Девушки об учёбе в престижных школах — Wonderzine
В День гимназии проходили концерт и аукцион, на котором выставлялись вещи, сделанные учениками: кто-то лепил из глины, кто-то плёл корзины, я, например, пекла печенье. Каждый мог что-то купить, и все вырученные деньги шли на благотворительность.
С начальной школы мы ездили в языковые лагеря в Германию, Англию, во Францию, где учили язык с носителем. В октябре проходил турслёт в Московской области — мы проходили спортивные квесты, жарили сосиски на огне, один раз мальчик разворошил осиное гнездо — в общем, было весело.
Число учеников в нашем классе варьировалось от 12 до 15. Класса до пятого у нас сильно буллили одну девочку, а те, кто не буллил, очень боялись и не знали, как остановить травлю. Над моей внешностью, зубами, ростом тоже могли зло пошутить, все мои комплексы именно из тех времён. Потом в школу пришли новые ребята, и в восьмом классе мы начали отлично общаться все вместе.
Конечно, были богатые дети: помню, девочка позвала меня и ещё нескольких человек к себе в гости, а у неё четырёхэтажный дом с лифтом и попкорн-машиной, а на последнем этаже барная стойка, где можно мешать коктейли. Это было в четвёртом классе, у моей семьи было не так много денег, а когда я была маленькой, их не было совсем, и я думала: «Вау, это же, блин, попкорн-машина!» За некоторыми ребятами приезжали водители, одна девочка жила в двухэтажной квартире в центре города. Однажды на школьную стоянку приехал «Майбах», я даже сфоткалась с ним.
Не было такого: «Ты бедный, значит, ты с нами не общаешься». Наоборот, когда мы куда-нибудь ходили и у кого-то из компании не оказывалось денег, никогда не составляло проблемы заплатить за него. Обсуждали, допустим, каникулы: «Ты куда?» — «Я на Мальдивы». — «Понятно, а я в Сочи», — и никто не смотрел искоса на тех, кто летел в Сочи.
С классным руководителем, который был нашим учителем физики, у меня не заладились отношения: он постоянно заострял внимание на том, что я якобы прогуливала, хотя у меня были концерты и об этом знали все.
Мог отпускать комментарии: «Вот, мы учимся, а ты иди пой» или «Ну да, физика же не пение, не так легко». Я ему говорила, что мне это неприятно, но он всё равно продолжал. По информатике педагогиня тоже говорила: «Вот, конечно, мы же поём, мы же звёздочки». А в девятом классе преподавательница по проектной деятельности заявила, что у меня хреновый проект, у меня ничего не получается и если я не успеваю — это мои проблемы. И я помню, что села в машину к папе и начала рыдать, хотя обычно не показывала родителям своих эмоций. Я не могла успокоиться, у меня случился нервный срыв. Родители встали на мою сторону и сказали, что всё, хватит, я доучиваюсь четверть и мы уходим из школы.
Мне было жаль уходить — в гимназии остались любимые учителя и друзья, но я понимала, что больше не потяну. Перешла в другую школу на полудомашнее обучение — посещала очно только те предметы, которые сдавала в ЕГЭ.
В прошлом году я сдала экзамены и взяла gap year, этим летом буду поступать в университет — либо на режиссуру, либо на актёрское искусство.
Я знаю о нескольких бывших одноклассниках: одна девочка поступила в медицинский, другая — в колледж при ВШЭ, третья уехала учиться в США. Друг из класса после выпуска какое-то время жил в Грузии, потом вернулся в Москву и сейчас делает музыку.
Если у меня будет ребёнок, я не буду опираться на критерий «частная школа или государственная». Потому что если школа частная, это не значит, что там нет буллинга и все учителя обязательно классные.
Моя сестра, например, учится в третьем классе в отличной государственной школе.
Супермодель Халима Аден: «Ни одна женщина не должна носить хиджаб вопреки своей воле»
- Алина Исаченко
- Би-би-си
Автор фото, Getty Images
В мире моды, где торжествует нагота и сексуальность, супермодель Халима Аден всегда выходит на подиум в хиджабе и сдержанных, закрытых нарядах.
Фанатки восхищаются ее красотой и смелостью, критики осуждают за откровенные фотографии и считают, что правоверной мусульманке не место на подиуме. Беженка из Сомали, выросшая в чрезвычайно консервативной среде, всего за два года она сумела совершить головокружительную карьеру, став одним из самых узнаваемых лиц в мире моды.
Русская служба Би-би-си поговорила с первой в мире топ-моделью в хиджабе Халимой Аден о том, как ей удается совмещать модельную карьеру со строгими принципами ислама, а таже спросила у экспертов индустрии, с чем связан приход мусульманок в мир моды.
«Намаз в гримерке»
«Я стараюсь молиться пять раз в день, но получается не всегда, — говорит Халима. — Одно из моих ярких воспоминаний — я бегаю c ковриком для намаза во время Нью-Йоркской недели моды и ищу, где помолиться. Часто таким местом оказывается гримерка или съемочная площадка».
Я впервые встречаюсь с Халимой на бекстейдже Modest Fashion Week в Стамбуле. Окруженная фотографами и дизайнерами, в сопровождении личного менеджера и телохранителя, Халима не упускает возможности поговорить с любым человеком на ее пути и охотно делает селфи с персоналом шоу.
22-летняя Халима Аден — первая модель в хиджабе, которая снялась для обложки британского Vogue и появилась в буркини на страницах американского Sports Illustrated, где в основном снимаются полуобнаженные модели.
Автор фото, Getty Images
Подпись к фото,Халиму нередко критикуют за излишне вызывающее для мусульманки поведение на подиуме
При росте всего 166 сантиметров — слишком миниатюрном для топ-модели — ее регулярно приглашают участвовать в показах люксовых брендов, включая Max Mara и Yeezy Канье Уэста. Два года назад она стала первой в мире моделью в хиджабе, заключившей контракт с одним из крупнейших модельных агентств IMG Models.
«Не меняй себя, измени правила игры», — говорит Халима.
Ее цель — сделать индустрию моды более инклюзивной, открыв дорогу на подиум девушкам по всему миру, вне зависимости от их этнической или религиозной принадлежности.
«Даже когда все плохо, если я не прошла кастинг, меня не взяли на какой-то показ, я не унываю, ведь со мной всегда моя вера. Она придает мне уверенность в себе и делает меня цельной».
Какой месседж в Коране она считает самым важным для себя?
«Никого не осуждать, поскольку судить может только Бог, поддерживать людей, любить их и помогать им, когда им хуже всего», — не задумываясь, отвечает Халима.
«Я выросла в лагере беженцев и прекрасно понимаю, что вся эта роскошная жизнь может в один момент закончиться, и я готова к этому».
«Кроме того, важная часть моей веры — то, как ты взаимодействуешь с теми, кто не разделяет твоих убеждений и кто смотрит на жизнь не так, как ты».
«Хиджаб прописан в модельном контракте»
Халима родилась в лагере беженцев в Кении. Ее семья родом из Сомали: в середине 90-х они бежали от одной из самых кровопролитных войн на африканском континенте. Ее мать шла пешком 12 дней, прежде чем попасть в Кению. Когда Халиме было шесть, она с мамой и братом переехала в США. Связь с отцом Халимы была потеряна во время войны.
Автор фото, Getty Images
Подпись к фото,Маме Халимы не нравится, что дочь появляется на шумных публичных мероприятиях, где мужчины глазеют на нее
«Мои друзья в Америке думали, что я сомалийская принцесса, потому что я рассказывала, как в Кении мы постоянно переезжали из одного дома в другой, — вспоминает Халима, семья которой обосновалась в штате Миннесота, где проживает крупнейшая в США сомалийская диаспора. — Они не знали, что дома, в которых мы жили, были сделаны из пластиковых бутылок и строительного мусора — всего, что могла отыскать моя мама, и рассыпались во время сильного ветра или дождя».
«Одноклассники насмехались надо мной.
Они говорили, что я ношу платок на голове из-за того, что у меня грязные волосы, или отпускали шуточки про террористок. Но это средняя школа, сами понимаете», — пожимает плечами Халима.
Когда Халиме было 19, она стала первой в истории участницей конкурса «Мисс Миннесота», появившейся на сцене в хиджабе и буркини — полностью закрытом мусульманском купальном костюме.
Автор фото, SPORTS ILLUSTRATED
Подпись к фото,Халима стала первой мусульманской моделью, которая снялась в буркини для Sports Illustrated
«Мне всегда хотелось принять участие в конкурсе красоты, — говорит Халима. — Но я сомалийка, и никто из нас раньше этого не делал. После конкурса я рассказала подружкам, что можно носить буркини и чувствовать себя уверенно рядом с девушками в открытых купальниках. Хоть мы выглядим иначе, но никто не может лишить нас возможности попробовать себя в чем-то новом».
После конкурса Халима получила предложение о сотрудничестве от одного из крупнейших мировых модельных агентств IMG Models.
Она согласилась, но поставила условие: участвовать в съемках и выходить на подиум только в хиджабе: «Я носила хиджаб с детства, для меня это такая же незаменимая часть повседневного гардероба, как пара туфлей».
У Халимы строгие требования к одежде, которую она рекламирует. Ее вера не позволяет ей обнажать на людях ничего, кроме лица, кистей рук и ступней. Это прописано в ее модельном контракте.
Автор фото, Rooful Ali
Подпись к фото,Халима — специально приглашенная модель «Недели сдержанной моды», которая прошла в апреле в Стамбуле
«Я хочу облегчить работу дизайнерам, которые не привыкли к таким моделям, как я. Раньше я всегда возила с собой чемодан, под завязку набитый хиджабами, водолазками и леггинсами», — объясняет Халима.
«Я всегда путешествую со своим менеджером, и это всегда женщина. Когда на съемочной площадке одни мужчины, она помогает мне переодеваться».
Что такое Modest Fashion?
Modest Fashion — скромная, сдержанная или благопристойная мода — набирающий популярность тренд в женской одежде. Его точного определения не существует, и рамки заметно варьируются в разных странах и культурах. Но есть некоторые общие признаки:
- Скромные и закрытые наряды, часто свободного покроя
- Зачастую одежда скрадывает силуэт женщины, не выставляя напоказ ее сексуальность
- Не связан с определенной религией, но особо популярен в мусульманской среде. Кроме того, пользуется вниманием среди последовательниц иудаизма, консервативных направлений в христианстве или тех, кто выбирает его исходя из личных предпочтений
- «Недели сдержанной моды» проходят ежегодно во многих городах, включая Стамбул, Дубай, Лондон, привлекая все больше внимания со стороны дизайнеров, фэшн-брендов и покупателей
- Рамки и критерии стиля определяются каждым носителем самостоятельно.
На некоторых показах для Халимы специально строят отдельную комнатку из высоких картонных стен, выкрашенных в черный цвет. Она — и гримерка, и раздевалка — скрывает Халиму от посторонних глаз.
«Я — мусульманка, и должна помнить об этом и вне подиума, — объясняет Халима. — Поэтому дизайнеры и организаторы мероприятий делают все возможное, чтобы у меня было свое небольшое помещение, где мне комфортно».
Автор фото, Future Productions, LLC
Подпись к фото,У Халимы строгие требования к одежде, которую она рекламирует
Очевидно, что индустрия создает для Халимы идеальные условия, однако нельзя не заметить, что остальные участницы «Недели сдержанной моды» переодеваются в общей комнате на глазах у всех.
Что она об этом думает?
«Некоторые из девушек не против, они привыкли к этому, — пожимает плечами Халима.
— Даже при наличии такой комнатки, многие модели все равно предпочли бы быть вместе. Я не могу переодеваться на людях, поэтому мне нужно отдельное помещение. Я ведь прошу не так уж много».
«Если это не устраивает кого-то из дизайнеров, я всегда готова встать, развернуться и уйти».
«Мама думала, что я буду сниматься полуголой»
Мама Халимы до сих пор не разделяет выбора дочери и считает, что работа моделью идет вразрез с верой.
Консервативная мусульманка, она строго следует предписаниям ислама, одевается во все черное и старается держаться в тени.
«Мне не нравится, что Халима появляется в шумных местах, где вокруг нее собираются толпы и мужчины глазеют на нее», — сказала она в одном из редких интервью для Al Jazeera.
Но Халима уверяет, что это никак не вредит близким и доверительным отношениям в семье.
«Мама знает, что может доверять мне, — говорит Халима. — Она правильно воспитала меня, так что в глубине души она все равно на моей стороне. Она также понимает, что если что-то будет не по мне, я не буду с этим мириться, а просто скажу нет».
Автор фото, Getty Images
Подпись к фото,Цель Халимы — сделать фэшн-индустрию более инклюзивной, открыв дорогу на подиум девушкам по всему миру
«В нашей среде никто прежде не слышал о работе модели, многие, включая мою маму, думали, что я буду сниматься полуголой, — продолжает Халима. — Но теперь все радуются моим успехам».
Тем не менее, мама Халимы не была ни на одном показе с участием дочери.
«Она не понимает модных трендов, я не виню ее за это. Для нее одежда — это что-то, что можно не задумываясь накинуть на себя и забыть об этом», — говорит Халима.
«Образование, семья, простая, обычная жизнь — то, чего она хотела бы для меня больше всего», — добавляет она.
Символ «сдержанной моды» или оскорбительница ислама?
Халима публикует фотографии со съемок, публичных выступлений и светских раутов у себя в «Инстаграме», где у нее миллион подписчиков.
Под каждой фотографией — десятки тысяч «лайков» и сотни комментариев.
Критики обвиняют Халиму в том, что на некоторых снимках она выглядит чересчур чувственно
Ее подписчики — в основном молодые мусульманки из разных стран по всему миру, для которых Халима — пример для подражания:
«Ты доказала, что можно одеваться сдержанно и быть красивой, спасибо!«
«Мы обожаем тебя, Халима, ты вдохновляешь весь мир«.
Но пока одни фолловеры приходят в восторг от красоты Халимы, другие осуждают ее за откровенные фотосессии и «немусульманский» образ жизни.
«Прошу тебя, остановись, ты выставляешь нашу религию в неверном свете, тебе должно быть стыдно!« — пишет пользователь Min_xi.
«Девушка в хиджабе не должна ходить так, как ходишь ты на всех этих модных показах. Если ты действительно считаешь себя мусульманкой, тебе не стоит этого делать«, — пишет пользователь _itsshahed__.
«Никто не может указывать мне, как вести себя благопристойно, — говорит в ответ на это Халима. — Каждый человек решает это для себя сам».
