Состояние отчаяния и духовная практика

(по преподобному Силуану Афонскому и архимандриту Софронию)

Вначале приведем цитату из известной книги архимандрита Софрония (Сахарова) “О молитве”: “Из моего опыта я могу сказать: есть два рода отчаяния: одно — чисто негативное, губящее человека духовно и затем телесно. Другое — благословенное. О нем я не перестаю говорить” .

В другом месте, в книге “Старец Силуан” отец Софроний добавляет: “Иначе действует враг-дьявол с теми, кто принимает его, и иначе по отношению к тем, которые борются. Иное — страдание гордого отчаяния, и иное — души благочестивой, когда Бог позволяет сатане сотворить брань с душою. Это последнее искушение чрезвычайно тяжело и попускается редко” . Об этом последнем состоянии писалось не очень много; хотелось бы обратить внимание на связь такого состояния со страданиями библейского Иова.

Многолетний опыт подвижничества, духовный авторитет отца Софрония, которого многие почитают старцем, и глубина его творений не позволяют просто отмахнуться от этих слов о благословенном отчаянии, нелегких для восприятия, но требуют серьезно задуматься.

Губительное отчаяние

Когда в Православии говорят об отчаянии, чаще всего имеют в виду первый из указанных отцом Софронием родов отчаяния — “чисто негативное и губящее человека” отчаяние как один из наиболее тяжких грехов (согласно “Словарю живого великорусского языка” В. И. Даля, отчаяние — это безнадежность, лишение последней веры и надежды .

Рассмотрим подробнее сначала именно этот, губящий человека род отчаяния. Как отмечает епископ Варнава (Беляев), у людей, ведущих духовную жизнь, это губительное отчаяние также бывает двух родов: “Отчаяние первого рода происходит от отягчения совести множеством содеянных грехов, когда душа, по причине большого количества этих язв, погружается от тяжести их в глубину безысходного горя и безнадежия.

Другого рода отчаяние бывает от гордости, когда человек, впадший в какой-либо грех, никак не хочет смириться и признать, что он заслужил падение От первого вида исцеляют воздержание и теплая надежда на Бога, а от последнего — смирение и то, чтобы никого не осуждать” .

А вот как описывает это состояние отец Софроний: “Доколе в человеке сильна гордость, дотоле он может подвергаться приступам особо мучительного, адского отчаяния, которое извращает все представления о Боге и о путях Его промысла. Гордая душа, пребывая в тягостном страдании и мраке ада, виновником своих мучений считает Бога и мыслит Его как безмерно жестокого. Лишенная подлинного бытия в Боге, она все оценивает из своего болезненно-страдальческого состояния и начинает ненавидеть и свою жизнь, и вообще все бытие мира.

Пребывая вне Божественного света, в своем отчаянии она доходит до того, что и бытие Самого Бога начинает ей представляться как безнадежная бессмыслица, в силу чего ее отталкивание от Бога и ненависть ко всякому бытию становятся все большими и большими” .

Основные причины такого отчаяния — оскорбленное самолюбие, страх перед общественным позором в случае, если узнают о совершенном преступлении, боязнь наказания, крушение идеалов или задуманных предприятий, безнадежная любовь и прочее . В наиболее тяжких случаях отчаяние может довести человека до самоубийства.

Фото: PROвидец, photosight.ru

Необходимо также отметить, что многие Святые Отцы говорили о необходимости борьбы со страстями (духовной брани) и о том, что страсти могут посылаться нам для духовного совершенствования. Господу более угодна наша борьба со страстями, нежели полное отсутствие страстей, бесстрастие . Известно, например, свидетельство о преподобном Иоанне Колове, который вначале умолил Бога, чтобы ему было даровано бесстрастие, а затем, по совету старца, испросил у Господа возвращение браней и терпение, ибо, как сказал старец, “по причине браней душа приходит в преуспеяние”.

Преподобный Силуан дает весьма поучительный комментарий на этот важный для православной духовной практики эпизод, нашедший отражение в Священном Предании. Преподобный Иоанн Лествичник также указывает: “Да благодушествуют страстные смирившиеся. Ибо если они и во все ямы впадали, и во всех сетях увязали, и всяким недугом вознедуговали, но по выздоровлении бывают для всех светилами и врачами, путеводителями и наставниками, объявляя виды и свойства каждого недуга и своею опытностью спасая близких к падению” .

Нельзя не упомянуть здесь также и поучительный случай, о котором свидетельствуют “Троицкие листки с луга духовного”. Речь идет о явлении преподобного Сергия Радонежского человеку, находившемуся в отчаянии и собиравшемуся покончить жизнь самоубийством. Человек этот был так потрясен видением, что отбросил пояс, на котором только что хотел повеситься, и направился в Троице-Сергиеву Лавру, где получил утешение от отца Анфима. Молитвой у раки преподобного Сергия он был окончательно утешен и вышел из обители, как новорожденный младенец. Он смотрел на мир другими глазами, и душа его совершенно успокоилась .

Переживание губительного отчаяния опасно, но еще не фатально. Человек, впавший в губительное отчаяние, еще может (и должен) обратиться к Богу с горячей покаянной молитвой, и Господь непременно даст ему исцеление и новые силы для продолжения духовной брани. Вот как пишет об этом преподобный Исаак Сирин: “Если приключится человеку впасть и в многоразличные прегрешения, да не перестанет радеть о добре, да не останавливается в своем течении. Но и побеждаемый, снова да восстает на борьбу со своими противниками и ежедневно да начинает полагать основание разрушенному зданию, до самого исхода своего из мира сего” .

В заключение этой части статьи необходимо отметить, что, согласно учению православных отцов-аскетов, состояние отчаяния самым тесным образом связано с печалью и унынием .

Отчаяние “по Богу”

Существует и состояние духа, внешне, по своим психологическим характеристикам, схожее с описанным выше, но принципиально иное. Вот как описывает его отец Софроний: “Когда впервые промыслительно Богом оставленный человек испытывает приближение сатаны, тогда все его существо, и душа и тело, подавляется великим страданием и страхом, который нельзя сравнить со страхом от преступников и убийц, потому что в нем есть мрак вечной гибели.

Душа тогда познает, что есть дьявол; познает силу его жестокости; и пораженная колоссальностью стоящего перед нею зла — вся сжимается. От ужаса, отчаяния и трепета она приходит в такое изнеможение, что не находит в себе силы молиться.

Она не чувствует с собою Бога-Заступника, а враг говорит: «Ты в моей власти… А на Бога не надейся и забудь Его; Он неумолим»”. В эти минуты душа, не желая принять дьявола, или безмолвно, без слов замирает с мыслью о Боге, или же, в лучшем случае, находит в себе силы призвать имя Божие. После уже она познает, что именно в этой борьбе Бог исключительно внимает ей” .

Как отмечали многие отцы Церкви (в частности, преподобные Иоанн Кассиан, Нил Синайский, Исаак Сирин, святители Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский и др.), греховные страсти извращают спасительные “настроения человека, психологическая основа которых напечатлена в природе человека как несомненно полезное средство, условие, благоприятствующее в деле осуществления человеком его религиозно-нравственного назначения”.

Эти настроения, как справедливо подчеркивает С. М. Зарин, возникают в связи с познанием истинного блага, с одной стороны, и из-за сознания порочности нашей жизни, с другой. Они поддерживаются созерцанием блаженства Жизни Вечной и стремлением к совершенству.

Созерцая бесконечный идеал, человек не только глубже чувствует и яснее осознает несовершенство человеческого естества вообще, но вместе с тем — и это принципиально важно — начинает ощущать несовершенство своей собственной личности. В этом случае указанное чувство становится активным стимулом религиозно-нравственного развития человека .

Описываемое выше состояние в православной аскетике именуется печалью “по Бозе” (по Богу, ради Бога).

По свидетельству преподобного Исаака Сирина, печаль только в одном случае становится полезной для нас, когда она является печалью “по Богу”. Печаль “по Богу” “возникает от покаяния в грехах или от желания совершенства, или от созерцания будущего блаженства. Сердце, исполненное печали о немощи и бессилии в делах телесных, явных, заменяет собою все эти телесные дела” .

Печаль “по Богу” является одним из существенных и исходных моментов христианской веры, необходимой для спасения. Ее отличие состоит в том, что она находит свое религиозно-нравственное основание, опору и главную цель именно в Боге. Человек испытывает острую неудовлетворенность своим состоянием (и при этом ощущает невозможность изменить это положение собственными силами) именно постольку, поскольку это состояние становится существенным препятствием для достижения единственно ценной для него цели — стремления к Богу.

Таким образом, печаль в этом “добром” направлении помогает поддерживать в человеке активность, побуждает его на аскетический подвиг. Этот подвиг всестороннего совершенствования выражается как в очищении человека от страстей, так и в приобретении им важнейших христианских добродетелей. Преподобный Исаак Сирин называл такую “печаль ума” драгоценным Божиим даром .

Состояние печали “по Богу” отличается от описанной нами выше губительной страсти тем, что человек с болью ощущает в себе несоответствие между стремлением души к Богу и желанием достичь этого собственными силами. Основной целью его жизнедеятельности становится Бог, а не удовлетворение собственных помыслов, желаний и страстей и не заботы о своем земном существовании. Находясь в состоянии “обычной” печали, человек замыкается на самом себе, но печаль “по Богу” чаще всего приводит к обретению Божественной благодати (ибо сказано: Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам (Мф 7:7), а губительные страсти печали и отчаяния без покаяния могут вызвать безысходную тоску, апатию и бездеятельность, паралич воли и способностей .

То духовное состояние, о котором пишет архимандрит Софроний и которое психологически близко к состоянию отчаяния, обладает, однако, своими существенными особенностями. Такое отчаяние имеет своим основанием не боязнь раскрытия тайных грехов и не гордыню, а неутолимую ревность по Богу. Это более интенсивное и острое проявление печали “по Богу”. Для удобства изложения мы будем далее называть это состояние отчаянием “по Богу”.

О близком по содержанию духовном состоянии человека свидетельствует святитель Феофан Затворник, говоря о таинстве покаяния: “Больше всего характеризует его (таинство покаяния — А. Г.) болезненный перелом воли. Человек оскорблял Бога; надобно теперь гореть в огне суда неумытного. Кающийся испытывает болезни рождающих, и в чувствах сердца некоторым образом прикасается мучениям ада В кающемся то ужасы почти отчаяния, то веяние отрады милосердия сменяются одни другими” .

Отец Софроний использует страшное слово “отчаяние” для того, чтобы описать то предельное страдание, которое ощущает душа, почувствовавшая благодать Божию и затем потерявшая ее, чтобы подчеркнуть ту силу, которой может достигать эта печаль “по Богу”.

Преподобный Силуан Афонский по этому поводу пишет об “унынии сердца”: “Когда Господь посетит, то душа знает, что был милый Гость и ушел, и скучает душа по Нему, и слезно ищет Его: «Где Ты, Свете мой, где Ты, Радость моя? Следы Твои благоухают в душе моей, но Тебя нет, и скучает душа моя по Тебе, и сердце мое уныло и болит, и ничто более не веселит меня, потому, что я оскорбил Господа, и Он скрылся от меня»” . Преподобный Силуан отмечает, что ощущение любви и благодати Господней теряется нами “за гордость и тщеславие, за неприязнь к брату, за осуждение брата, за зависть, за блудную мысль, за пристрастие к земным вещам” и др.

Фото: Pioner88911, photosight.ru

Как уже отмечалось, подобное искушение попускается Богом нечасто. Не всем православным верующим доводится испытывать такие интенсивные страдания, такую ревностную печаль “по Богу”. Это подтверждают и другие духовные писатели. Так, святитель Феофан Затворник отмечает, что искание Бога происходит у различных людей по-разному: если у одних оно “совершается ретиво, быстро, огненно”, то у других, напротив, “дело идет холодно, неспешно, многотрудно”. Архимандрит Софроний, очевидно, относится к первой группе.

Святитель Феофан с сожалением отмечает, что эта первая группа очень мала и редка, и такая предельная ревность по Богу, которая позднее была описана в творениях отца Софрония, нечасто встречается у христиан. Более часто человек, перестав чувствовать возбуждение благодати Божией, напротив, привыкает к этому, и снова происходит его падение в обычные его смертные грехи. “Чем чаще происходят сии отпадения, — пишет святитель Феофан, — тем слабее становится возбуждение, потому что к нему сердце как бы привыкает, и оно переходит в ряд обычных явлений душевной жизни.

Вместе с таким умалением, оно из чувства энергического все более и более приближается к мысли, и, наконец, переходит в одно простое помышление и воспоминание. Это помышление до поры до времени принимается с согласием, потом только терпится, хоть без неудовольствия, но холодно, без особого внимания; а затем уже становится докучливым, его спешат скорее сбыть, и, наконец, от него чувствуют неприятность и отвращение; его уже не любят, а ненавидят, преследуют, гонят. Соответственно сему, падает убеждение в необходимости лучшей духовной жизни…”

Исходя из этого, святитель Феофан настоятельно рекомендует всем верующим совершать усилия для стяжания дара благодати Божией и использовать для этого малейшие мысли о необходимости “переменить жизнь и стать лучше в своих делах и внутренних расположениях” .

Возможно, такое состояние “последнего отчаяния по Богу” подается некоторым подвижникам для большего стяжания благодати Божией. В любом случае мы не вправе отрицать того, что мы не познали.

Необходимо подчеркнуть, что отец Софроний никого не призывает пережить состояние отчаяния “по Богу”. Он лишь делится своим опытом, который ему с Божией помощью удалось пережить. При этом, хотя такая ревность по Богу, которая нашла отражение в творениях отца Софрония, и не типична для современного мира, она вдохновила немало православных христиан на продолжение своего духовного совершенствования и тем самым принесла многочисленные плоды.

Невозможность преодоления духовных препятствий собственными силами

У отчаяния, о котором пишет отец Софроний, кроме постоянной ревности по Богу и непрестанного стремления к Нему, имеется и иная причина — невозможность преодоления духовных препятствий собственными силами. “Много раз, — отмечает отец Софроний, — приходил я в отчаяние от самого себя вследствие неспособности моей пребывать постоянно в духе заповедей Христовых” .

“Видя себя не могущим преодолеть сию смерть нашими усилиями, мы впадаем в некое отчаяние о нашем спасении. Как это ни странно, но нам необходимо пережить это тягостное состояние, — переживать его сотни раз, чтобы оно глубоко врезалось в наше сознание. Нам полезен этот опыт ада. Когда мы носим в себе сию муку годами, десятилетиями, то она становится постоянным содержанием нашего духа, неизгладимою язвою на теле жизни нашей. И Христос сохранил раны от гвоздей распятия на теле Своем даже по Воскресении…”

Отчаяние, о котором говорит здесь отец Софроний, — это не отчаяние в уповании на милость и благодать Божию, характерное для губительных страстей, а отчаяние в ревностном, неодолимом стремлении достичь идеала собственными силами. Отец Софроний именует это состояние отчаянием “от самого себя” .

Каждому из нас знакомо то страдание, которое возникает от невозможности решить неразрешимое, достичь недостижимого, сделать невозможное. Само по себе это стремление не несет в себе нравственной определенности. Нравственная оценка этого стремления зависит лишь от направления нашей воли.

Прийдя к этой ситуации, мы некоторое время продолжаем делать попытки реализовать наши устремления собственными силами, но вскоре теряем их и осознаем невозможность достигнуть планируемого результата. Вот это чувство, которое обычно тоже называется отчаянием, по-видимому переживал отец Софроний.

