывает удовольствие в это время, то их имена могут быть добавлены в этот список.Однако многие философы думали, что счастье отличается от удовольствия, и были разногласия и путаница в отношении того, что означают слова «счастье» и «приятное».

Гедонистический тезис был частью традиционного утилитаризма, представленного, например, Бентам и Миллем с их «принципом величайшего счастья». Эти авторы объединили общий принцип утилитаризма, а именно, что действие является морально правильным, если его выполнение приведет или может разумно ожидать от агента, чтобы произвести, по крайней мере, столько же внутренней добра в мире, сколько любое другое действие, которое агент может действовать в то время — с тезисом гедонизма о том, что по своей сути хорошо.Таким образом, традиционный утилитаризм — это разновидность утилитаризма, который определяется как отстаивание «общего тезиса»; другие виды утилитаризма (например, утилитаризм Дж. Э. Мура) отвергают гедонизм. В отличие от утилитаризма, этический гедонизм — это вовсе не предложение о том, какие действия являются морально правильными; это только утверждение о том, какие положения дел по своей природе хороши или желательны.

Под утверждением, что состояние дел желательно по своей природе, а не просто желательно, имеется в виду то, что оно желательно, хорошее, стоящее, достойное выбора, когда взят сам по себе , рассматривается абстрактно и, в частности, рассматривается без ссылки на последствия.Многие вещи (например, посещение стоматолога) имеют смысл ввиду своих последствий, которые никто бы не назвал желательными по своей сути. Гедонист не отрицает, что другие вещи желательны; он отрицает только то, что они действительно полезны. Он соглашается с тем, что что-то может быть желанным инструментально — как средство для достижения цели — даже когда это нежелательно по своей сути. (Вещь, конечно, может быть желательной как внутренне, так и инструментально: приятные переживания могут быть хорошими сами по себе, а также могут быть полезными с инструментальной точки зрения, если, например, они расслабляют и позволяют лучше работать на следующий день.Однако он добавляет, что что-то инструментально желательно только в той мере, в какой оно является средством для последующего удовольствия, поскольку вещь может быть инструментально желательной только в том случае, если она является средством достижения желаемого по своей сути.

Когда принимаются во внимание последствия, точка зрения гедониста на то, какое положение дел желательно, имеет тенденцию очень мало отличаться от точки зрения негедониста. Фактически, если кто-то прочитает рассказы разных авторов о «хорошей жизни», то обнаружит, что они в значительной степени похожи, независимо от того, утверждает ли автор, что он гедонист или негедонист.Так, Эпикур, например, выступал за простую жизнь, посвященную философским размышлениям, с диетой из хлеба, сыра и молока, и с ее спокойствием, не подвергающимся угрозе со стороны бушующих телесных страстей. А Дж. С. Милль утверждал, что хороший характер — это «часть» счастья человека, так что, по его мнению, характер в конце концов хорош по своей сути в силу того факта, что он является частью счастья. Некоторые гедонисты, однако, отстаивали более характерный идеал жизни: греческий Аристипп считал, что физические удовольствия являются самым богатым источником удовольствия и должны быть полностью культивированы.

Смысл тезиса гедониста, конечно, зависит от того, что подразумевается под «удовольствием». Это правда, что ассоциации слова удовольствие таковы, что если англоговорящий человек говорит, что он предпочитает «жизнь удовольствий», он, естественно, будет защищать жизнь, посвященную чувственным удовольствиям — вино, женщины, и песня. Однако гедонисты не предполагали, что этот термин несет в себе такой смысл, как и строгое значение термина. Для студента совершенно правильно сказать: «Написав эту работу, я получил огромное удовольствие.«Сказать, что переживание доставляет удовольствие (например,« приятный вечер »), в строгом смысле слова означает просто сказать, что кому-то оно понравилось, или что ему понравилось во время него. Таким образом, гедонизму подвергается наименьшая несправедливость, если это просто означает, что внутренне желаемое состояние дел — это всегда состояние сознания, в котором человек тем или иным образом наслаждается собой. Поскольку размышления, чтение и творчество — это занятия, которые часто нравятся людям, гедонист имеет в виду включите эти действия или состояния ума в категорию «удовольствий» так же, как и так называемые пассивные удовольствия, такие как еда, питье и секс.