Халиму воспринимают в мире как лицо modest fashion — направления в женской моде, которое предполагает закрытые наряды, скрывающие сексуальность женщины.
Этот тренд вызывает особый интерес и в России, где есть целые регионы с исторической предрасположенностью к большей сдержанности в одежде. И, по словам экспертов, сейчас этот тренд набирает силу.
Modest fashion по определению не предполагает принадлежности к определенной религии, но в России большинство клиенток, предпочитающих облачаться в закрытые наряды, — мусульманки, говорит глава консалтингово-медийной платформы Modest Russia Диляра Садриева.
«Многим молодым девушкам, которым важно быть принятыми немусульманским обществом, приятно видеть Халиму как символ того, что и в хиджабе можно построить карьеру, и осознавать, что их ценности разделяет и поддерживает мейнстримовая фэшн-индустрия», — отмечает Диляра.
«С другой стороны, некоторые образы Халимы не вполне соответствуют религиозным канонам, которые она декларирует. Это отталкивает девушек, которые их строго соблюдают, — продолжает эксперт. — На некоторых фотографиях у Халимы неприкрыты ноги выше колена, полупрозрачные платья, эффектные, но вызывающие образы, это вызывает опасения и недовольство многих».
Автор фото, Getty Images
Подпись к фото,Директор модельного агентства IMG Models Айван Брат (справа) считает, что успех Халимы прежде всего связан с ее выдающейся личностью
«Сдержанность и скромность должны достигаться не только и не столько посредством ношения платка и сдержанным стилем в одежде, но и в образе жизни в целом, в том числе в отказе от (или ограничении) «гламурного» образа жизни, — продолжает Диляра.
«Халима посещает много светских мероприятий, как того требует ее роль в шоу-бизнесе, где в том числе присутствует алкоголь, и у многих такой образ жизни может вызывать неприятие, вне зависимости от того насколько скромной является сама модель», — добавляет она.
«Хиджаб — мой личный выбор»
Хиджаб для многих — как в мусульманском мире, так и за его пределами — давно уже не просто элемент гардероба. Одни видят в нем символ закабаления и бесправия женщины, другие — возможность избежать ненужного внимания и знак внутренней свободы.
В некоторых странах женщина не может выйти на улицу без хиджаба, не боясь быть избитой или брошенной в тюрьму. Критики говорят, что, появляясь в хиджабе на подиуме и на обложках, Халима, вольно или невольно, пропагандирует его как непременный аксессуар для женщин в исламском мире, нормализуя подобные ограничения.
Автор фото, Getty Images
Подпись к фото,Халима стала ролевой моделью для многих молодых мусульманок по всему миру. По ее словам, к ней нередко обращаются родители, причем не только мусульмане но и христиане, спрашивая совета, как их дочерям стать моделью
«Ни в одной стране мира ни одна женщина не должна надевать хиджаб против своей воли, и ни одна женщина не должна его снимать по принуждению.
Я ношу хиджаб, потому что он делает меня красивой и придает уверенность в себе», — возражает на это Халима.
Я спрашиваю у Халимы, смогла ли бы она однажды выйти на подиум без хиджаба, чтобы показать женщинам, у которых нет свободы выбора, что такое возможно?
«Это бы шло вразрез и лишало смысла всю идею, — возражает она. — Если мы хотим жить в обществе, где у женщин есть право самим решать за себя, то просить меня об этом неправильно. Ведь это отнимает мое право надевать то, что делает меня красивой и уверенной в себе. А это мой хиджаб».
«Независимо от того, какой стиль в одежде вы выбираете, вы достойны уважения, поддержки и любви. Вот мой месседж».
Востребованный образ
В этом году сразу несколько люксовых брендов, включая Michael Kors и Burberry, представили коллекции, в которых присутствует хиджаб.
По экспертным оценкам, к 2023 году общий объем продаж одежды, ориентированной на исламский рынок, составит 361 млрд долларов — на треть больше, чем в 2017 году.
Связан ли успех Халимы с ростом популярности исламской моды?
Автор фото, Getty Images
Подпись к фото,Критики считают, что Халима ведет светский образ жизни, не соответствующий образу правоверной мусульманки
Директор IMG Models Айван Брат так не считает: «Халима, в первую очередь, выдающаяся личность, как и все наши модели — от Карли Клосс и Джоан Смоллс до Джиджи Хадид».
«Она озаряет все вокруг своим присутствием. Если у вас плохой день, просто позвоните ей, — продолжает Айван, работающий в модельном бизнесе более 20 лет. — Мало быть самой красивой в комнате, нужно быть лучшей и обладать яркой индивидуальностью. У нее это есть».
По мнению профессора коммуникации и директора модельного агентства Metro Models Дэвида Ратмоко, медийная среда и политический дискурс оказывают давление на модные бренды: «Дизайнеры вынуждены представлять весь этно-культурный спектр в своих коллекциях, чтобы избежать обвинений в недостаточной инклюзивности».
«На протяжении многих лет модельные стандарты были однотипными. Времена изменились, и сейчас бренды вынуждены стремительно исправлять сложившийся дисбаланс», — добавляет он.
«Хочу, чтобы мама увидела мой показ»
Халима говорит, что если хочешь добиться изменений, нужно не меняться самой, а менять правила игры.
И, похоже, у нее получается. «Уже сейчас на подиуме можно увидеть много моделей в хиджабе, у нас в агентстве есть такие — думаю, это уже становится нормой», — говорит она.
«Всё, что мы слышим о женщинах в хиджабе, окутано негативом и сильно политизируется, — продолжает она. — Я хочу это изменить. Я — молодая девушка, я обожаю моду и дизайнерскую одежду, у меня есть душа и чувства, и я ничем не отличаюсь от любой другой».
Автор фото, Fadil Beridha
Подпись к фото,«Я выросла в лагере беженцев и прекрасно понимаю, что вся эта роскошная жизнь может в один момент закончиться, и я готова к этому»
Кажется, Халиме удалось достичь того, к чему она стремилась и о чем мечтала: известные дизайнеры выстраиваются в очередь для работы с ней, поклонницы следуют за ней с показа на показ, крупнейшие мировые СМИ снимают о ней фильмы и приглашают на интервью. Однако у модели есть еще одна мечта, которая пока не осуществилась:
«Я бы очень хотела, чтобы однажды моя мама сидела в первом ряду на моем показе. Но это должно быть самым большим шоу в моей жизни».
«Надеюсь, однажды это случится».
Подкаст Halima: Faith And Fashion для программы Би-би-си Heart & Soul (на английском языке) можно послушать по этой ссылке.
Фотография в буркини предоставлена журналом Sports Illustrated.
Русская девушка приняла ислам после замужества | 74.ru
Мои родители приняли мужа в штыки. С мамой мы перестали общаться.
Поначалу я пыталась наладить отношения, но всё заканчивалось ссорой. Когда я вышла замуж — ещё было ничего, ну башкир — ладно, стерпим, а вот то, что он соблюдающий мусульманин — это ужас — так они рассуждали.
После того как я приняла ислам, мама заявила, что я предала веру. Она меня не слышит и не хочет вникать, почему я так сделала. Для себя я эту фразу перевожу иначе: «Ты пошла против нашей воли». Непринятие твоего поступка близкими людьми — это большая проблема для многих русских девушек. Люди, с которыми ты раньше поверхностно общалась, спокойнее всё воспринимают, в худшем случае — покрутят пальцем у виска. Для родственников, друзей — мой переход в мусульманство означал что-то страшное, ужасное.
Мои родители православные. Но в моей семье вопросы религии больше сводились к какой-то атрибутике — покрашенные яйца на Пасху, вербочки. Мы ходили в церковь, ставили свечки, крестились, но в вопросы веры особо никто не вникал.
Моё принятие ислама чётко разделило круг общения. Это стало лакмусовой бумажкой. Я пережила предательство людей, от которых меньше всего этого ожидала. В любом случае это помогло мне увидеть, кто мои настоящие друзья, а кто так — вместе пива попить, на вечеринку сходить. С некоторыми девчонками я продолжаю общаться, мы ходим в гости друг к другу. Я приглашаю их, пока муж на работе, потому что ему самому становится неловко, когда он видит моих подружек в обычной одежде.
У меня есть сын от первого брака, ему 10 лет, но видимся мы редко. Первый муж против нашего общения, потому что не хочет, чтобы ребёнок встречался с матерью, которая приняла ислам. Для меня это очень больная тема, я бы не хотела о ней говорить.
Я не знаю, как бы сложились наши отношения, если бы я не приняла ислам. На мой взгляд, именно сейчас наши отношения наиболее гармоничные. Есть ночные молитвы, утренние с восходом солнца, а это пять утра — вставать на них вместе легче, чем одному. Я стараюсь быть ему помощницей во всём. Верующие православные люди тоже стараются найти себе пару, которая бы разделяла их интересы.
В нашей жизни ничего не происходит просто так. Бог даёт то, что нам нужно именно в этот момент. До знакомства с мужем я начала задумываться о смысле жизни, своём предназначении. В исламе я нашла ответы на многие вопросы. У меня самой было очень много стереотипов именно к этой религии. Я живу в таком же информационном поле, как и все, мне пришлось бороться с собственными штампами, что ислам — это терроризм, убийства, зло. Когда я начала вникать в вопросы религии, общаться с мусульманами, поняла, что террористы не имеют никакого отношения к исламу. Это для них некое прикрытие, но почему они так делают — я не знаю. Верующие мусульмане не считают их своими и точно так же осуждают терроризм.
Я не считаю, что предала свою веру. Ислам — это просто другая ступень. У нас точно так же есть Бог. Я говорю именно Бог, а не Аллах, потому что я русская, и мне так привычнее. В исламе, как и в православии, есть понятия рая и ада, грехов, есть правила поведения, которые учат человека быть добрее, честнее и внимательнее к другим.
В исламе есть культ чистоты. Считается, что чистота — это половина веры. У тебя должно быть чистое тело, порядок в доме и чистая душа.
Можно носить хиджаб и быть модницей. Платки могут быть абсолютно разных цветов — синего, белого, зелёного, не обязательно чёрного. К сожалению, в Челябинске маленький выбор одежды, есть несколько магазинчиков, но там в основном всё для никах — мусульманской свадьбы, а на повседневку ничего нет. Приходится покупать обычные вещи и комбинировать их, главное, чтобы были закрыты руки до кисти, шея, и не видно было волос на голове. Что ты будешь носить — юбку, платье или широкие брюки — это уже твой выбор. В Москве, Уфе или Казани есть целые улицы с магазинами мусульманской одежды, покупай не хочу, не надо ничего придумывать, подшивать, ушивать, предлагаются уже красивые готовые варианты.
Можно покрывать голову разными способами, их очень много. Каждая девушка выбирает для себя тот, который ей больше нравится.
Есть готовые платки, в которые вшит первый слой, скрывающий волосы. Самый распространённый вариант — это специальная шапочка, которая завязывается сзади, и сверху надевается красивый палантин. В интернете полно видеороликов, как можно разными способами закрутить платок. Кстати, волосы становятся гораздо лучше, потому что они не подвергаются воздействию солнца.
Раньше я носила короткую стрижку, а сейчас у меня отличные волосы, даже подружки удивляются, что я с ними сделала. Я никаких специальных средств не использовала, просто носила хиджаб.
Правила жизни Леонардо Ди Каприо
В отличие от многих актеров, моя судьба не была определена с детства. Я рос в трущобах Голливуда и думал про себя, что вырасту сумасшедшим.
Несмотря на то что я родился в Голливуде, до 13 лет я всерьез полагал, что быть актером — это что-то сродни масонству, что-то, что заложено в крови и передается только через гены. Мне почему-то даже не приходило в голову, что можно просто нанять агента и отправиться на пробы.
Не люблю школу: там заставляют сосредотачиваться на том, чего ты не хочешь знать.
В школе на меня мало кто обращал внимание. По крайней мере до тех пор, пока от нечего делать я не начал изображать из себя безмозглого идиота с перебитой рукой.
Первый поцелуй был самым отвратительным ощущением в моей жизни. Эта девчонка умудрилась пустить мне в рот столько слюны, что потом, когда это все, слава богу, закончилось, я шел и плевался, наверное, пару кварталов.
Я не гей.
Думаю, меня сложно назвать упорным человеком, но факты говорят обратное. В тот год, когда мне исполнилось пятнадцать лет, я сходил, наверное, на 160 разных прослушиваний и проб, однако не получил ни одной роли.
Мне всегда нравилось отношение моей матери к моему успеху. Помню, что когда я вдруг сделался знаменитым, она каждое утро приходила в мою комнату и говорила: «Выкатывайся из кровати, делай зарядку и прекрати лениться, маленький сонный червяк!»
Радость от славы проходит довольно быстро и ты понимаешь, что главная награда не в том, что тебя вдруг стала узнавать на улице каждая моль, а то, что твои фильмы останутся после твоей смерти.
Куда бы я ни пошел сегодня, люди всюду будут пялиться на меня, выкатив глаза. До сих пор не могу понять, таким образом они показывают, что узнают меня или им просто кажется, что я одет, как пидор.
Не думаю, что следует ненавидеть папарацци. Конечно, это вторжение в личную жизнь. Но если меня от чего-то по‑настоящему тошнит в голливудских звездах, так это от того, что они могут часами говорить о том, как ненавидят папарацци, однако всегда радуются, когда на фотографиях в желтых журналах они вдруг получаются красавцами с пышной гривой.
Подозреваю, что это довольно трудно — быть одиноким.
Мне нравятся самые обычные женщины — те, которых каждый день видишь на улице: студентки, официантки, типа того. Очень часто я показываюсь на вечеринке с какой-нибудь девушкой, с которой меня не связывает ничего, кроме простой дружбы. Мне кажется, это очень простая мысль, но я не могу ее ни до кого донести: если ты идешь с девушкой в кино, это не значит, что ты непременно хочешь ее трахнуть.
Больше всего на свете мне хочется стать безответственным придурком, какими являются многие из моих друзей. Но когда я думаю о последствиях такого поведения, я понимаю, что вряд ли могу себе это позволить.
Последнее, чего бы я хотел — это превратиться в типичного жирного голливудского ублюдка при деньгах. Я рос нищим, и по-настоящему был счастлив именно тогда.
Я долго размышлял над тем, получится ли у меня сыграть Ромео. Но потом я увидел Киану Ривза в фильме «Много шума из ничего», и решил, что если уж он смог сыграть в шекспировском фильме, то мне вообще не о чем беспокоиться.