Как отмечает С. М. Зарин, “за бурными порывами, по законам психической жизни, должна следовать реакция в виде ослабления, упадка душевной энергии. И этот упадок, действительно, наступает, выражаясь в новых аффективных состояниях печали и уныния” (а последнее, как мы уже отмечали, — родственно отчаянию).

Господь дал человеку свободную волю, и Он ожидает от нас наших собственных усилий в духовном совершенствовании. Такие усилия человека являются, в частности, одним из важнейших условий духовной брани. Поэтому в самих этих усилиях нет ничего греховного. Но эти собственные человеческие усилия имеют свои пределы. Невозможное человекам возможно Богу (Лк 18:27). Человек в процессе своего духовного возрастания рано или поздно начинает это ощущать. И особенно сильно и остро ощущали это Святые Отцы. Возникает серьезное внутреннее противоречие, которое требует своего разрешения.

Разрешение противоречия отчаяния от самого себя “по Богу”

“Благодатное отчаяние”, о котором пишет отец Софроний, отчаяние от самого себя “по Богу” находит свое разрешение в стяжании благодати Божией. Проходя через жестокое духовное страдание, через изнеможение, человек становится духовно чище, “прозрачней” для Бога.

Разрешение “благодатного отчаяния”, духовное очищение — это дар Божий. Именно Господь посылает Свой свет, Свое избавление, которого так жаждет, так истово молит душа подвижника, ощутившая невозможность стяжания благодати собственными силами и подвигами: “Далеко не радостно увидеть себя «нищим», осознать свою слепоту, — свидетельствует отец Софроний. — До великой боли страшно услышать смертный приговор себе за то, что я такой — как я есмь. Однако в глазах своего Создателя я блажен именно за познание своего ничтожества (ср. Мф 5:3).

Я должен увидеть Христа «как Он есть», чтобы сопоставить себя с Ним, и из сего сравнения ощутить мое «безобразие». Сильным было и еще остается мое отвращение от самого себя. Но из этого ужаса родилась во мне молитва особого отчаяния, погружавшая меня в море слез. Я никак не видел тогда путей к моему исцелению; мне казалось, что мое уродство не может преложиться в подобие Его красоте. И эта безумная молитва, потрясавшая все мое существо, привлекла ко мне сострадание Бога Всевышнего, и Его Свет воссиял во мраке моего бытия. Через ад моей безнадежности пришло небесное избавление…”

Многие Святые Отцы и подвижники говорили о помощи Божией, которая приходит в самые тяжелые и ответственные минуты жизни, связанные, в частности, с отказом от опоры лишь на собственные силы и с упованием на Бога. Так, святитель Игнатий (Брянчанинов) подчеркивает: “Суетен и бесплоден крест свой, если, чрез последование Христу он не преобразится в крест Христов” . “Крест дотоле тягостен, доколе он пребывает своим. Когда же он преобразится в крест Христов, то получает необыкновенную легкость” .

Получив помощь Божию и ощутив Его благодать, подвижник не останавливается на этом. Получив передышку в духовной брани и духовный опыт осуждения себя, он, как пишет отец Софроний, “снова идет стоять над пропастью” .

“Держи ум твой во аде и не отчаивайся”

Преподобный Силуан Афонский получил от Господа откровение: “Держи ум твой во аде и не отчаивайся” . Для обычного человека, в том числе и верующего, держание ума во аде невыносимо. Однако, непрестанно творя молитву за весь мир, подвижник постепенно приобретает способность погружаться во ад, не впадая при этом в состояние отчаяния. Не нужно отчаиваться, свидетельствует об этом преподобный Силуан, “ибо Господь безмерно милостив и любит нас” .

Как отмечает отец Софроний, держать ум свой во аде и не отчаиваться могут лишь немногие. “От постоянного пребывания в этом подвиге, — пишет он, — душа приобретает особую привычку и выносливость, так что память об аде настолько усваивается душе, что становится почти неотходною. Необходимость такого постоянства вызывается тем, что человек «в мире живущий и плоть носящий» непрестанно подвергается влияниям окружающего его греха, от которого, как бронею, защищается душа тем, что смиряется даже до ада преисподнего”.

Подвижник особым внутренним движением сходит душой в ад, и адский огонь попаляет и выжигает в нем страсти .

Поясняя откровение преподобного Силуана “Держи ум твой во аде и не отчаивайся”, архимандрит Софроний (Сахаров) пишет: “Держать себя во аде для него не было новым. До явления Господа он [старец Силуан] пребывал в нем. Новое в указании Божием — «и не отчаивайся». Прежде он дошел до отчаяния; ныне снова, после многих лет тяжелой борьбы, частых богооставлений, он переживал часы если и не отчаяния, то все же близких к нему страданий. Память о виденном Господе не допускала его до последнего отчаяния, но страдания от потери благодати бывали не менее тяжкими. Вернее, то, что он переживал, тоже было отчаянием, но иного рода, чем первое. В течение стольких лет, несмотря на все труды, предельно доступные его силам, он не достигал желаемого и потому терял надежду когда-нибудь достигнуть его”.

“Блаженный старец Силуан говорил, что многие подвижники, приближаясь к состоянию, необходимому для очищения от страстей, отчаиваются и потому не могут пойти дальше. Но тот, кто знает, что «Господь много нас любит», избегает губительного действия последнего отчаяния и умеет мудро стоять на грани его, так что и силою адского пламени пожигает в себе всякую страсть, а вместе и жертвою отчаяния не становится” . Сам преподобный Силуан, как об этом свидетельствует архимандрит Софроний, иногда, в начале своего духовного подвига, тоже впадал в отчаяние, но, по милости Божией, выходил из него “с пользой” .

По словам отца Софрония, старец Силуан погружался во ад, но, “возвращаясь к памяти любви Божией, он избегал отчаяния” . При этом “совмещаются предельное, выносимое естеством человеческое страдание с предельным, выносимым человеческим естеством блаженством” .

Архимандрит Софроний пишет, что многие подвижники “прошли через болезненность душевных колебаний, — чрез терзание совести от сознания своей порочности и неправды пред Богом, — чрез губительные сомнения и страдальческую борьбу со страстями. Они познали состояния адских мучений, тяжкий мрак отчаяния, неподдающуюся описанию тоску и горестность богооставленности” . И в этой борьбе они породили бесценный опыт духовной брани и смирения. По свидетельству преподобного Силуана Афонского, “Господь научил меня держать ум во аде, и не отчаиваться, и так смиряется душа моя” .

В заключение хотелось бы еще раз процитировать слова архимандрита Софрония, которые могут подвести итог всему вышесказанному: “Господь дал мне благодать отчаяния; и даже больше сего: святую ненависть к моему греху, то есть ко мне, к самому себе, сросшемуся с грехом, смрад которого подобен ядовитому газу. Исцелиться своими усилиями — невозможно. При полном отчаянии от самого себя, как я есмь, единственно, что остается, — броситься к Богу с безнадежной надеждой”.

Опубликовано в журнале «Альфа и Омега»

Читайте также:

Вечерний экспресс «Сансет Лимитед» — поединок веры и отчаяния

За что?

Капли золотых мыслей, или что особенного в Силуане Афонском?

«У диавола нет более грозного оружия, чем отчаяние»

Православие.ru

Сейчас многие люди признаются: «Новости о коронавирусе такие печальные. Какое-то уныние охватывает. Может, новости не смотреть?» Думаю, самое время вспомнить, что Православная Церковь знает о печали и унынии, о том, как с ними бороться.

В раю Адам и Ева были радостны, беспечальны. После грехопадения всё изменилось: пришли болезни, смерть, и людям есть о чем печалиться. Скажем иначе: после грехопадения людям нужно печалиться. Печаль бывает не только нормальной реакцией человека на какие-то огорчительные обстоятельства жизни, но и нужным средством, которое выручает человека в этих обстоятельствах. Вот в чем секрет!

Эта полезная нам печаль называется печалью по Богу. Человек сознает, что грехи отдаляют его от Бога, от Источника вечной радости. Человек печалится о своих грехах, кается перед Богом, оплакивает свои грехи. Плач о грехах – крайняя форма печали по Богу. Опыт многих подвижников свидетельствует, что этот плач – радостотворный. То есть печаль по Богу, духовная скорбь приводит нас к радости по Богу.

Неужели печаль ведет к радости? Это покаянная печаль, особая. Искреннее покаяние Бог охотно принимает и прощает нам грехи. Отсюда радость. Были у нас грехи, и вот их нет – какая радость! Так что чувство печали может быть созидательным, если это печаль покаянная.

Но печаль может быть и разрушительной, если это печаль мирская, то есть греховная. К восьми главным страстям православная аскетика причисляет печаль. Вообще любая наша страсть приводит к греховной печали. Печаль мирская постигает чревоугодника или блудника, когда он надеялся получить удовольствие и не получил. А если получил? Тогда удовольствие оказывается каким-то неполноценным, кратковременным и на смену ему приходит тягостное чувство, опустошенность – и опять-таки печаль мирская.

Печалится человек, вспоминая о том, как ущемили его самолюбие, как не удалось отомстить за обиду. Здесь печаль вызвана гордостью и гневом. Печалится тот, кто потерпел материальный ущерб. Здесь за печалью выглядывает сребролюбие.

Печаль может постепенно набирать обороты, крайняя степень печали – отчаяние. Святитель Иоанн Златоуст открывает нам тайну:

«У диавола нет в руках более грозного оружия, чем отчаяние. И мы не столько радуем его, когда грешим, сколько – когда отчаиваемся».

Бесы развлекаются любимой игрой. В чем она состоит? Соблазняя человека на грех, бес представляет грех чем-то извинительным. После совершения греха бес внушает, что грех непростительный, и вгоняет человека в отчаяние.

Понаблюдаем за своей жизнью: не ведет ли кто с нами подобную игру?

С отчаяния человек может помрачиться умом, открыть окно и прыгнуть с 9-го этажа. В один момент крайнего отчаяния совершается самоубийство. Или самоубийство будет растянуто на годы, человек будет спиваться с горя. Или искать лекарство от навязчивой печали в наркотиках. Или уйдет в мир азартных игр, станет послушным рабом индустрии развлечений.

Печаль мирская наполняет душу человека беспрерывным недовольством, ропотом, ворчанием, недоброжелательностью, малодушием. Преподобный Исаак Сирин усматривает в греховной печали причину «усложнения души». Почему простые вещи в нашей жизни кажутся нам такими сложными? От печали. Отец Иоанн (Крестьянкин) признавался: «Я люблю радоваться и радовать». В нем светилась духовная радость. К нему приходили люди со сложнейшими и запутанными жизненными ситуациями, он умел помочь, всё распутать, утешить. Его радостное сердце и сочувственное слово удивительным образом исцеляло эти нездоровые усложнения души. Достаточно письма его почитать…

Усложнение души при печали оборачивается тем, что страдающий от печали человек тешится этой печалью, получает от печали нездоровое удовольствие. Вспомним стихи поэтов-декадентов, посмотрим на лица некоторых популярных певцов. Не будем их осуждать, а сделаем правильный вывод: осознаем, что от греховной печали надо избавляться. Если мы имеем желание выздороветь, Бог поможет в выздоровлении. За последнее можно не беспокоиться.

Лучшее лекарство – покаяние. Авва Дорофей считает, что мы чувствуем угнетенное состояние духа, потому что не осуждаем сами себя. Как это? Нас печалят некоторые люди, сослуживцы и соседи, с которыми хочется разорвать отношения. Плохое решение. Подвижники предлагают другое: воспринимать опечалившего нас человека как врача, который надавил на больное место и обнаружил в нас страсть печали. Представим: после инсульта пациент не чувствует левую руку, врач его лечит, и вдруг рука чувствует боль. Хотя и больно, но пациент благодарен, потому что такая боль – начало выздоровления.

Не будем спешить и рвать отношения с тем, кто нас печалит. Попытаемся нормализовать отношения, молиться за этого человека, даже благодарить. Если это произойдет, то выздоровление пойдет ускоренными темпами. Праведный Алексий Мечёв, отец Иоанн (Крестьянкин) делали именно так, когда им «влетало» непонятно за что от приходского начальства. Вот радикальное средство лечения печали. Может, по этой причине у отцов Алексия и Иоанна столько радости и света было во всем облике и поступках. Они умели из печальных обстоятельств жизни извлекать радость с помощью Божией. Христос обещал: «Печаль ваша в радость будет» (Ин. 16: 20).

***

Печаль по Богу преображается в радость, а печаль мирская порой преобразуется в страсть уныния. В таком случае нужно специально различить печаль и уныние, что прекрасно сделал православный патролог Ж.-К. Ларше. Печаль мирская более конкретна, это печаль по тому или иному поводу. Например, человек печален, потому что ожидал попасть на праздничный обед, а вместо этого ему предложили обед обычный, не получилось объесться вкуснятиной. Тут реагирует страсть печали.

Уныние носит более неопределенный характер, оно никакими внешними обстоятельствами вроде бы не вызвано. Поэтому уныние – это зачастую прямое невидимое нападение беса. Вот что нужно осознать – и вывести эту страсть на чистую воду.

По-гречески уныние – ἀκεδία. Это слово можно перевести как «небрежность, нетрудоспособность». Вроде бы человек не устал, а делать ничего не может и не хочет. Какой-то упадок духа. Также уныние проявляется через лень. Проявляется через сонливость, которая возникает с началом молитвы, а в конце молитвы куда-то исчезает. Молитва служит сильнейшим лекарством от уныния. Правильное решение в унынии – продолжать молиться, преодолевая навалившийся сон, бесчувственность. И помнить, что молящийся при сухости души выше молящегося со слезами. Так написано в «Азбуке духовной», которую рекомендовал читать духовным чадам архимандрит Иоанн (Крестьянкин).

Уныние действует своеобразно, двояко: всё, что имеешь, вызывает ненависть; всё, что не имеешь, – вожделенно. В радикальной форме уныния человек в грош не ставит то по-настоящему ценное, что в его жизни есть (свою семью, например), а мечтает о чем-то несбыточном (например, создать семью с какой-нибудь медийной персоной). Он стал игрушкой в лапах уныния.

Более мягкий вариант уныния: человеку надоело место его работы, и тут приятель рассказал, что у них на работе условия лучше; человек бросает всё и с большими усилиями переходит на новое место работы; через месяц новая работа ему тоже в тягость. Уныние невозможно побороть сменой места работы, это лишь поощряет страсть.

Как видим, уныние может вызывать недостаток активности: трудно вечером молитвенное правило прочесть. Но также уныние вызывает избыток активности: две минуты помолился, бросил, стал Евангелие читать, через полстраницы вспомнил, что хотел прихожанину позвонить, полез за телефоном…

При недостатке активности – понуждаем себя хотя бы 10 минут помолиться вечером. Не слушаем помыслы: «Всё равно от неживой, недолгой молитвы толку нет. Лучше утром пораньше встану, на свежую голову правило прочту». Ставим будильник на 10 минут и начинаем молиться. Мы же точно знаем, что на 10 минут у нас силы есть. Некоторые люди такими 10-минутками и читают полуторачасовое Правило ко Причащению, борются со страстью уныния, иначе она вообще не даст им подготовиться к Таинству.