Гедонисты часто расходятся во мнениях относительно правильного анализа «удовольствия» или «наслаждения». Эпикур, например, сказал, что удовольствие — это просто отсутствие болезненной нужды или страсти. Более того, с начала 1900-х годов психологи также существенно расходятся во мнениях по этому поводу: одни считают, что удовольствие — это особый вид ощущений, другие — что это качество определенных видов чувств и т. Д. В последние годы накопился значительный объем философской литературы, посвященной анализу «приятного».»Хотя общепринятый вывод еще не достигнут, можно с уверенностью сказать, что человек наслаждается собой (то есть его душевное состояние является приятным) тогда и только тогда, когда ему нравится его опыт или деятельность для себя , в том смысле, что, помимо моральных соображений или соображений о последствиях или возможности того, что что-то, что ему нравится еще больше, может быть заменено, он не желает менять это и фактически хотел бы избежать изменения, если такое изменение возникнет .Если эта интерпретация принимается, тезис о гедонизме становится утверждением, что состояние дел по своей сути желательно тогда и только тогда, когда оно является или содержит деятельность или опыт, которые в данный момент нравятся человеку; и одно положение дел внутренне более желательно, чем другое, если оно представляет собой или содержит опыт или деятельность, которые в данный момент нравятся ему больше. Положения дел, которые гедонистский тезис, по-видимому, считает желательными только с инструментальной точки зрения, а не внутренне, с точки зрения конкретного человека, — это такие вещи, как слава после его смерти, а также состояния знания и характера (поскольку последние не являются переживаниями или деятельности вообще, но способностей или предрасположенностей).

Психологический гедонизм

Многие (но не все) этические гедонисты поддержали свое этическое утверждение гедонизма апелляцией к психологической доктрине, известной как «психологический гедонизм». Эта теория исторически принимала довольно разные формы; значение каждого из них для этического гедонизма необходимо оценивать отдельно. Общим для них элементом является утверждение, что действия или желания определяются удовольствиями или неудовольствиями, ожидаемыми, действительными или прошлыми. Однако важность теории выходит за рамки ее отношения к этическому гедонизму: некоторые психологи сегодня склонны принимать ту или иную ее форму как правильное объяснение человеческой мотивации.

цель — удовольствие

Первую и исторически наиболее важную форму теории психологического гедонизма можно назвать теорией «цель — удовольствие», согласно которой у человека есть мотивация создавать одно положение дел вместо другого, если и только если он думает, что это будет для него приятнее или менее неприятно. Этот тезис, конечно, не претендует на обобщение простого рефлекса или привычного поведения. Рассматриваемое «убеждение» не обязательно должно быть явным в том смысле, что оно было словесно сформулировано до действия; это может быть несформулированное предположение.Теория — это не просто целенаправленное действие; это также теория о желании: утверждается, что человек желает одной вещи больше, чем другой, тогда и только тогда, когда он думает, что ее появление будет для него более приятным.

Связь этой формы психологического гедонизма с этическим гедонизмом можно объяснить следующим аргументом, часто используемым этическими гедонистами. В качестве основной предпосылки предполагается, что что-то внутренне желательно тогда и только тогда, когда люди желают этого для себя.Второстепенная посылка — это теория «цель — удовольствие», а именно, что люди хотят только удовольствия для себя. Отсюда делается вывод, что удовольствие — единственное, что желательно по сути. Писатель III века Диоген Лаэртиус сказал об Эпикуре, что «в качестве доказательства того, что удовольствие — это цель, он приводит тот факт, что живые существа, как только они рождаются, вполне довольны удовольствием и враждуют с болью по побуждению природа и помимо разума «.