Каждый раз, когда мне предлагают роль, я вспоминаю Ривера Феникса (американский актер, которого ДиКаприо заменил в фильме «Дневник баскетболиста», после того, как тот скончался в возрасте 23 лет от передозировки наркотиков. — Esquire).
Никогда не стану никого отговаривать от наркотиков. Если ты несколько раз подряд говоришь человеку «нет», ты только подталкиваешь его ближе и ближе.
Если бы меня спросили, с кем бы я хотел поговорить из тех, кто уже мертв, я бы сказал: с Орсоном Уэллсом в тот момент, когда он делал «Гражданина Кейна». Но журналисты никогда не задают таких вопросов.
Мне кажется, что главная проблема Америки в том, что она пытается устанавливать свои порядки в тех странах, про которые она абсолютно ничего не знает.
Меня трудно удивить. Самая поразительная штука, которую я видел, произошла в Африке. Два молодых льва давились мертвой антилопой гну. А потом из буша показались мелкие львята. И тогда старшие львы расступились, давая мелочи подобраться к лучшим кускам. И все вместе они облепили тушу, как муравьи, которые нашли выплюнутую кем-то карамель.
Мне хочется думать, что у документального фильма нет режиссера, потому что его режиссер — Бог.
Африка — это одно из последних мест, где мне до сих пор удается сохранять анонимность.
Самое удивительное, что о проблемах Африки я задумался не после просмотра новостей, а после песен Кани Уэста (американский деятель хип-хопа. — Esquire).
После фильма «Кровавый алмаз» (фильм 2006 года с участием ДиКаприо, рассказывающий о бриллиантовом бизнесе на фоне войны в Сьерра-Леоне. — Esquire) я стал осторожно относиться к бриллиантам. Я плохо помню, когда покупал их в последний раз. Скорее всего, я покупал их для своей матери, потому что она единственный человек, кому я мог бы купить бриллиант. Но тогда, к сожалению, мне не пришло в голову узнать перед покупкой, какова история этого камня.
Я довольно много времени провел в Африке и увидел, с какими проблемами там сталкиваются люди. После этого, когда я вернулся домой, я понял, что больше не желаю слышать ни об одной проблеме, которая беспокоит людей моего круга.
Не понимаю, почему я не могу позволить себе заводить друзей мужского пола без того, чтобы не поползли слухи, что я потрахиваю кого-то в задницу.
Слава — это как универсальный пропуск: куда хочешь, туда и идешь.
Важно помнить: всякий раз, когда ты покупаешь что-то, ты на сто процентов поддерживаешь политику той компании, которая произвела эту вещь.
Мне кажется, самой большой проблемой на сегодня является проблема того, как заставить людей потреблять меньше.
Я стараюсь бережно относиться к окружающему миру. У меня солнечные батареи на крыше. У меня гибридная тачка — «тойота приус», которая выбрасывает на 75 процентов меньше углекислого газа, чем обычная машина. Такие же тачки я купил матери, отцу и его новой жене. Но я знаю, что этого недостаточно. Например, у меня нет компостной ямы.
Забота об окружающей среде не всегда сводится к тому, что, приходя в гости к кому-то, вы начинаете бродить по комнатам, где никого нет и выключать горящий там свет. Но начать можно и с этого.
По-моему, в детстве я мечтал стать биологом, хотя в газетах этого не напишут.
Если бы я верил всему тому мусору, что пишут про меня, я бы, наверное, уже был бы на больничной койке, а вокруг кружились бы озабоченные психиатры. Самое удивительное, что обо мне говорят — будто бы я пидор. Но я же не пидор.
Я не хочу рассказывать о том, насколько я был счастлив, что мне довелось работать со Скорсезе. Что бы я ни сказал по этому поводу, это будет выглядеть как дурацкое журналистское клише.
Однажды на съемках мы сидели с чуваками посередине пустыни, и должна была идти моя сцена, но солнце садилось слишком быстро, и мы не успевали, а позади стояли джипы, забитые оборудованием, и ждали нас, а в небе кружили вертолеты. Я помню, что именно в этот момент мне пришла в голову какая-то отличная штука, но я до сих пор не могу вспомнить, какая.
Мне нравится, когда люди говорят: «Отлично, давай это снимем».
Не так давно кинематографу исполнилось сто лет. Но, если вдуматься, за эти сто лет в кино не было сделано и сотой части того, что могло бы быть сделано.
Я не понимаю, почему сегодня так мало людей снимают кино. Ведь сейчас любой может купить цифровую камеру и устроить съемочный павильон в гараже.
Если ты делаешь фильм только для того, чтобы что-то втолковать миру, не пытаясь попутно его развлечь, — это будет пустая трата времени.
У меня нет никаких политических устремлений, и меня до смерти пугают люди, у которых они есть.
Не так давно мне исполнилось 30, и я понял, что в современном мире — это именно тот возраст, когда ты, с одной стороны, понимаешь, что ты уже по‑настоящему взрослый, а с другой — тебе еще по‑прежнему хочется валять дурака.
В целом, мне нравится, как устроен мир.
У меня не так много страхов: акулы, пришельцы и глобальное потепление.
Не понимаю, почему всем так хочется выставить меня геем.
Всегда стремись к правде.
Рассказы финалистов второго сезона конкурса
Дудко Мария. Ключи
Так… Тик… Так…
Голос старых напольных часов из прихожей уже встречал меня, а я никак не мог открыть дверь. Ну где же эти ключи?… Неужели, потерялись? Только этого не хватало, и так день не задался!.. А, нет, вот же…
Часы пробили восемь, когда я ступил на скрипучий паркет прихожей. Как я соскучился по тишине своей квартирки! Хотелось просто развалиться на потёртом диванчике, да так и пролежать до утра… Но вместо этого я поплёлся к компьютеру. Пока старенький агрегат, доставшийся по наследству от динозавров, включался, я заварил себе кофе. Сегодня понадобится не одна кружка. Статья за ночь, а вдохновения с гулькин нос.
Еще и на работе сокращениями грозят. Нельзя затягивать, а то увольнения не избежать. И ещё блог не плохо бы обновить, а то скоро последние подписчики разбегутся. Эх…
Работал я в редакции одного журнальчика, что в нашем районе, да и в городе в общем, был вполне востребован. Редактор — Федот Степанович — всегда только лучшее в печать пускал.
Лучшее. Да. Это значит не меня. Почему-то в последнее время моя писанина совсем не впечатляла. Даже меня самого. Честно, не удивлён. Похоже, я потерял искру, как будто писать нечего было. Смешно как-то: живу в мегаполисе, где каждый день что-то случается, а гляжу как в пустоту. Чужие проблемы переставали волновать, каждый здесь — капля в море. Вот и новости у меня серые, чужие, далёкие и не нужные, в общем то, никому.
О чём я писал? Как я тогда ещё думал, о важном. О вечном, в какой-то степени. Я заметил, что люди кругом так закрылись, что словно перестали видеть друг друга, не то, что чувствовать и понимать. Каждый в какой-то миг уходит в себя и теряет ключ от двери, в которую вошёл. Запирает сердце. Надевает маску. Безразличную. И молча идёт по серым камням мостовой…
Просто хотелось, чтобы услышали… Думал, стану ключиком к миру по эту сторону маски. Помогу нуждающимся своим словом, научу людей слушать и слышать, мир спасу… Но, кажется, что-то пошло не так. И теперь… Теперь не знаю даже, как себя то спасти. Вот и в ответ получаю плач рвущейся бумаги и знаменитое последние предупреждение из уст Федота Степаныча. Последний шанс. Завтра не приду с сенсацией — всё. Что ж… Похоже, пришла пора забыть на время о своих рассуждениях и погрузиться в мир человеческих интриг. Написать то, что будут читать. То, чего от меня ждут. Нет, не так. Что ждут от статьи в нашем журнале.
О чём шумят нынче каменные джунгли? Что несёт ветер перемен по их заасфальтированным тропам? Самой обсуждаемой темой стала череда странных смертей, впрочем, как это и бывает обычно. Вот уже долгое время один за другим погибают взятые под стражу преступники.
Самые разные: от простых карманщиков до почти убийц, взрослые и совсем ещё подростки четырнадцати лет. Большинству из них ещё даже не вынесли приговор. И диагноз у всех один — отравление. А чем — пока загадка. Это происходило с некоторой периодичностью в разных районах города, но чаще всего именно в нашем отделении полиции. И, по чистой случайности, как раз там работал никто иной, как мой старший брат — офицер Юрий Дискарин.
Как пригодилась бы мне его помощь сейчас… Но нет. С братом мы не ладим. И никогда не ладили. Так повелось… Наверное, мы просто слишком разные. Юрик скрытный, недоверчивый. Он никогда и ничего не рассказывал мне, предпочитал всё делать сам, и я чувствовал, что совсем ему не нужен. Я же, должно быть, слегка завидовал брату. Он успешен, просто гордость семьи, а я хватаюсь за последний шанс остаться на работе.
…Хватаюсь за последний шанс остаться на работе. Хотя… Можно попробовать разузнать о громком деле из первых уст, так сказать. Подобное, наверняка, заинтересовало бы Федота Степаныча, но придется обратиться за помощью к брату. Ага… И в очередной раз стать неудачником в глазах целого рода. Черта с два! Даже ради работы я не стану просить о помощи этого человека!
Ну, ничего. Я подготовился, собрал материалы, теперь напишу и спасён! Справлюсь сам. Успеть бы до утра…
ТРЯМ!!!
Звук застал меня врасплох. То был сигнал, что кончился завод, от старых часиков в коридоре. Дело поправимое. Я встал, подошёл к часам, открыл крышку и привычным жестом потянулся к ключу. Только вот ключа то как раз и не было. Что за странное дело? В своём доме я ценил порядок, а такие вот казусы просто выбивали из колеи… Что мне теперь, искать этот потерявшийся ключик? Придётся, похоже…
Кинув грустный взгляд на компьютер, я стал припоминать, куда мог сунуть эту старую железку. Вот я уже облазил несколько полок, заглянул в ящики и…
Это что такое? В комоде лежал конверт. И, если ключ от заводящего механизма я готов был увидеть среди носков, с моей то рассеянностью, то вот странного послания уж никак.
Хотя, может я слишком наивен? Ой, что-то не нравится мне это всё…
Конверт, я, естественно, распечатал и сразу узнал почерк Юрика.
«Не уверен, что за мной не следили. Загляни в почту. Я никогда не забывал про твой день рождения!
Ю.»
Что за шутки? Так и знал, что надо было отобрать у него ключи, когда он переехал! Постойте, что-то на обороте…
«KeyHole4u…»
Я ещё раз пробежался глазами по торопливо написанным строчкам. Текст казался лишенным смысла и ни о чём мне не говорил.
Чего это он? Для белены, вроде, не сезон… На всякий случай я сверился с календарём и убедился, что день рождения у меня не сегодня и даже не в ближайшие дни. Вразумительно выглядела лишь просьба проверить почту.
На что только я время трачу? Прежде, чем моя рука успела закрыть текстовый редактор, выплывшее окошко осведомилось, точно ли я хочу это сделать. Вот, даже оно издевается…
На почту мне и правда прилетело одно письмецо. Ну и спрашивается, зачем Юрику это: вторгаться в мой дом со странной запиской и одновременно чирикать в интернете? В конце концов, не проще ли позвонить? Конечно, я бы не прыгал от восторга, когда бы что-то заставило нашу звездочку снизойти до простых смертных, но зачем изобретать велосипед?
Так думал я, попивая уже остывший кофе в ожидании загрузки текста. Наконец, перед моими глазами замаячили такие строки:
«Здравствуй, Егор.
Знаю, ты будешь удивлён моему письму, но я не стал бы тебя беспокоить, не будь всё действительно серьёзно. Я хотел позвонить, но на моём новом телефоне не оказалось твоего номера. Мой же номер остался неизменным, если тебя это интересует…
Перехожу к делу. Нам надо поговорить. Но разговор должен пройти с глазу на глаз. Приезжай сегодня в девять на перекрёсток Псковской и Мясной, там, во дворе дома 26, я буду тебя ждать.
Речь пойдёт о серии смертей заключённых. Поправка, о серии убийств… Я подумал, это может тебя заинтересовать, объясню всё при встрече, если, конечно, ты явишься.
..
Егор, брат, я знаю, мы потеряли связь, и в том я вижу и свою вину. Но прошу тебя один единственный раз мне поверить. Ты — мой последний ключ к надежде. Я рассчитываю, что ты прочтёшь это письмо и придёшь.
Твой брат Юрий Дискарин»
Мда…
Всё чудесатее и чудесатее, как говорила героиня одной известной сказки…
Я перечитал сообщение несколько раз, чтобы убедиться, что действительно перестал что-либо понимать. Кроме, пожалуй, того, что во всём этом деле кроется какая-то тайна, а Юрка для меня сейчас — ключ ко всем ответам. К тому же, раз уж он сам вызывает меня на разговор, то я не премину случаем взять интервью у ведущего следствие… Если это, конечно, не дурацкая попытка пошутить… Но вряд ли он стал бы писать мне ради забавы.
И что, теперь снова под дождь, да?.. Только ведь домой пришел! Ладно, быстренько разберусь, и ещё часиков шесть на статью у меня будет… Я бросил взгляд на часы, запоздало вспомнив, что это бессмысленно. На телефон приходит очередное рекламное сообщение, услужливо подсказывая, что нужно выходить, если хочу успеть на встречу. Погасив только-только проснувшийся монитор и резко схватив еще не просохший после дневной прогулки плащ, я выскочил в подъезд.
Только у машины я самую малость помедлил. А не слишком ли легко я в это вписываюсь? Ещё пару минут назад я был уверен, что ради брата не пошевелю и бровью, а ради самого себя не стану связываться с ним. Что сделало со мной это сообщение?
Оно наполнило меня чувством собственной важности. Наконец от меня что-то зависело, от одного меня! Вероятно, мной двигало желание доказать, что я чего-то стою… Только вот признавать такие мотивы не хотелось. От этого в голове засела непонятная досада, но её я упорно объяснял только потраченным временем, отнятым у написания статьи.
Остановившись в условленном месте, я посмотрел на часы. Еще целых пять минут… Можно было позднее выйти, хотя… как будто это мне бы что-то дало.
Кругом никого похожего на Юрия.
На улице царил неприятный, мерзкий туман. Я прятался от него в машине.