При гиперактивности, вызванной унынием, мы тоже боремся. Перестаем перепрыгивать от одного к другому: «Вот место, на которое поставил меня Бог. Господи, помоги мне усидеть на своем месте и здесь творить волю Твою».

Бес уныния поступает, как любой хищный зверь: если от него бежать, бросая дело, которым занимался, – он с удвоенной яростью нападает со спины. Поэтому древние монахи советовали: «Сиди в келье: келья тебя всему научит». Не поддадимся соблазну покинуть наше место подвига, наш окопчик в духовной войне – бес только этого и ждет.

Лествичник считает, что из восьми главных страстей дух уныния – тягчайший – да! – зато борьба с ним доставляет больше всего венцов от Бога.

Священник Павел Сержантов

Книга IV. ОТЧАЯНИЕ — ЭТО ГРЕХ. Болезнь к смерти

Книга IV. ОТЧАЯНИЕ — ЭТО ГРЕХ

Грешат, когда перед Богом (for Gud) или же с идеей Бога, отчаявшись, не желают быть собою или же желают быть таковым. Таким образом, грех — это либо слабость, либо вызов, доведенные до высшей мощи, стало быть, грех — это сгущение отчаяния. Ударение ставится здесь на том, чтобы быть перед Богом или же иметь идею Бога; это и создает из греха то, что юристы называют «определенным отчаянием»; его диалектическая, этическая, религиозная природа состоит в идее Бога.

Хотя эта вторая часть, и в особенности 4 книга, не является подходящим местом или моментом, чтобы давать психологическое описание, заметим, однако же, что наиболее диалектичные пределы отчаяния и греха образованы тем, что можно назвать существованием поэта религиозной ориентация^{26}, — это существование, которое имеет некоторые общие точки с отчаянием отрешенности, однако уже без отсутствия идеи Бога. Если уж держаться категорий эстетики, здесь заключен наивысший образ поэтической жизни. Однако (невзирая на всю эстетики) такая жизнь всегда является грехом для христианина — грехом, состоящим в том, чтобы мечтать, вместо того чтобы быть, иметь лишь эстетическое отношение воображения:. добру и истине вместо действительного отношения, вместо усилия создать его самой своей жизнью. Различие между этой жизнью поэта и отчаянием состоит в том, что в ней присутствует идея Бога, сознание существования перед Богом; но, будучи крайне диалектической, она подобна непроходимой чаще, отчего можно задаться вопросом, осознает ли она смутно, что является грехом. Глубокая религиозная потребность может обнаружиться у этого поэта, а идеи Бога может легко войти в его отчаяние.

И в его тайной мольбе только Бог, которого он любит превыше всего, его утешает, и, однако, он любит и саму эту мольбу и не хотел бы от нее отказаться. Быть собой перед Богом — вот его наибольшее желание, за исключением той постоянной точки, в которой его Я страдает, — здесь этот отчаявшийся не желает быть собою; он рассчитывает, что вечность избавит его от этого, но здесь, в этом мире, несмотря на все свое страдание, он не может решиться принять его, самоуничижиться под тяжестью этого страдания, как это делает верующий. Во всяком случае, его отношение с Богом, его единственная небесная радость, не прекращается; худшим ужасом для него было бы лишиться ее, «равно как и отчаяться в этом»; вместе с тем он позволяет себе — может быть, бессознательно — в мечте своей видеть Бога несколько другим, чем он есть, немного подобным нежному отцу, который слишком уступчив к единственному желанию своего ребенка. Подобно тому как поэт, рожденный из несчастной любви, счастливо воспевает любовное счастье, наш религиозный поэт становится певцом религиозного чувства. Его религиозность составляет его несчастье, он предчувствует, догадывается, что требование Бога состоит в том, чтобы он оставил это мучение, самоуничижился под его тяжестью по примеру верующего и чтобы он принял это страдание как часть своего Я, — ибо, желая удержать его на расстоянии от самого себя, он его как раз удерживает, хотя и полагает (истина наоборот, как все, что говорит отчаявшийся, а стало быть, нечто, понятие при перевертывании) тем самым отделиться от него наилучшим возможным образом, оставив его, насколько это вообще возможно для человек. Однако принять страдание по примеру верующего — вот на это он не способен; иначе говоря, в целом он от этого отказывается, или, скорее, его Я теряется тут в туманности. Однако подобно картинам любви. созданным поэтом. его картина религии наделена очарованием, лирическим порывам, которого никогда не достигают ни мужья, ни священники. И в том, что он говорит, вовсе нет никакого лицемерия, его картины, его описания суть лучшее, на что он способен. Однако он любит религию как несчастный влюбленный, не будучи в строгом смысле слова верующим; от веры у него есть лишь первый элемент, отчаяние; а в этом отчаянии у него есть жгучая ностальгия по религии. Его противоречие, по сути, таково: призван ли он? Жало в его плоти — является ли оно знаком необычной миссии, и если он к этому предназначен, стал ли он таковым перед Богом определенно и надежно? Или же это жало во плоти означает лишь, что он должен самоуничижиться под тяжестью этого страдания и вернуться к обычным людям? Но довольно об этом; есть ли у меня право сказать без обмана: к кому я обращаюсь? Кого заботят все эти психологические изыскания! Ведь куда легче понять обычные представления о священниках, они так похожи на настоящих людей, на тех людей, какими они по большей части являются, иначе говоря, для человека духовного — на ничто.

«У диавола нет более грозного оружия, чем отчаяние»

Сейчас многие люди признаются: «Новости о коронавирусе такие печальные. Какое-то уныние охватывает. Может, новости не смотреть?» Думаю, самое время вспомнить, что Православная Церковь знает о печали и унынии, о том, как с ними бороться.

В раю Адам и Ева были радостны, беспечальны. После грехопадения всё изменилось: пришли болезни, смерть, и людям есть о чем печалиться. Скажем иначе: после грехопадения людям нужно печалиться. Печаль бывает не только нормальной реакцией человека на какие-то огорчительные обстоятельства жизни, но и нужным средством, которое выручает человека в этих обстоятельствах. Вот в чем секрет!

Эта полезная нам печаль называется печалью по Богу. Человек сознает, что грехи отдаляют его от Бога, от Источника вечной радости. Человек печалится о своих грехах, кается перед Богом, оплакивает свои грехи. Плач о грехах – крайняя форма печали по Богу. Опыт многих подвижников свидетельствует, что этот плач – радостотворный. То есть печаль по Богу, духовная скорбь приводит нас к радости по Богу.

Неужели печаль ведет к радости? Это покаянная печаль, особая. Искреннее покаяние Бог охотно принимает и прощает нам грехи. Отсюда радость. Были у нас грехи, и вот их нет – какая радость! Так что чувство печали может быть созидательным, если это печаль покаянная.

Но печаль может быть и разрушительной, если это печаль мирская, то есть греховная. К восьми главным страстям православная аскетика причисляет печаль. Вообще любая наша страсть приводит к греховной печали. Печаль мирская постигает чревоугодника или блудника, когда он надеялся получить удовольствие и не получил. А если получил? Тогда удовольствие оказывается каким-то неполноценным, кратковременным и на смену ему приходит тягостное чувство, опустошенность – и опять-таки печаль мирская.

Печалится человек, вспоминая о том, как ущемили его самолюбие, как не удалось отомстить за обиду. Здесь печаль вызвана гордостью и гневом. Печалится тот, кто потерпел материальный ущерб. Здесь за печалью выглядывает сребролюбие.

Печаль может постепенно набирать обороты, крайняя степень печали – отчаяние. Святитель Иоанн Златоуст открывает нам тайну:

«У диавола нет в руках более грозного оружия, чем отчаяние. И мы не столько радуем его, когда грешим, сколько – когда отчаиваемся».

Бесы развлекаются любимой игрой. В чем она состоит? Соблазняя человека на грех, бес представляет грех чем-то извинительным. После совершения греха бес внушает, что грех непростительный, и вгоняет человека в отчаяние.

Понаблюдаем за своей жизнью: не ведет ли кто с нами подобную игру?

С отчаяния человек может помрачиться умом, открыть окно и прыгнуть с 9-го этажа. В один момент крайнего отчаяния совершается самоубийство. Или самоубийство будет растянуто на годы, человек будет спиваться с горя. Или искать лекарство от навязчивой печали в наркотиках. Или уйдет в мир азартных игр, станет послушным рабом индустрии развлечений.

Печаль мирская наполняет душу человека беспрерывным недовольством, ропотом, ворчанием, недоброжелательностью, малодушием. Преподобный Исаак Сирин усматривает в греховной печали причину «усложнения души». Почему простые вещи в нашей жизни кажутся нам такими сложными? От печали.  Отец Иоанн (Крестьянкин) признавался: «Я люблю радоваться и радовать». В нем светилась духовная радость. К нему приходили люди со сложнейшими и запутанными жизненными ситуациями, он умел помочь, всё распутать, утешить. Его радостное сердце и сочувственное слово удивительным образом исцеляло эти нездоровые усложнения души. Достаточно письма его почитать…

Усложнение души при печали оборачивается тем, что страдающий от печали человек тешится этой печалью, получает от печали нездоровое удовольствие. Вспомним стихи поэтов-декадентов, посмотрим на лица некоторых популярных певцов. Не будем их осуждать, а сделаем правильный вывод: осознаем, что от греховной печали надо избавляться. Если мы имеем желание выздороветь, Бог поможет в выздоровлении. За последнее можно не беспокоиться.

Лучшее лекарство – покаяние. Авва Дорофей считает, что мы чувствуем угнетенное состояние духа, потому что не осуждаем сами себя. Как это? Нас печалят некоторые люди, сослуживцы и соседи, с которыми хочется разорвать отношения. Плохое решение. Подвижники предлагают другое: воспринимать опечалившего нас человека как врача, который надавил на больное место и обнаружил в нас страсть печали. Представим: после инсульта пациент не чувствует левую руку, врач его лечит, и вдруг рука чувствует боль. Хотя и больно, но пациент благодарен, потому что такая боль – начало выздоровления.

Не будем спешить и рвать отношения с тем, кто нас печалит. Попытаемся нормализовать отношения, молиться за этого человека, даже благодарить. Если это произойдет, то выздоровление пойдет ускоренными темпами. Праведный Алексий Мечёв, отец Иоанн (Крестьянкин) делали именно так, когда им «влетало» непонятно за что от приходского начальства. Вот радикальное средство лечения печали. Может, по этой причине у отцов Алексия и Иоанна столько радости и света было во всем облике и поступках. Они умели из печальных обстоятельств жизни извлекать радость с помощью Божией. Христос обещал: «Печаль ваша в радость будет» (Ин. 16: 20).

***

Печаль по Богу преображается в радость, а печаль мирская порой преобразуется в страсть уныния. В таком случае нужно специально различить печаль и уныние, что прекрасно сделал православный патролог Ж.-К. Ларше. Печаль мирская более конкретна, это печаль по тому или иному поводу. Например, человек печален, потому что ожидал попасть на праздничный обед, а вместо этого ему предложили обед обычный, не получилось объесться вкуснятиной. Тут реагирует страсть печали.

Уныние носит более неопределенный характер, оно никакими внешними обстоятельствами вроде бы не вызвано. Поэтому уныние – это зачастую прямое невидимое нападение беса. Вот что нужно осознать – и вывести эту страсть на чистую воду.

По-гречески уныние – ἀκεδία. Это слово можно перевести как «небрежность, нетрудоспособность». Вроде бы человек не устал, а делать ничего не может и не хочет. Какой-то упадок духа. Также уныние проявляется через лень. Проявляется через сонливость, которая возникает с началом молитвы, а в конце молитвы куда-то исчезает. Молитва служит сильнейшим лекарством от уныния. Правильное решение в унынии – продолжать молиться, преодолевая навалившийся сон, бесчувственность. И помнить, что молящийся при сухости души выше молящегося со слезами. Так написано в «Азбуке духовной», которую рекомендовал читать духовным чадам архимандрит Иоанн (Крестьянкин).

Уныние действует своеобразно, двояко: всё, что имеешь, вызывает ненависть; всё, что не имеешь, – вожделенно. В радикальной форме уныния человек в грош не ставит то по-настоящему ценное, что в его жизни есть (свою семью, например), а мечтает о чем-то несбыточном (например, создать семью с какой-нибудь медийной персоной). Он стал игрушкой в лапах уныния.

Более мягкий вариант уныния: человеку надоело место его работы, и тут приятель рассказал, что у них на работе условия лучше; человек бросает всё и с большими усилиями переходит на новое место работы; через месяц новая работа ему тоже в тягость. Уныние невозможно побороть сменой места работы, это лишь поощряет страсть.

Как видим, уныние может вызывать недостаток активности: трудно вечером молитвенное правило прочесть. Но также уныние вызывает избыток активности: две минуты помолился, бросил, стал Евангелие читать, через полстраницы вспомнил, что хотел прихожанину позвонить, полез за телефоном…

При недостатке активности – понуждаем себя хотя бы 10 минут помолиться вечером. Не слушаем помыслы: «Всё равно от неживой, недолгой молитвы толку нет. Лучше утром пораньше встану, на свежую голову правило прочту». Ставим будильник на 10 минут и начинаем молиться. Мы же точно знаем, что на 10 минут у нас силы есть. Некоторые люди такими 10-минутками и читают полуторачасовое Правило ко Причащению, борются со страстью уныния, иначе она вообще не даст им подготовиться к Таинству.

При гиперактивности, вызванной унынием, мы тоже боремся. Перестаем перепрыгивать от одного к другому: «Вот место, на которое поставил меня Бог. Господи, помоги мне усидеть на своем месте и здесь творить волю Твою».

Бес уныния поступает, как любой хищный зверь: если от него бежать, бросая дело, которым занимался, – он с удвоенной яростью нападает со спины. Поэтому древние монахи советовали: «Сиди в келье: келья тебя всему научит». Не поддадимся соблазну покинуть наше место подвига, наш окопчик в духовной войне – бес только этого и ждет.

Лествичник считает, что из восьми главных страстей дух уныния – тягчайший – да! – зато борьба с ним доставляет больше всего венцов от Бога.

Священник Павел Сержантов

Православие.Ru

От отчаяния — к чаянию

Что такое отчаяние? Знаем ли мы о том, что это за состояние? Почему человек приходит в отчаяние и почему это так опасно? Святитель Иоанн Златоуст писал: «Отчаяние гибельно не только потому, что затворяет для нас врата Небесного Града и приводит к великой беспечности и нерадению… но и потому, что ввергает в сатанинское безумие». Ярчайший пример такого отчаяния — Иуда, который, осознав, что натворил, пошел и удавился. Господь пытался его спасти — рвалась веревка, сук, к которому он ее прикреплял, ломался, но Иуда предпочел покаянию отчаяние и все же довел свой страшный замысел до конца.

Я часто задумываюсь о том, что святые, которых мы так любим, которым мы молимся, испрашивая поддержки, стали таковыми не только потому, что еще в жизни своей, по трудам и смирению, сподобились вкусить радость небесной славы, но и потому, что так же при жизни были опалены мертвенным дыханием страшной бездны, эхом огня неугасимого. Не случайно многие святые отцы говорили о том, что состояние блаженства и радости вечной жизни с Богом, как и состояние мучения от злобы и ненависти к Нему, начинается еще здесь, на земле. Не познал ли апостол Петр, что такое ад, когда услышал крик петуха? Какие чувства он испытал, когда в самые первые мгновения после своего отречения осознал, что он сделал? А что последовало за минутным, пусть, возможно, и искренним, но таким хрупким раскаянием Иуды? Отчаяние — это та расплата, которая ждет человека, когда он своевольно и дерзко идет по пути, от которого его так долго отводил Господь. Оно может быть очень горьким, но скоротечным состоянием, а может быть сознательным выбором, определяющим целую жизнь.