Современные этические гедонисты редко апеллируют к теории «цель — удовольствие» для подтверждения своих взглядов, отчасти потому, что эта теория кажется несовместимой с очевидными фактами.Например, политические деятели, похоже, очень заинтересованы в том, чтобы получить положительные отзывы в книгах по истории, которые появятся после их смерти. Очевидно, эта мотивация не зависит от уверенности в том, что грядущее событие будет им лично приятно. Опять же, люди часто, кажется, рискуют личной потерей из-за каких-то моральных принципов или для того, чтобы не оставить друга (это иллюстрируется знаменитым высказыванием Дина Ачесона: «Я никогда не повернусь спиной к Алджеру Хиссу»). Сторонники теории «цель — удовольствие» склонны объяснять такие факты, говоря, что индивид будет несчастен в будущем — и знает, что будет, — если он не будет жить по своим принципам или бросит своего друга; следовательно, действие все-таки мотивировано расчетом на личное удовольствие.Однако теория должна утверждать, что вера на этот счет, хотя бы смутно поддерживаемая агентом, является необходимым условием мотивации; и это кажется неправдоподобным. Сторонники теории могут путать две вещи: убеждение агента в том, что определенная будущая ситуация будет для него относительно более приятной, и мысль агента о том, что эта будущая ситуация является привлекательной или отталкивающей сейчас. Человек может сказать: «Я, , недоволен идеей отказаться от дружбы с X , в целостность которой я верю.«Это утверждение может быть правдой, а также является важным ключом к пониманию его поведения. Но это сильно отличается от высказывания:« Я продолжу дружбу с мистером X , потому что я думаю, что буду менее счастлив, , если я этого не сделаю ». t, «своего рода утверждение, которое обычно принималось бы как доказательство того, что человек не заботился о своем друге. Сторонники теории всегда могут утверждать, что рассуждение, требуемое их теорией, имеет место бессознательно, но постулирование этого является ad hoc , единственная причина в том, что это спасает теорию от конфликта с наблюдением.

мотивация приятными мыслями

Как указывалось выше, приверженцы формы психологического гедонизма «цель — удовольствие» иногда путают ее с другим тезисом, который мы можем назвать теорией «мотивации приятными мыслями». Эта теория является утверждением, что человек выберет A , а не B , или предпочтет A к B (будь то действие или ситуация), если и только если мысль о A ( с ожидаемыми последствиями) более привлекательна или менее отвратительна, чем мысль о B (с ее ожидаемыми последствиями).Эта теория не является очевидной ложной: действительно, в качестве предположения о предпочтении она может быть аналитическим предложением, которое устанавливает один тест, который мы используем, чтобы решить, предпочитает ли человек одно другому. Как предложение о действии, это явно синтетическое предложение. Таким образом, он может быть не в состоянии объяснить тот факт (если это факт), что иногда мысль о выполнении A не более привлекательна или менее отвратительна, чем мысль о выполнении B , но агент просто решает do A (возможно, он должен сделать выбор между ними).

Даже если эта форма психологического гедонизма верна, тем не менее, она не поддерживает этический гедонизм, поскольку не устанавливает ограничений на цель типа , которая может быть привлекательной или отталкивающей для человека. Если поддержка этического гедонизма требует демонстрации того, что люди желают только удовольствия, то нынешняя теория не обеспечивает такой поддержки. Если предположить, что желание вещи означает нахождение этой идеи приятной или привлекательной, из этого не следует, что привлекательной является только сама идея удовольствия.Следовательно, из этого не следует, что желательно только удовольствие, и поэтому утверждение, что желательно только удовольствие, не является частью теории «мотивации приятными мыслями».