Солнце давно село за тучами, и город зажёг свои огни. Фонари, не звёзды. Я иногда думал о том, как не хватало этому шумному миру звёзд. Каждая из них уникальна, хоть их и миллиарды в темноте неба. Так и с людьми, разве нет? Но мы почти нарочно забываем о том, потому прячемся от осуждающих горящих взглядов из глубины необъятного.
И только сейчас мелькнула в голове мысль: как часто я сам думаю о других? Казалось бы, постоянно…
От философских размышлений я отвлёкся, чтобы глянуть на время. Пять минут. В поле зрения никого даже человекообразного, двор пустовал.
Десять… Проверяю телефон, почту. Ни строчки об опоздании.
Двадцать! Не, ну это уже не серьёзно! Не стоило мне приезжать… Нервно набираю номер, готовлю уничтожительную речь. В ответ доносятся лишь долгие гудки. Ладно… Подождем… Мало ли что. У него тоже работа… Попытка успокоиться, кажется, работает, пока не вспоминаю об этой треклятой вообще не начатой статье! Где этого дурня черти носят?!
«Жду еще пятнадцать минут и уезжаю» — злобно набираю сообщение и яростно нажимаю «Отправить».
Время уходит, а сообщение даже не прочитано! Двадцать пять минут… тридцать… Все еще тишина. Дольше ждать нет смысла.
Для очистки совести снова звоню. Из трубки доносится мелодичный женский голос:
— Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети… — произносит дама, неспешно повторяя фразу на английском.
— Чтоб тебя!.. — раздражённо шипя, бросаю телефон на соседнее сиденье. — Так… Ладно… Я предупреждал, я ждал… ждал дольше, чем обещал. Теперь с чистой совестью можно и домой.
Глядя на дорогу, я с удивлением обнаружил, что не столько злюсь, сколько нервничаю. Это бесило еще сильнее…
***
Времени на работу оставалось все меньше, а я продолжал мерить шагами квартиру. Обычно такой спокойный скрип половиц сейчас всеми силами измывался над моим бедным слухом.
Отнюдь не статья занимала мои мысли, несмотря на то что мне не простят, если запорю такой материал…
Медленно текли минуты. Я их ощущал даже без привычного тиканья часов. Ладно. Буду откровенен с собой, ибо сил моих больше нет, а потом за работу! Всё это странно! Что именно? То, что я не смог дозвониться. Юра телефон не выключает и старательно следит за его зарядом, он всегда должен быть на связи, не мне ли, как брату, об этом знать. Ещё и эта строчка из той записки, не случайно же она самая первая…
Так… без паники. Какого лешего этот болван вообще так по-хозяйски обосновался в моей голове?! Всякое бывает. Всё! Статья. Только статья.
Усилием воли мне удалось сесть перед монитором и даже написать пару строк, прежде чем вновь погрузился в раздумья. И всё-таки… что могло случиться?..
***
Дни мчались как часы, но не мои. Ключ я так и не нашел, да и не пытался, по правде с того вечера. Они так и застыли, показывая половину девятого, будто тот день еще не прошел. На работу я на следующее утро так и не вышел. Сам не верю… как я мог поставить на алтарь все ради человека, которому смертельно завидовал, об исчезновении которого мечтал… того, кого знал всю жизнь и с кем всё же был связан незримо?!..
А квартира! Ох… видел бы прежний я, во что превратился мой храм уюта… впрочем, он бы сразу застрелился, оставив после себя лишь мрачную эстетику разбитого творца… Все столы были заставлены грязными кружками и упаковками от фастфуда. Весь пол в следах обуви. Тут и там лежали педантично составленные мной списки тех, с кем мог общаться мой брат, куда он мог пойти, кто мог желать ему зла…
Только всё это было уже не важно…
« — Егор Дискарин? — послышался из моего телефона этим утром спокойный мужской голос.
— Да. — нервно ответил я.
— Вас из полиции беспокоят, — моё сердце грозило сломать грудную клетку. Должно быть, от стресса и недосыпа… А в голове тем временем: «Хоть бы нашли.
..».
— Ваш брат найден сегодня в полдень, — небольшая пауза, будто для осознания сказанного, — Он мёртв. Обстоятельства смерти выясняются. — так же спокойно, как ни в чем не бывало продолжает человек на другом конце провода. — Приносим свои соболезнования. Сегодня вам следует явиться в отделение…»
Дальше шли инструкции и редкие вопросы, на которые я отвечал что-то вроде «да», «нет» и «понятно». Бойся своих желаний. Нашли…
Следующие полдня я провёл в том самом отделении. Какие-то бумаги, какие-то формальности, похороны… И разговор.
Из той беседы я узнал нечто, что меня поразило. Юру подозревали. Говорили, мол, это он убивал заключённых, подсовывая им яд в еду или что-то вроде того. Доказательств было не много, поэтому его только планировали арестовать, но теперь основная версия смерти моего брата — самоубийство во время попытки побега от правосудия. Какая ересь… Но в тот миг я не мог ничего возразить. Ровно как и поверить хоть единому слову.
И вот теперь я вновь вернулся в своё жилище. Опустошённый, с одной лишь мыслью в голове: «его больше нет»…
Что есть слова? Набор букв, набор звуков, ничего более… Но некоторые становятся ключами. Этот ключ с тремя тяжелыми зубцами откроет одну из самых страшных дверей: дверь отчаяния и боли. Может стоило сформулировать как-то мягче? А как? Что это изменило бы? Ключ один, как его не приукрась, и дверь одна, а ты стоишь на пороге. Назад нельзя. И замок поддался. Началось…
Отрешенно окидываю взглядом квартиру, медленно впадая в ярость.
— Черт! — вырывается из груди. Как давно я не произносил это слово, — Черт! — повторяю громче, резко всплеснув руками. Вся моя армия кружек летит вниз под звон стекла. Сверху их накрывает одеяло исчирканных листов.
— Балбес! Паршивец! Урод! — кричу, себя не помня.
— Посмотри… Взгляни, что ты натворил, мерзавец! Из-за тебя я лишился всего! Вдохновения! Работы! Мечты! Как мне теперь счета оплачивать прикажешь?! Я столько времени на тебя угробил, черт возьми, даже ключ от часов… — молчание резало слух, так что я продолжал кидать пустые фразы, пытаясь выплеснуть всё то, что скопилось внутри меня.
Голос срывался, рычал и хрипел, переходил в истерический смех, а я даже не понимал, почему так зол… На себя?
Да… Я завидовал брату по-чёрному! Гордость семьи, большое будущее, офисный авторитет, высокие цели, работа мечты — всё, что хотел слышать о себе, я слышал в адрес Юраши! Я же оставался его младшим братом, всегда вторым, всегда недооценённым. Аксиомой было, что всё даётся ему легко. Но почему-то не приходило в голову, что мы вообще-то братья. Условия у нас были одни и те же. И я как будто слеп, не видел, через что приходилось проходить ему. И что же я сделал, когда надоело быть тенью? Именно. Воздвиг ту самую стену, стену равнодушия. Мне стало плевать. А в океане стало одной каплей больше. Не Юра закрылся от меня, а я от него. И к чему это привело? «Его больше нет», а я даже не могу с уверенностью сказать, что я не брат убийцы! А всё потому, что не знаю! Не знаю, чем жил он все эти годы, не знаю, что творилось в его душе, не знаю, звал ли он меня, чтоб пресечь слухи на корню, или же покаяться в содеянном последнему хоть каплю родному ему существу, пусть и такому мерзкому, как я… И не узнаю, видимо, уже никогда, мой ключ к этой тайне навсегда потерян… Какой же я болван… Чего стоят теперь все мои рассуждения о чувствах, о словах, о звёздах, да всё о тех же ключах! Как мог бы я изменить мир, когда сам в себе не умел отыскать тех пороков, в которых упрекал человечество?! Вот, почему мои статьи не читались. Меняя мир, начни с себя, а ни то всё — пустые слова. Серые, чужие, далёкие и не нужные, в общем то, никому… Такие слова не станут ключами… Ключи… Я раз за разом к ним возвращаюсь. О, этот мир и правда на них помешался! У нас есть ключи от всего, они даже там, где мы и не думаем их найти, ведь они так глубоко вошли в нашу жизнь, что всё теперь держится на них одних, а мы и не замечаем. Да и жизнь сама по себе как постоянный взлом замков! Но важно даже не это. Важно то, что нет ключа, ведущего Оттуда. Именно это придаёт значение всем остальным ключам. Сколько бы ни пытался, я не заведу снова ход времени Юрика, как в старых часах.
Но кто знает, от каких дверей, я бы его увёл, если б только был рядом… Жаль, я понял это слишком поздно…
— Никогда больше не сяду писать… — говорил я себе почти в бреду, едва узнавая собственный охрипший голос. После этого я провалился в сон и уже ни о чём не думал.
***
Весь следующий день я провёл почти не вставая. Только к вечеру я кое-как попытался устранить последствия моего вчерашнего помешательства… Но попытка была пресечена на корню, как только на глаза мне попалась та самая записка, что я нашёл среди носков… Удивительно, но всё то время, пока был занят поисками брата, я о ней почти не вспоминал, как о вещи совершенно не несущей в себе смысла. Но зато с ней было связано столько вопросов! Я перечитал её. Как и ожидалось, ничего нового не появилось… И всё-так… Зачем она была нужна?
Я погрузился в воспоминания о том дне, когда потерял ключ от столь молчаливых в последнюю неделю часиков… Похоже, с того времени я и не включал компьютер… Как он там, мой старичок?
Наследие предков ожидаемо разворчалось и разгуделось на моё длительное отсутствие, но в конце концов смилостивилось и открыло мне страничку моей электронной почты. Письмо Юрика никуда не исчезло. Его я перечитывать не стал. Одно дело записка с неясным текстом, а другое приглашение на встречу, которой не суждено было состояться…
«Загляни в почту…» — эхом раздалось в моих ушах. От внезапной догадки я аж подпрыгнул. Что, если… Этот странный текст на обороте — ничто иное, как логин?..
Какая ерунда… Я снова гонюсь незнамо за чем… Глупое предположение! Но мои руки уже не остановить…
Торопливо выйдя из аккаунта, я вбил символы в соответствующее окошко. Но нужен пароль… Пароль…Ещё одна глупая мысль… «Я никогда не забывал про твой день рождения!». Ввожу.
На мониторе переменилась всего одна цифра, но я ей не поверил. Не могла эта вечность длиться какую-то жалкую минуту.
— Получилось… — произнёс я, в исступлении глядя в этот светящийся ящик. Другой аккаунт.
И только одно письмо.
Вся квартира погрузилась в абсолютное молчание, пока я читал написанное здесь.
«Егор, я знал, что ты разгадаешь моё послание! Выручай, брат! Ты нужен мне, нужен всем нам!
Вот уже несколько месяцев я занят делом о смерти нескольких взятых под стражу преступников. Это не просто смерти, Егор, это убийства. Я уверен, что подобрался очень близко к разгадке. У меня двое главных подозреваемых. Но есть проблема. Оба они — мои коллеги по работе. И я не знаю, действовал ли кто-то из них в одиночку или же сообща. Другими словами, не знаю, кому из полиции могу доверять касаемо этого дела.
И ещё, я замечаю, что за мной наблюдают. Видимо, злоумышленник чувствует, что я подобрался слишком близко, и вскоре попытается меня устранить. Что ж, это я использую, чтобы точно указать на преступника. Как? О нашей грядущей встрече я рассказал одному. Если я угадал, и он не преступник, то тебе не придётся это читать, я всё расскажу тебе сам. Но, если же я ошибся, и ты всё-таки это читаешь, то, скорее всего, я уже мёртв…
Брат, теперь только тебе под силу раскрыть это дело. И только тебе я могу доверить его. К этому письму я прикреплю документы, в которых собраны мои доказательства, там ты найдёшь подробности плана, все имена, все улики. Опубликуй их в своём журнале, пусть все узнают, и тогда злодеям уже будет некуда деться! Я надеюсь на тебя. Знаю, ты не подведёшь…»
Отчего-то сердце пропустило удар. Брат… Я не подведу!
***
Никогда не говори никогда. Следующие несколько дней я не выпускал из рук клавиатуру. Знаю, обещал ведь себе, за писанину ни-ни, но последний-распоследний разочек! Ради Юрика! Это будет моя самая лучшая статья…
И она правда стала лучшей. С чего я взял? Просто моего блога не хватило бы для столь важной миссии. Вот и пришлось навестить Федота Степановича. Я едва ли не на коленях просил его прочесть мою работу. Но он всё же прочёл. Прочёл и поместил на первой странице!
Ещё через несколько дней мне снова пришлось прийти в наш отдел полиции.
Там, конечно, снова формальности, благодарности, извинения… Но не они меня интересовали. Его арестовали. Я хотел поговорить с ним. С убийцей. Хотел посмотреть ему в глаза. За помощь в раскрытии дела мне даже позволили это.
Меня провели в специальную комнату. Он сидел напротив меня и морозил своим холодным взглядом. Но в глазах не было ничего… Он был… Пуст. Однако заговорил первый.
— Потому что видел, как умирали души, — ответил он на мой вопрос до того, как я успел его задать, — Каждый преступник, которого приводили сюда, не от хорошей жизни ступал на этот путь. Мир обошёлся с ними жестоко. Дико, но для кого-то преступления — всё ещё способ выжить. Не для всех… Но я и говорил не со всеми. Знаешь, всё почему? Потому что их не слышат, понимаешь? И когда я беседовал с ними в этой самой комнате, им просто хотелось, чтобы их услышали… А я их слушал, наблюдая, как гаснут глаза напротив, и как безнадёжность проникает в самое сердце. Приговор им не вынесли ещё, но они уже не верили, что что-то можно изменить. Изгои человечества. Им оставалось только прятаться в себе и ждать конца. Тогда я давал им ключик к свободе. Ампулу с ядом, как конец всех мучений. Вы не поймёте, должно быть…
— А сейчас, оказавшись на их месте, ты хотел бы того же? — спросил я тихо. Мой собеседник молчал. А я продолжил, — Знаешь, почему? Потому что Оттуда ключика нет. А пока ты жив, всё ещё можно исправить…
Мы говорили с ним ещё не долго, а потом я вышел на улицу. Уже сгущались сумерки и загорались фонари. Ливень бросал осколки звёзд прямо мне под ноги, и они вспыхивали на миг земным человеческим светом, разбиваясь о мокрый асфальт. Я молча шёл по серым камням мостовой, скинув, наконец, безразличную маску. Капли дождя на моих щеках от чего-то становились солёными. Перед глазами стоял образ Его. Равнодушия. Таким, каким я видел его однажды на Болотной площади — не видящим, не слышащим, неприступным. Источником людских пороков. Мне хотелось от него бежать, и я даже побежал, словно это могло бы помочь.