Отчаяние как выбор — это самолично предпочтенное одиночество в девятибалльном шторме, когда шансов спастись почти нет. И все же достаточно секунды, а может быть, даже и доли ее, когда человек еще способен попросить Бога о помощи и схватиться за протянутую ему руку.

Отчаяние — это еще и обратная сторона того великого дара, о котором говорил Господь в заповедях блаженства. Дара познания своей нищеты — осознания своей немощи, бессилия и всецелого упования на Того, Кто может спасти. Истинное познание своей греховности дает человеку встречу с горькой и непростой правдой. Дает понимание того, что долгие годы были потрачены на то, чтобы пороками и страстями сковать себя, связать по рукам и ногам. И когда путь слепого по темному лесу заканчивается непролазным болотом, сил вернуться и встать на твердую дорогу снова уже нет. Бессилие и осознание того, что это тупик, приводит человека в страшное уныние, итогом которого становятся отчаяние и пустота. Впрочем, ценность этой порой безрадостной земной жизни в том, что она оставляет за человеком право на перемену. Право, которого у него не может отнять никто, если только он сам не пожелает от него избавиться.

Святитель Иоанн Златоуст писал: «Лукавый предпринимает всё, чтобы внушить нам помысел отчаяния. Ему уже не нужны будут усилия и труды для нашего поражения, когда сами падшие и лежащие не захотят противиться ему. Кто мог избежать этих уз, тот и силу свою хранит, и до последнего воздыхания не перестает сражаться с ним, и хотя бы испытал множество падений, опять восстает и сокрушает врага. Кто же связан помыслами отчаяния и этим обессилил себя, тот не в состоянии победить врага».

Но как «избежать этих уз»? Ведь чаще всего отчаяние приходит тогда, когда человек действительно не имеет сил бороться с внешними обстоятельствами, когда в его жизни произошла страшная утрата и восполнить ее ничем нельзя, когда внезапно обрушившаяся болезнь подводит итог всей жизни. Что можно изменить, когда менять уже не на что? Возможно, что именно сейчас следует посмотреть на себя самого не в далекой перспективе, а в настоящий момент. Что я могу изменить сейчас, в следующую минуту? Как мне прожить хотя бы этот день, хотя бы эту ночь?

***

Возможно, немногим известно, что один из величайших подвижников Афона, преподобный Силуан Афонский, долгое время пребывал в тяжелейшем и страшном состоянии, близком к отчаянию. Однажды он взмолился: «Видишь, Господи, хочу молиться с чистым умом, но бесы меня не оставляют!». После пятнадцати лет чрезвычайных подвигов он в первый раз получил ответ: «Гордые всегда так мучаются от дьяволов». Преподобный Силуан сказал: «Господи! Ты милостив, душа моя познала Тебя, скажи мне, как смириться?». И сказано было ему: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся».

Можем ли мы идти этим путем, способны ли мы вообще на какие-либо подвиги? Можем! И есть то, что объединяет на этом пути всех нас. У каждого из нас есть надежда, все мы можем учиться терпению, все мы должны себя видеть теми, кто мы есть теперь — не вчера, не завтра, а именно сейчас. Апостол Павел сказал: Мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся (2 Кор. 4, 8). Почему же тогда отчаиваемся мы? Может быть, потому, что в то время, как вся наша жизнь — это сплошь «отчаянные обстоятельства», в которых нужно немедленно действовать, мы загадываем на завтра и мечтаем о будущем? Неудивительно, что реальность, которая предстает перед нами, оказывается совсем не такой, какой мы ожидали ее увидеть.

***

Одним из величайших примеров надежды и упования на Бога в отчаянных обстоятельствах была преподобная Мария Египетская. Наверное, поэтому с ее именем и связан так тесно весь Великий пост. Грех, сковавший Марию, возможно, тоже вверг бы ее в отчаяние: ведь она уже даже просто физически не могла войти в храм, где находилась святыня. Но вместо отчаяния пришло трезвение, за ним — раскаяние, а с раскаянием было положено и начало величайшего покаянного пути. Мы вспомнили преподобного Силуана, который долгие годы молился и в конечном итоге был утешен — и можно было бы возразить, что он, дескать, был монахом и потому способен был на такой подвиг. Но вот мы видим, как обычная, простая и слабая женщина десятилетия борется с пагубной блудной страстью — в одиночестве, в пустыне, в лютом холоде и тяжелом зное. Не потому ли не могла она позволить себе отчаяться, что уже познала внутренний ад — он был явлен ей в том состоянии, в котором она так легко и беспечно жила?

Нам важно помнить, что святыми становились не те, кто не согрешал, а те, кто восставал от греха. Им было от чего и к Кому бежать. Бежать отчаянно.

Поэтому, когда одолевают помыслы о нашей грешности и неисправимости, важно не забывать совета святителя Тихона Задонского: «Мы желаем быть с разбойником, который при самом конце жизни произнес один возглас покаяния: “Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!”, и услышал от Христа, распятого на Кресте: “Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю” (Лк. 23, 42–43). А когда с разбойником будем в раю, будем и с Самим Христом, поскольку разбойник этот в раю со Христом, а значит, и со всеми святыми. Ибо где Христос, там и все святые».

Газета «Православная вера» № 07 (555)

Об унынии. Свято-Троицкий Ново-Голутвин женский монастырь.

Уныние захватывает в свой плен, когда человек теряет надежду, или в различных скорбных обстоятельствах, или во время болезней, а затем приходят помыслы, что

• великое его страдание в настоящее время
• впоследствии еще более увеличится,
• что он оставлен Богом,
• что Бог о нем уже не печется,
• что все это с ним случилось без Промысла Божия, и
• что ему только одному приключилось это, а у других этого никогда не было и не бывает.

Это не так. Тяжкое состояние духа скоро изменяется, а за ним следует посещение милости Божией и утешение.

Как в этот злолютый час человек не думает уже, что он сможет продолжать свой добрый подвиг, потому что все доброе представляется ему отвратительным; так по окончании уныния

• все для него просветляется,
• все скорбное исчезает как будто его и не было,
• он опять находит себя усердным к доброделанию, и
• удивляется изменению своему на лучшее;
• еще больше чувствует благодарность к Богу, узнав, что верен Господь и никогда не попускает на нас искушений выше сил наших (I Кор. 1О, 13).

Дух уныния с особенной силой подходит к тем подвижникам, которые живут в безмолвии, в соединении с духом скорби он бывает еще тягостнее.   

“Один старец пребывал в пустыне, имея расстояние от воды на две мили. Однажды, прошедши почерпнуть воды, впал он в уныние и сказал:

            — Какая польза в труде сем? Пойду, поселюсь ближе к воде.

Сказав это, он обратился назад — и видит кого-то идущего за ним и считающего шаги его. Старец спросил его:

            — Кто ты?

            — Я Ангел Господень, — отвечал тот, — я послан исчислить шаги твои и воздать тебе награду.

            Услышав это, старец воодушевился и ободрился, и отнес келлию свою еще далее — на пять миль от воды.

            Различаются два основных рода уныния — уныние при полной подавленности духа, без чувства какого-либо озлобления, и уныние с примесью чувства злобы (23, 197).

            Замечательно, что, судя по изречениям подвижников, они не были знакомы с унынием, к которому примешивалось злобное чувство. Это, конечно, объясняется тем, что чувство озлобления подвижники искореняли, ведя непрестанную борьбу с собой и со своими страстями. Но зато их иногда преследовала, как видно из “Добротолюбия”, беспричинная подавленность духа (23, 197).

            — Когда уныние, — говорит Кассиан Римлянин, — нападает на бедную душу инока, то порождает ужас от места, отвращение от келлии и презрение к братьям, с ним живущим или на некотором от него расстоянии. .. самого же его совсем разленивает — заставляет вздыхать и жаловаться, что, сколько времени прожив здесь, нимало не преуспел и никакого не стяжал плода духовного, когда мог управлять другими и многим приносить пользу… (23, 199).

            Такой упадок духа Кассиан приписывает особому действию падшего духа, который “всю душу охватывает и ум потопляет” (монах Евагрий).

            Феофан Затворник рассказывает о состоянии одного из его учеников:

            — Молюсь рассеянно, — пишет ученик, — читаю без охоты. На душе темно и мутно… Бросаюсь на колени перед иконой и взываю к Богу… а все неспокойно на душе; иногда целая буря поднимается… буря каких-то неопределенных мыслей, неясных желаний, стремлений неизвестно к чему… это самые трудные минуты… молюсь, борюсь, и нет облегчения. Наконец, успокаиваюсь, а тогда охлаждение находит… ни к чему нет охоты, пусто и холодно на душе (23, 200).

            Так изображается подавленное состояние души в сочинениях христианских подвижников.

            Уныние с примесью злобы довольно часто встречается у интеллигенции и описывается в художественной литературе (у Толстого, Андреева и т.д.), излагается в философских трактатах, но мы не будем к ним обращаться, добавим только, что

            * уныние — это хроническая форма печали, которую человек запустил в себе, с которой он не боролся (23, 205).

            * Человек, пребывающий в унынии, допустил воздействие темной силы, растравляющей эту страсть и прилепившейся к больной душе, и этим виновен пред Богом.

            Если уныние — это смертный грех, то ОТЧАЯНИЕ — это уже не грех, а сама смерть духовная, — читаем в “Трех разговорах” В.С. Соловьева (23, 206).

            Отрицание смысла и ценности жизни при отчаянии появляется или “вследствие невыносимых страданий, или как результат пессимистического мировоззрения, в силу которого жизнью вообще дорожить не следует, причем человек уверен, что надежда на лучшее будущее бессмысленна” (23, 206).

            В этом определении отчаяния можно увидеть два главных вида:

            — отчаяние в острой форме как следствие страданий, надвинувшихся на человека, и

            — отчаяние длительное, хроническое, как результат известного мировоззрения, укрепляемого, с одной стороны, ударами судьбы, а с другой — тем, что зло часто торжествует в нашем земном мире (23, 206).

            Отчаяние предшествует самоубийству, самому страшному греху, сразу отправляющему человека в ад, место, удаленное от Бога, где и света Божия нет, и радости нет, один мрак и вечное отчаяние…

            У Леонида Андреева есть рассказ под названием “Сергей Петрович”. Это история одного молодого студента Сергея Петровича, который совершил страшный грех самоубийства, из-за “болезненного эгоизма и чрезвычайной гордости, ненормальное развитие которых вызвало болезнь, называемую извращением морального чувства. Эти страсти заставляли страдать его невыносимо, и в этом настроении Сергей Петрович прочитал слова Ницше:

            — Если жизнь не удается тебе, если ядовитый червь пожирает твое сердце, то знай, что удастся смерть (23,217).

            Эти слова и навели молодого студента на мысль о самоубийстве. Но сначала его охватил страх, а затем охватила и жажда жить.

            — Жить! Жить! — думал Сергей Петрович, сгибая и разгибая послушные гибкие пальцы. Пусть он будет несчастным, гонимым, обездоленным; пусть все презирают его и смеются над ним; пусть он будет последним из людей, ничтожеством, грязью, которую стряхивают с ног, но он будет жить, жить! Он увидит солнце… Сергей Петрович вспомнил отца и мать и ужаснулся, и умилился. Он мысленно целовал морщины, по которым должны были скатиться слезы, и сердце его разрывалось от ликующего победного крика — я живу! я живу!.. (23, 218)

            Но страсти оказались сильнее. Внезапно мелькнула мысль, что он, Сергей Петрович, — трус и бахвал, и что если он останется жить теперь, он возненавидит себя и ему придется выпить такую полную чашу самопрезрения, перед которой яд окажется нектаром (23, 219).

            — То, что испытывал Сергей Петрович, — говорит далее Леонид Андреев, — было похоже на горделивый и беспорядочный бред мании величия…

            Как видно из рассказа, непосредственный толчок к самоубийству дала эта мелькнувшая мысль, ворвавшаяся в мозг Сергея Петровича, мысль, что если он не убьет себя, то будет трусом, рабом и бахвалом. ..

            Этот толчок автор интуитивно выразил словами “мелькнула мысль”, но мы понимаем, — пишет М.В. Лодыженский, — что этот набег мысли вторгся в обезволенный мозг Сергея Петровича из сверхчувственной области зла — из той сферы, которую мы зовем потусторонним миром, где гнездится темная сила (23, 219).

            Как гипнотизер внедряет свою волю в гипнотизируемого, так действует и падший дух, приводя людей как бы в состояние гипноза, затуманивая их волю и сознание, чему помогают злые страсти и состояние отчаяния самого человека, и вот тут-то темная мистическая сила губит обезволенного человека, тут-то враг, как говорят подвижники, набежав, “накидывает на него свою петлю” (23, 224).

            Описание самоубийства часто вызывает ложное представление, что человек, совершающий этот поступок, герой, жаждущий особых наслаждений, презирающий пошлость жизни и бросающий всем громкие обвинения (23, 229), как это произошло после издания Гете “Страдания молодого Вертера”.

            Произведение вызвало такой интерес, а описание этого злодеяния изложено так романтично и привлекательно, что за этим последовала целая волна самоубийств, так что Гете пришлось обратиться к своим читателям с просьбой “сочувствовать его герою, но не подражать его поступкам”.

            Самопроизвольный расчет с жизнью вопреки здравому разуму и нравственному осмыслению, отрицание жизни, полной высоких идей и целей, открытых христианством, отрицание торжества жизни, “непобедимой в самой смерти, и через самую смерть развивающуюся в бесконечность”(С. Чичагов), — удел несчастного человека, не увидевшего Света Христова, просвещающего всех, и уходящего во мрак отчаяния, смертного греха и злодеяния.  

            Отчаяние приводит к наркомании, пьянству, блуду.

            Вот что рассказала О., впоследствии избавившаяся от этих злых страстей:

            — Я химически зависима — я употребляла все: тяжелые наркотики, алкоголь, транквилизаторы, средства для наркоза. ..

            Для нас естественный вопрос: почему это произошло?

            — Для меня до сих пор загадка — как могла так измениться моя жизнь, со мной происходили такие вещи, которых я совсем не ожидала. В детстве я училась в престижной школе, училась хорошо. Правда, у меня были проблемы взаимоотношений со сверстниками — был период, года два, когда одноклассники меня сильно травили. Всю дорогу я была замкнутой, одинокой. Не знаю почему, но ребята в школе считали меня странной. Однако, к десятому классу мое положение как будто улучшилось. У меня были такие ожидания, мечты насчет моей дальнейшей жизни — поступить в институт, меня давно уже интересовала медицина, получить такую “крутую” профессию. Не знаю, как это выразить, но во мне уже тогда сидел какой-то червь — я как будто заранее знала, что в институт поступить у меня не получится, что с парнем мне придется расстаться… Кажется, я не представляла, что для того, чтобы чего-то достичь, надо бороться.

            Год после школы я проработала в родильном доме санитаркой. Там были сотрудники, с которыми у меня сложились нормальные взаимоотношения, но там же я встретилась с тем, что мою работу считали грязной. Это был очень тяжелый труд — сутками, и я испытала много унижения.