обусловливание приятными переживаниями

Третья форма психологического гедонизма, теория «обусловливания приятными переживаниями», представляет собой теорию о причинных условиях желаний или ценностей человека. Грубо говоря, он утверждает, что по крайней мере фундаментальные ценности человека могут быть соотнесены с прошлыми удовольствиями или вознаграждениями, что эти удовольствия являются, по крайней мере, частью причинного объяснения ценностей и что ценностями человека можно управлять, манипулируя его удовольствиями.Если человек ценит мороженое, то это потому, что в прошлом он наслаждался мороженым (и от него не тошнило). Истинность этой теории вряд ли подлежит сомнению, поскольку она просто утверждает, что прошлые удовольствия имеют некоторое влияние на предпочтения и ценности; но ее истинность может быть широко поставлена ​​под сомнение, если утверждать, что теория дает полный отчет о симпатиях и ценностях, на которые, согласно экспериментальным данным, по-видимому, влияют многочисленные факторы. Однако принятие теории не обязывает человека утверждать, что люди желают только удовольствия.Теория согласуется с утверждением, что люди хотят и ценят такие вещи, как посмертная слава или быть щедрым или смелым человеком. Вся теория утверждает, что любых ценностей, которые человек приобрел из-за прошлых удовольствий или наказаний того или иного рода — возможно, наслаждения родительской похвалой или наказанием за родительские упреки.

Дальнейшие аргументы в поддержку этического гедонизма

Приемлемая психологическая теория, как мы видели, не означает, что люди желают только удовольствия или вещей, которые, по их мнению, будут им нравиться, или что люди предпочитают A B , если и только если они думают, что A будет им приятнее, чем B .Следовательно, этический гедонизм не может апеллировать к психологической теории в поддержку своего тезиса.

Этические гедонисты иногда полагаются на одну или несколько из трех других аргументов в поддержку своей точки зрения. Первая линия рассуждений состоит в том, что этический гедонизм — это аналитическая истина, истинная по определению. Локк, например, определил «добро» как «то, что способно вызывать или увеличивать удовольствие», а Бенедикт Спиноза определил его как «любой вид удовольствия и все, что к нему ведет.«Недостаток этого утверждения, однако, состоит в том, что многие люди, по крайней мере, думали, что либо некоторые вещи, кроме удовольствия, по своей сути хороши, либо что некоторые виды удовольствия по своей сути плохи. С учетом этого нелегко утверждать, что» «по своей природе хорошее» просто означает приятное.

Вторая линия рассуждений, которая является более существенной, начинается с предпосылки о том, что обычно принято считать, что по крайней мере некоторые формы удовольствия по своей природе хороши, и основывается на оспаривании утверждения о том, что все остальное по сути хорошо.Если утверждения о других вещах будут успешно опровергнуты, будет сделан вывод, что этический гедонизм остается в поле зрения. Оценка этой аргументации, очевидно, является сложным вопросом, поскольку предполагает выводы о том, как разрешать этические споры. Здесь уместно упомянуть лишь некоторые примеры, которые часто обсуждаются гедонистами и их оппонентами.

Критики гедонизма часто утверждают, что некоторые виды удовольствия по своей сути плохи — например, злонамеренное удовольствие от страданий другого человека.И они говорят, что некоторые неприятные переживания по своей сути хороши — например, наказание того, кто был жесток по отношению к другому. Более того, можно утверждать, что различные вещи, помимо удовольствия, по своей сути хороши: знания, определенные черты характера, добрые или смелые поступки, сама жизнь (по крайней мере, сохранение разума с памятью), даже если она не является положительно приятной, объект уважения или любви со стороны других людей, запоминающийся после смерти, достижения, интеллектуального или эстетического.Строго говоря, всякий, кто принимает любой из этих пунктов, не может быть этическим гедонистом.