Боже! Кто бы знал, что открывать сердце миру так больно! В мыслях всё ещё звучал диалог с убийцей, а в душе эхом доносился голос брата. Но, если уж прятался от всего этого за стеной безразличия, то только пройдя через эту боль можно вернуться обратно, вновь познать истину. Обиды, убийства, войны… Сколько жизней ещё прольётся, прежде чем каждый из нас победит в себе это зло? Сердца людей закрыты, и ключ потерян. Но что могу поделать я?..
Я думал об этом уже в подъезде, не спеша поднимаясь по лестнице. Быть может… Нет, но я же обещал себе… И всё-таки…
Ключи. Я мог бы превращать слова в ключи. Я мог бы снова писать. Открывать сердца людей и помогать справляться с болью. Нет, в редакцию я больше не вернусь. Никаких статей. Я напишу книгу. Нельзя мне сейчас замолкать. «Решено!» — подумал я, открывая дверь. Но сначала…
Медленно-медленно поднял я с пола ключик. Отворил стеклянную дверцу. Вставил в скважину. И повернул. Голос старых напольных часов в прихожей снова меня встречал. Говорил же, поправимо…
Тик… Так… Тик…
показывать: 10255075 1—10 из 59
прямая ссылка 28 февраля 2020 | 09:07
Не самый лучший фильм про ‘скоро я умру, поэтому изменю свою жизнь’
прямая ссылка 15 ноября 2019 | 16:21
прямая ссылка 05 ноября 2018 | 00:31
прямая ссылка 25 апреля 2016 | 00:39
прямая ссылка 11 августа 2015 | 02:01
прямая ссылка 08 июля 2014 | 10:13
прямая ссылка 09 ноября 2013 | 11:59
прямая ссылка 10 сентября 2013 | 06:18
прямая ссылка 07 июля 2013 | 19:01
Короткий миг ‘счастья’.
прямая ссылка 30 мая 2013 | 00:16показывать: 10255075 1—10 из 59 |
Не думаю, что это хорошая мысль за пару месяцев до смерти. Как и большинство её ‘целей’ из списка.
Мне кажется, она просто даже не понимает масштаб проблем. У нее одна единственная подруга, которая постоянно жрет.
Именно человеком, а не умирающим пациентом или идеальной персоной.
Но такие удары судьбы на каждого могут повлиять по-разному, что в какой-то мере оправдывает героиню.
Я сразу пошла прогуливаться по мокрым осенним улочкам, раздумывая и философствуя о данном фильме.
С 1985-го стала делать рекламные ролики, а в 1990-м выступила уже соучредителем компании, под лейблом которой выпустила четыре сотни этих самых роликов. Наряду с рекламной продукцией Куаксе параллельно ухитрялась снимать арт-хаусное игровое кино (фестивальным фаворитом была также её лента ‘То, что тебе никогда не говорили’) и ещё документальные фильмы.
По глубине печального взгляда и трогательности его превосходит только Сара Полли, сыгравшая девушку, которой осталось жить совсем немного. У нее удивительно красивые глаза и отличные предсмертные желания. Например, записать своим дочкам поздравления на каждый день рождение до их 18летия или найти своему мужу новую жену.
..Сабина Алтынбекова: Для меня внешность и популярность
17-летняя Сабина Алтынбекова до недавнего времени была обычной девушкой, студенткой и спортсменкой.
Постила селфи в Instagram, за которые получала лайки от нескольких десятков близких друзей и знакомых, поступала в институт, играла в волейбол за команду «Алматиночка-Алматы».
И тут в одночасье стала звездой интернета. На данный момент у Сабины больше восьми тысяч подписчиков Вконтакте, более 270 тысяч в Instagram, 30 тысяч в Twitter, 200 тысяч фанатов в Facebook. Причем эти цифры постоянно растут. За несколько дней в честь Сабины было создано более сотни видео на YouTube, в том числе видео под названием «Красивая женщина Азии», которое было просмотрено более миллиона раз.
Что надо сделать простой казахской девушке, чтобы добиться такой популярности? Алтынбекова ведь обогнала по количеству подписчиков многих казахских селебрити: «Мисс Казахстан-2009» и раскрученную телеведущую Динару Сатжан, еще одну теледиву и автора проектов на ТВ Айгуль Мукей, певицу Макпал Исабекову и лидера рейтинга продюсера Баян Есентаеву.
«Открытием» соцсетей Алтынбекова стала после поездки в составе сборной Казахстана на чемпионат Азии по волейболу среди девушек до 19 лет, который проходил в Тайбэе. Тайваньские, да и вообще азиатские мужчины, пришедшие следить за техникой, подачей и приемом, полностью переключили свое внимание на красавицу-казашку. Пухлые губы, разрез глаз, цвет лица, длинные черные волосы, собранные в конский хвост, — Сабина очень напоминает азиатам идеальных героинь аниме. Сабину, кстати, официально признали самой красивой волейболисткой турнира.
Поклонники волейболистки приходили на трибуны с флагами Казахстана и толпами собирались у автобуса команды, чтобы получить автограф. Причем эта любовь не прошла с окончанием чемпионата. Популярность казахстанской волейболистки Сабины Алтынбековой продолжает расти на азиатском континенте. В Китае, Таиланде и на Тайване уже созданы фан-клубы спортсменки. Про нее пишут уже и западные СМИ.
«РГ» тоже решила найти Сабину и узнать, как девушка относится к своей популярности в сети и не поймала ли звездную болезнь.
Тренер Алтынбековой в команде «Алматиночка-Алматы» Анатолий Дьяченко взял трубку и по фоновым звукам стало понятно, что он на площадке. Отрывать спортсменов от утренней тренировки не самый лучший вариант, но Анатолий Иванович сделал исключение и подозвал Сабину к телефону.
Сабина, судя по всему, вы не нежитесь в лучах славы, а продолжаете упорно тренироваться?
Сабина Алтынбекова: В Казахстане скоро начнется волейбольный сезон. Наш клуб играет в высшей лиге. У меня вообще много спортивных планов и амбиций. Надеюсь, что достигну всех поставленных целей.
Но все равно же вспоминаете ту необычную поездку в Тайбэй?
Сабина Алтынбекова: В первый день меня такое повышенное внимание со стороны фанатов очень удивило. Не ожидала такого. Хотя было очень приятно. Болельщики приходили поддержать не свои команды, не хозяев площадки, как это часто бывает, а собирались на играх с участием Казахстана. Они даже стояли с нашим флагами. Это был большой стимул, дополнительная мотивация на победу. Правда, после матча выходить к автобусу нам приходилось через черный ход. Но фанаты и там нас поджидали. Выкрикивали наши имена, скандировали «Казахстан!», держали флаги, фотографировали, дарили подарки. Такое внимание к Казахстану приятно.
Не скромничайте! Ведь основное внимание было приковано именно к вам. Даже тренер сборной Нурлан Садиков сказал, что болельщики приходили только ради вас, как будто других игроков на площадке вовсе не было. От подруг по команде не чувствовали зависти?
Сабина Алтынбекова: Насчет слов тренера, который возглавлял команду только на этих соревнованиях, ничего не могу сказать. Это его мнение. Что касается других девушек из сборной, то зависти с их стороны не замечала. Мы одна команда, мы вместе. Да и что им завидовать? У нас все волейболистки красивые.
Вам ведь даже предлагали попробовать себя в модельном бизнесе. У вас безумно длинные ноги — 124 см при росте 182 см и весе 59 кг. На полсантиметра длиннее, чем у известной модели Эль Макферсон.
В обычной жизни вам часто делают комплименты?
Сабина Алтынбекова: Конечно, внимание, комплименты, приятные слова были и до этих соревнований, но не в таком объеме. Но для меня внешность и популярность — не главное. Моя жизнь — это волейбол. Я даже не представляю себя в других сферах. Я была обычной девушкой и продолжаю ей оставаться. Уверена, что не заболею звездной болезнью.
А как вы поступаете с теми поклонниками, которые пишут вам в соцсетях, признаются в любви, делают вам предложения руки и сердца?
Сабина Алтынбекова: Во-первых, хотела бы сказать, что я есть только ВКонтакте и Instagram. Все остальные аккаунты кто-то создает под моим именем. Что касается поклонников, то никого не хочу обижать, с удовольствием ответила бы всем. Но из-за тренировок и учебы у меня не так много времени остается на то, чтобы общаться в соцсетях. Мне сейчас важен спорт, важно оправдать ожидания родителей и тренеров.
Ваша мама, как писали в СМИ, хотела, чтобы вы были юристом?
Сабина Алтынбекова: Да, это правда. Но я настояла на своем и выбрала спорт. Поступила на первый курс в Казахский национальный университет имени аль-Фараби на физкультурный факультет. Хотя спортивный характер у меня тоже от родителей. Мама занималась легкой атлетикой, а папа лыжным спортом. Можно сказать, спортивный настрой в крови. Если чеcтно, не представляю свою жизнь без волейбола. И надеюсь, что дальше буду расти и развиваться в плане спортивных достижений.
«Жизнь коротка и того, чего хочешь, нужно добиваться» — девиз Сабины, озвученный на стене ВКонтакте. Кто знает, может, в скором времени, у журналистов будет новый повод написать о ней.
Прямая речь
Айдос Ахметов, менеджер молодежной сборной Казахстана
— Вы знаете, с казахскими волейболистками такое происходит не первый раз. В позапрошлом году на Кубке телевидения во Вьетнаме Алия Баткульдина стала «Мисс волейбол» турнира. Но все равно такой популярности у нее не было.
А Сабина Алтынбекова… Девчонке просто повезло. Что еще тут скажешь. И все эти разговоры, что внимание помешает ей стать настоящей спортсменкой, глупости. Она как занималась, так и занимается в волейбольном клубе Алматы. На нее это негативно не повлияло. Конечно, ажиотаж вокруг нее, вокруг команды немного нагнетал обстановку. Фанаты в Тайбэе буквально не давали им проходу. Тем более они молоденькие девушки, психологически не сложившиеся игроки. Но внутри команды отношения остались хорошими.
Мемуар Жакиры Диас «Обычные девушки» — это история семьи и борьбы: NPR
РЕЙЧЕЛ МАРТИН, ВЕДУЩИЙ:
У писательницы Жакиры Диас есть история о спасении от бедствий своей собственной семьи. Она родилась в Пуэрто-Рико и провела свои первые годы в проекте государственного жилья. Ее мама все время работала, а папа …
ХАКИРА ДИАС: Мой отец был торговцем наркотиками.
МАРТИН: В детстве она видела, как он отсчитывает ватные долларовые купюры, заработанные в этой смертоносной торговле.Позже он переехал с семьей в Майами и нашел законную работу. Но Жакира Диас говорит, что ее мать была темпераментной, агрессивной и, наконец, ей поставили диагноз шизофрении. Писатель описывает их жизнь в мемуарах «Обычные девушки». Она говорила со Стивом Инскипом.
СТИВ ИНСКИП, ФИО: Как вы поняли, что происходит вокруг вас?
ДИАЗ: Сначала не особо. Я думал, что все так живут, потому что в эль-казерио было так много других семей, которые имели дело с подобными вещами.Только когда я стала взрослой женщиной, оглянувшись на эти вещи и осознав, сколько насилия проникло в нашу повседневную жизнь, в наши детские игры, насколько мы думали, что это нормально.
INSKEEP: Какие виды насилия имели место в вашем доме или вокруг вашего дома?
ДИАЗ: Было много наркобизнеса. Были драки. Были рейды. Копы часто появлялись и обыскивали места в поисках наркотиков и оружия. Когда мы были молоды, мы с братом видели, как парня зарезали перед нашим домом.
Это было очень часто. И теперь я оглядываюсь назад и понимаю, насколько это было ненормально, как нам повезло, что мы остались живы.
INSKEEP: Хотя ты сам довольно быстро склонился к насилию.
ДИАЗ: Я знал, когда был подростком. Итак, я была несовершеннолетней правонарушительницей, проводившей большую часть времени на улице. В 11 лет я впервые предприняла попытку самоубийства. Затем, через несколько месяцев после этого, я впервые сбежал из дома. А потом меня начали арестовывать, в основном за драки.Я тоже был в ярости. Я был так зол и не мог объяснить почему. У меня не было для этого языка. Итак, я обратился к тому, что знал. Я вспомнил, какой женщиной была моя мать — во многих смыслах я действовала откровенно; Я делал то же самое.
INSKEEP: Интересно, смогу ли я заставить вас прочитать эти мемуары.
ДИАЗ: Конечно.
INSKEEP: А у меня на уме страница 171. В какой момент своей жизни вы описываете себя?
ДИАЗ: Значит, мне 14.Это из главы «14 лет, или как быть несовершеннолетним правонарушителем».
(Чтение) Научитесь бороться с грязью, кусать мягкие места на шее и внутренней стороне бедра, снимать серьги и пряди волос. Смажьте лицо вазелином перед боем, чтобы не поцарапать, и удары скользят сразу, не оставляя следов. Держите пять или шесть бритвенных лезвий в свободном пучке на макушке. В девичьей драке они всегда будут дергать вас за волосы. Узнай, что все может быть оружием — карандаши, бутылки, камни, пряжки ремня, носок с пятаками, главный кодовый замок.В конце концов, вы будете носить с собой другое оружие — кастеты и складные ножи, но никогда не оружие, потому что вы действительно любите сражаться. Кроме того, ты не сумасшедший.
INSKEEP: Этот отрывок из книги тем более поразителен, что молодая женщина, у которой был этот опыт, выросла за его пределы. Несмотря на все семейные проблемы, Жакира Диас говорит, что ее отец любил книги. Она стремилась стать писателем. И постепенно, неуверенно, она нашла способ им стать.
Она присоединилась к флоту и говорит, что впервые ее окружили люди, которые ожидали от нее успеха.Она также познакомилась с молодым человеком, который на время стал ее мужем.
ДИАС: Он отвел меня домой, чтобы познакомиться со своей семьей, и я увидел, как на самом деле должна выглядеть семья. Это были люди, которые любили друг друга и не боялись все время рассказывать друг другу, обнимали друг друга, садились обедать и спрашивали друг друга, как прошел день. И они были любящими и счастливыми, и он был счастлив в этом. И я огляделся и подумал: вот чего я хочу; Я хочу семью, которая любит меня и показывает это.