            Оставалась надежда на институт. Я сдала вступительные экзамены, мне не хватило одного балла до “проходного”. Я не выдержала этих испытаний, я сломалась. Почему-то я решила, что теперь мне уже “нет места в этой жизни”, и единственное, что мне остается — это уничтожить себя. Это может показаться странным, но я почему-то сознательно захотела стать наркоманкой — это казалось мне таким романтичным…

С алкоголем и наркотиками я познакомилась на работе — пила вместе с сотрудниками, а потом начала воровать реланиум, препараты для наркоза. Первую внутривенную инъекцию я сделала себе самостоятельно, никто меня не учил — и я впервые в жизни почувствовала облегчение, утешение — это мне очень понравилось. Очень скоро я уже жила “от одного укола до другого” — меня интересовало только это. Я плюнула и оставила мысли о возможности дальнейшей учебы. Очень скоро я потеряла работу и попала в психиатрическую больницу. Для моих родственников это было ударом.

            После больницы я только и занималась поиском, что бы употребить. В ход шло все: таблетки, алкоголь. В этот же период мои родственники прилагали всяческие усилия, чтобы остановить мое употребление, но я кричала:

            — Оставьте меня, наркотики — это мой путь в жизни!

            Были скандалы, ссоры. Они таскали меня по всяким врачам, но это было бесполезно.

            Как-то раз мать предложила мне пойти в Церковь и окреститься. Я пошла, меня крестили. Я не верила в Бога, но я сделала это, чтобы родственники от меня отстали. Но сейчас я думаю, что это действительно было то зерно, которое потом проросло и перевернуло всю мою жизнь. Но это так, отступление. Путь к наркотикам оказался вовсе не романтичным, скорее, наоборот. Дальше начался кошмар. Почему-то во мне появилось столько ярости, злости — как будто дьявол в меня вселился: я устраивала скандалы дома, бросалась на родственников с молотком, с табуреткой, резала вены, начала употреблять первитин.

            Когда я попробовала в первый раз, я поняла, что это и есть то самое состояние, которое я искала всю жизнь. Дальше — мутный пьяный бред… Моя зависимость прогрессировала очень быстро. Уже через два года я не могла ни дня обходиться без наркотиков. Я чувствовала себя все хуже и хуже. Я выглядела ужасно. Мои друзья говорили:

            — Оля, а ведь ты скоро умрешь.

            Меня стал преследовать мучительный страх смерти. Я колола наркотики каждый день, и начала принимать транквилизаторы одновременно с наркотиками — чтобы хоть как-то облегчить этот страх. По ночам меня преследовали кошмары.

            Я стала задумываться о смысле жизни и смерти. Я была неверующий человек. Когда я умру, я уйду в небытие, я — моя личность, мысли, чувства, порывы души, боль — все это исчезнет, растворится? В глубине души я никак не могла смириться с этой перспективой.

            Наверное, во мне осталась любовь к жизни. Я смотрела на эту природу летом, деревья, дождь — и меня охватывала тоска: неужели скоро меня не будет, и это все исчезнет для меня? Я переживала за беременную собаку, помогала принимать у нее роды. Я ухаживала за этими щеночками, и через это ко мне приходило утешение.

            Я начала искать какой-то помощи — мне было страшно одной умирать от наркотиков. Я много раз сдавалась в наркологические больницы, но после больницы я начинала употреблять, как правило, в первый же день, употребляла до полного истощения, и снова сдавалась в больницу. Но трезвая жизнь казалась мне невыносимой и бессмысленной. Я была совсем разбита и измучена. Я подумала в первый раз в жизни — а ведь есть верующие люди, они просят Бога о помощи, может быть, и мне попробовать? От полной безысходности я попросила Бога:

            — Боже, я больше не могу, дай мне наркотики! Недели через три у меня появился такой запас наркотиков, которого мне хватило бы на год.

            Мне не надо было больше беспокоиться о наркотиках. Но вскоре, по ночам, в тишине ко мне стали приходить угрызения совести. Я стала вспоминать, сколько же я зла причинила людям. Я понимала, что мое положение безнадежно, и у меня появилось желание хотя бы перед смертью примириться со всеми. Я съездила к одним друзьям, с целью извиниться и возместить материальный ущерб. Я устроилась на работу.

            Я стала общаться с верующими людьми — христианами. Меня поразило то, что они приняли меня такую, какая я есть — безнадежную наркоманку. Они не требовали от меня ничего, и только предлагали мне помощь. Они говорили о бессмертии души, о жизни вечной. Я сразу приняла это, можно сказать, я это всегда знала! И вдруг, как-то само собой, я поверила, что Евангелие — правда.

            Но отказаться от наркотиков я не могла. Мне становилось все хуже и хуже, никакого удовольствия от наркотиков я не получала, а употребляла для того, чтобы не чувствовать себя совсем плохо. Я боялась, что перед смертью я сойду с ума и превращусь в животное.

            Странно, но на фоне всего этого ужаса я вдруг увидела странный сон — как будто я иду по аллее, огромные деревья, мягкий свет. И ощущение, что Кто-то меня очень сильно любит, обнимает меня своей любовью, и я почему-то всех-всех люблю, в моей душе нет зла, обид. Мне очень хорошо, тепло и безопасно. На фоне этого всего вокруг меня появилось столько хороших людей, искренне заинтересованных во мне. Они оказывали мне помощь и участие. Это было для меня совершенно непостижимым, неожиданным — я раньше и представить себе такого не могла…

            Но продолжалась постоянная жуткая тяга, стрессы, истерики — у меня не осталось сил бороться с собой. У меня не было сил больше оставаться трезвой. Я интуитивно чувствовала, что эта попытка бросить наркотики — последняя. Я знала, что теперь все попытки закончены — у меня нет сил жить трезвой и я иду умирать. Но когда я употребила наркотик, вместо эйфории, подъема я ощутила черноту — из этого состояния я уже не смогу обратиться к Богу — я предала Бога и тех людей, которые так много сделали для меня. Я была в полном отчаянии.          И тут меня как будто пронизала мысль: все, больше наркотики мне употреблять нельзя, чего бы мне это ни стоило. Затем я пережила как бы чувства матери — я увидела себя со стороны матери, я пережила в один момент ее чувства, как она теряет любимую дочь, эту боль, отчаяние, жалость — и невозможно ничего сделать. Я проплакала весь вечер, но это были слезы очищения. С того момента я остаюсь трезвой и по сей день.

            Это было удивительно для меня — снова видеть трезвыми глазами, как ребенок: рой мух в кухне, ручей, заросли малинника, маленькие озера в лесу, ловить карасей, держать на руках живую кошку. Я переживала какое-то необъяснимое ощущение новизны всего — как будто я родилась заново. Я снова вижу все как в первый раз в жизни.

            Бог в буквальном смысле сделал чудо для меня. У меня уж точно не оставалось никаких сил и надежд, да даже и желания жить. Я в полном смысле считала себя безнадежной, обреченной. С того момента у меня не возникала тяга, с которой бы мне не удавалось справиться. В первые же месяцы, как мне только снова хотелось наркотиков, я сразу вспоминала, что этим оскорблю Бога, Который меня так любит (50).   

Так начался процесс осмысления всей трагедии хождения по мукам греха и преодоления отчаяния с Божией помощью.

            “Убеждение человечества в соприкасании мирам иным, упорное и постоянное, тоже ведь весьма значительно”, — писал Ф.М. Достоевский в “Записных тетрадях”. Эти же мысли выражены и старцем Зосимой:

            — На земле же воистину мы как бы блуждаем, и не было бы драгоценного Христова образа перед нами, то погибли бы мы и заблудились совсем, как род человеческий перед потопом. Многое на земле от нас скрыто, но взамен того даровано нам тайное сокровенное ощущение живой связи нашей с миром горним и высшим…

            И это живое чувство любви к Богу укрепляется во время Богослужения, а когда священник говорит: Свет Христов просвещает всех, мы теперь понимаем, что вся жизнь человека, после того, как ее коснулся Божественный Свет, видится во всех своих темных закоулках как постыдная, позорная для человека, недостойная его высокого призвания. Душа призывается к Свету и сама должна стать светоносной.

            — Я начала понимать, что такое грех. Ко мне стало постепенно приходить осознание, какой ужас я натворила в своей жизни. Это было нравственное пробуждение. В моей памяти по частям начали всплывать все ужасные грехи, которые я сделала — и воровство, и жестокое, циничное отношение к людям, и распутство, и многое другое. Когда мне вспоминался очередной эпизод греха, мне казалось, что моя душа буквально горит, и я не смогу дальше жить, если от этого не очищусь. Примерно за год, по частям, я исповедовала все свои грехи. Мне было и тяжело, и радостно — это было начало очищения, освобождения от груза прошлого. Для меня стало невыносимо, неприемлемо так жить. Во мне произошел переворот: я, которая была зла, жестока, цинична к людям, соучаствовала в преступлениях, теперь в Церкви со слезами просила у Бога прощения.

            — Сейчас я пока ощущаю свою жизнь как распаханную кровавую полосу, сплошную рану в душе, которая закрывается лишь на короткие моменты. Часто эта “рана” открывается, и тогда у меня такое ощущение, что у меня нет сил больше жить. Я со слезами молюсь и прошу у Бога: “Господи, у меня нет сил больше жить, забери меня к Себе”. Когда мне тяжело, я прихожу в Церковь и плачу. Но это не плохие слезы — когда я открываю Богу свою душу. Я чувствую связь с Богом — и это не дает мне снова ожесточиться, озлобиться, отчаяться. Я все равно верю, верю, что есть добро, что оно должно быть в основе всего. Мне очень плохо самой, когда я на кого-то злюсь, обижаюсь, или желаю кому-то плохого. Зло несовместимо с жизнью” (50).

 

                          Причины уныния.

            1) “Одной из причин возникновения уныния, — размышляет психолог  Н. Д. Гурьев — является желание сожалеть о том, что в жизни не будет так, как хочется. Уныние — не сожаление, а именно желание сожалеть, — так православный врач раскрывает внутренний мир, который созидает унывающий. Такой “больной” любуется своим “страданием”, не хочет с ним расставаться, а поэтому

— “отстаивает обоснованность своих сожалений и

— отвергает мнение тех, кто указывает на беспочвенность уныния или на незначительность причин, его вызвавших”(2, 132).

            Попробуйте только сказать унывающему, что он не прав, как тут же вас обвинят в том, что вы его не понимаете, что вы — ограниченный и нечуткий человек, а вот он, унывающий, несчастный и несправедливо отстраненный от того, чего бы ему хотелось.

            И так глубоко это состояние овладевает человеком, что даже “по утрам уныние может проявляться сонливостью, и это объясняется не физиологической потребностью человека во сне, а его желанием не просыпаться и не включаться в ту жизнь, в которой, как он знает заранее, не будет того, что ему хочется и как ему хочется”(2, 132).

            Если человеку нравится это состояние лжи и апатии, то уже весь жизненный уклад начинает подчиняться и руководиться этими состояниями духа. В беседах с окружающими унылый человек с удовольствием фиксирует внимание на сведениях о предстоящих неприятностях, бедах, по отношению к которым его позиция предельна проста и однозначна: я так и знал, что будет плохо! Если же они не обнаруживаются, прилагает усилия для их разыскания (2, 133).

            Насколько же это состояние греха отличается от страдания доброго сердца в каком-либо несчастьи.

            Однажды Старец Паисий рассказывал:

            — Один учитель имел семерых или восьмерых детей. И вот, когда ему было около пятидесяти, у одного ребенка что-то случилось с глазом. Его обследовали, нашли опухоль и глаз удалили. Над бедняжкой смеялись все дети в школе. Как было утешить этого несчастного? Я подумал, что могу ему помочь. Ребенку было двенадцать лет, и он уже кое-что понимал. Несчастный не знал, что такое утешение. Я сказал учителю, что души, которые борются с несчастьем с помощью славословия Бога, будут в будущем вместе с Пафнутием Исповедником, которому вырвали глаз за его веру во Христа. Бедный учитель это понял и прыгал от радости. Это было неложное утешение. Это была действительность. Он увидел, что несправедливости не было, ибо Бог не совершает несправедливости. Я верю, что в День Суда Бог воздаст тому ребенку (39, 154-155).

            Очень важная мысль Старца: если кто славословит и благодарит Бога в несчастье, тот несет подвиг исповедника. Даже в самой обыденной действительности, в наши простые будничные дни, не унывая по поводу неприятностей, а стремясь к более глубокому пониманию смысла жизни и благодаря Бога, можно в будущем, как говорил старец, быть со Святыми Исповедниками, пострадавшими за веру во Христа. И какую радость ощущает душа, сердечно воспринявшая это знание.

            — Давайте представим, что я родился калекой, без рук, без ног. Совершенно расслаблен и не могу шевелиться. Если я приму это с радостью и славословием, Бог сопричислит меня к Исповедникам. Так мало надо сделать, чтобы Бог сопричислил меня к Исповедникам! Когда я сам врежусь на своей машине в скалу и приму с радостью случившееся, Бог сопричислит меня к Исповедникам. Ну, чего еще мне желать? Даже результат моей собственной невнимательности, если я с радостью принимаю его, Бог признает (39, 156).

            Уныние же лишает всего радостного и в этой жизни, и в вечной. И, конечно, является и грехом против Бога, и неправдой по отношению к людям, а к своему состоянию души, просто самоубийством.

            Потому что унылый

            * противостояние предстоящим неприятностям не считает целесообразным, т.к. “все равно все будет плохо”, и исправление складывающегося положения совершает неохотно (2, 133), стараясь уклониться от устранения тех причин, из-за которых наступает уныние.

            * Сроднившийся с унынием не ищет успешности своих действий, ибо, если они будут успешны и грядущие беды будут устранены, то не из-за чего будет унывать. Говоря коротко, уныние заставляет человека не преодолевать и устранять предстоящее зло, а сохранять его в угоду унынию             

                                                            (2, 133).

            Серафим Саровский говорил, что это состояние души есть предвкушение геенны. Есть над чем подумать. И тут же советовал: искушение диавола подобно паутине — стоит только дунуть на нее, и она истребляется. 

            2) Следующая причина возникновения уныния: уныние сопровождает любой грех, удовлетворение которого невозможно ни сейчас, ни в ближайшем будущем, например:

            — чревоугодник, страдающий язвенной болезнью или диабетом, будет унывать, потому что не может услаждаться желаемым количеством пищи или разнообразием вкуса;

            — скупой — из-за того, что не может избежать траты денег…

            Унынием сопровождаются практически любые неудовлетворенные желания (грехи),

если “человек не отказывается от них по тем или иным причинам. С возрастанием уныния конкретные желания утрачивают свое значение, и остается душевное состояние, которое отыскивает именно те желания, выполнения которых достичь невозможно (для питания уныния, как такового). Затем, наличие желаний вообще перестает иметь какое-либо объективное значение, а остается губительное для человека состояние, приводящее к упадку как психических, так и физических функций организма” (2, 134).

            3) Уныние часто бывает от:

            — многословия;

            — чрезмерности трудов;

            — бесчувствия души;

            — забвения небесных благ (9, 212).

            4) Уныние иногда происходит от наслаждения, а иногда от того, что страха Божия нет в человеке, или от гордости и самолюбия (9, 350

 

Последствия.

            1) В мимике и в поведении уныние может обнаруживаться

            — выражением лица, которое так и называется унылое;

            — опущенными плечами, поникшей головой,

            — отсутствием интереса к окружающему и своему состоянию.  Может отмечаться постоянное снижение артериального давления (2, 132).