Третья, более практичная линия рассуждений гедонистов заключалась в утверждении, что их точка зрения делает возможными научные и объективные оценки социального планирования, чего не делают другие точки зрения. Например, если возникает вопрос, следует ли повышать определенный тариф, гедонист может сказать, что его теория позволяет нам (по крайней мере в принципе) объективно решить, принесет ли тариф пользу, поскольку нам нужно только решить, будет ли более высокая чистая Сумма удовольствий будет произведена с тарифом или без него.

В последние десятилетия эта концепция подверглась серьезной критике, в том числе несправедливой. Одна критика, которая неоднократно встречается в трудах экономистов, указывает на то, что мы ничего не можем знать о психических состояниях других людей, поскольку нет способа наблюдать их напрямую; следовательно, вся идея о том, что теоретически человек может определять влияние тарифа на счастье кого-либо, кроме него самого, абсурдна. Эта критика, вероятно, заходит слишком далеко, но вопросы, касающиеся других умов, здесь не могут быть оценены.Более веское возражение заключается в следующем. Если «приятный» анализируется как значение «это опыт, который нравится человеку в данный момент для него самого», то предположительно можно сказать, что опыт A более приятен, чем опыт B , если A его опыт нравится больше. Теоретически, таким образом, мы могли бы показать, что тариф на велосипеды принесет больше вреда, чем пользы, если бы мы могли сопоставить все приятные впечатления, которые он вызывает, с опытом, по крайней мере, одинаково приятным (тот, который нравился, по крайней мере, столь же сильно) равной продолжительности, которой препятствует тариф, и , если, кроме того, он стоит нам удовольствий, которые не совпадают с теми, которые он производит, или если некоторые из удовольствий, которые он нам приносит, более интенсивны, чем соответствующие удовольствия, которые он производит, и наоборот. не тот случай.Пока решение, по крайней мере в принципе, может быть достигнуто. Но возможно, что все будет слишком сложно, чтобы разрешить такое простое сопоставление. Возможно, нам придется сравнивать более интенсивное, но кратковременное удовольствие с менее интенсивным удовольствием большей продолжительности; и неясно, что означало бы сказать, что одно такое переживание «содержит больше удовольствия», чем другое. Таким образом, неясно, можно ли в принципе проводить сравнение, за исключением особо благоприятных ситуаций.В этом отношении, однако, гедонист кажется правым в одном пункте: не существует другой теории внутренне желаемого, которая делала бы такие оценки более научными или более объективными.

См. Также Аристипп из Кирены; Бентам, Джереми; Консеквенциализм; Диоген Лаэртский; Эпикур; Счастье; Гоббс, Томас; Юм, Дэвид; Локк, Джон; Милл, Джон Стюарт; Мур, Джордж Эдвард; Удовольствие; Сиджвик, Генри; Утилитаризм; Стоимость и оценка.

Библиография

психологический гедонизм

Данкер К.«Удовольствие, эмоции и стремление». Философия и феноменологические исследования 1 (1940): 391–430.

Троланд, Л. Т. Основы мотивации человека . Нью-Йорк: Ван Ностранд, 1928. Гл. 16.

Янг П. Т. «Роль гедонических процессов в организации поведения». Психологический обзор 59 (1952): 249–262.

этический гедонизм

Бентам, Джереми. Принципы морали и законодательства . Множество изданий.

Диоген Лаэртиус. жизней выдающихся философов . Лондон: Heinemann, 1925. Bk. II (Аристипп) и X (Эпикур).

Юинг, А.С. Этика . Лондон: English Universities Press, 1953. Ch. 3.

Милл, Дж. С. Утилитаризм . Множество изданий.

Мур, Г. Э. Этика . Oxford, 1949. Chs. 1–2.

Шарп, Ф. С. Этика . Нью-Йорк: Century, 1928. Ch. 19.

Сиджвик, Генри. Методы этики . Лондон, 1922 год.Кн. III, гл. 14.

измерение удовольствий

Алчиан, А. А. «Значение измерения полезности». American Economic Review 43 (1953): 26–50.

Бентам, Джереми. Принципы морали и законодательства .

No related posts.