INSKEEP: Знаешь, когда мы думаем о твоем повороте или возвращении из этого, мне кажется, было бы проще, если бы ты рассказывал свою историю, как гимн «Удивительная благодать» — однажды я был потерян, но теперь меня нашли — как прогресс. от плохого к хорошему. Но когда я читаю эту историю, мне кажется, что это не так; Мне кажется, что вы в некотором роде один и тот же ребенок в разных обстоятельствах, и человек, которым вы сейчас являетесь, существовал еще в 8 лет, и, возможно, сейчас с вами все еще есть небольшие семейные проблемы.Это правда?
ДИАЗ: Я бы хотел сказать нет, но я думаю, что вы правы. Я определенно не чувствовал, что перевернул свою жизнь; мне казалось, что я всегда с самого начала пытался изменить свою жизнь. И потребовалось много людей, много спотыканий и много ошибок, пока, наконец, их стало меньше. Это не было чем-то, что изменило мою жизнь; это было много разных вещей, много разных людей, которые спасали меня снова и снова. К тому же я страдаю большой депрессией, поэтому каждый день — это борьба.Несмотря на то, что каждый день — это благословение, я все еще чувствую, что могу очень легко вернуться к тому, чтобы быть тем человеком. Но я этого не делаю.
INSKEEP: проекты государственного жилья, в которых вы выросли …
ДИАЗ: Да.
INSKEEP: … Они все еще здесь?
ДИАЗ: Они все еще здесь, да.
INSKEEP: Вы были в последнее время?
ДИАЗ: Есть. Итак, я был там пару лет назад. Это было не из приятных впечатлений. Я не был там очень долгое время и — потому что, я имею в виду, все, кто когда-либо жил там, кому посчастливилось выбраться отсюда, знают, что вы не вернетесь назад.И я действительно вернулся, и я хотел взглянуть на наш дом. Я вернулся в свою старую начальную школу и прогулялся. А потом, пока я был там, мальчик — извините, это очень эмоционально.
Но мальчик на велосипеде подошел к моей машине и сказал мне уйти, по сути, подошел ко мне и сказал, что я не принадлежу к этой машине. И я сказал ему, что раньше жил там, я там вырос и что я знаю дорогу. И он сказал: «Нет, ты должен уйти»; тебе здесь не место. Но правда в том, что я этого не делаю.Как бы я ни любил el caserio и как бы он ни чувствовал себя как дома, это больше не мое место.
INSKEEP: Жакира Диас — автор мемуаров «Обычные девушки». Спасибо.
ДИАЗ: Спасибо.
(ЗВУК ХУАН РИОС «БУХО»)
Авторские права © 2019 NPR. Все права защищены. Посетите страницы условий использования и разрешений на нашем веб-сайте www.npr.org для получения дополнительной информации.
стенограмм NPR создано Verb8tm, Inc. в срочном порядке., подрядчик NPR, и произведен с использованием запатентованного процесса транскрипции, разработанного с NPR. Этот текст может быть не в окончательной форме и может быть обновлен или изменен в будущем. Точность и доступность могут отличаться. Авторитетной записью программирования NPR является аудиозапись.
Мемуар Жакиры Диас «Обычные девушки» — это история семьи и борьбы: NPR
Обычные девушки
Мемуары
Жакиры Диас
Писательница Хакира Диас выросла в районе, куда не ходили посторонние: в жилом проекте Эль-Казерио Падре Ривера в Пуэрто-Рико.Ее мама все время работала, а папа? «Мой отец был торговцем наркотиками», — говорит она.
В детстве она видела, как он отсчитывает ватные долларовые купюры, заработанные в этой смертоносной торговле.
Позже он перевез семью в Майами и нашел законную работу. Но Диас говорит, что ее мать была темпераментной и агрессивной, и в конце концов ей поставили диагноз шизофрении. Ее новые мемуары « Обычные девушки » рассказывают историю ее борьбы — с семьей, с бедностью, насилием и с ее собственной сексуальностью.
Основные моменты интервью
О понимании положения ее семьи
Поначалу я действительно не понимал. Я думал, что все так живут, потому что в Эль-Казерио было очень много других семей, которые имели дело с подобными вещами. Только когда я стала взрослой женщиной, оглянувшись на эти вещи и осознав, сколько насилия проникло в нашу повседневную жизнь, в наши детские игры, насколько мы думали, что это нормально.
Было много наркобизнеса.Были драки. Были рейды. Копы часто появлялись и обыскивали места в поисках наркотиков и оружия. Когда мы были молоды, мы с братом видели, как парня зарезали перед нашим домом. Это было очень часто. И теперь я оглядываюсь назад и понимаю, насколько это было ненормально, как нам повезло, что мы остались живы.
На собственном опыте насилия
Автор Жакира Диас Мария Эсквинка скрыть подпись
переключить подпись Мария ЭсквинкаАвтор Жакира Диас
Мария Эсквинка Я была несовершеннолетней правонарушительницей, большую часть времени проводившей на улице.В 11 лет я впервые предприняла попытку самоубийства.
Затем, через несколько месяцев после этого, я впервые сбежал из дома, а потом меня начали арестовывать — в основном за драку. Я тоже был в ярости. Я был так зол и не мог объяснить почему. У меня не было для этого языка. И поэтому я обратился к тому, что знал, я вспомнил, какой женщиной была моя мать — во многих смыслах я действовал, я играл то же самое.
При встрече с бывшим мужем
Не что-то одно изменило мою жизнь — много разных вещей, много разных людей спасали меня снова и снова.
Хакира Диас
Он отвел меня домой, чтобы познакомиться со своей семьей, и я увидел, как на самом деле должна выглядеть семья. Это были люди, которые любили друг друга и не боялись все время рассказывать друг другу, обнимали друг друга, садились обедать и спрашивали друг друга, как прошел день. И они были любящими и счастливыми — и он был счастлив в этом. Я огляделся и подумал, что это то, чего я хочу. Я хочу семью, которая любит меня и показывает это.
О попытке изменить ее жизнь
Я определенно не чувствовал, что я перевернул свою жизнь.Мне казалось, что я всегда с самого начала пытался изменить свою жизнь, и потребовалось много людей, много спотыканий и много ошибок, пока, наконец, не стало меньше ошибок. Не что-то одно изменило мою жизнь — это было много разных вещей, много разных людей, которые снова и снова спасали меня. Я также страдаю большой депрессией, поэтому каждый день — это борьба, хотя каждый день — это благословение. Я все еще чувствую, что могу очень легко вернуться к тому же самому. Но я этого не делаю.
По возвращении домой
Я был там пару лет назад. Это было не из приятных впечатлений. Я не был там очень долгое время, потому что все, кто когда-либо жил там, кому посчастливилось выбраться отсюда, знают, что ты не вернешься назад. И я действительно вернулся, и я хотел взглянуть на наш дом. Я вернулся в свою старую начальную школу, и я гулял, а затем, пока я был там, мальчик — это очень эмоционально, но мальчик на велосипеде подошел к моей машине и сказал, чтобы я уезжал.В основном подошел ко мне и сказал, что я не принадлежу к этому месту. И я сказал ему, что раньше жил там, я там вырос и что я знаю дорогу. И он сказал: «Нет, ты должен уйти. Тебе здесь не место». Но правда в том, что я этого не делаю. Как бы я ни любил Эль-Казерио и как бы он ни чувствовал себя как дома, это больше не мое место.
Этот рассказ был отредактирован для радио Риной Адвани и Келли Вессингер и адаптирован для Интернета Анди Тагле и Петрой Майер.
Ничего обычного в жизни в «Обычных девочках»
Мимс Кушинг | The Times-Union
ОБЫЧНЫЕ ДЕВОЧКИ
Автор: Джакита Диас
Алгонкинские книги, 321 страница, $ 26.95
«Обычные девушки» — это мучительные мемуары о жизни молодой девушки в Пуэрто-Рико, жизни, наполненной драмами почти каждый день. В книге рассказывается как о Хаките Диас, ее брате и сестре, так и о темной стороне культуры Пуэрто-Рико, а позже и Майами, куда переезжают дети.
Переезжая во Флориду в 1990 году, они находят трехлетнего мальчика мертвым в кустах рядом с ними с разбитой головой. Он был мертв в течение трех дней, прежде чем его кто-то нашел. Жизнь практически на месте преступления беспокоила детей Диаса.Это было то, что глубоко влияло на Диаса в течение многих лет. Многие страницы заняты полицией и СМИ, посвященными этому преступлению. Ребенка назвали Baby Lollipop, потому что на его футболке были нарисованы леденцы. Его мать убила его.
Диас скакала взад и вперед от дома своего отца, чтобы жить со своей серьезно обеспокоенной матерью, которой в конце концов поставили диагноз параноидальная шизофрения и она пристрастилась к крэку. Иногда ее мать была бездомной или ее нужно было освободить из тюрьмы из-за ее наркотической зависимости.Ее отец жил в основном со старшим братом и их бабушкой Абуэлой, единственным человеком в семье, который любил ее. (В рассказе много слов по-испански, что может смутить некоторых читателей.)
Отец находит их в потрепанной, кишащей насекомыми квартире в трущобах Южного пляжа в стиле ар-деко. Когда Жакира и ее братья и сестры могут жить со своей обожающей бабушкой, это их единственная форма стабильности, но в трудном районе. Однажды ее сестре в глаз ударил камень, брошенный мальчиком, который жил поблизости.В другой раз ее обеспокоенный брат ударил Диас по уху так сильно, что она испортила слух.
Несмотря на все пугающие вещи, происходящие вокруг нее в Пуэрто-Рико, больше всего Диас пугала ее мать. И более того, она боялась, что может оказаться такой же, как она. Матери должны быть образцами для подражания или влиятельными фигурами в жизни своих дочерей, но для Хакиты Диас этого не было.
Сочинения Диаса очень сильны, так как они описывают всех, кто входит в ее жизнь.Диас никогда не позволял своему трудному прошлому помешать ей подняться над ранними травмами. Честное предупреждение: это сложная история с грубыми отрывками и жестокими переживаниями и не для слабонервных.
Мимс Кушинг живет на пляже Понте Ведра и написал три книги.
Оскорбленная, зависимая, двурасовая и странная: Хакира Диас — что угодно, но только не «обычная»
Диас настолько сосредоточена на безумии своей жизни, что замалчивает процесс того, как она в конечном итоге вырвется из него.Благодаря тому, что она написала и опубликовала эту книгу, а также по тем немногим кратким подробностям, которые она предоставляет, мы знаем, что она не только выживает, но и процветает: заканчивает колледж, становится журналистом и учителем письма. Но мы никогда не узнаем, когда наступит поворотный момент. «Приходит время, когда мы понимаем, что наши родители не могут защитить нас, как бы мы ни хотели или нуждались в них», — пишет она. «Приходит время, когда мы понимаем, что должны спасти себя». На самом деле она спасает себя, хотя мы не видим ее в моменты величайшего триумфа.
Умелая писательница, Диас скрупулезна в своем ремесле, и на странице за страницей ее текст по-настоящему поет. Ее временные скачки и смены напряженности и точки зрения делают общую постановку одновременно мощной и сложной, хотя временами письмо кажется слишком искусным, ее техника подчеркивается, заставляя читателя постоянно осознавать присутствие писателя. Некоторые флеш-форварды раздражают и сбивают с толку, другие кажутся бесполезными, и отслеживание хронологии становится проблемой. Но, возможно, необходима дезориентация, чтобы передать жизнь этой обычной девочки, которая была вынуждена слишком быстро повзрослеть и позаботиться о себе.
Эта жестоко честная история совершеннолетия — болезненные, но просветляющие мемуары, свидетельство стойкости перед лицом бедности, распада семьи, злоупотребления психоактивными веществами, сексуального насилия, психических заболеваний, самоубийств и насилия. Чтобы написать такую книгу, как «Обычные девушки», требуется смелость, и Диас не уклоняется от своих самых глубоких и тревожных истин. Она бросается к написанию своей истории и пачкает руки, ее сердце разбито, ее дух разбит.
«Теперь мы женщины — те из нас, кто жив, те, кто сделал это», — пишет она.«Какое-то время мы не знали, станет ли кто-нибудь из нас». Нам повезло, что ей это удалось, что она вышла из борьбы против жизни победоносной и все еще здесь, среди нас, чтобы дать нам надежду и мужество для нашей собственной борьбы.
Терзание с какой-то целью: «Обычные девушки» Жакиры Диас
« Обычных Девушек» Джакиры Диас «» — одни из лучших мемуаров, которые иногда могут просто слиться с предыдущим и последующим. Возьмите такие ключевые тексты, как « Я знаю, почему птица в клетке поет» Майи Анжелу, Мэри Карр « Клуб лжецов», и Жаннетт Уоллс «Стеклянный замок» среди множества повествований о адском детстве.Добавьте обычных девушек к этому списку мемуаров, заслуживающих более пристального внимания.
Больше, чем многие другие, Ordinary Girls будут цениться и изучаться не только за его свидетельство выживания, но и за его потрясающий и освежающий постоянный стиль. Каждая страница переливается уверенностью и силой того, кто выжил, чтобы рассказать эту историю, но также знает, что выживание — это повседневный процесс. Похоже, что главной мотивацией Диаса является ее принуждение выражать инстинкты выживания одержимого читателя.Полюбите книги, которые попадутся вам на глаза, и они полюбят вас в ответ:
«Когда вы вырастаете в бедности, иногда книги — единственная связь, которая у вас есть с миром за пределами вашего района. Вы представляете, что люди в этих книгах имеют значение … потому что о них кто-то писал ».
В этой линии есть более глубокие оттенки и более сложные элементы, и именно в этих областях Диас сияет. С первой страницы, когда она говорит нам, что она была с «… дикими девушками… которые были черными и коричневыми, бедными и странными…» и что она тайно любила половину из них в своей команде, мы приходим к пониманию этой воли быть другим путешествием.Диас работает на нескольких уровнях: переключение кода между культурой смешанной расы (пуэрториканец и белая), друзья, которые отвергают любые академические наклонности, и само представление о том, кого она может любить и как она может любить. Повествование о том, как она пришла туда, где она сейчас, от того места, где она когда-то была, было бы достаточно убедительным. То, что Диас рассказывает свою историю с равными частями страха, сожаления, юмора и смирения, делает ее настоящей сокровищницей.