            2) Отмечается вялость, инертность души. Уныние производит расслабление души, изнеможение ума. Хорошее настроение окружающих вызывает у унылого недоумение, раздражение и проявляемый или скрытый протест (2, 133).

            3) Не зная, как бороться с унынием, многие думают, что перемена места жительства избавит их от этого состояния, но ошибаются: “именно знание о том, что в данном месте не будет того, чего человек желает, приводит к бродяжничеству как отдельных людей, так и целые народы.

            По-видимому, можно сказать, что уныние у цыган является национальной чертой, так же как тоска у евреев, но евреи верят, что в будущем будет так, как им хочется и в этом месте, а цыгане — не верят и поэтому, будучи не в состоянии изменить время, пытаются хотя бы изменить место и уйти оттуда, где все равно не будет по их желанию” (2, 132).

            Еще более беспросветное уныние находит на людей, не имеющих веры в Бога. О них Старец Паисий писал:

            — Человек, который не верит в Бога и в будущую жизнь, подвергает свою бессмертную душу вечному осуждению и живет без утешения в этой жизни. Ничто не может его утешить. Он боится потерять жизнь, мучается, идет к психиатрам, которые дают ему таблетки и советуют поразвлечься. Он принимает таблетки, дуреет, а потом ходит туда-сюда, чтобы посмотреть достопримечательности и забыть боль (39, 154).           

            4) Святые Отцы предостерегали: смотри, как и куда дух уныния тебя наклоняет своими движениями? Многие знают, что зачастую это состояние врывается насильно, со стороны, действием падшего духа, который стремится найти в нас сочувствие этому состоянию, и как только мы согласимся “расслабиться”, “поунывать”, быстро подступают и другие духи, ожидающие “своего времени”.

            Узнал я, — пишет Иоанн Лествичник, — что бес уныния предшествует бесу блуда и уготовляет ему путь, чтобы, крепко расслабив и погрузив в сон тело, дать возможность действовать блудным помыслам и производить осквернения

(9, 425).

            5) Из-за уныния может возникнуть дух неблагодарности, и тут уже надо опасаться, чтобы не впасть в хуление; ибо враг во время уныния усиливается сразить душу именно этим оружием ХУЛЫ И НЕБЛАГОДАРНОСТИ.

            Человек, одолеваемый унынием, исполняется сомнения, страха и отчания, что он

            — не может быть помилован Богом, 

            — не может получить прощения грехов,

            — не получит избавления от вечных мук и спасения.

            Многие помыслы вторгаются в душу и не отступают от нее ни во время, ни после чтения и службы.

            Все усилия нужно употребить, — советуют Святые Отцы, — чтобы не дойти до отчаяния и не оставить молитву. К молитве надо приложить чтение и рукоделие, сколько можно, ибо то и другое подает помощь в борьбе.

            А против духа неблагодарности и хулы говори так:

            — Отойди от меня, сатано: Господу Богу моему поклонюся и Тому Единому послужу, и все горькое для меня прискорбное приемлю с чувством благодарения, как ниспосланное от Него, для очищения грехов моих, как написано: гнев Господень подыму, яко согреших Ему (Мих. 7, 9). Тебе самому на твою голову неблагодарение и хула да обратятся, и тебе да вменит их Господь. Отступи от меня; Бог, создавший меня по образу Своему и по подобию, да низложит и да отженет тебя!

            Ибо хитрость вражеской злобы для того и наводит уныние на нас, чтобы лишить душу надежды на Бога. Но Бог никогда не допускает, чтобы надеющегося на Него одолели напасти, ибо знает все немощи наши. Если и люди знают, какую тяжесть может понести лошадь, какую осел, какую верблюд, и налагает на каждого по силе его, не тем ли более разум Божий знает, какое какой душе допустить искушение, чтобы сделать ее способной к Небесному Царствию и удостоить ее не только будущей славы, но и здесь — утешения от Святаго Духа, — так говорят Святые.

 

 

Способы борьбы.

 

            1) Препятствует унынию, его развитию “признание человеком своей ограниченности и греховности, ибо

            — если ты ограничен, то не можешь знать будущего, т.к. толком не знаешь и настоящего,

            — а если ты грешен, то не имеешь права претендовать на то, чтобы твои желания исполнялись”(2, 134).

            2) Противостать унынию удобнее всего кротостью, терпением и надеждой, а также благодарностью за то хорошее, что имеется.      

            Даже, по-видимому, для многих отрицательные явления — болезни, одиночество и др., могут восприниматься как благословенные, например:

            “Болезни бывают у нас от греха”, — говорил преп. Серафим Саровский, но тут же добавлял о пользе болезни: “от них ослабевают страсти, и человек приходит в себя”, а всем известно, что бывают такие трудные, связанные с непреодолимым упрямством состояния души, что “прийти в себя” — это большое благо для человека. Дальше Серафим Саровский говорил о еще большем утешении: “кто переносит болезнь с терпением и благодарением, тому вменяется она вместо подвига, или даже более”.

            Также и в одиночестве можно обрести утешение и радость:

            — Если бы мы видели нашего Ангела, насколько он близок к нам, тогда мы бы никогда не чувствовали одиночества. У нас есть еще друзья: Иоанн Предтеча, Святые, Херувимы и Серафимы и, особенно, Пречистая (39, 165). И одиночество может быть богато общением с миром горним.

            Но благодарность в скорбях не надо путать с непротивленчеством злу. Это разные состояния души, одно — доброе, другое — трусливое и недоброе. Святые не были непротивленцами, Святые — воины Божии, они боролись со злом, и зло отступало от мира. Вот такой поучительный для нас пример мудрости старца Паисия, видевшего и пресекавшего даже малое проявление зла.

            — Посетили Старца однажды четверо юношей. Старец их доброхотно принял, просил посидеть на дворе, и поспешил принести обычное угощение — лукум и холодной воды. Когда угостил, сел рядом узнать, какова цель их посещения. Тогда те, с некоторым бесстыдством, сказали ему:

            — Геронта, не дашь ли нам еще лукума?

            Тот поднялся и принес банку с лукумом, угостил снова и опять сел рядом с ними.

            Те опять сказали:

            — Не принесешь ли нам еще воды?

            Старец поднялся, пошел к бачку с водой, наполнил четыре стакана и на подносе принес и поставил перед ними. Смиренно, исполненный доброты, взял по одному и вылил к ногам каждого. После того как пристыдил и последнего, говорит им с улыбкой:

            — Я пошел и принес воды по вашей просьбе, чтобы показать вам, что мне не трудно оказать послушание вашей воле. Однако не дал ее вам, чтобы этим не помог бы вам быть ленивыми

 (42, 145-146).

 

Как не впасть в отчаяние от своих грехов? — СПЖ

Чем больше хожу в храм, тем больше греха в себе вижу. Как не бояться своих грехов, не ужасаться им, не впадать в отчаяние?

Ирина Матиш

Отвечает иерей Алексий Малюков:

– Не впадать в отчаяние, независимо от его причин, помогает исключительно вера.

Если есть твердая вера в Господа Иисуса Христа, Спасителя и Искупителя, взявшего на Себя наши грехи – эта вера поможет удержаться от впадения в пропасть отчаяния.

Совсем не бояться грехов не получится, да и не нужно. Умеренный, чтобы не до ужаса или отчаяния, страх – полезен. Страх, в отличии от отчаяния, может быть конструктивным – когда уличив себя в падении, человек поднимается и становится более внимательным, опасаясь падения в будущем.  

Представьте себе картину: ребенок пришел с улицы после летнего дождя, весь грязный, мокрый. Мать отправляет его в ванную. И после баньки с головомойкой, вымытый и чистый ребенок идет на улицу за новыми приключениями. Вот так нужно думать и о грехах: иногда это невидимая грязь на руках, которую нужно смыть перед едой, а бывает грязь шахтера, которая въедается в кожу. Тем не менее, эту грязь можно и нужно отмыть.

Слезы в затруднительных ситуациях – это хорошо, но они сами по себе не спасают. Хорошо бы, чувствуя приступающее отчаяние, покориться Богу и отдать себя на Его суд. Смирение и предание себя в руки Божии, как минимум, отдалят от нас отчаяние, а то и совсем сведут его на нет.

Чего нужно по-настоящему бояться, так это страстного увлечения грехом. Бойтесь нырять в грех с головой! Но если это уже произошло, и вы качественно испачкались в грязи – будьте добры, потрудитесь искренне просить у Бога смыть ее с вас.

Бог любит человека больше, чем человек любит грех, и поэтому примет его в любом состоянии.

Смертные грехи / Отчаяние; The One Unforgivable Sin

Отчаяние, вызванное случайностью судьбы человечества и неоднократно демонстрировавшейся бесчеловечностью человечества, в некотором смысле прославлялось, как если бы мы могли преодолеть эти ужасы с помощью символических стратегий искусства. Тогда считалось, что никакая судьба, какой бы ужасной она ни была — и графически детализированная казнь верного офицера в великом рассказе Кафки «В исправительной колонии» и позорная казнь Джозефа К. в «Суде» Кафки не могут служить классическими примерами. не быть преобразованным самим созерцанием ужасной судьбы или искупленным, в некотором смысле, провидческим бесстрашием художника.

Дело не только в том, что отчаяние невосприимчиво к обычным удобствам — отчаяние отвергает комфорт. И Кафка, наш образцовый художник отчаяния, тоже один из наших величайших юмористов. Мрачность его видения определяется дерзким, тревожным юмором, противоречащим ожиданиям. Разве это трагично, что Грегор Замза превращается в гигантского таракана, страдает, умирает и выметается вместе с мусором? Разве это трагично, что голодный художник умирает от голода, будучи слишком привередливым, чтобы есть обычную пищу человечества? Нет, это нелепые судьбы, призванные вызвать смех.Ненависть к себе в сердце отчаяния отвергает сострадание.

Я предполагаю, что мое поколение, достигшее совершеннолетия в самом начале 60-х годов, когда национальное настроение характеризовалось сильным политическим и моральным кризисом, является последним американским поколением, которое рассматривает внутреннее состояние как романтическое состояние бытия; это последнее поколение литературно мыслящих молодых мужчин и женщин, которые усвоили элегическую комедию персонажей Беккета, лучезарное безумие самоотверженных преследуемых Богом искателей Достоевского, тонкую иронию прозы Камю.

Я сомневаюсь, что современные подростки могут идентифицировать себя с Квентином Компсоном Фолкнера в «Звуке и ярости», человеком, который судьбой персонажа баллады движется к своему самоубийству в реке Чарльз. «Люди не могут сделать ничего настолько ужасного, они не могут сделать ничего очень ужасного, они не могут даже вспомнить завтра, что казалось ужасным сегодня», — говорит ему отец-алкоголик Квентина, как бы подстрекая его к гибели. Даже трагедия в видении Фолкнера деградировавшей цивилизации 20-го века — это вторичное явление.

То, что это глубокая, хотя и пугающая правда, или возмутительная клевета на человеческий дух — любая позиция, которая должна быть подтверждена историей, сегодня кажется неуместной в стране, в которой политика стала национальной религией. Литература отчаяния может позиционировать самоубийство как торжествующий акт восстания или отрицание подлости жизни, но наше современное настроение — это настроение сострадательного ужаса при любом проявлении самоуничтожения. Мы воспринимаем это, возможно, довольно точно, как ошибочную политику, как неспособность установить связь здесь с внешним миром.

Для американцев коллективная вера, моральный императив — это неослабевающий оптимизм. Мы хотим верить в бесконечную эластичность будущего: все, что мы можем, мы можем воплотить в жизнь. Просто дайте нам время! — и достаточные ресурсы. Наш идеал всегда был твердым прагматизмом, как это определено нашим выдающимся философом Уильямом Джеймсом: истина — это то, что работает. Это транспортное средство, способное доставить нас к месту назначения.

Тем не менее, остается стойкий контримпульс, непреодолимое рывок к застою и к тем истинам, которые, по словам Мелвилла, не будут утешены.Антиподом американского энтузиазма и оптимизма является тихий, негромкий голос поэта, голос индивидуальной совести; голос, например, Дикинсона, который, как Райнер Мария Рильке и Джерард Мэнли Хопкинс, разработал идеальный словарь для исследования тех смещающихся, полутеневых состояний сознания, которые в конечном итоге составляют нашу жизнь. Какой бы ни была наша публичная идентичность, какими бы ни были наши официальные титулы, наши провозглашаемые или высмеиваемые достижения и статистика, которая накапливается до нас, как паутина, это голос, которому мы доверяем.Ибо, если можно противостоять искушениям отчаяния, несомненно, мы станем более человечными и сострадательными, более похожими друг на друга в нашем общем затруднительном положении. Боль — такая сильная — Она поглощает субстанцию ​​- Затем покрывает Бездну Трансом — Так Память может шагать Вокруг — через — на нее — Как человек в обмороке — Идет безопасно — где открытый глаз — Он уронил бы Его — Кость за Костью.

Поэма Дикинсона, должно быть, одна из самых устрашающих из когда-либо написанных, однако, как и все великое искусство, она настолько красноречиво выходит за рамки своего предмета, что вызывает волнение.

Отчаяние как слабость, а не грех

Классически и в мире, и в наших церквях мы рассматривали отчаяние как высший, непростительный грех. Простая идея заключалась в том, что ни Бог, ни кто-либо другой не может спасти вас, если вы просто сдадитесь, отчаиваетесь или делаете невозможным достучаться до себя. Чаще всего это относилось к самоубийству. Умереть от собственной руки рассматривалось как отчаяние, как ставить себя вне милости Божьей.

Но такое понимание отчаяния неверно и ошибочно, какими бы искренними ни были наши намерения.Что за отчаяние? Как это можно понять?

В общем словарном определении неизменно звучит что-то вроде этого: Отчаяние означает больше не иметь никакой надежды или веры в то, что ситуация улучшится или изменится. Катехизис католической церкви, который рассматривает отчаяние как грех против Первой Заповеди, определяет его так: «В отчаянии человек перестает надеяться на свое личное спасение от Бога, на помощь в его достижении или на прощение своих грехов. . Отчаяние противоречит благости Бога, Его справедливости — ибо Господь верен Своим обещаниям — и Своей милости.”

Но здесь есть кое-что абсолютно важное: есть две причины, по которым кто-то может перестать надеяться на личное спасение от Бога и отказаться от надежды на прощение своих грехов. Может случиться так, что человек сомневается в доброте и милосердии Бога или, я считаю, что это обычно так, человек слишком раздавлен, слишком слаб, слишком сломлен внутри, чтобы поверить в то, что он или она достойны любви и искупления. Но быть настолько избитым и раздавленным духом, что поверить в то, что для вас больше ничего не может существовать, кроме боли и тьмы, обычно не является признаком греха, а скорее симптомом того, что обстоятельства привели к смертельной жертве, вы должны пройти через пронзительные слова Фантины из «Отверженных» — бури, которые не выдержать.

И прежде чем считать такую ​​личность вне милости Бога, мы должны спросить себя: какой Бог осудит человека, который настолько подавлен обстоятельствами своей жизни, что не может поверить в то, что ее можно любить? Какой Бог осудит кого-нибудь за ее сокрушение? Такой Бог, безусловно, был бы совершенно чужд Иисусу, Который воплотил и открыл любовь Бога как предпочтительную для слабых, сокрушенных, сокрушенных сердцем, для тех, кто отчаялся в милосердии. Верить и учить тому, что Бог лишает милосердия тех, кто наиболее сокрушен духом, свидетельствует о глубоком непонимании природы и милосердия Бога, который посылает Иисуса в мир не для здоровых, а для тех, кто нуждается во враче.