В первой части «История происхождения» действие происходит в Пуэрто-Рико, 1985 год. Диас со своим отцом на похоронах одного из его героев, поэта и активиста Хуана Антонио Корретжера.Диас любила книги, потому что ее отец любил книги. Она обожала его, но когда его не было, у нее были книги, которые помогали ей утвердиться. «Однажды он расскажет мне все свои секреты», — пишет она. «… Я бы все это записал, решив запомнить».
История о том, как ее мать и отец собрались вместе, достаточно убедительна, чтобы составить отдельное повествование. Он был активистом колледжа, протестовавшим против американского колониализма, и она отчаянно пыталась покинуть свой жестокий дом. Она была пуэрториканкой, но родилась в Нью-Йорке.Как мать, она была эксгибиционисткой дома, влюблена в музыку Мадонны, «… ей не было и тридцати, и она уже попала в ловушки шизофрении и зависимости, а трое детей воюют друг с другом…» Жизнь Диаса осложняется материнской бабушка по имени Мерси, «наша белая бабушка», которая «… собирала сертификаты, но никогда не имела работы… она собирала… безработицу, продовольственные талоны, инвалидность, социальное обеспечение…» В резкой, замечательной прозе, типичной для этой книги, Диас пишет:
«… Мерси много раз остригла мне волосы, словно пытаясь научить меня чему-то о том, кем я был, кем я должен был быть: моя бабушка была первым человеком, который когда-либо назвал меня негром.”
Эта первая секция Обычных Девушек посвящена происхождению и движению. Диас много раз переезжает со своей семьей, в которую входят двое братьев и сестер, и в конечном итоге уезжает из Пуэрто-Рико на столь же коварные улицы Майами-Бич. Папа уходил к другим женщинам и возвращался (в конце концов), как ни в чем не бывало. «Мы пятеро из тех бедняков, которые можно почувствовать зубами», — пишет она. Мама тоже иногда пропадает.
Часть вторая, «Монструо», открывается в округе Дейд, Майами.На дворе 1990 год. В кустах нашли мертвого малыша, которого они назвали «Детские леденцы» (исходя из его футболки). Мать Диаса возвращается после долгого отсутствия, и явно ощущаются резкие последствия психического заболевания и злоупотребления наркотиками:
«Ей было двадцать семь лет, но она одевалась и вела себя как подросток, выставляя напоказ свои формы, используя свое тело, чтобы получить от мужчин то, что она хотела…»
Это само собой разумеющееся, что мы обязаны любить своих матерей, но что произойдет, если именно они причинят нам наибольший вред? Бывают моменты ясности, когда мама приводит их на пляж, когда она «… устала, но счастлива… ее золотые волосы зачесаны назад, капли пота собираются у ее волос.Вот такой я хочу помнить свою маму ».
Мы узнаем, что «Baby Lollipops» был убит его матерью, и нужно помнить и о других матери-убийцах. На дворе 1994 год, Сьюзан Смит рассказывает СМИ фальшивую историю о вооруженном чернокожем мужчине, который похитил и убил двух ее мальчиков. Смерть и мать зигзагообразно проникают в историю Диаса. Но есть также ярость, выраженная против ее брата. «Это был мой шестой или седьмой арест, — пишет она, — на этот раз за нанесение ножевого ранения брату». В менее уверенных руках эта линия казалась бы отброшенной и небрежной.Но Диас надеется, что ее читатель поймет, что это не просто сборник, предназначенный просто шокировать. Это мнение стало очевидным, когда она написала Ане Марии Кардоне, осужденной убийце, матери «Baby Lollipops»:
«Я хотел бы услышать вашу историю. Не то, что писали газеты или люди, или то, что было в новостях, а правда ».
Кардона отвечает: «Это не рассказ. Это моя жизнь.»
На этом этапе в Ordinary Girls , примерно на трети пути, мы приходим к пониманию трудности уравновешивания необходимости контекстуализировать историю и принуждения очистить или рационализировать невыразимое.Диас занимается жизнью во Флориде после урагана Эндрю. Она становится девушкой, которая борется, все это время тайно влюбляясь в девушку по имени Буги. Она не может рассказать другу о том, как она «… наполняла спиральные тетради рассказами о монстрах …» или что леденцы, которые он принес ей, только вернули воспоминания об убитом младенце из прошлых лет. Вспомнить воспоминания может быть невозможно, и сложная роль, которую этот монстр сыграл в ее жизни — и его близкие отношения с ее матерью — только усложняет ситуацию:
«Позже… Я не буду говорить о том, как я сказал« нет », как я его толкнул… как он все повторял: Больно только на секунду … Я бы исключил всю кровь».”
В заглавной главе книги Диас все глубже погружается в депрессию и пытается покончить жизнь самоубийством. Она пишет о том, что она и ее команда не хотели быть обычными. Они «… хотели, чтобы их задушили, искалечили, бросили. Мы хотели насилия. Мы хотели чего-то, от чего никогда не могли вернуться ». Суицидальные мысли усугубляются тем, что ее мать, страдающая маниакальной депрессией, говорит ей, что она мала, никто, ничего . Диас объясняет, как читатель может быть частью ее мира преступности среди несовершеннолетних: «Найдите себе кучку друзей-хулиганов… Привыкайте к воровству в магазинах, вандализму, прогулкам… Проведите свой четырнадцатый день рождения на улице.”
В «Девушках, монстрах» Диас пишет о книгах белых людей, о них и для них. Библиотекари «… никогда, никогда не рекомендовали книги о темнокожих и смуглых, о гомосексуальных девушках из проектов, о таких людях, как я». Тем не менее, она ныряет в Девственницы-самоубийцы, Дракула, Оно и Над пропастью во ржи . Книги оказались ее спасительным изяществом, но это также было бы «… эти девчонки из капюшона, эти обычные девушки, которые спасут меня». Как бы сильно она ни хотела быть «обычной», она со временем поняла, что в этом нет ничего плохого:
«Мы хотели, чтобы нас наконец увидели, чтобы они существовали в жизнях, которые мы для себя наметили… Мы были обычными девушками, но мы отдали бы все, чтобы быть монстрами.”
Диас поступает на военно-морскую подготовку, чтобы спастись с улицы, но этого не происходит. Диас пишет: «Впервые в жизни на флоте я поверил, что могу в чем-то преуспеть… Впервые в моей жизни люди ожидали от меня успеха». Любовь находят и взращивают с другими женщинами. Диас ведет дневник, чтобы (кажется) она не стала мамой. «Это было на флоте, где я могла представить, что живу за восемнадцать лет, — пишет она, — где я наконец почувствовала, что значима.Но в конце концов я бы сбежал ». В «Секретах» Диас пишет от второго лица, что является хорошим способом дистанцироваться (и читателей) от травм, нанесенных процедурами после изнасилования:
«Они все время спрашивают о ваших трусиках… Вы поднимаете заднюю часть своей толстовки, чтобы женщина с камерой могла сфотографировать синяки и порезы на вашей спине».
В «Матери Милосердия» Диас использует суд над Кейси Энтони как ориентир времени, чтобы отметить смерть Мерси. Опять же, эти плохие матери подпитывают эту книгу.Братья и сестры Диас уехали в разные части света, и она одна, чтобы сделать все возможное, чтобы положить этому конец. «Всю жизнь моя бабушка угрожала покончить с собой», — пишет Диас. Мать Диаса (дитя Мерси) возвращается в этот момент, неузнаваемая, худая до такой степени, что Диас чувствует, что объятие может сломать ей ключицу. Смешайте ужас, увидев свою измученную мать, с принятием смерти Мерси, и баланс будет ошеломляющим. Диас представляет собой метафорическое примирение на смертном одре между Мерси и ее ребенком.«… Мерси, когда она смотрит на своего ребенка… внезапно чувствует, что она смотрит в центр вселенной, весь мир в ее руках, весь мир ужасающий».
В конце серии обычных девочек мы узнаем, что к 2015 году Диас получила письмо от Аны Марии Кардоны, находившейся тогда в камере смертников на 22-м году жизни. Кардона отрицает пытки своего ребенка, вместо этого обвиняя в своих действиях наркотики. Диаса не дает покоя заявление Кардоны: «Я не убивал своего ребенка». Оба родителя Диаса в конце этой книги хронически больны, и это приводит к глубокой депрессии.Диас возвращается в Пуэрто-Рико в 2016 году по заданию для журнала The Guardian , чтобы написать статью об активисте Оскаре Лопесе Ривере, и она размышляет о людях, ведущих двойную жизнь:
Я кое-что знаю о промежуточном… Я прожил там всю свою жизнь… Я дитя колониализма… »
Обычные девушки — это жестокие, красивые, бескомпромиссные мемуары о выживании, материнстве, любви, прощении и идентичности. Книга написана (как говорит Диас в конце) «для девушек, которые любят других девушек.Для девушек, которые верят в монстров. Для девушек на грани, которые готовы летать ». Диас сумела найти это спокойное место между личным и политическим, влечением к тьме и невообразимо глубоким благословением инстинкта выживания, что она на твердой почве. В конце она может специально заявить, что эта история для девушек, которые верят в монстров, но на каждой странице можно найти чудеса для каждого любопытного читателя, жаждущего извлечь уроки из тяжелой жизни.Надеюсь, Диас может рассказать еще много историй.
Обычные девушки: Мемуары (9781616209131): Диас, Жакира: Книги
«[ Обычные девушки ] входит в ваши списки обязательных к прочтению. Диас — мастерский писатель. . . Писая с освежающей честностью, она говорит об отчаянии, депрессии, любви и надежде с такой яркостью, что ее яркое изображение останется с вами еще долго после последней страницы ».
— O: The Oprah Magazine
«Время от времени появляются поистине электрические дебютные мемуары, и этой осенью Ordinary Girls — это то, что нужно.Это история обычной девушки; это история всех необыкновенных девушек. Диас — опытный писатель; глубина многослойности велика, от деталей до более крупных структур идентичности, превосходства белой расы, колониализма и стойкости и сопротивления коричневых, странных и женщин ».
— BuzzFeed
«Диас не вздрагивает от неприятных подробностей взросления в сообществах, которые заслуживают нашего искреннего внимания. Она усложняет наше представление о девичестве и предлагает прекрасные мемуары, написанные с такой любовью, состраданием и разумом.Эту книгу необходимо прочитать в то время, когда система и средства массовой информации так часто работают против выживания цветных женщин. Эта книга запоминается и заставляет прочувствовать все чувства. Триумф! »
— Суета (Энджи Круз, автор книги Dominicana )
« Динамическое исследование силы настойчивости ».
— Время (Самые ожидаемые книги осени 2019 года)
«Выдающийся. Мощный и лирический рассказ о взрослении, Обычные девушки — откровенная иллюстрация стыда, отчаяния и насилия, а также радости и торжество.На фоне пуэрториканского фона этот дебют полон сочувствия, смелости и прощения ».
— Ms. Magazine
«И одновременно душераздирающий и трепещущий жизнью богатый портрет, который не является обычным».
— Good Housekeeping (50 лучших книг 2019 года, которые можно добавить в список для чтения)
«В обычных девушках присутствует определенная жестокость. Для некоторых книг он гудит, как трудолюбивый двигатель — скрытый под капотом, всегда присутствует, — но бывают моменты, когда он сгорает, вырываясь со страницы таким образом, что вам, как читателю, приходится останавливаться и делать паузу. дыхание. Ordinary Girls — это потрясающий, динамичный дебют ».
— Салон
«Устойчивость и писательские способности Диаса далеки от обычных; она посланница опыта многих молодых женщин. Слушать.»
—Refinery29
«Вихрь воспоминаний. Как и основополагающие мемуары Майи Ангалу 1969 года «», «Я знаю, почему птица в клетке поет« »до него,« «Обычные девушки» »- настолько честны, насколько немногие книги решаются на это.»
—
« Удар. История Диаса просто захватывает дух ».
—NBC Latino
«Жестокий, непоколебимый рассказ о простых девушках, ведущих необычный образ жизни».
— Поэты и писатели
«Время от времени вы обнаруживаете голос, который просто настораживает вас — или, скорее, кажется, что он может разрушить что-то в самой вашей душе. Этой осенью этот голос принадлежит Жакире Диас ».
— Неделя (25 книг, которые стоит прочитать во второй половине 2019 года)
«В своих дебютных мемуарах Хакира Диас рассказывает о своем опыте взросления в Пуэрто-Рико и Майами, борясь с травмами личного и международного характера, со временем превращает их во что-то, приближающееся к надежде и уверенности в себе.В течение многих лет Диас поражала воображение короткими форматами — рассказами, эссе и т. Д. — и ее вход в более длинные объемы очень приветствуется ».
— Миллионы
Хакира Диас родилась в Пуэрто-Рико. Ее работы были опубликованы в журналах Rolling Stone , Guardian , Longreads , The Fader и T: The New York Times Style Magazine и включены в The Best American Essays 201 6. Она является лауреатом двух премий Pushcart, гранта Фонда Элизабет Джордж и стипендий от MacDowell Colony, Kenyon Review и Висконсинского института творческого письма.Она живет в Майами-Бич со своим партнером, писателем Ларсом Хорном.
Что значит быть обычной девушкой?
Если вам нравится читать электрическую литературу, присоединяйтесь к нашему списку рассылки! Каждую неделю мы будем присылать вам лучшие работы EL, и вы будете первыми, кто узнает о предстоящих периодах подачи заявок и виртуальных мероприятиях.В своем дебютном документальном фильме Хакира Диас погружает нас в жизнь обычной девушки. Обычная девочка, которая детство провела в Пуэрто-Рико и Майами, мать которой борется с психическим заболеванием и зависимостью, «часами лазила по запутанным ветвям фламбоянов… босиком, плескалась в лужах, ловила ящериц…» Обычная девочка, говорящая по-английски с акцентом, кто сражается на улицах, кто вступает в морскую пехоту, кто становится писателем.
Обычные девушки лиричны и бесстрашны, они сталкиваются с травмой лицом к лицу и с искренностью борются с определяющими личность вопросами девичества. Определяют ли наши семьи и домашнее окружение, кто они? Или мы миры, созданные нами сами, наполненные радостью, едой, музыкой и дружбой, которые нас пронесли?
Когда я закончил Ordinary Girls , у меня возникло сильное желание вернуться в прошлое и передать это самому себе, помоложе.Я имел удовольствие поговорить с Жакирой Диас по телефону о написании сложного материала, путешествиях во времени в мемуарах и о том, что значит быть обычной девушкой.
Йоханка Дельгадо: Вы писали и художественную, и научную литературу; что привлекло вас к мемуарам?
Жакира Диас: Я старалась избегать этого. Я писал рассказы, основанные на реальной жизни. Я использовал себя как персонажа, я использовал людей из моей жизни как персонажей. Я начал думать об этом как о романе, потому что не хотел оспаривать правду.Я хотел, чтобы власть изменила положение вещей в соответствии с повествованием. Но правда продолжала всплывать, и я не мог этого избежать. Правда в том, что я боялся столкнуться с реальными людьми в моей реальной жизни, моего опыта жестокого обращения, зависимости и других вещей.
Я уже написал несколько эссе, которые вошли в книгу. Я вернулся к тем самым ранним эссе и расширил их. Я вернулся к тем ранним рассказам и переписал их в виде эссе. Я думал о том, что я пытался сказать, прежде чем начал сочинять дерьмо.У книги было много-много версий, пока я, наконец, не решил, что собираюсь написать мемуары.
Эта книга не давала мне двигаться дальше. Я не мог писать больше ничего, пока не убрал это с дороги. Пока я не начал смотреть в прошлое и думать о том, кем я был, и о своем месте в истории. Я также начал обращаться к тому, чего избегал: писать о моей матери.
ЯД: Значит, это не был… приятный процесс?
JD: Это была пытка! Все спрашивают: это слабительное? Это был неприятный процесс.Это была очень тяжелая работа. Особенно когда я писал о сексуальном насилии. Я повторно травмировал себя, заново переживая эти события, чтобы правдиво написать о них. Я задавался вопросом о своей роли и причинах, по которым я что-то делал, а не только о том, что послужило повествованию.
Это была пытка! Все спрашивают: это слабительное? Это был неприятный процесс.
YD: Отчасти эта книга необычайна тем, что она борется с трудными отношениями матери и дочери почти в реальном времени.И во многом эта история — отчасти элегия, отчасти любовное письмо к вашим отношениям с матерью. В этих мемуарах ярко показано ее психическое заболевание и склонность к наркотической зависимости, но в них также подчеркивается, что делает ее человеком, как она учит вас любить свое тело, ее любовь.
JD: В первом черновике не было ни слова о моей матери. Я избегал писать о своей матери, но я писал о других матерях. Я писала о самых разных матерях, одержимо.Я писал рассказы о Ла Льороне, Ане Марии Кардоне. Я писала о матери моей матери, моей бабушке Мерси, которая была расисткой и не могла смириться с тем, что моя мать вышла замуж за чернокожего, что у нее были его дети.
Я написал около 100 страниц этой книги, отдал ее подруге, и когда она прочитала ее, она сказала: «Где твоя мама? Где была твоя мать все это время?
Итак, я спросил себя, почему я избегаю даже упоминания своей матери, когда все, что я хотел, это написать о ней.А потом я начал писать о том, кем была моя мать до того, как ее психическое заболевание захватило ее жизнь, истории, которые мы с сестрой рассказывали на семейных собраниях. Я написал о том, кем она была на самом деле и кем могла быть.
Я составил реальный физический список вещей: как она всегда говорила нам, что любит нас. Она говорила мне, что любит меня, даже после того, как надрала мне задницу. То, как она была сексуально позитивной и никогда не позволяла шлюхе стыдить себя. Она говорила: «Пошел ты, я люблю свое тело, и ты тоже должен любить свое.«Я написал о том, кем она могла быть. Были радость и музыка. Но она не была похожа на других матерей.
YD: Вы пишете о вооруженном ограблении и насилии со стороны партнера, гомофобных домогательствах, физическом и сексуальном насилии. Как вы подошли к этим воспоминаниям? Как вы заботились о себе, когда писали их?
JD: Написав эту книгу, я впервые осознал, что не сказал ни одному человеку о том, что я впервые занимался сексом, что было сексуальным насилием.Почему я держал это в секрете? Это было не для меня. Это определенно не помогло мне. Я решил написать это. Я продолжал писать, и это было похоже на переживание травмы. Я страдала бессонницей, сильно заболела. В какой-то момент я не могла спать четыре дня подряд, и мне пришлось лечь в больницу. Набрала вес, похудела. Мои волосы начали выпадать. Я очень расстроился. Не знаю, смогу ли написать еще мемуары.
Помогло сделать перерывы и написать о другом. Я написал несколько сочинений о музыке.Я написал профиль на Кали Учис. Я начал роман и писал рассказы. Я начал работать над романом для молодежи с моим другом Китом Уилсоном. Я пошел на терапию, чтобы поговорить о том, зачем я вообще писал эту книгу и стоит ли ее дорабатывать. Мне кажется, что это было так, но тогда я этого не знал.
YD: Я не могу ворваться сюда и сказать, что оно того стоило, потому что я не могу полностью понять, на какие жертвы вы пошли, чтобы написать эту книгу. Но я могу сказать вам, что эта книга изменит жизнь. Я бы с удовольствием встретил в детстве Обычных Девушек .Так много девушек и женщин почувствуют себя увиденными и представленными. Вы даже посвящаете книгу «обычным девушкам». Как вы определяете «обычную девушку»?
JD: То, как я определяю «обычные девушки», изменилось, пока я писал. И я думаю, что определение видоизменяется по мере продвижения книги.
Я провел большую часть своей юности, скрывая, кем я был. Были времена, когда я думал, что больше всего хочу быть обычным.
Когда я переехал в Майами-Бич из Пуэрто-Рико, я совсем не вписался.Я была девушкой, которая выглядела как мальчик. Я говорил только по-испански. Я не чувствовал себя замеченным. Я не была похожа на чернокожую семью отца или белую семью матери. Были времена, когда быть странным и замкнутым, а черный и пуэрториканец означало, что я чувствовал себя одновременно гипер-видимым и невидимым. Я провел большую часть своей юности, скрывая, кем я был, притворяясь кем-то другим. Были времена, когда я думал, что больше всего хочу быть обычным. Я просто хотела быть обычной девушкой.
Когда я стала старше, начала драться и подвергаться арестам, когда я все глубже впадала в депрессию, кое-что изменилось: я не хотела быть обычной девушкой.Я решил, что это, наверное, худшее, чем я мог бы быть. Временами я был так подавлен, что хотел умереть, но в основном я хотел, чтобы кто-нибудь — особенно мои родители — слушал, видел меня.
Но потом, все эти годы спустя, когда я писал книгу, думая о том, чего я на самом деле хочу, я понял, что просто хочу спокойной жизни с моими книгами и моей музыкой. Я хотел быть обычным.
Когда книга заканчивается, наступает момент, когда вы можете увидеть, кто я со своими друзьями — которые были «обычными девушками» для большей части книги, этими обычными женщинами, которые живут, любят, ходят на работу и растят детей.Эти женщины, которые любили меня и заботились обо мне. Как ни странно, именно они меня спасли.
YD: Структура этой книги действительно интересна: она разделена на четыре части: Madre Patria, Monstruo, Familia и Regresando и дополнена двумя короткими эссе о девичестве. Как возникла эта структура и как она отражает то, как вы хотите, чтобы читатель двигался по этому повествованию?
JD: Разделение на части произошло после того, как была написана вся книга.После того, как он был написан, мне пришлось много переделывать, чтобы сделать его единым повествованием с несколькими разными дугами в каждой главе, чтобы казалось, что он имеет движение и импульс, но также и то, что он движется в круговом движении. Я расположил главы тематически, а не в хронологическом порядке, хотя некоторые разделы также перемещаются в хронологическом порядке.
Тот, который пришел ко мне, даже не задумываясь об этом, был «Монструо», потому что [этот раздел книги] просит читателя подумать о чудовищности и о том, как мы маркируем женщин, которые не вписываются в наше определение женственности. Некоторые из упомянутых мною женщин, например Кардона, сразу же были названы монстрами.Я вовлекаю читателя, прошу ее подумать о том, о чем на самом деле идет речь в этом разделе.
В «Madre Patria» я хотел, чтобы читатель задумался о том, что означает «world patria» на испанском языке. Это раздел о колониализме и самобытности. Раздел «Семья» — это поиск семьи и поиск себя, все разные места, где я искал чувство семьи и сообщества. «Регресандо», заключительный раздел, посвящен возвращению снова и снова. «Возвращение» [глава в Regresando] делает то, что должна была делать остальная часть книги.Он просит читателя подумать о том, что значит вернуться. Неужели мы действительно что-то потеряли, когда возвращаемся и понимаем, что все, что мы построили, ушло?
YD: На уровне ремесла со временем делаешь что-то действительно интересное. Это как бы напоминает мне царапину от диджейской записи, если в этом есть смысл? Повествование будет описывать настоящий момент, а затем перемещать повествование вперед во времени, прежде чем снова вернуться к настоящему моменту.
JD: Вы имеете в виду кроссфейдер ди-джея?
Ярд: Да! Так это называется?
JD: Поэт Джон Мурильо, чье стихотворение я использую в качестве эпиграфа к «Девушкам, монстрам», оказал огромное влияние.У него есть стихотворение «Ода кроссфейдеру». В первый раз, когда я услышал, как он читает, и я читал вместе с книгой, я понял, что он делает эту интересную вещь, двигаясь вперед и назад по строкам стихотворения, почти как перемещаясь во времени. Слушая его, я действительно задумался о своей работе и о том, чем я занимался.
Я хотел иметь рассказчика, который видит текущий момент, а также будущее.
На работе я люблю путешествовать во времени. Чтобы привязать что-то к настоящему или к настоящему рассказчика, и напомнить читателю, что рассказчик сейчас уже взрослый, знает прошлое, настоящее и будущее и прожил этот момент.Этот момент повлияет на будущее. То, что делают наши матери, влияет на нас в будущем, как на девочек. Я хотел вызвать это воспоминание. Как работает память, некоторые вещи возникают из ниоткуда, а некоторые взаимосвязаны. Я хотел иметь возможность сделать это, иметь рассказчика, который видит настоящий момент, а также видит будущее. Это то, что меня действительно интересует, — спекулятивная документальная литература.
YD: Говоря о времени, меня больше всего впечатляет то, что книга заканчивается в 2018 году, так близко к этому моменту.Некоторые из этих отношений все еще существуют, все еще в стадии разработки. Как вы нашли редакционную дистанцию, чтобы писать о недавних необработанных событиях?
JD: Это отличный вопрос. Понятия не имею, как я нашел редакционную дистанцию. Иногда мне приходилось сидеть с приговором неделями. Эти последующие главы были одними из самых сложных для написания.
Потребовалось много проб и ошибок, написания и переписывания. У меня не было видения этих последующих глав. Я писал дневниковые записи, а затем пытался что-то придать им форму.
Иногда слова выливались. После урагана «Мария» я был так зол и так ранен; Я просто продолжал думать о Пуэрто-Рико, моей семье и других пуэрториканцах. Примерно в то время мой дядя пропал, и казалось, что на него никто не обращает внимания. Так много всего не вошло в книгу. Мне пришлось так много вырезать.
YD: Что ты вырезал?
JD: Было много персонажей, которые не вошли в книгу.В моей жизни было много людей, которых я не включил, чтобы защитить их конфиденциальность. Я хотел иметь возможность смотреть людям в глаза. Я хотел иметь возможность подержать эту книгу и попросить всех, кто меня знает, прочитать ее, и если [включение чего-то] означало, что я не могу этого сделать, то я не вставил ее.
Я также вырезал многое из того, что происходило, когда я был на взлетно-посадочной полосе. У меня есть по крайней мере шесть или семь историй о побегах, которые могут оказаться, а могут и не попасть в другие мемуары. Рассказы о том, что произошло в дороге.Другой вопрос, о котором меня спрашивали, — уход из армии, — все было вырезано.
YD: Ordinary Girls исследует отдельные истории, такие как история Аны Марии Кардоны, отбывающей пожизненный срок в тюрьме за смерть своего трехлетнего сына в 1990 году, и Лолиты Леброн, пуэрториканской националистки, возглавлявшей вооруженный нападение на Палату представителей США в 1954 году. Эти истории очень разные, но они появляются в повествовании с частотой, которая кажется как преднамеренной, так и самобытной.Что было в использовании тех историй, которые казались вам богатыми или вдохновляющими?
JD: Меня интересуют разные люди в разное время по очень разным причинам. Какое-то время в колледже я был одержим Лолитой Леброн — из-за культурных особенностей. Я любил Леброна, когда был моложе. Для меня она была героем. Но я продолжал думать об этом и возвращался назад, и я понял, что это не , а просто . Она была нормальным человеком, вызывающим разногласия и человечностью. Обычная женщина, вызывающая одновременно огромную любовь и ненависть.Некоторые пуэрториканцы считают ее преступницей, а некоторые — героем. Для меня она была символом пуэрториканской свободы.
Отчасти меня привлекло в Кардоне то, что она была лесбиянкой, а я был замкнутым педиком. СМИ использовали ее сексуальность как часть того, что она сделала неправильно. Она осмелилась влюбиться в женщину и позволила этой женщине заботиться о своем ребенке и оскорблять ее. Детские леденцы также были найдены недалеко от нашего района, и я не мог не связать наши истории. Она была геем, латинкой, ее мать страдала психическим заболеванием, она страдала психическим заболеванием.Было так много случаев, когда наши истории совпадали.
YD: Чем вас удивила эта книга? Есть ли что-то, что вы намеревались включить, чего не было, или что-то, что неожиданно попало в текст?
JD: Моя абуэла и еда. Я не знала, что мне действительно понравится писать о еде. Готовили вместе — она научила меня готовить. Написание статьи о кулинарии с моей abuela заставило меня понять, насколько мне на самом деле нравится писать о еде.
Я также был удивлен, что написал о кинсеаньере моего лучшего друга — удивился, что не писал об этом раньше. Момент, когда мы почувствовали себя непобедимыми: мы любим друг друга и это лучшие годы в нашей жизни. Я был очень удивлен тем, как сильно я любил писать о подростках.
Отдохнуть от новостей
Мы публикуем ваших любимых авторов — даже тех, которых вы еще не читали. Получайте новые художественные произведения, эссе и стихи на свой почтовый ящик.
ВХОДЯЩИЙ ЯЩИК ОСВЕЩЕН
Наслаждайтесь странной и увлекательной работой в «Пригороде» по понедельникам, читайте художественную литературу из «Рекомендуемой литературы по средам» и собирайте наши лучшие работы за неделю по пятницам.