Точно так же это также свидетельствует о глубоком непонимании человеческой природы и человеческого сердца. Почему человек может считать себя настолько нелюбимым, что добровольно и безнадежно исключает себя из круга жизни? Это может быть только из-за глубокой душевной раны (которая, без сомнения, не нанесена самому себе). Очевидно, что, если это не случай какого-либо клинического заболевания, этот человек был глубоко ранен и никогда не испытывал безусловной любви или верной человеческой любви.

Мы легковесны и наивны, когда из-за незаслуженной любви мы сами не можем понять, как кто-то другой может быть настолько раздавлен и сломлен, что может поверить в то, что он или она, по сути, недостойны любви. Перефразируя болезненный вопрос песни «The Rose», разве любовь и рай только для счастливых и сильных? Наше общее понимание отчаяния, светского и религиозного, похоже, так думает.

Но никто не попадает в ад из-за слабости, из-за разбитого сердца, из-за раздавленного духа, из-за несчастья и несправедливости из-за того, что никогда не чувствовал себя по-настоящему любимым.Ад предназначен для сильных, для тех, у кого дух настолько высокомерен, что его невозможно сокрушить или сломить, и поэтому он не может сдаться. Ад никогда не бывает горьким сюрпризом для счастливого человека, равно как и не печальным исполнением ожиданий человека, который слишком сломлен, чтобы поверить в то, что он или она достоин быть частью круга жизни.

Мы обязаны Богу быть более сочувствующими. Этим мы также обязаны тем, кто разбит сердцем и духом. Более того, у нас есть христианское учение, выраженное в самом нашем символе веры, которое побуждает нас лучше знать: Он сошел в ад.Что Иисус открыл в своей жизни и в своей смерти, так это то, что внутри нет места трагедии, сокрушению, печали или смирению, в которое Бог не может и не будет сойти и выдохнуть мир.

Бог все понимает. Вот почему нас уверяют, что «ушибленный тростник он не сломает, и тлеющий фитиль не погасит». Вы можете поставить на это свою жизнь. Вы можете поставить на это свою веру. И благодаря этому вы также можете жить в более глубоком сочувствии и более глубоком утешении.

Сплющенный образ Непорочной Марии Отец Рональд Ролхайзер — специалист в области духовности и систематического богословия.

Его веб-сайт www.ronrolheiser.com.

О каком непростительном грехе предупреждал нас наш Господь? Национальный католический регистр

Есть несколько ужасных грехов, но все они без исключения простительны.Христиане в конечном итоге верят, что нет греха за пределами прощения Бога, и, признавая нашу полную зависимость от Него, мы приглашаемся всегда представлять наши грехи перед Господом всего и примириться с Ним. Если нет, то мы должны признать ересь пелагианства идею о том, что мы можем «заработать» свой путь на Небеса добрыми делами.

(Между прочим, из всех религий и псевдорелигий в мире существует ровно две религии, которые учат, что нельзя заработать себе путь на Небеса: иудаизм и христианство.Все остальные верят, что они используют систему баллов за брауни и что дефицит в одной области можно восполнить, приложив немного усилий в другой.)

Бог постоянно напоминает нам в Библии, что все, что нам нужно сделать, это бросить на Него свое дряхлое «я», и Он простит нас.

Он говорит нам, что удалит наши грехи «насколько восток от запада.»(Псалом 103: 10-12).

Учитывая кажущуюся безграничную природу вселенной, это существенное заверение со стороны Бога.

Бог заверяет нас, что мы не должны волноваться, поскольку Он бросил все наши грехи за наши спины и, таким образом, не будет вменит в нас. (Исайя 38:17)

Пророк Михей говорит нам, что Бог сокрушит наши грехи ногами и бросит наши грехи в самую глубокую часть самого глубокого океана.(Михей 7:19) Вне поля зрения, вне разума ― Разума Бога.

Пророк Исаия 43:25 заверяет нас, что Бог изгладит наши грехи. (Исайя 43:25) Он удаляет их из Своей Собственной Памяти! Даже Он отказывается их вспоминать!

Христос говорит нам, что если мы хотим получить прощение, мы, в свою очередь, должны прощать других.Если подумать, это довольно хорошая сделка. Мы не могли надеяться на более справедливую встряску от кого-либо, не говоря уже о Владыке Всего. Как мы можем узнать, что Он исполнит Свое слово? Он умер за нас. Сколько из нас в буквальном смысле готовы рискнуть своей жизнью ради такой кучки неудачников, как мы? Кровь Иисуса омывает нас и делает чистыми, как снег. (1 Иоанна 1: 7)

Но, несмотря на эти заверения, есть, однако, грех, который разрушает это понимание самих себя, Бога и зависимых отношений между Ним и нами.Хотя понятно, что некоторые так думают, Непростительный грех — это самоубийство , а не . Скорее, это намеренное отстранение Бога от нашей жизни и отказ иметь надежду. Мы бессмертные существа, наделенные нашим Создателем, по чьему любящему образу мы созданы, с надеждой и видением нашей будущей жизни в следующем мире. Грех безнадежности, также называемый «Непростительный грех», часто ассоциируется с самоубийством не потому, что самоубийство непростительно, а потому, что оно связано с чувством отчаяния, которое часто приводит к самоубийству, убийству или другим грехам.

Если быть точным, грех отчаяния — это не просто печаль или чувство уныния, а, скорее, полная потеря экзистенциальной надежды. Это грех, потому что он противоречит нашему основному пониманию Бога и Его сострадания, Его всемогущества и Его веры. Это не обязательно грех, совершенный из ненависти к Богу ( т. Е. мизотеизм) или даже из-за личного эгоизма.Несмотря на это, отчаяние по-прежнему может причинить вред человеческой душе, потому что оно отрицает единственное лекарство от греха — Божью любовь и прощение. Без Божьей любви и прощения мы все действительно обречены. Если мы отрицаем способность Бога простить нас и отрицаем Его готовность сделать это, а также отказываемся принять любовь и прощение, которые Он с радостью предлагает нам, тогда для нас действительно нет надежды. В этот момент мы могли стать жертвами множества других грехов.

В Евангелии от Матфея мы находим притчу Христа о трех слугах.Спаситель описывает Небеса как богатого человека, который оставляет свое состояние на попечение трех слуг, давая им деньги пропорционально их умениям и надежности. Одному он дает 5000 золотых монет, другому 2000 и последним 1000. Первые двое вкладывают полученные деньги, удваивая свои вложения. Слуга, которому не доверяют, решает выкопать яму и закопать полученные монеты. Когда богатый возвращается, он благодарен первым двум слугам, которые мудро распорядились своими деньгами, и дает им много почестей, лучшую работу и долю счастья хозяина.Менее щедро реагирует на третьего, более «осторожного» слугу:

Тогда вошел слуга, получивший тысячу монет, и сказал: ‘Господин, я знаю, что вы жестокий человек; вы собираете урожай там, где не сажали, и собираете урожай там, где не рассыпали семена. Я испугался, поэтому пошел и спрятал ваши деньги в землю.Смотри! Вот то, что принадлежит тебе. — Плохой и ленивый слуга! — сказал его хозяин. «Вы знали, не так ли, что я собираю урожай там, где не сажал, и собираю урожай там, где не рассыпал семена? Что ж, тогда тебе следовало положить мои деньги в банк, и я получил бы все их обратно с процентами, когда вернусь. Теперь забери у него деньги и отдай тому, у кого десять тысяч монет. Ибо каждому человеку, у которого что-то есть, будет дано еще больше, и у него будет более чем достаточно; но человек, у которого нет ничего, даже то немногое, что у него есть, будет отнято у него.Что до этого бесполезного слуги — выбросьте его в темноту; там он будет плакать и скрежетать зубами ». (Мат. 25: 24-30)

Как человеческие существа, нам дарованы невероятные дары существования и верная любовь Бога. Если бы Он захотел, Он мог бы просто выбрать не создавать нас. Подобно трем слугам в притче, нам был дан этот драгоценный дар, называемый жизнью, в который мы должны вложить, а затем вернуться к его Создателю.Без доверия к Нему у нас никогда не было бы уверенности, чтобы обратиться к Нему и попросить прощения. Иуда впал в уныние, когда его настигла тяжесть своего греха, когда он предал Иисуса за тридцать сребреников. В конце концов он повесился, потому что отказался обратиться к Богу в молитве и попросить прощения. Таким образом, его грехи усугублялись его отказом просить прощения — поистине непростительным грехом, поскольку он отрицает способность Бога прощать. Это крайняя ситуация с «Уловкой-22». Петр, с другой стороны, оставил и отрекся от Христа даже после того, как был ясно предупрежден.(Марка 14:72) Но Петр был благословлен пониманием того, что Христос был его spes unica , его «единственной надеждой», и поэтому вернулся к Богу с просьбой о прощении.

Помимо самого греха отчаяния, есть дополнительный, тайный, скрытый возможный грех, присущий греху отчаяния, который необходимо серьезно рассмотреть: в частности, ересь.Было бы ересью предполагать, что человек мог совершить настолько ужасный грех, что даже Бог не мог его простить. Было бы вопреки христианству предполагать, что Бог не желает или неспособен дать нам то, что необходимо для спасения.

Средства от отчаяния

Бог не может простить нас, если мы не верим, что Он может простить нас:

Слушайте эти слова, братья-израильтяне! Иисус из Назарета был человеком, чья божественная власть была ясно доказана вам всеми чудесами и чудесами, которые Бог творил через Него.Вы сами знаете это, потому что это произошло здесь, среди вас. В соответствии со Своим собственным планом Бог уже решил, что Иисус будет передан вам; и вы убили Его, позволив грешникам распять Его. Но Бог воскресил Его из смерти, освободив от ее силы, потому что было невозможно, чтобы смерть удерживала Его в плену. Ибо Давид сказал о Нем: «Я всегда видел Господа пред собою; Он рядом со мной, и я не побеспокоюсь. И поэтому я полон радости, и мои слова полны радости.И я, хотя я смертный, буду уверен в надежде, потому что Ты не оставишь меня в мире мертвых; Вы не позволите своему верному слуге сгнить в могиле. Ты показал мне пути, ведущие к жизни, и Твое присутствие наполняет меня радостью. (Деяния 2: 22-28)

Все сводится к осознанию и принятию того, что, если Бог может простить нас, тогда мы сможем простить себя:

Теперь, когда мы примирились с Богом через веру, мы имеем мир с Богом через Господа нашего Иисуса Христа.Он привел нас верой в это переживание Божьей благодати, в котором мы сейчас живем. И поэтому мы гордимся своей надеждой разделить Божью славу! Мы также хвастаемся своими бедами, потому что знаем, что неприятности порождают стойкость, стойкость приносит одобрение Бога, а его одобрение порождает надежду. Эта надежда не разочаровывает нас, потому что Бог излил Свою любовь в наши сердца посредством Святого Духа, который является Божьим даром нам. Потому что, когда мы были еще беспомощны, Христос умер за нечестивых в то время, которое выбрал Бог.(Рим. 5: 1-6)

Осознание того, что Бог готов, желает и может простить наши грехи, привело к Нему бесчисленные миллиарды за последние 3300 лет.

Для христиан особенно приятно знать, что посредством Таинства покаяния нам разрешается большое количество перемудрений, то есть, если мы воспользуемся ими и не будем полагаться на Божью щедрость в отношении нашей вялости и безразличия. отсутствие обязательств.Чтобы получить прощение, мы должны сначала признать, что мы грешны. Тогда мы должны желать Его прощения. Мы должны согласиться изо всех сил стараться избегать греха и, по сути, ближайшего случая греха, и особенно любого случая или ситуации, которые в противном случае могли бы нас угнетать в будущем. Но, прежде всего, мы должны никогда не отказываться от Бога.

Бог — это не просто «Главный Прощающий», как если бы Он был в нашем распоряжении.Он Сама Любовь и желает нашего спасения. В конце концов, Он не создавал смерть и не стремится уничтожить живое. Вместо этого Он создал все, чем могло бы быть. В том добре, которое Он сотворил, нет ядовитого разрушения. (Премудрости 1: 12-14)

Призыв «Не бойся!» встречается в Библии 365 раз — столько же, сколько дней в году. Иногда Бог говорит эти слова людям.Иногда ангел является Его рупором.

Мы можем спросить, почему так много раз? Возможно, это потому, что Он желает, чтобы мы любили Его. Но даже если все наши грехи алые, все, что Он просит, — это не оставлять надежду. Ибо с надеждой мы можем еще покоиться в Нем.

Как справиться с «двумя грехами» отчаяния и самонадеянности

Q.Вы уже говорили о любви Бога и о том, как важно знать, что Бог никогда не перестанет любить нас. Но моя проблема в том, что я учу молодых людей, которые, кажется, думают, что, поскольку Бог любит их, не имеет значения, как они живут.

A. Это реальная проблема, и я не думаю, что проблема ограничивается только молодыми людьми. В свое время я встречал множество взрослых, которые, кажется, проявляли такой же характер. Речь идет о «двойных грехах» отчаяния и самонадеянности.Я называю их «двойными грехами», потому что и искушение отрицать любовь Бога, и искушение полагаться на любовь Бога — две стороны одной медали. У них есть общий корень, а также у них есть общее средство.

Проблема с этими двойными грехами не в том, что один воспринимает грех слишком серьезно, а другой — недостаточно серьезно. Хотя это, казалось бы, имеет смысл, это неправда.

Это может даже показаться вам разумным. Представьте, что вы консультируете человека, который испытывает искушение потерять всякую надежду из-за своих грехов.Представьте себе человека, который чувствовал себя настолько ужасно из-за своих грехов, что он просто не мог мечтать о том, чтобы Бог мог когда-либо полюбить их и вывести их из их сокрушенности. В этом случае у вас может возникнуть соблазн посоветовать им «облегчить» грех. У вас может возникнуть соблазн заверить их, что их грехи «не так уж и плохи». (Примечание: есть такая вещь, как скрупулезность. Но скрупулезность — это невосприимчивость к греху; это просто святость. Скрупулезность — это видение греха там, где нет греха.)

С другой стороны, представьте одного из упомянутых вами молодых людей.Такой человек утверждает, что знает что-то о любви Бога. Они могут сказать: «Мне не нужно беспокоиться о следовании за Богом; он любит меня, несмотря ни на что ». Если бы вы консультировали человека в этом состоянии, у вас может возникнуть соблазн указать на все способы, которыми грех ранит душу (и даже часто ранит тело!). Вы можете указать на все способы, которыми грех разрушает отношения и ведет к смерти. Было бы очень интересно попытаться описать, насколько поистине уродливым грехом. И в этом нет ничего плохого.Все это правда. Возможно даже, что ваши слова могут побудить сердце и разум этого человека более серьезно относиться к греху.

Но я думаю, что в обоих случаях мы призваны не просто призывать людей относиться к греху менее серьезно и не относиться к греху более серьезно. Надежное решение — более серьезно относиться к кресту.

Людям, искушаемым отчаянием, нужно не менее серьезно относиться к греху, но более серьезно относиться к кресту. Если люди серьезно относятся к кресту Иисуса, они знают, что нет греха, за который Иисус не умер.Они знают, что их нельзя спасти. Если человек действительно серьезно относится к кресту, он никогда не станет сомневаться, любит ли их Бог или нет. Отчаяние невозможно.

Кроме того, если люди, склонные к самонадеянности, серьезно относятся к кресту Иисуса, они не смогут отрицать тяжесть своих грехов. Крест — это цена, которую Бог заплатил за их грехи. Если человек серьезно относится к кресту Христа, он должен признать, что именно его грех побудил Бога любви принять страдание и смерть, чтобы простить их.

Отчаяние — это грех Иуды. В конечном итоге это коренится в гордости. В нем говорится: «Божьей любви, излитой на крест, достаточно, чтобы спасти других людей, но она не может спасти меня». Человек в отчаянии видит мир, в центре которого — себя. Если бы они только захотели осознать, что они не являются центром реальности и что спасительный крест Иисуса стоит в центре реальности, они бы поняли, что они оба хуже, чем они думали, и что их любят больше, чем они могли бы. вообразил.

Самонадеянность — это грех нашего времени. Это также коренится в гордости. В нем говорится: «Мне не нужна помощь Бога (или чья-либо)». Или он говорит: «Бог все понимает. Он всегда простит, даже без моего покаяния ». Если бы этот человек только признал, что следствием каждого из его грехов была смерть воплощенного Бога, он не мог бы так бесцеремонно относиться к необходимости отвернуться от греха и быть верным Евангелию.

В конечном счете, ответ и на отчаяние, и на самонадеянность — это серьезно относиться к Богу, принять Его любовь и принять его призыв жить новой жизнью, полагаясь на Его благодать.

Отец Шмитц — директор молодежного и молодежного служения епархии Дулут и капеллан Центра Ньюмана в Университете Миннесоты в Дулуте. Свяжитесь с ним по адресу [email protected].

Теги: Благотворительность, Отчаяние, Божья любовь, Любовь, Презумпция

Категория : Спроси отца Майка

Является ли отчаяние грехом

Является ли отчаяние грехом

Мы переходим к первой статье таким образом:

1.Кажется, что отчаяние — не грех. Августин ясно дает понять, что всякий грех превращается в изменчивое благо, когда он отворачивается от неизменного блага (De Lib. Arb., 1, cap. Ult; 2, cap.19). Но отчаяние не превращается в переменчивое благо. Следовательно, это не грех.

2. Опять же, то, что происходит от доброго корня, не кажется грехом, поскольку «доброе дерево не может приносить злого плода» (Матфея 7:18). Теперь отчаяние, кажется, проистекает из доброго корня, а именно из страха перед Богом или из ужаса перед величиной собственных грехов.Следовательно, это не грех.

3. Опять же, если бы отчаяние было грехом, для проклятых было бы грехом отчаяться. Теперь их отчаяние приписывается им не как вину, а как проклятие. Таким образом, отчаяние не вменяется страннику как вину. Следовательно, это не грех.

С другой стороны: то, что вводит людей в грех, может показаться не только грехом, но и принципом грехов. Таково отчаяние, потому что апостол говорит: «Оставшиеся без чувств предались распутству, чтобы творить всякую нечистоту с жадностью» (Еф.4:19). Поэтому отчаяние — это не только грех, но и принцип грехов.

Я отвечаю: как философ говорит в 6 Этике 2, утверждение и отрицание в интеллекте соответствуют стремлению и избеганию в аппетите, тогда как истина и ложь в интеллекте соответствуют тому, что хорошо, а что плохо, в аппетите. Следовательно, каждое аппетитное движение, соответствующее тому, что истинно в интеллекте, хорошо само по себе, в то время как каждое аппетитное движение, которое соответствует тому, что ложно в интеллекте, само по себе плохо и является грехом.Итак, истинное интеллектуальное восприятие Бога исходит из Бога как источника спасения человека и как прощающего грехи, согласно Иез.18: 23: «Имею ли я какое-либо удовольствие, что нечестивые должны умереть? — говорит Господь Бог; и не то, чтобы он вернулся с путей своих и остался жив? » То, что Бог отказывает в прощении кающемуся грешнику или что он не обращает грешников к себе посредством оправдывающей благодати, является ложным мнением. Соответственно, как движение надежды, которое соответствует истинному признанию Бога, похвально и добродетельно, так и противоположное движение отчаяния, которое соответствует ложному мнению о Боге, порочно и греховно.

По первому пункту: всякий смертный грех так или иначе отворачивается от неизменного блага и так или иначе превращается в непостоянное благо. Поскольку богословские добродетели имеют своим объектом Бога, противостоящие им грехи состоят в основном в отказе от неизменного блага и, как следствие, в обращении к изменчивому добру. Другие грехи состоят в основном в обращении к изменчивому благу и, как следствие, в отказе от неизменного блага. Тот, кто совершает блуд, не намеревается отделять себя от Бога, но ищет наслаждения в плотских удовольствиях, следствием которых является разлука с Богом.

По второму пункту: есть два способа, которыми вещь может возникнуть из корня добродетели. Оно может проистекать непосредственно из самой добродетели, как действие проистекает из привычки. Таким образом, никакой грех не может произойти из добродетельного корня. Именно в этом смысле Августин говорит: «Ни один человек не может злоупотреблять добродетелью» (2 De Lib. Arb.18, 19). Но вещь также может проистекать из добродетели косвенно или быть вызвана добродетелью, и нет ничего, что могло бы предотвратить грех, возникающий из добродетели таким образом.Например, мужчины иногда гордятся своими достоинствами. Как говорит Августин: «Гордость подстерегает добрые дела, так что они погибнут» (Послание 211 олим 109). Таким образом, отчаяние может возникнуть из-за страха перед Богом или из ужаса перед собственными грехами, если человек плохо использует эти хорошие вещи, превращая их в повод для отчаяния.

По третьему пункту: проклятые не находятся в состоянии, позволяющем надеяться, поскольку для них невозможно вернуться к блаженству. Следовательно, то, что они не надеются, не вменяется им в вину, а является частью их проклятия.Путешественнику также не вменяется грехом то, что он отчаялся в чем-то, чего он не рожден для достижения, или в том, чего он не обязан достигать. Это не грех, например, если врач отчаялся вылечить больного или если кто-то отчаялся когда-либо стать богатым.

Отчаяние — это грех? (подкаст, часть 1 из 3) — Грег Бойд

А как насчет законопроекта Аризоны против геев?

26 февраля 2014 г.

HumanSeeHumanDo через Compfight Недавний законопроект, направленный против геев в Аризоне, который был принят на прошлой неделе законодательным собранием штата и теперь находится на столе губернатора, позволит компаниям отказывать в предоставлении услуг или дискриминировать геев на основании религиозных убеждений населения. владелец бизнеса.В ответ Грег написал в Твиттере: «Губернатор…

Природа искушения

16 ноября 2017

Как действует искушение? Основываясь на Иакова 1: 13-16, Грег раскрывает, каким образом желание может породить грех. Но на самом деле желание коренится в нашем стремлении к Богу, и само желание — и, следовательно, само искушение — само по себе не является грехом. Бог сотворил нас с «голодным сердцем», чтобы он мог…

Что случилось в Эдемском саду?

21 октября 2014 г.

Когда Адам и Ева ели с дерева, они наложили свою волю в центр Рая, и это было действие, которое разрушило Рай.Они вторглись в собственное владение Бога. Вместо того чтобы признать, что они должны были черпать жизнь из центра, они поместили себя в центр. Они пытались стать…

Место встречи психологии и теологии

7 июня 2017 г.

Гостевой пост Тая Гибсона Библейское повествование показывает, что Бог несет нашу вину — не только в уголовном смысле, как утверждает реформатская теология, — но в том смысле, что Он несет наши ложные представления о Его характере, когда мы проецируем на Него свои грехи.В той степени, в которой падшие люди считают психологически невыносимым…

Взгляд на искупление, связанный с опасностью замены наказания

20 ноября 2014 г.

Около 25 лет назад я ехал куда-то по автостраде и остановился на остановке для грузовиков, чтобы перекусить. Я сел за стойку рядом с этим неряшливым водителем грузовика, который только что начал свой обед, и мы завязали дружеский разговор.Примерно через пятнадцать…

Отчаяние и самонадеянность

«О Израиль! Уповай на Господа ныне и вовеки более» (Пс. 131: 3). Катехизис Католической церкви определяет надежду как «уверенное ожидание божественного благословения и блаженного видения Бога; это также страх оскорбить Божью любовь и понести наказание» (CCC 2090). Большинство из нас знакомо с отчаянием и самонадеянностью как с двумя грехами против надежды; презумпция утверждает, что мы уже овладели чем-то, чем мы еще не обладаем полностью, в то время как отчаяние заставляет нас думать, что когда-либо обладать этим невозможно.Объектом надежды является добро, которое трудно, но возможно получить — в нашем случае — вечную жизнь. Отчаяние грешит против надежды, делая невозможное возможным, в то время как самонадеянность грешит против надежды, делая уверенность в том, что просто возможно. Давайте рассмотрим каждый из этих грехов более подробно, используя золотую мудрость св. Фомы Аквинского, чтобы найти свой путь

Грех отчаяния по Фоме Аквинскому

Св. Фома определяет отчаяние как, по сути, аппетитное движение в душе, соответствующее неправильному или дурному мнению о Боге; а именно, что Он не простит раскаявшихся грешников (II-II.Q.20 ст. 1). Кроме того, он учит, что отчаяние — самый тяжкий из всех грехов, потому что, отчаявшись хоть раз приобщиться к Божьей благости, грешник определенным образом проклинает себя, пока он еще жив. Следовательно, признавая, что другие грехи могут быть объективно более тяжкими (например, неверие и ненависть к Богу), Фома Аквинский говорит, что с субъективной точки зрения нет греха более смертоносного для нас, чем отчаяние:

«С нашей точки зрения, отчаяние более опасно, так как надежда уводит нас от зла ​​и побуждает искать добрые дела, так что, когда надежда теряется, люди бросаются в грех и отвлекаются от добрых дел. «(II-II, Q.20, арт. 3).

Вот почему традиционно отчаяние считается непростительным грехом, грехом против Святого Духа, поскольку, отказываясь признать Божью милость, грешник делает невозможным действие благодати в нем. Вот почему это так опасно.

Святой Фома также учит, что отчаяние обычно возникает из-за духовной лености (хотя, что интересно, он также говорит, что похоть может привести к отчаянию). Это происходит потому, что отчаяние рассматривает усилия, необходимые для достижения блага, как слишком трудные, слишком трудные для достижения, и, следовательно, в конечном итоге отрицает возможность его достижения.Поскольку он основан на том, что духовные усилия слишком тяжелы, он основан на духовной лени.

Отсюда следует, что лучшее лекарство от отчаяния — это противоположная сила усердия, с помощью которого мы демонстрируем рвение, честность и усилия в наших духовных начинаниях.

Грех самонадеянности согласно св. Фоме Аквинскому

Презумпция связана с отчаянием в том смысле, что, как отчаяние презирает Божественное Милосердие, так презумпция презирает Божественную Справедливость (II-II, Q.21, ст.1). Подобно отчаянию, это также грех против Святого Духа. Святой Томас говорит:

«Что касается надежды, посредством которой человек полагается на силу Божью, то из-за неумеренности может иметь место самонадеянность в том, что человек стремится к какому-либо добру, как если бы это было возможно силой и милостью Бога, тогда как это не так. возможно, например, если человек надеется получить прощение без покаяния или прославится без заслуг. Это предположение, собственно, является грехом против Святого Духа, потому что, а именно, предполагая таким образом, человек отвергает или презирает помощь со стороны Святой Дух, которым он удаляется от греха »(там же).

Таким образом, самонадеянность является грехом, поскольку она является неумеренным избытком надежды, с помощью которой человек преждевременно претендует на получение вечного спасения. Отмечая его связь с отчаянием, св. Фома также учит, что оно не так тяжело, как отчаяние, потому что из-за Его безграничной доброты Богу более прилично иметь милосердие и щадить, чем наказывать. В том смысле, что грех отчаяния отрицает фундаментальное свойство милосердия Бога, это более серьезное оскорбление против Него, чем самонадеянность, которая просто принимает свойство милосердия в неумеренной степени (II-II, Q.21, арт. 2).

В то время как отчаяние возникает из-за праздности, самонадеянность возникает из тщеславия, поскольку допустить, что Бог никогда не накажет и не исключит нас, независимо от наших грехов, является гордостью. Таким образом, путь к борьбе с самонадеянностью — проявление смирения.

Определение приступов отчаяния и самонадеянности

Недостаточно просто уметь определять эти грехи. Дьявол, наш противник, не только лукавит в том, с какими искушениями он нападает на нас, но и очень хитро относится к , когда он применяет определенные атаки.

Например, здравый смысл подсказывает нам, что когда мы преуспеваем в нашей духовной жизни, мы должны быть чрезвычайно скромными, чтобы не начать приписывать свой успех нашим собственным усилиям или не полагаться на Божью благодать. Зная это, дьявол очень хочет искушать нас самонадеянными мыслями, когда мы находимся в состоянии благодати. «Вчера вечером у меня было хорошее время для молитвы; мне не нужно делать это сегодня вечером». «Моя духовная жизнь в последнее время действительно налаживается; я собираюсь расслабиться в Великом посте.«Я только что ходил на мессу на днях; Я собираюсь поспать сегодня ».« Это всего лишь простительный грех; вы не можете попасть в ад за простительный грех ». И … прямо перед тем, как мы совершим грех,« Я просто пойду на исповедь в субботу … »

Нападки могут быть очень тонкими, часто смешивая правду с ложь. Но суть вопроса в следующем: именно тогда, когда мы должны проявлять смирение, дьявол будет искушать нас самонадеянностью — и это когда мы находимся в состоянии благодати.

Если атака дьявола сработает, мы совершить серьезный грех.Он побеждает. Но это только часть стратегии. Теперь, когда мы довели нас до греха, атаки меняются. В то время как, когда мы были в благодати, мы безмерно полагались на Божью милость, теперь, пребывая в состоянии греха, дьявол хочет, чтобы мы отчаялись в Его милости. «Ты сделал это снова!» «Ты никогда не сможешь преодолеть этот грех. Ты будешь бороться с ним до самой смерти». «Бог никогда не простит тебе этого. Бог хочет тебя проклясть в ад». Как раз тогда, когда мы должны иметь величайшую уверенность в Божьей милости, дьявол хочет, чтобы мы отчаялись в ней.

И если ему удастся довести нас до отчаяния, он победит, и наша душа погибнет. Теперь мы видим, почему, хотя отчаяние и самонадеянность — оба греха против надежды, отчаяние еще хуже. Самонадеянность используется как тактика, просто чтобы довести нас до отчаяния; но отчаяние в конце игры, потому что тот, кто уступил отчаянию, проклял себя даже при жизни. Вот как побеждает дьявол.

Но «мы не забываем о его замыслах» (2 Кор. 2:11). Когда мы преуспеваем или пребываем в благодати, давайте не забывать о смирении души и разума.Возможно, у нас все хорошо. Это по Божьей благодати, и если мы не пали, давайте не будем безрассудными, но вспомним, сколько раз мы падали в прошлом. Сколько хороших разрешений сошло на нет! Сколько многообещающих начинаний сорвано! Поэтому со смиренным усердием относитесь к тому, что принадлежит Духу, и помните, что люди — и ангелы — духовно более продвинуты, чем вы упали.